Онлайн чтение книги Певерил Пик
Глава XLII

Без сомнения, многие из зрителей, присутствовавших на описанном нами судебном процессе, с удивлением следили за ходом дела и заключили, что ссора между судьей и прокурором была подстроена нарочно, с целью провалить обвинение. Однако, хотя судейских чиновников и заподозрили в тайном сговоре, посетители суда, в большинстве своём люди умные и образованные, давно подозревавшие, что дело о заговоре папистов — всего лишь раздутый мыльный пузырь, обрадовались, увидев, что обвинения, основанные на доносах, из-за которых было пролито столько крови, теперь, во всяком случае, можно опровергнуть. Но совсем по-иному смотрела на это чернь, заполнившая и двор прошений, и залу и даже толпившаяся на улице: она считала, что судья и прокурор сговорились помочь обвиняемым ускользнуть от наказания.

Оутс, который и по меньшему поводу мог довести себя до исступления, ринулся в толпу, надсадно крича:

— Они подде-ерживаают за-аговор! Они хотят скры-ыть за-аговор! Судья и прокурор сговори-ились спасти загово-орщиков и папиистов!

— Это всё штучки папистской блудницы, герцогини Портсмутской, — раздался чей-то голос в толпе.

— Или самого Раули, — подхватил другой.

Если уж ему так хочется погубить самого себя, то пускай идет ко всем чертям! — вскричал третий.

— Судить его! — завопил четвертый. — Судить за участие в заговоре против самого себя! Судить и повесить in terrorem![100]Для устрашения (лат.).

Между тем сэр Джефри, его сын и маленький их товарищ покинули залу суда и направились на Флит-стрит, где жила теперь леди Певерил. В последнее время ей сильно облегчила тяготы жизни одна юная особа — не просто истинный друг, но сущий ангел, как выразился сэр Джефри, успевший пока только это сообщить Джулиану, и теперь она, конечно, с нетерпением ожидала мужа и сына. Жалость и мысль о том, что он, сам того не желая, обидел бедного карлика, заставили честного кавалера пригласить с собою и Хадсона.

— Я знаю, — сказал он, — что леди Певерил живет очень стесненно; но, верно, у неё найдется какой-нибудь шкаф, где можно будет устроить этого маленького джентльмена.

Карлик отметил про себя и эти слова, хотя они были вызваны самыми лучшими побуждениями, и решил, так же как и по поводу неуместного напоминания о пляске на столе, при первом же удобном случае серьезно объясниться с сэром Джефри.

В тот момент, когда они появились у выхода, все взоры устремились на них — прежде всего из-за самих событий, героями которых они были, но также и вследствие того, что, по выражению одного шутника из юридической корпорации, они напоминали три степени сравнения: большой, меньше, самый маленький. Не успели они сделать и двух десятков шагов, как Джулиан заметил, что толпа следует за ними по пятам не из одного только любопытства и что её волнует буря низменных страстей.

— Вот эти головорезы паписты! — закричал один. — Ишь как бегут! В Рим торопятся.

— То есть в Уайтхолл, хочешь ты сказать, — подхватил другой.

— Мерзкие кровопийцы! — вопила какая-то женщина. — Позор, если они останутся в живых после злодейского убийства несчастного сэра Эдмондсбери.

— Повесить этих лицемеров присяжных! Выпустили папистских собак на наш мирный город! — ревел четвертый.

Шум и волнение усилились, и некоторые, самые неистовые, уже кричали:

— Улэмить их, братцы, улэмить!

Это выражение, бывшее в то время в большом употреблении, происходило от имени доктора Лэма, астролога и шарлатана, убитого чернью при Карле Первом.

Джулиана не на шутку встревожили эти опасные симптомы, и он пожалел, что они не спустились в Сити по Темзе. Но отступать было уже поздно, и он шепотом попросил отца идти поскорее в направлении к Черинг-кросу, не обращая внимания на оскорбления, ибо только решительный вид и твердая поступь могли удержать чернь от крайностей. Однако едва успели они миновать дворец, как выполнению этого благоразумного намерения помешали горячий нрав сэра Джефри и вспыльчивость маленького Хадсона, душа которого с презрением отвергала доводы о превосходстве сил противника как по числу, так и по размеру.

— Чума бы побрала этих мошенников с их криками и гиканьем, — сказал сэр Джефри Певерил. — Клянусь богом, будь у меня под рукой оружие, я бы научил их уму разуму.

— И я тоже! — вскричал карлик; он изо всех сил старался поспеть за своими спутниками и уже задыхался от усталости. — Уж я бы показал этим плебеям, где раки зимуют!

В обступившей их толпе, всячески издевавшейся над ними и готовой в любую минуту на них броситься, был один злой мальчишка — подмастерье сапожника; услышав хвастливые слова доблестного карлика, он не долго думая отомстил ему, ударив его по голове сапогом, который как раз нёс своему заказчику, отчего шляпа маленького джентльмена съехала ему на глаза. Не видя, кто его ударил, карлик, естественно, кинулся на самого высокого мужчину в толпе, но тот дал ему такого пинка в живот, что бедняга, как мячик, отлетел назад к своим товарищам. Тут на них набросились со всех сторон, но судьба, благоприятствовавшая желаниям Певерила-старшего, устроила так, что схватка эта произошла возле оружейной лавки, где товары были разложены для обозрения. Сэр Джефри схватил палаш и начал размахивать им с грозным видом человека, которому не раз доводилось держать это оружие в руках. Джулиан стал звать на помощь констебля, одновременно пытаясь вразумить нападавших и объяснить им, что перед ними безобидные путники, но, видя тщетность своих усилий, счёл за лучшее последовать примеру отца и тоже вооружился столь удачно оказавшейся поблизости шпагой.

Несмотря на столь решительно проявленное желание защищаться, толпа кинулась на них и смяла бедного карлика, которого, несомненно, растоптали бы в схватке, не будь рядом с ним его храброго тезки: отгоняя толпу взмахами палаша, он подхватил Хадсона сильной рукою и, поставив его на плоскую деревянную крышу лавки оружейника, избавил от опасности (теперь разве только кто-нибудь мог метнуть в него камень). В куче лежавшего на крыше ржавого хлама карлик проворно отыскал старый щит и рапиру и, укрывшись щитом, принялся размахивать рапирою перед самым носом нападавших. Преимущество его положения так ему понравилось, что он громогласно призвал своих товарищей стать под его защиту. Но отец и сын отнюдь не нуждались в его помощи; напротив, сражаясь с чернью на более равных условиях, они легко могли бы пробиться сквозь толпу, если бы пожелали бросить своего маленького спутника, который в эту минуту со своим щитом и рапирой был похож на искусно сделанную крохотную куклу, служащую вывеской на доме учителя фехтования.

Наконец в воздухе замелькали дубинки и полетели камни; толпа, невзирая на отчаянные усилия Певерилов выбраться, никому не причинив вреда, решилась бы, наверно, довести дело до конца, если бы несколько присутствовавших на суде джентльменов, видя, что людям, которых только что оправдали, теперь угрожает опасность погибнуть от рук разъяренной толпы, не обнажили шпаг и не вступились за невинных. В это же время подоспел отряд королевской гвардии; узнав о происходящем, гвардейцы поспешили навести порядок. С появлением этого неожиданного подкрепления Джефри Певерил возрадовался душой, услышав крики, знакомые ему ещё со дней его молодости. «Где эти рогоносцы круглоголовые?» — кричали одни. «Долой мошенников!» — кричали другие. «Да здравствует король и его друзья! Всех прочих к черту!» — кричали третьи, сопровождая эти крики такими проклятьями и бранью, какую не в силах выдержать бумага нашего более разборчивого века.

Старый кавалер, навостривший уши, как старая охотничья лошадь при лае гончих, теперь с радостью прошелся бы по Стрэнду с благой целью как следует проучить оскорбившую его толпу наглецов, но Джулиан удержал его. Он и сам был весьма раздражён злобным нападением черни, но со свойственным ему благоразумием рассудил, что в их положении надо думать о безопасности, а не о мщении. Он уговаривал и даже умолял отца укрыться куда-нибудь на время и переждать там, пока не утихнет ярость толпы, а не то будет поздно. Офицер, командовавший отрядом гвардии, также убеждал старого Певерила последовать совету сына, и если Джулиан заклинал отца именем матери, то командир гвардейцев прибегал для той же цели к имени короля. Старый рыцарь взглянул на свой палаш, на котором алела кровь самых рьяных зачинщиков, и, казалось, остался недоволен собою.

— Эх, надо было хоть одного проткнуть насквозь; но, уж не знаю почему, когда я вижу их широкие, круглые английские рожи, рука у меня сама опускается и дальше царапин дело не идет.

— Его величеству угодно, чтобы это событие не имело дальнейших последствий, — напомнил офицер.

— Матушка умрет от страха, — сказал Джулиан, — если узнает об этой схватке до нашего прихода.

— Да, да, — ответил сэр Джефри, — его величество и моя дорогая жена… Нечего делать, их желания надо исполнять, королям и женщинам следует повиноваться. Но куда же мы отступим, если уж так необходимо отступать?

Джулиан не знал, что ответить, ибо все заперли свои лавки и заложили двери засовами, как только заметили, что стычка принимает угрожающие размеры. К счастью, оружейник, товаром которого они так свободно распорядились, предложил им убежище от имени хозяина дома, где он нанимал лавку, учтиво намекнув, что смеет надеяться на великодушие джентльменов, пользовавшихся его оружием.

Джулиан лихорадочно обдумывал, принять ли это предложение, зная по опыту, какие ловушки расставляют друг другу соперничающие партии, ибо каждая из них слишком закоснела в своей ненависти к противнику, чтобы проявлять щепетильность в выборе средств борьбы, как вдруг раздался пронзительный крик карлика: всё ещё стоя на крыше, он изо всей мочи кричал — его надтреснутый голос напоминал вопли обессилевшего глашатая, — что необходимо принять приглашение почтенного хозяина дома. Его посетило, заявил он, успокаиваясь после славной победы, в которой была и его доля, прекрасное видение, слишком прекрасное, чтобы он, простой смертный, мог описать его, и оно приказало ему голосом, от которого его сердце затрепетало, как от звука воинской трубы, укрыться в доме этого достойного человека и уговорить своих друзой сделать то же самое.

— Видение! — воскликнул Джефри Певерил. — Звук трубы! Малыш помешался.

Но оружейник довольно туманно объяснил им, что карлик говорит о какой-то девице, которая разговаривала с ним из окна и ручалась за их безопасность, если они укроются в этом доме. Заметив, что шум и крики в отдалении усиливаются, он сказал, что толпа ещё не разошлась и вскоре снова нападет на них в ещё большем числе и с ещё большим ожесточением.

Оба Певерила торопливо поблагодарили офицера, солдат и других джентльменов, пришедших им на помощь, сняли маленького Джефри Хадсона с его высокой цитадели, где он так храбро действовал во время схватки, и последовали за оружейником, который для бо́льшей безопасности повел их чёрным ходом через тупик и дворы. Поднявшись по лестнице, покрытой соломенными циновками, предохраняющими от сырости, они вошли в довольно большую залу, обитую грубой зеленой саржей с каймой из позолоченной кожи, какую небогатые или скупые горожане употребляли вместо гобеленов или панелей.

Здесь Джулиан так щедро вознаградил оружейника за его рапиры, что тот великодушно передал их в полную собственность джентльменов — с тем большим удовольствием, сказал торговец, что оно попадет в руки людей храбрых и умеющих им владеть — в этом он убедился.

Карлик учтиво улыбнулся ему и, поклонившись, сунул руку в карман, но тотчас с небрежным видом вынул её, вероятно обнаружив, что там нет ничего, чем он мог бы отблагодарить оружейника.

Оружейник, уже откланявшись и собираясь уходить, продолжал разговор: он знает, что вскоре в Англии опять настанут горячие деньки и что клинки Бильбоа будут цениться не меньше, чем в былые времена.

— Я помню, джентльмены, — сказал он, — хотя был тогда ещё мальчишкой, как велик был спрос на оружие в сорок первом и сорок втором годах. Палашей покупали больше, чем зубочисток, и Старый Железнобокий, мой хозяин, брал за дрянные рапиры не меньше, чем я осмеливаюсь просить теперь за толедский клинок. По правде сказать, тогда жизнь человека зависела от его оружия. Кавалеры и круглоголовые каждый божий день дрались перед воротами Уайтхолла; верно, и теперь, следуя вашему благородному примеру, они снова возьмутся за прежнее; тогда я смогу оставить эту жалкую лавку и открыть другую, гораздо лучше. Надеюсь, джентльмены, вы замолвите за меня слово перед своими друзьями. У меня всегда полно товару, на который спокойно может положиться любой джентльмен.

— Спасибо, любезный, — ответил Джулиан, — но теперь ступай. Будем надеяться, что в ближайшее время нам не понадобится твой товар.

Оружейник вышел, а карлик поспешил за ним к дверям, крича ему вслед, что вскоре зайдет выбрать клинок подлиннее и более удобный в бою. Правда, сказал он, его маленькая шпага вполне годится ему на каждый день или когда приходится драться с такими канальями, с какими им только что довелось схватиться.

Услышав эти слова, оружейник воротился и сказал, что с удовольствием предоставит карлику оружие под стать его воинственной натуре. А затем, словно осененный новой мыслью, добавил:

— Но, джентльмены, если вы пойдете по Стрэнду с обнаженными саблями, толпа снова на вас набросится. Прикажите, и, пока вы изволите здесь отдыхать, я подберу на них ножны.

Это предложение выглядело вполне разумно, и оба Певерила отдали своё оружие торговцу; после минутного колебания карлик последовал их примеру, величественно добавив, что без опасения расстается с верной подругой, которую судьба даровала ему всего минуту назад. Оружейник вышел, держа под мышкой оружие, и, затворив за собой дверь, запер её на ключ.

— Ты слышал? — спросил сэр Джефри сына. — И мы безоружны!

Вместо ответа Джулиан осмотрел крепко запертую дверь, а затем взглянул на защищенные решетками окна, которые находились на высоте второго этажа.

— Не думаю, — сказал он после минутного размышления, — что этот человек готовит нам западню. Во всяком случае, не трудно выломать дверь или уйти каким-нибудь иным путем. Подождем, пока разойдется толпа, и дадим время оружейнику выполнить своё обещание. Если же он не вернётся, попытаемся прибегнуть к самым крайним мерам; думаю, что нам удастся выбраться отсюда без больших затруднений.

Едва он произнес последние слова, как отодвинулась занавесь, скрывавшая маленькую потайную дверь, и в комнату вошел майор Бриджнорт.