Онлайн чтение книги Приключения Рольфа
13. Хортон появляется на скале

Лето на Эземуке было в полном разгаре. Певчий дрозд пел уж не так часто, собираясь кончать свои песни; в густой листве кедра собиралось каждый вечер большое общество молодых реполовов, которые неумолчно болтали о чём-то, а на Пайптевском пруду появилось два выводка молодых уток.

Рольф многому научился за время своего пребывания в вигваме. Он знал теперь прекрасно, как надо приладить дымовой клапан, чтобы он действовал при всяком направлении ветра; узнавал по заходу солнца, какая перемена погоды произойдёт в течение ночи; узнавал, не подходя даже к берегу, будет ли небольшой отлив, который принесёт им мало добычи, или большой, который обнажит богатейшие гряды устриц. Опытным пальцам его достаточно было одного прикосновения, чтобы узнать, поймалась на крючок черепаха или рыба, а звук том-тома безошибочно указывал ему на приближение ливня.

Рольф, привыкший давно уже к труду, сделал много улучшений в лагере; так, например, он вычистил и сжёг мусор и негодные остатки, способствовавшие только размножению мух. Он настолько уже привык к лагерной жизни и обстановке, что не считал больше своего пребывания здесь временным. Когда оно кончится, он не знал и не заботился об этом. Он чувствовал только, что никогда ещё не вёл такой приятной жизни. Ладья его счастливо миновала множество порогов и плыла теперь по спокойному течению, не встречая никаких препятствий… Но за ними — увы! — начинался переход к водопаду. Затишье во время войны не всегда означает её окончание; за ним следует новый взрыв, который разражается не так, как думают.

Выборный Хортон пользовался большим уважением своей общины; он был человек добросердечный, здравомыслящий и состоятельный. Он был владельцем всех лесов Эземука и, следовательно, владельцем земли, принадлежавшей когда-то предкам индейца. Рольф и Куонеб работали иногда у Хортона, знали его очень хорошо и любили за его доброту.

Случилось это утром в среду, последнюю в июле месяце. К вигваму у скалы подошёл вдруг Хортон, плотный и чисто выбритый мужчина.

— Добрый день вам, — сказал он и, не теряя времени, перешёл к следующему. — Среди выборных нашей общины идут в настоящее время споры и рассуждения о том, следует ли допускать, чтобы сын христианских родителей, внук духовного лица, оставил своих братьев христиан и вёл дружбу с язычником, чтобы превратиться в такого же варвара, как и он. Я не согласен с теми, которые считают безбожником такого славного малого, как Куонеб, ибо мне известно, что он, несмотря на жалкие понятия свои о Боге, совершает ежедневно нечто вроде молитвы. Тем не менее все выборные, судьи, духовенство, вся община вообще и больше всего общество миссионеров сильно взволнованы этим обстоятельством. Против меня предъявлено также весьма существенное обвинение в том, что я малоревностный христианин, ибо потворствую нечестивому пребыванию сатаны на моей собственной земле и в моих собственных владениях. Действуя против чувств своих и желаний, являюсь я сюда, как посланный городским Советом, Собором старейшин и Обществом распространения христианства среди язычников. Объявляю тебе, Рольф Киттеринг, что ты, как не имеющий родителей и несовершеннолетний, находишься под опекою прихода, и поэтому решено, что ты должен сделаться членом семьи самого достойного старейшины Иезекииля Пека, дом которого проникнут духом благочестия и истинной веры. Человек этот, несмотря на свою наружную холодность и строгость, пылкий ревнитель религии и, могу сказать, человек известный. Итак, мой милый мальчик, не смотри на меня, как жеребёнок, который в первый раз почувствовал на себе кнут. У тебя будет свой дом, проникнутый духом величайшего благочестия, которое всегда будет пребывать с тобою.

«Как жеребёнок, почувствовавший на себе кнут!» Нет! Рольф по ходил скорее на подстреленного красного зверя. Вернуться обратно к общине и быть работником — возможно, хотя и непривлекательно; покинуть Куонеба, когда перед тобой раскрывается лесной мир, — это громовой удар; но променять всё это на благочестивый дом старого Пека, жестокость которого, как известно, выгнала из дому собственных детей его, равносильна соединению всех возможных несчастий, и мысль об этом возмутила Рольфа.

— Я не пойду, — отрезал он, с вызывающим видом обращаясь к толстому и благодушному депутату.

— Полно, Рольф, речь твоя неприлична. Не допускай, чтобы язык твой вовлекал тебя в грех. Исполняется то, чего желала твоя мать. Будь благоразумен; ты скоро поймёшь, что всё делается для твоего блага. Я всегда любил тебя и готов быть твоим другом, можешь рассчитывать на меня. Действуя против данных мне инструкций, но согласно чувствам сердца своего, скажу тебе, что ты можешь не идти и не давать ответа сейчас же… обдумай всё на досуге. Помни только, что до будущего понедельника, и не позже понедельника, тебя ждут у Пека. Боюсь, что в том случае, если ты не явишься, сюда придёт посол, который будет далеко не так дружелюбен с тобою, как я. Будь же добрым мальчиком, Рольф, и помни, что в новом доме своём ты будешь жить во славу Божию.

И толстый чёрный посланник кивнул дружелюбно головой и, видимо, огорчённый чем-то, повернулся и ушёл.

Рольф медленно опустился на камень и уставился на огонь. Куонеб встал и занялся приготовлением обеда. В обыкновения время Рольф всегда помогал ему. Теперь же он ничего не делал и мрачно смотрел на раскалённые угли. Обед поспел через полчаса. Рольф ел мало и затем ушёл в лес один. Куонеб увидел немного погодя, что он лежит на утёсе, смотрит на пруд и бросает туда камешки. Вскоре после этого Куонеб ушёл в Мианос. Вернувшись домой, он нашёл большую поленницу топлива, приготовленной Рольфом. Ни одного слова не было сказано между ними. Выражение мрачной злобы и упорства на лице Рольфа сменилось выражением полного отчаяния. Ни один из них не знал, что думает другой.

Ужин прошёл в полном молчании. Целый час после него курил Куонеб, и оба безмолвно смотрели на огонь. Над головой у них кричала и смеялась сова, заставляя прыгать и лаять собаку, которая почти никогда не обращала внимания на такие звуки. Несколько времени длилось молчание, а затем скрытые до сих пор мысли краснокожего сразу вылились в нескольких словах:

— Рольф, я хочу перебраться в северные леса.

Слова эти поразили Рольфа, который успел за это время убедиться в том, какое значение имела эта долина для Куонеба, свято чтившего память своего народа.

— Покинуть всё это? — спросил Рольф, указывая рукой на утёс, на протоптанную мокасинами дорогу, на равнину, где стоял погибший Питуквепен и где были могилы истреблённого племени.

Глаза их встретились, и из груди индейца вырвалось одно только единственное слово:

— Да!

И в этом одном слоге, сказанном глухим и упавшим голосом, ясно выразились глубокая привязанность к месту родины и душевная борьба, которая длилась весь день, начиная с того момента, когда появился Хортон со своим приговором, и восторжествовавшая в конце концов дружба. Рольф понял всё, и что-то моментально подступило ему к горлу.

— Я не прочь, если ты действительно хочешь этого.

— Да! Я готов идти… Наступит день, когда я вернусь.

Несколько минут длилось молчание.

— Когда же мы отправимся в путь? — спросил Рольф.

— Завтра ночью, — был ответ.