Онлайн чтение книги Похищение Луны
ЛИРИЧЕСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО

Не скучно ли тебе, читатель?

Меня скука заставила взяться за перо, и, может быть, плод моей тоски рассеет твою скуку.

Вот уже чуть не тысячу ночей я сижу, сижу от зари до зари, повествуя тебе.

Играя и борясь, пишу об игре и борьбе моих героев.

А ночи проносятся бесшумно, как обернутые войлоком копыта умыкаемых коней.

Вот и сейчас.

Я совсем один.

Луна уже зашла.

Слышно, как воркует электросчетчик в моей квартире — этот сизый голубь индустрии.

Слышу, как дышат, двигаются, разговаривают во мне мои же герои, и покорно несу мою тяжелую творческую беременность.

Трепещу за них, содрогаюсь, мучаюсь, думаю за них,

грущу.

Я сам еще не знаю, что станется с моими героями.

Кого полюбит Тамар Шервашидзе — Арзакана ли Звамбая или Тараша Эмхвари? К кому склонится выбор Арзакана — к преданной ли Дзабули или к пленившей его Тамар?

Как удержатся в новой жизни Звамбая Кац, Тариэл Шервашидзе?

Или этот горемыка, Лукайя Лабахуа, — как окончит он свой жизненный путь?

Что замыслит Гвандж Апакидзе — душегуб и христопродавец?

Сижу, вывожу эти строки, а ночи проносятся бесшумно, как обернутые войлоком копыта умыкаемых коней. Устала рука, ломит спину. И все же сижу и пишу. (Оказывается, дух мой сильнее плоти.) Короткий отдых. Разглядываю рукопись.

Удивленно смотрю на фантастические иероглифы, рожденные в темных недрах тысячелетий.

Гляжу на грузинские буквы, и кажется мне, что в них должен я вычитать странную судьбу моих героев.

? — ани — серпу уподобил эту букву народ-землепашец (потому и дали нам древние греки имя «георгос»).

? — бани — не похожа ли она на стройные кувшины?

? — гани — на винные чаны, ковши и чаши (несомненно, это творение народа, возлюбившего вино).

???? — подобны секирам, киркам и молотам (они изобретены плавильщиками бронзы и железа).

Стебли:

? — ени

? — сани

? — хани

? — нари

? — вини

? — пари

? — цили

? — чари[18]В книге изображена буква, скорее это чин, чини (Д.Т.)

похожи на сабли, рапиры, кинжалы, копья и дротики наших предков.

Вот несутся легионы стебельчатых букв… Они то гнутся, как морской камыш, то надменно выпрямляются, как пики наступающей конницы.

Петельки? — это отражение любви к лозе, впервые выращенной в этой стране Диониса.

Отростки? — выражают пристрастие народа-охотника к оленьим и турьим рогам.

— А? — это уже подлинная подкова лошади! Кто знает, может быть, ее вывез из Междуречья народ-всадник, с конским топотом и воинственным кличем нагрянувший к нам?

Безмерная радость охватывает меня, когда я разглядываю и вывожу грузинские буквы.

Играю с ними беззаботно, как ребенок. И нестерпимо тянет меня написать новую «Похвалу азбуке». Самый вид этих букв заставляет жить во мне образы, цвета и движения.

И припоминается мне темная ночь, некогда проведенная на Атлантике.

Сначала море было спокойное, цвета изумруда, нет, — цвета синьки, ах, нет, не синьки, а цвета нефти, разбавлениой водой.

Вдруг, разодрав небо, сверкнула молния. Всполошились, всколыхнулись волны. С тихим плеском обступили корму парохода, мягко ударяясь о нее. И снова замер безбрежный океан…

Но вот полоснул ястребиным крылом вихрь и пригнул волны, точно камыш… И опять поднялись, зашумели, обступили пароход.

Насупилось небо, грозя морю, переменившему цвет.

Снова рассекла воздух молния, словно сабля, занесенная стремительным взмахом.

Ночь, взмах огненной сабли, — что шепнули они примолкшему морю? Не знаю. Взметнулась волна, за ней другая, и легионы волн ринулись со всех сторон, помчались по необозримому простору в бесшабашном беге.

Точно распаленные кабаны, что скачут в буйных забавах и, напоровшись на ствол дуба, повисают на клыке, — так вздымались валы и наскакивали на несущийся пароход, дробясь мельчайшими брызгами.

Волна с волной схватывалась во тьме и падала замертво.

Взлетали свирепые драконы-валы, и крошились их черепа о мрачный свод небес, забрызгивая его мозгом. Хаос разверз китову пасть…

И вот, когда мне показалось, что онемела моя рука, что иссяк мой мозг и опустились крылья моей фантазии, — тогда язык грузинский, этот неисчерпаемый кладезь, вновь забурлил в горячей моей крови, и, точно волны, нахлынули образы…

Как сабли-молнии, вдруг полоснули они по моему усталому обессилевшему мозгу.

Воспрянул я и вновь устремился в это море — необъятное, разбушевавшееся, и снова страстно захотелось мне написать «Слово похвальное языку грузинскому».

И вот сижу от зари до зари… А ночи проносятся неслышно как обернутые в войлок копыта умыкаемых коней.

И воркует за стеной электросчетчик — этот сизый голубь индустрии.