У Лили были две причины, заставившие ее снова, во второй раз приехать в лепрозорий. Первая — привести и порядок родительские могилки; вторая — повидать Катю и порадовать вестями о Феденьке.
До этого она никогда не встречала и не знала Катю. Семен Андреевич в общих словах рассказал Лиле, как пришлось выручать Феденьку, и поэтому некоторое представление она имела. Впрочем, о Кате у нее сложилось впечатление как о полусумасшедшей женщине. Ей даже немного страшноватой казалась встреча; тем не менее Лиля твердо решила все же увидеться с нею, поговорить.
Когда она пришла к Кате, та сидела и что-то шила.
Одета она была в длинное темное платье, делавшее ее высокой, стройной.
Взглянув на молодую, слегка смутившуюся женщину, Катя поднялась, с любопытством уставилась на нее.
- Где-то я видела вас, и вот — не упомню, забыла, — смотрела она на Лилю, не спуская глаз. — Вы, кажется, со здорового двора? — и едва заметно нахмурилась, продолжая стоять, строгая, вытянувшаяся.
- Нет, я не со здорового двора, я приехала из города, поговорить с вами…
- Из города? — удивилась Катя и вдруг забеспокоилась. — Ну, расскажите, расскажите… Ведь вы о Феденьке приехали рассказать? Вы что-нибудь о нем знаете? — страшно заторопилась она и, бросившись к Лиле, схватила ее за руку. — Тот изверг больше не показывается. Боится. Отнял ребеночка — и поминай как звали. Разбойник! — загорелась Катя и умолкла, отведя лицо в сторону. Но потом продолжала:- А я все никак не могу забыть моего родненького, звездочку мою дорогую… Как посмотрю на кроватку, так и руки на себя наложить хочется. — Она взглянула на кроватку, почему-то стоящую посреди комнаты, и заплакала. — Но вы не обращайте на меня внимания… Когда я плачу, мне все кажется, будто я его вижу и разговариваю с ним, — все легче.
Так вы из города? Вот дура-то! — снова спохватилась она. — Может быть, вы вовсе не о Феденьке, о нем-то вы, может быть, ничего и не знаете, а я привязалась. Мне все кажется, будто вот-вот кто-то должен прийти и принести моего Феденьку… Как только заслышу шаги, так и жду — ко мне, мол, идут, от
Феденьки. Нет, — опустила она голову, — забыли меня… Его отняли, а меня забыли. Кому я нужна такая? Разве могиле? Знаю — никто не придет от него, никто ничего не расскажет… Пропал мой Феденька! — и она прижала платок к глазам.
- Полно, — подошла к ней Лиля, — вашему Феденьке теперь очень хорошо, у него есть няня, за ним ухаживают… Он поправился на целых три кило, розовый такой, веселый мальчик и уже что-то лепечет, — с подъемом проговорила Лиля, волнуясь.
- Лепечет? — улыбнулась Катя. — Это он про меня… меня вспоминает, со мной разговаривает, это он ко мне хочет.
Лиля потупила глаза, промолчала.
- Он вас будет благодарить, когда вырастет, — наконец сказала она. — Славный ребенок, и там, где он сейчас, его все любят, все о нем хлопочут, заботятся.
- Ишь ты, — криво усмехнулась Катя, — а разве он котенок или щенок, чтобы не любить его? — она вызывающе уставилась на Лилю и, словно вспомнив о чем-то, уже тихо спросила:- А вы правду говорите? Вы взаправду видели его или пришли успокоить?.. Феденьки-то, голубчика моего, давно, поди, уже и в живых нет — разве я знаю? — и снова посмотрела на кроватку, и снова слезы, как ручьи, потекли из глаз.
- Ну к чему вы это? — глядя на нее и тоже чуть не плача, проговорила Лиля. — Я вам правду говорю: он жив, здоров, он поправился и такой веселый мальчик — прямо прелесть!
- Феденька мой — прелесть, — тихо отозвалась Катя, внезапно успокаиваясь. — Он у меня золото… весь в папу.
- А где ваш муж? — как бы нечаянно спросила Лиля.
- Муж? — уставилась та на нее, будто не понимая. — Это вы про Феденькиного папу? Его нет. Он еще полтора года назад умер, так и не увидел сыночка…
- Где же он умер?
- Вот и не понимаете… Ах, да что это я!.. И впрямь я точно сумасшедшая. Ведь и на самом деле вы не можете знать, — откуда вы можете знать!.. — вздохнула она и долго смотрела на нее. — Все говорю, говорю, — оживилась она снова, — а догадки нет спросить вас — кто вы такая и почему вы говорите о Феденьке?
Лиля потупила глаза. Ей мучительно тяжело было признаться. Но, преодолев неприятное чувство, она твердо сказала:
- Я новая мать вашего сына.
- Новая мать? — опять как бы не поняла Катя, оставаясь сидеть покойно и, по-видимому, стараясь осознать новость, принесенную Лилей. — Как это новая мать? Разве у ребенка бывает несколько матерей?..
И вдруг метнулась к ней.
- Так вот как! Вы его взяли! — вырвалось у нее. — Это для вас его отняли у меня? — и во взгляде ее вспыхнул странный огонек — не то любопытства, не то какой-то затаенной враждебности.
Она отошла, продолжая рассматривать Лилю.
- Вишь ты, какая у моего Феденьки новая мама! — как бы оценивая Лилины достоинства, произнесла она, то ли с завистью, то ли с иронией. — Довелось увидеть… А я очень мечтала увидеть, да не надеялась… Вы мне всяко представлялись, но не такой… Хорошая мама… Ну что ж, — с раздумьем проговорила она, — если вы довольны моим Феденькой, то я отдаю его. Пусть.
Вижу, вы хорошая женщина и будете любить его… Только вы должны любить непременно, обязательно — слышите? Так вы говорите — он лепечет?
- Да.
- Ишь ты, — осветилось ее лицо светлой улыбкой, — и ручонками работает?
- И ручонками.
- А смеется?
- Часто. Лежит, лежит, да как примется улыбаться ни с того ни с сего — всем весело станет.
- А мне-то каково, мне? — снова помрачнела Катя. — Вам весело, а мне…
- И вам должно быть весело оттого, что ребенку хорошо.
- Это так, — задумалась она, снова принимаясь ходить взад и вперед. — Это верно: только бы ему хорошо было, моему Феденьке. Но смотрите, — загорелись ее глаза, — смотрите, если он у вас умрет, я приду тогда к вам, я найду вас и спрошу — где мой Феденька? Спрошу, спрошу…
Она хотела сказать еще что-то, но раздумала и быстро подошла к Лиле, взяла за руки, принялась поглаживать, скорбно заглядывая в глаза.
- Вы не сердитесь на меня… не надо, — дрогнувшим голосом и страшно торопясь, начала Катя. — Мне все это лишь кажется… Вот и вы заплакали, — и принялась утешать Лилю, у которой действительно потекли слезы. — Ну, не надо, ну, не плачьте. Господи, зачем же! Ведь я только пошутила, право. Я сразу, когда увидела, поняла: ведь вы хорошая, вы милая, славная. Я знаю: Феденьке моему хорошо будет с вами. Вы для него — настоящая мама. Ну а теперь ступайте, спасибо за весточку. Какая вы хорошая — не погнушались. Обождите, — заторопилась она вдруг и, бросившись к комоду, выдвинула ящик, достала оттуда детскую беленькую рубашечку и какой-то маленький сверточек, завернула все это в кусочек ситца, сунула в руки Лиле. — Пусть и меня он помнит…
Пусть знает, когда вырастет, как любила его настоящая мама. Ну, а теперь ступайте. Приезжайте хоть разик в год, — крикнула она вслед Лиле.
Сейчас же от Кати Лиля отправилась к Уткиным и Афеногеновым выполнить поручение Семена Андреевича — рассказать о том, как устроились Любочка и Аришенька. И было чем порадовать: обе девочки были устроены в хороший детский дом. Правда, первую неделю они плакали, вспоминали родителей, рвались «домой», но привыкли, подружились с другими детьми. За ними установлен прекрасный уход, Семен Андреевич и она, Лиля, навещают девочек каждый день, носят им подарки, а с будущей осени Любочка поступит в школу…
Авдотья и Фрося приняли весть о детях с большой радостью и растрогались заботами о них. Просили передать Семену Андреевичу благодарность, привет.
Затем Лиля сходила на кладбище, отыскала родительские могилки, привела их в порядок: удалила бурьян, траву, посадила цветы, специально привезенные из города.
С кладбища Лиля вернулась на здоровый двор и прошла прямо к Туркееву.
Сергей Павлович усадил ее, предложил чай, но Лиля отказалась, она была печальна, едва сдерживала слезы.
- Пустое, ни к чему, — заметил он, — вы лучше расскажите мне, батенька, вот о чем: зачем нашему уважаемому шефу, а вашему муженьку Семену Андреевичу понадобилось усыновлять Катиного сына? Признаться, я прямо руками развел, когда узнал.
- А что ж тут удивительного? — вспыхнула она.
- Удивительного нет ничего. Но все-таки удивительно… — покрутил он головой и усмехнулся.
- Я люблю детей, — тихо ответила Лиля. — Ну… ну… и мне захотелось иметь ребенка.
- Так и имели бы своего. Зачем же вам чужой? Лиля сняла платок, повесила его на спинку кресла.
- Я так и хотела — своего. Но не хочет он.
- Почему же? — удивился Туркеев.
- Он-то хочет… Он тоже любит детей, как я, и тоже своего хотел иметь, а не чужого… Да не хочет…
- Вот тебе н-на, — развел руками Туркеев, сбитый с толку, — хочет и не хочет. Вероятно, опять придумал что-нибудь сверхъестественное? Что ж это взбрело ему опять в голову?
- Взбрело, — отмахнулась Лиля. — Он все время боится, как бы я не заболела… Ну, скажите мне, Сергей Павлович, — с жаром проговорила она, — правда это или неправда?
- Что?
- Да вот могу ли я заболеть, если рожу? Он так мне и сказал: рожающие женщины больше всего могут заболеть… Вычитал где-то…
- Фу, какой чудак ваш муж, — совершенно искренне возмутился Туркеев. — Это относится не к здоровым, а к прокаженным! Прочесть-то прочел, да кверху ногами. Правда, что у прокаженных женщин, которые родят, иногда чрезвычайно бурно обостряются процессы. Им это вредно. Но для здоровых женщин рожать полезно, запомните это навсегда: полезно!
Лиля улыбнулась:
- Я так и знала, что он напутал. Я говорила — ведь этого не может быть, а он на своем. Вот и решили взять ребенка. Да я не жалею теперь, я довольна Феденькой… А правда, Сергей Павлович, что инкубационный период может длиться сорок лет? — уже серьезно спросила она.
- Вы лучше расскажите, батенька, о том, зачем Семену Андреевичу понадобилось пугать моих сотрудников? Речь — то какую загнул!.. За детей благодарю, а за речь сердит.
Лиля потупилась и снова улыбнулась.
- На него нельзя сердиться, — сказала она мягко.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления