Онлайн чтение книги Похищение Луны
БЕССОННАЯ НОЧЬ

Тетушка Армадар долго воевала со своими кошками. Стучала палкой, бранила, упрекала в неблагодарности. Ее голос доносился до Тамар и Анули.

Ношреван шумно полоскал горло, потом стал снимать сапоги, расшатанное кресло скрипело под ним.

Наконец все стихло. Только тикали стенные часы.

Анули еще не окончила своей исповеди.

Три года разлуки — немалый срок для подруг, когда-то очень близких.

Анули сильно изменилась за эти годы. Ее развязная речь неприятно поразила Тамар.

— Какое у тебя девичье тело, дорогая! Неужели до сих пор ты еще не жила с мужчиной?

Тамар покоробил этот вопрос.

Она покраснела.

Солгала.

— Ты прозеваешь свою жизнь, дурочка ты этакая! Недаром наши мальчики называли тебя недотрогой. Помнишь, как Арзакан прозвал тебя монашкой? Похоже, что ты и сейчас осталась монашкой, а?

Анули заглянула в глаза Тамар. Казалось, она хотела взглядом проникнуть в ее сердечные тайны.

— Кстати, как твой роман с Арзаканом? — спросила она неожиданно, после короткой паузы.

Тамар смутилась.

— Кто тебе сказал? Я и Арзакан?.. Какой роман?..

— Ты всегда была такой скрытной. Как это «кто сказал»? Позавчера приехал из Абхазии Шелегиа. Ты помнишь его? Он учился с нами в восьмой группе, мы еще называли его головастиком. Подожди, дай припомнить, как его звали…

— Шелегиа звали! Нодаром.

— Да, да, Нодар! Веснушчатый такой, высокий парень. Женился на Дадиани. Говоря между нами, эта Лили и раньше не была недотрогой, понимаешь?.. Жила со своими учителями, потому и кончила школу…

Помолчав, продолжала:

— Ну и что же? Она оказалась умнее нас всех. Она уже вышла замуж, у ее мужа двухэтажный дом, собственная машина и большая практика. Лето она проводит в Кисловодске, осень — в Гагра. Муж работает как вол. А у Лили каждый сезон новый поклонник и еще один постоянный, почти официальный, — ездит с ее мужем на охоту. Этим летом они все трое были в Гагра.

— Что же сказал Шелегиа? — осторожно спросила Тамар.

— Вчера я встретилась с ним в клинике. Говорит: «На днях приедут Тамар и Арзакан, вместе. Оба выбрали медицинский факультет. Хорошо, когда и профессия объединяет мужа и жену».

— Да, но я вовсе не собираюсь выходить за Арзакана.

— Ты что, не можешь отделаться от княжеской фанаберии? Совсем как моя мать.

— При чем тут фанаберия, Анули? Я выйду замуж только по любви.

— Ну, знаешь ли, все эти басни о любви наболтали нам романисты. В одном я согласна с матерью: лишь неразумные девушки ждут любви, чтобы выйти замуж. Голодающие влюбленные в конце концов возненавидят друг друга.

Для любви, Тамар, необходим комфорт. Довольно с меня бедности, не хочу я погибать под развалинами нашей семьи. Жизни я хочу, радостной жизни. А любовь… любовь придет потом.

Манджгаладзе мне совсем не нравится, я уже тебе говорила. Но с ним я буду обеспечена. А что мог бы мне дать Джорджадзе, если бы я пошла за него?

— Кстати, куда он девался?

— Разве ты не знаешь? Он сватался ко мне, но я ему отказала, и он застрелился на охоте.

Тамар огорчилась.

— Какой был красавец этот Джорджадзе! Приподнявшись на постели, Тамар подобрала косы, обернула их вокруг головы.

— А ты никак не расстанешься со своей старомодной прической! Завтра же сведу тебя к моему парикмахеру, так и знай. Никто в городе уже не носит кос, разве что на Авлабаре[45]Авлабар (древний Исэни), Чугурети — районы города Тбилиси. или в Чугуретах[46]Авлабар (древний Исэни), Чугурети — районы города Тбилиси. можно еще встретить какую-нибудь длинноволосую мещаночку. Удивляюсь, что тбилисские мальчишки не освистали тебя.

Кроме того, появиться с такой прической в институте просто неудобно. Если придешь туда в таком виде, поверь, не миновать тебе стенгазеты.

Тамар молчала. Но ни ей, ни Анули не спалось, и они снова пустились в разговоры.

— Правда, что тебя исключили из института? — спросила Тамар.

— Да, исключили, но это ничего. Скоро я перестану быть княжеской дочерью, на днях мы с Манджгаладзе идем в загс. Разве допустят теперь в институт студентку с княжеской фамилией, если отец «не имел заслуг перед революцией».

Тамар задумалась. На мгновение в ее памяти мелькнул образ Арзакана, потом она перенеслась мыслями к Тарашу. Вспомнила международный вагон…

Если Тараша не пригласят в университет, то ей не попасть в институт.

Вернуться в Зугдиди?.. Слушать воркотню озлобленного отца, пьяную болтовню Шардина Алшибая, сплетни досужих гостей, стоны оперируемых женщин в кабинете Херипса…

При одной этой мысли ее охватила тоска.

Вдруг, совсем неожиданно, Анули заявила:

— Да, Шелегиа говорил еще, что за тобой ухаживает Тараш Эмхвари.

И, сказав это, посмотрела ей прямо в глаза. Тамар покраснела. Но Анули не заметила этого в полумраке. Тамар поправила подушку.

— Видно, большой сплетник этот Шелегиа, — пробормотала она.

— Нет, когда я увидела вас вместе, мне тотчас же вспомнились его слова.

Видишь ли, Тамар, хотя Тараш мне двоюродный брат, но я не советую тебе связываться с ним. Он совсем не приспособлен к теперешней жизни. В наше время такие люди ни на что не пригодны.

Ведь вопрос о приглашении его в университет провалился. В прошлом году он жил у нас, поэтому извещение из университета пришло сюда. Я хотела сказать ему об этом сегодня, но мама не позволила. «Сама, говорит, скажу».

И ты думаешь, он будет очень огорчен? Да он просто исполнял желание своей матери и тетушки, а сам вовсе не хотел профессорской кафедры. Ему всего милее его Абхазия, лошади и охота.

Отец его, покойный Джамсуг, был такой же сумасброд. Говорят, он обменял двадцать десятин земли на одну породистую лошадь. Наш Тараш фантазер, а на что фантазерам семья?

Тамар была подавлена этой новостью.

— Что же написано в извещении? — спросила она дрожащим голосом.

— Да что же! Написано, что его исследование забраковано.

— Почему?

— Ну, отклонили как… — Анули запнулась.

— Как что?

— Как не отвечающее современным требованиям.

Тамар показалось, будто пелена застлала ей глаза. Она с головой закрылась одеялом.

Анули продолжала тараторить:

— Нина Алавидзе третий раз вышла замуж, позавчера регистрировалась. Тина Цхведадзе разошлась с мужем, Элико Синауридзе сделала аборт, Манана Анчабадзе умерла в Баку от внематочной беременности…

Тамар вспомнила лучезарное лицо Мананы с крошечной родинкой на правой щеке, вспомнила лето, проведенное с ней на берегу Черного моря, ее молодое стройное тело…

— Пора спать, девочки, уже третий час, — послышался голос тетки Армадар.

Анули заснула, лежа на спине. Рот у нее был полуоткрыт. Печать странной муки лежала на ее бледном лице. Во сне она казалась гораздо старше своих лет.

Тамар беспокойно ворочалась на постели. Приподымалась, поправляла волосы, переворачивала подушку.

Тяжелые капли дождя били в окна. Звенели надтреснутые стекла. И минутами казалось Тамар, что какая-то темнокрылая птица хочет через решетку ворваться в комнату.

Тамар глубже зарылась в подушку.

В ее воображении мелькало лицо Тараша, вспоминались его горячие ласки.

С улицы уже доносился скрип ароб, резкие покрикивания: «Амо-о, ха!», далекие сигналы трамваев, назойливый колокольчик керосинщика.

Баритоном гудел старьевщик…

— Мацони, мацо-они! — зычно выводил погонщик осла.

И где-то далеко, очень далеко, мерно зазвонил одинокий колокол.

Тамар насчитала шесть ударов. Потом сон затуманил ее сознание…

В десять часов утра по лестнице гинекологической клиники торопливо поднимались студенты в белых халатах, медицинские сестры, врачи. Санитары проносили на носилках больных женщин и новорожденных детей. Мужчины и женщины с портфелями, скинув верхнее платье, быстрым шагом взбегали по сверкающим ступеням.

Все торопились, и все же каждый оглядывался на Тамар Шервашидзе.

Впереди Тамар и Анули шел профессор. Держась рукой за перила, он временами останавливался, переводил дух и снова шел дальше. Подруги быстро его догнали.

Профессор заметил Тамар, но по годам ли ему кривить шею, как это делали молодые ординаторы?

Стройная фигура девушки, отраженная в большом зеркале на площадке лестницы, понравилась ему.

Не правда ли, какое большое удовольствие, идя на работу, неожиданно встретить прекрасное, молодое существо? Особенно утром! Легкое настроение, навеянное встречей с девушкой, разгоняет множество неприятных впечатлений.

— Это профессор Годерели, — шепнула Анули на ухо Тамар, сжав ее локоть.

Знаменитый хирург привык к тому, что незнакомые люди беззастенчиво произносят его имя на улице, в автобусе, в клинике. В другое время он не обратил бы на это внимания. Но сейчас он величаво обернулся. Узнал студентку Парджаниани (хотя она не выделялась ни своими способностями, ни внешностью), поклонился любезнее, чем обычно. Легкая улыбка осветила его черные глаза под всклокоченными, как воронье гнездо, бровями.

Как только хирург немного замедлил шаги, Анули приблизилась к нему и робко сказала:

— Я хочу попросить вас, профессор, чтобы вы разрешили моей подруге Шервашидзе присутствовать на вашей лекции.

— Ну что ж, пожалуйста, — ответил Годерели и улыбнулся Тамар.

— Может быть, ей скоро удастся стать вашей слушательницей.

— Пожалуйста, — повторил Годерели и заторопился. В коридорах, точно пчелы, возвращающиеся в улей, жужжали студенты.

Тамар вспомнились гимназические годы.

Непринужденность и простота, с какой юноши и девушки разговаривали друг с другом, понравились ей.

Они бродили или стояли парами, держались за руки. Иной юноша приближал губы к самому уху девушки и, смеясь, шептал ей что-то.

С какой завистью смотрела Тамар на этих студентов! Она вспомнила угрюмую скуку Зугдиди, постоянное подглядыванье любопытных из-за плетней, пересуды соседей.

— Видишь, с каким удивлением все смотрят на твои косы, — сказала ей Анули.

Тамар уже убедилась, что когда косы обвиты вокруг головы и спрятаны под шляпой, все равно люди и тогда пялят па нее глаза. Но все же решительно заявила:

— Завтра же остригусь, как все.

Клиника института была предназначена для особо тяжелых случаев. Проходя мимо палат, Тамар боязливо смотрела на лежавших в ряд рожениц. Из дальней комнаты доносился хоровой плач новорожденных.

В одной из палат лежали женщины, которым был сделан аборт. Бескровные щеки, посиневшие губы, ввалившиеся глаза.

В конце коридора висела табличка с надписью «Операционная». Сквозь стеклянную дверь проникал запах хлороформа.

Случалось ли вам, читатель, бродить весной по колхидским болотам? Видали ли вы лужи малахитового цвета — задумавшиеся, темноокие? И гнилые корни камышей — обиталище жаб, лягушек и пиявок?

В топи, окутанной влажными испарениями, вы, конечно, замечали прекрасное растение, которое ботаники назвали «колхидской феей». Ее стебель возвышается над водой, и вся она осыпана розовыми цветочками.

Удрученный безмолвием колхидских трясин, вы, конечно, останавливались, завидев этот цветок, и ощущали ясную радость, глядя на него.

Так и здесь, в атмосфере, насыщенной страданиями человеческой плоти, врачи и студенты засматривались на Тамар.

Когда в переполненной аудитории Тамар слушала лекцию профессора Годерели, ей представилось, что ее жених Тараш Эмхвари тоже мог бы стать маститым профессором, вот вроде Годерели. У него была бы такая же мягкая, неторопливая речь, с таким же напряженным вниманием слушали бы его сотни студентов.

Но ведь Тараша не берут в университет… Еще тяжелее показалось ей проститься с этой мечтой и с надеждой поступить в институт.

После лекции студентов пригласили присутствовать при операции. Тамар со страхом вошла вслед за Анули в операционную.

Люди в белых халатах хлопотали вокруг стола. Лицо больной было закрыто хлороформной маской. Едкий запах одурманивал Тамар.

В руках у Годерели сверкнул нож. Тамар вздрогнула и невольно закрыла глаза. Перед ней встал образ Мананы Анчабадзе.