Онлайн чтение книги Приключения в стране львов
ГЛАВА 2

Через лес. — Труп матроса. — На баобабе. — Смертельная рана. — Удивление Андре. — Изумление Фрике. — Жандарм просто поражен.

Пробираться через джунгли всегда трудно, особенно если двигаться вдоль опушек и полян. Полегче в середине леса, где под деревьями высокая трава расти не может — солнце сюда никогда не заглядывает. Здесь нет лиан, только гладкий мох покрывает девственную почву, устланную растительным перегноем. Путнику тут нужно остерегаться только скрытых трясин, невидимых болот, предательских оврагов, да еще стараться не споткнуться о поваленное дерево. Все это тоже очень нелегко. Но истинное мучение идти лесами, наполовину выгоревшими от пожаров. Новые деревья, все увитые лианами, с необычайной быстротой вырастают на месте уничтоженных, а из жирной почвы пробивается густая, высокая трава и кустарники.

От такого растительного богатства ботаник придет в неописуемый восторг, а путешественник и исследователь в ярость — на каждом шагу нужно расчищать себе дорогу тесаком или топором.

Со всех сторон такого скитальца опутают лианы, ноги будут цепляться за корни деревьев, колючки вопьются в тело; задыхаясь от жары, обливаясь потом, весь искусанный мухами, он измучится вконец, выйдет из терпения и проклянет себя за то, что зашел в эти непроходимые дебри.

В таком именно положении оказались три европейца, когда покинули место львиного турнира, услышав от испуганных негров о какой-то белой женщине, похищенной гориллой.

Андре и Фрике — исключительные натуры, оба благородные и великодушные, нетерпеливо рвались вперед, прокладывая себе дорогу тесаками. Старый солдат не отставал от них, но при этом поминал всех чертей и проклинал вместе с гориллами все, что не принадлежит к сильному полу.

— Женщина — в девственном лесу! Занесет же нелегкая! Если бы не моя преданность вам, господин Андре, и этому мальчишке Фрике, ни за что не пошел бы выручать эту особу.

— Барбантон, вы же старый солдат, сколько лет служивший верой и правдой Венере и Беллоне! note 4Беллона — в римской мифологии богиня войны.

— Верой и правдой, в том-то и дело.

— Так неужели вы оставили бы несчастную женщину в столь ужасном положении?

— А за каким дьяволом она сюда забралась? Кто ее звал?

— Спасем ее сперва, а внушение сделаем уже потом.

— Знаете, господин Андре, идя сейчас за вами, я не чувствую ни малейшего душевного трепета.

— Тем лучше! Самообладание — первое дело на войне.

— Совсем не то! Я хочу сказать, что иду как бы по принуждению, против своей воли.

— Барбантон, у вас нет сердца.

— Так точно, господин Андре.

— У него сердце съела жена, Элодия Лера, — не правда ли, жандарм?

— с насмешкой проговорил Фрике.

— Правда, мой мальчик. Старого солдата, кавалера с шевронамиnote 5Шеврон — нашивка из галуна (тесьмы, обшитой серебром или золотом) на рукаве форменной одежды. и медалями, она едва-едва не ввела в страшный грех.

— Но ведь вы теперь в тысяче двухстах километрах от своего домашнего тирана.

— Тут и десяти тысяч мало. Это такая гиена, такая ведьма! Настоящий черт в юбке. Волчица. Тигрица. Змея подколодная!

— Да вы всех зверей хотите перебрать, — засмеялся юноша. — Назовите ее лучше ходячим зверинцем — и дело с концом.

— Ведь сами знаете, на что способна моя жена.

— Знаю. Вам не повезло — в брачной лотерее достался несчастливый номер. Но все же не резон валить всех женщин в одну кучу и ненавидеть их всех без разбора.

— За ребенком я бы кинулся к акулам, в огонь, в расплавленное олово.

— Нисколько не сомневаюсь.

— Но за женщиной — слуга покорный!

— Вы очень жестоки.

— Но справедлив. Я знаю, что, спасая женщину, причиняю вред какому-нибудь мужчине, не сделавшему мне ни малейшего зла.

— Не стремитесь казаться хуже, чем есть. Без сомнения, вы никому не способны отказать в помощи, особенно когда о ней умоляют. Даже женщина.

— Гм! .. Гм! ..

— Так-то, старый ворчун.

— Ну, может быть, но только в случае, если я эту особу не знаю.

— Даже если бы это оказалась ваша жена, сама Элодия Лера.

— Э, нет! Миллион миллионов раз — нет. Что вы такое говорите. Так можно накликать несчастье.

— Повторяю — вы бы выручили ее, поскольку только притворяетесь злым.

— Думайте как хотите, но только истинно говорю: эту… особу (у него язык не повернулся сказать: жену) я бы от гориллы спасать не стал. Кстати, гориллы ведь ужасно свирепы?

— Вроде бы. А что?

— А то, что, сведи их судьба вместе, нужно было бы спасать обезьяну от этой стервы, а не наоборот. Через две недели несчастное животное сошло бы с ума, а еще через месяц умерло бы от разрыва сердца, — закончил солдат, яростно разрубив тесаком лиану.

Путешественники от души расхохотались.

— Однако не волнуйтесь, — успокоил Андре женоненавистника. — Ваш «тиран» живет себе преспокойно в Париже, торгует в своей лавочке, а вы опять странствуете по белу свету.

— Нет худа без добра. Ей я обязан тем, что нахожусь с людьми, которых люблю больше всего на свете, — с вами и Фрике. Конечно, это нисколько не исключает моей привязанности к доктору Ламперрьеру и к нашему матросу Пьеру ле-Галю.

— И мы отвечаем вам полной взаимностью. — Андре крепко пожал ему руку.

… Наконец молодой лес уступил место старому. Показались большие деревья с высокими, гладкими стволами. Они тянулись бесконечными рядами и терялись вдали под густым, непроницаемым для солнца сводом. Было темно и душно, в воздухе висел тяжелый запах, насыщенный испарениями гниющих растений. Над почвой невидимо поднимались целые облака миазмовnote 6Миазмы (лихорадки) — по устаревшим представлениям, ядовитые испарения, продукты гниения, якобы вызывающие заразные болезни. лихорадки.

В этих местах могли жить и прятаться только дикие звери.

Три друга шли теперь довольно быстро, но с каждым шагом усталость давала себя знать все сильнее. Негры, особенно те, которым поручено было тащить львиные шкуры, едва поспевали за своими хозяевами.

Но вот вдали послышался неясный гул, затем во влажном воздухе глухо прозвучал выстрел.

Усталости как не бывало. Охотники, перепрыгивая через все препятствия, помчались к небольшой группе испуганных людей.

Их глазам предстало ужасное зрелище.

На земле навзничь лежал человек с распоротым животом, с вырванными внутренностями; кругом валялись клочья разорванной одежды вперемешку с кишками. Цела была только голова и синий матросский воротник на плечах.

Андре взглянул на лицо, искаженное короткой, но, вероятно, мучительной агонией, и ахнул:

— Да ведь это один из наших матросов! Фрике, погляди!

— Увы, да, — побледнел молодой человек. — С нашей шхуны.

— А вот и еще мертвец! Да тут была целая бойня.

Чуть дальше лежал труп негра с оторванной напрочь рукой. Одно легкое виднелось сквозь ребра, с лица была содрана вся кожа.

— Боже! Мы опоздали! — пробормотал юноша.

— Станьте ближе к стволу, джентльмены! — крикнул им вдруг по-английски какой-то господин в европейском костюме с винчестеромnote 7Винчестер, карабин Винчестера — магазинное оружие, изобретенное и изготовлявшееся в XIX веке в Америке (система Винчестер Генри). в руках. — Поторопитесь! Обезьяна сейчас будет атаковать.

С дерева с шумом повалились огромные ветви. Кто-то кидал их с самой вершины. Наши охотники не преминули воспользоваться разумным советом и пристроились около незнакомца, рядом с которым стояли четыре насмерть перепуганных негра. У одного голова была чем-то проломана; из раны непрерывно сочилась кровь.

— Вероятно, жертвы гориллы? — Андре указал на трупы.

— Да, сэр, — флегматично согласился европеец. — Она сидит на баобабе, почти прямо над нами. Я ее ранил, но обезьяна только еще больше рассвирепела.

— Негры утверждают, будто она украла какую-то женщину.

— Это правда — у нас на глазах. Матрос хотел ее защитить — и вот печальный итог. Чернокожий тоже поплатился за свою попытку вызволить несчастную.

— А женщина?

— Думаю, обезьяна не причинила ей особенного зла и, по всей вероятности, спрятала в нижних ветвях баобаба. Потом, испугавшись выстрелов, оставила ее там, а сама поднялась на вершину. Эта горилла очень ловка и хитра: покажется и сейчас же спрячется. Я видел ее лишь несколько раз, когда она ломала ветви, которыми в нас бросала. Чу! Вы слышите?

С вершины дерева донеслись резкие и громкие звуки:

— Кзк-ак! .. Кэк-ак! ..

Звуки выходили как будто из металлического горла и чередовались с глухим рычанием, словно чудовище старалось набрать в легкие побольше воздуха.

У негров застучали от ужаса зубы. Они были не в состоянии слышать это без трепета.

— Вы не можете указать в точности, где находится похищенная? — продолжал француз. — Что с ней?

— Не знаю. Но надеюсь, она жива. Я сделал все, что обязан сделать в подобном случае каждый порядочный человек.

— Нисколько не сомневаюсь и готов вместе с друзьями оказать вам поддержку. Если мы не спасем даму, то хотя бы отомстим за нее.

Временами обезьяна замолкала, и тогда слышался треск ломаемых сучьев, которые, падая, ударялись о корни баобаба.

Андре напряг зрение, глядя в бинокль и стараясь отыскать гориллу. И вдруг, несмотря на все свое хладнокровие, вздрогнул.

— Я ее вижу, — произнес он тихо, — на высоте около девяти метров. Из бедра течет кровь, но рана, должно быть, легкая; незаметно, чтобы чудовище ослабело. Посмотрим, не удастся ли ее свалить.

— Если вы не убьете, а еще больше раздразните животное… — начал незнакомец.

— Постараюсь убить, — холодно оборвал его Андре. — Моя винтовка заряжена пулями восьмого калибра при семнадцати с половиной граммах английского пороха.

Охотник медленно поднял винтовку и застыл, прицелившись в густую листву.

Но выстрела не последовало. Обезьяну было хорошо видно только в бинокль.

— Вот несчастье! Вижу лишь неопределенное пятно.

— Помогите! Помогите! — послышался над головой женский голос.

Три друга вздрогнули. Следовало торопиться, голос мог привлечь внимание гориллы.

Андре вдруг решился. Грянул оглушительный выстрел, и лес сразу наполнился ужасным воем зверя.

— Попал! — возликовали Фрике и Барбантон. Лишь англичанин глядел на происходящее бесстрастно и безмолвно.

С вершины дерева на землю, цепляясь за ветви и кувыркаясь, валилось огромное мохнатое тело. Горилла, хоть и смертельно раненная, была опасна и страшна. Она ухватилась за один из суков, встала ногами на другой и устремила свои маленькие свирепые глазки на врагов, до которых оставалось не более шести метров.

Ее громадные челюсти с длинными желтыми зубами громко стучали. Морда — эта ужасная карикатура на человеческое лицо — исказилась гримасой, похожей на улыбку. Обезьяна выла, хрипела и харкала в людей кровью.

Собрав последние силы, она приготовилась ринуться на охотников, но тут снова раздались возгласы похищенной. От нее гориллу отделяли всего три метра.

Чудовище раздумало прыгать на землю и с криком «кэк-ак» устремилось к пленнице, невидимой снизу охотникам.

Француз еще раз спустил курок. Пуля нашла зверя, но угодила не в висок, как хотелось, а в челюсть. Обезьяна рассвирепела еще больше, наклонилась и уже было ухватила женщину, но грянул третий выстрел — в самое сердце. Горилла выпрямилась, постояла, схватившись огромными руками за груди, глухо выдохнув, рухнула вниз, едва не задев свою жертву.

На сей раз самым метким оказался жандарм. Своим спасением незнакомка была обязана ему.

Осторожный англичанин подошел к обезьяне и на всякий случай выстрелил в ухо, а Андре подозвал двух негров и стал быстро что-то объяснять, указывая на баобаб.

Лазить по деревьям для чернокожих — сущий пустяк. В несколько секунд они выполнили поручение хозяина, взобравшись наверх не по стволу, слишком для этого толстому, а по висячим корням, росшим из боковых ветвей растения-великана и вертикально спускавшимся к земле, чтобы в нее врасти.

Фрике полез вместе с неграми, дабы руководить их действиями. Он сам был почти так же ловок, как убитая горилла. Вдруг юноша вскрикнул, словно попал в змеиное гнездо, схватился за лиану и быстро-быстро спустился вниз, бледный, с искаженным лицом.

— Что с тобой? Что случилось? — всполошился Андре.

— Скажите, я очень похож на сумасшедшего?

— Так похож, что мне самому хотелось задать тебе этот вопрос.

— Действительно, дружище, вы выглядите как-то странно, — подтвердил Барбантон, заряжая свою винтовку.

— Странно! Всего лишь странно?! Да мне нужно бы кровь пустить, не то удар хватит! Впрочем, с вами сейчас сделается то же самое.

— Почему?

— А потому… Вот, смотрите.

Потерпевшая тем временем тихо спустилась на землю при помощи негров.

Андре и Барбантон одновременно обернулись. Первый невольно закашлялся. А жандарм… Невозможно описать, что изобразилось на его энергичном, мужественном лице: изумление, тревога, гнев, недоумение. Он стоял как вкопанный, не в силах ни говорить, ни думать, ни даже пошевелиться.

Бедняга едва-едва пролепетал глухим, замогильным голосом:

— Элодия Лера! .. Жена! ..