Онлайн чтение книги Посох в цвету: Собрание стихотворений
IV

Над сдвигами бровей рубцы глухого сплина

Пусть не смутят тебя… Подумай: кто, мужчина,

Измлада преданный мятущимся страстям,

Кующий цепь побед, закован не был сам?

В любовной кузнице, у жаркой пасти горна

Он мышцы напрягал – и молот бил упорно,

И молоту его послушен был металл…

Ты улыбнись ему… Ты видишь: он устал.

Недвижный и немой, протянутый в качалке,

Он будто нежится. Но посмотри, как жалки

Бегущая на лоб седая прядь волос,

И щеки впалые, и сдержанный вопрос

Красивых губ его, где лишь на миг летучий,

Как луч хладеющий сквозь сомкнутые тучи,

Блеснет ирония – над жизнью, над судьбой

И над тобой, дитя… не сетуй – над тобой.

А ты пойми его и тусклый взор недужный

Глазами ясными приветь как вызов дружный.

Ты подойди, смеясь, и, тихая, качни

Ленивый стул его, и, – если вы одни, —

Откинь седую прядь, и легче паутины

Рукой любви смахнешь суровые морщины.

Остаток древней старины,

Возок, забыт совсем задаром;

Конечно, лакомые сны

Мерещились в нем старым барам

На лоне сельской тишины…

В каюте мчаться по снегам

Тепло и тишь – чего же боле?

Здесь можно зеркальце для дам

Хранить для путевой неволи

В утеху бархатным глазам!

В суконной сумке, о, поэт,

Напрасно ты припрятал флягу.

Ты музой шустрою согрет –

Тебе бы карандаш, бумагу…

А вот бумаги-то и нет!

Мораль посланья такова:

Кто хочет взглядом веселиться,

Возка не бойся: голова,

Ручаюсь, в нем не закружится,

Всё это лживые слова!

Для нежных питерских девиц

Возок – полезная обитель;

Лелей их, добрый сельский житель!

Как зябких перелетных птиц:

В возке вези отроковиц!

Поэты роскошной Пальмиры!

(Я с грустью шептал ей: прости…)

Пусть Ваши согласные лиры

Застряли на долгом пути, —

Они победили пространство,

И вот — полногласно звучат

И будят мое окаянство

С тоской оглянуться назад,

К године, мелькнувшей так быстро,

Когда управляли душой

То нега манящего систра,

То грозный и гулкий гобой;

И Вы из заоблачной башни

(Где страж так огромен и строг)

Сходили на пир мой домашний,

Вкушали крестильный пирог…

Если ливень промчится стремительный

По полям, и лугам, и садам,

И воздвигнет закат упоительный

Семицветную арку богам,

И росинки зардеют пунцовые

На шелках умиленных берез,

И глаза улыбнутся как новые,

Улыбнутся сквозь призраки слез; —

Не грусти, что мгновенье кончается;

Что дано – то навеки дано:

Если чаша любви проливается,

Пей без меры святое вино.

Там, где черемуха ветки

Зыбким сплетает шатром,

Словно два птенчика в клетке,

Плещутся дети песком.

Я помешать не хочу им,

Мне подойти не дано; –

Мимо пройду с поцелуем,

Неразделенным давно.

Словно два маленьких гнома

Что-то колдуют, смеясь…

Жаркая дышит истома,

Вьется зеленая вязь.

Мы – уж давно не колдуем,

Нам заклинать не дано;

Пламень мы только задуем,

Только расплещем вино.

Знайте, исполнил я дурно

Мудрый закон любви.

Сердце – как мертвая урна,

Темные яды в крови.

Детки мои — малолетки,

Смех ваш звенит как ручьи,

Вы ведь зеленые ветки,

Зеленые ветки мои!

Дети, растите, цветите!

Сердце, омойся в крови!

Дети, как око храните

Мудрый закон любви.

Я полюбил тебя… Прости, что полюбил!

Сквозь чуждый мир, под тучей беспросветной

Я шел один, – я выбился из сил;

Я меж камней искал цветок заветный

И небо о звезде мерцающей молил.

Гудела буря. Гневными громами

Твердь мир кляла, и вороны, крича,

Вились над головой зловещими кругами…

Я шел неровными, неверными шагами,

Я ждал удар разящего меча.

И вдруг – просвет. Средь туч звезды жемчужной

Небесная игра; и близ тропы цветок

Белел, благоухал, и точно теплый, южный

Мое лицо обвеял ветерок…

К тебе, к тебе летел мой дух недужный!

И ты была цветком среди нагих камней.

И ты была звездой на небе полуночи.

Твой голос пел, как нежный голос фей,

Горели трепетно ласкающие очи…

И ты была моей… И ты была моей…

Моя звезда, цветок благоуханный!

Что, если рок разгневанный судил

Мне тучей быть твоей, и бурею нежданной,

И черным вороном?.. Прости, мой друг желанный:

Я полюбил тебя… Прости, что полюбил!

Жена моя, сестра и мать моя родная,

Все три в одном лице… Сказать тебе иль нет?

Я полюбил тебя, в ночи моей блуждая,

Твоя любовь несла мне просиявший свет.

Звездой ласкающей была ты мне в пустыне,

Огнистою слезой над гребнем злой волны,

В темнице ты – мой день, и четко вижу ныне

Брега желанные лазоревой страны.

Наш путь перешагнет над этой жизнью тленной.

Уже не изменю, и ты не отлетишь.

Так рядом мы пойдем, скитаясь по вселенной.

Какая благодать! Какая ширь и тишь!

Как он там, средь кучи белой

И пелен и полотенец,

Машет ручкой оробелой,

Наша радость – наш младенец?

В одиночестве кроватки

Растаращились глазенки.

Неприятные повадки:

Мамы нет – одни пеленки.

Чу, шаги!.. И взоры ясны,

Разгорается румянец…

Пуще гневен, крики властны,

И воздушный резов танец.

Как отрадно тискать маму

В упоительной надежде

И братишкиному гаму

Улыбнуться – всё как прежде.

Усмехнуться, поперхнуться…

Миг – и сонное дыханье,

И, чтоб крошке не проснуться,

Тишина и трепетанье.

Одолев людские злобы,

Будьте веселы и дружны,

А ухабы и сугробы

Раскидает ветер южный.

По коридору печки трещат, и, близ огней

Присев, вдыхают люди благоуханье щей.

Согреют ужин скудный, хлебнут глоток-другой,

Растянутся на нарах, и будет им покой.

Лениво ночь иссякнет, быстрее канет день,

И соберутся к печкам питомцы деревень.

Вдали от милой хаты, от жен и от детей

Качаются, лохматы, у тлеющих огней.

Вспоминаешь ли, мой сыне,

Об острожнике-отце,

Что в стенах таится ныне,

Как птенец в своем яйце?

Я заочно шерстку глажу

На упрямой голове

И тихонько песню лажу

О Ереме и Бове.

Мнится, затеваю прятки.

– Где ты, папа? – В клетке, сын!

То леплю тебе загадки,

Комом выйдет первый блин.

Размышляй, родимый сыне,

Про птенца в своем яйце

Иль про пальму средь пустыни

В зеленеющем венце.

Был я жалок и слаб и блуждал во тьме,

Пробираясь путями безглазыми.

Вот дошел до тюрьмы – и, спасибо тюрьме,

Загораются звезды алмазами.

Был я в мире моем и безумен и слаб,

Только червь, только прах, только раб.

За тюремным окном, там плывут облака,

Веют вольные ветры целебные.

Ночь тюрьмы – наша ночь – глубока, широка,

Но в ней слышатся хоры хвалебные.

Я в предутренней мгле, я в суровой зиме,

Там, внизу, я в промерзлой земле.

Там ли песни поют, там ли ткани плетут?

В эти ткани миры облекаются,

В этих тканях пути посвященья и суд,

В них и боги и люди встречаются.

Не сгорев до конца, не приемлешь венца,

Не дойдешь до благого Отца!

Духи света, вы слышите ль песню мою,

Вы, текущие с Божьими чашами?

Эту песню сложил, эту песню пою,

Весь овеянный хорами вашими.

Но летите вы вдаль, как звезда за звездой

Проплывают лазурной стезей.