Онлайн чтение книги Камо грядеши Quo vadis
IX

Лигии жаль было Помпонию Грецину, которую она любила от всей души, жаль было дом старого Авла, однако отчаяние ее прошло. Ей даже легко было при мысли, что ради своей правды она жертвует достатком и удобствами и начинает скитальческую, полную лишений жизнь. Может быть, в этом и было немного детского любопытства — какой будет эта жизнь в далеких краях, среди варваров и диких зверей, но еще больше было глубокой и цельной веры, что она поступает так, как повелел великий Учитель, что теперь Он сам будет заботиться о ней, как о послушном и верном ребенке. И в таком случае какое зло может встретить ее? Придут ли страдания — она перенесет их во имя Его. Придет ли нежданная смерть — значит, Он призовет ее к Себе, а когда умрет и Помпония, они будут навсегда вместе. Не раз в доме Авла она думала о том, что, будучи христианкой, ничего не может сделать для Распятого, о котором с таким волнением говорил Урс. Но теперь настал час. Лигия чувствовала себя почти счастливой и стала говорить о своем счастье Актее, которая, однако, не могла понять его. Бросить все, бросить дом, богатство, город, сады, храмы, портики — все, что есть прекрасного, бросить солнечную страну и близких людей — и для чего? Чтобы избежать любви молодого и красивого военачальника!.. В голове Актеи это не могло поместиться. Иногда она чувствовала, что есть в этом какая-то правда, может быть, даже таинственное большое счастье, но не могла ясно отдать себе отчета, особенно потому, что ведь Лигию ждала большая опасность, — дело с ее побегом могло плохо кончиться. Лигия рисковала головой. Актея была по природе боязливой и со страхом думала о том, что мог принести сегодняшний вечер. Но она не хотела говорить о своих опасениях Лигии.

Наступил день, солнце заглянуло в атриум. Актея стала уговаривать Лигию отдохнуть после бессонно проведенной ночи. Лигия согласилась, и они ушли в спальню, большую и пышную… Там легли они рядом, но Актея, несмотря на усталость, не могла уснуть. Она давно была печальной и несчастной, но теперь ее охватила такая тревога, какой никогда прежде она не знала. До сих пор жизнь казалась ей тяжелой и лишенной будущего, теперь вдруг она стала для нее совершенно пустой.

Ее мысли окончательно спутались. Светлые двери снова то раскрывались, то закрывались. Но в минуты, когда они были раскрыты, свет ослеплял ее настолько, что она ничего не видела. Она угадывала, что в этом свете таится некое счастье, безмерное и настолько ни с чем не сравнимое, что если бы, например, цезарь отослал Поппею и вернулся снова к ней, Актее, то и это было бы ничем. Ей пришла в голову мысль, что цезарь, которого она любила и невольно считала полубогом, так же ничтожен, как и любой раб, а этот дворец с колоннами из нумидийского мрамора ничем не лучше груды камней. Но под конец эти мысли, в которых она не могла дать себе ясного отчета, стали мучить ее. Она хотела уснуть, но от волнения и тревоги не могла.

Думая, что и Лигия, которой угрожало столько опасностей и горя, также не спит, она повернулась к ней, чтобы поговорить о вчерашнем пире. Но Лигия спокойно спала. В темную спальню сквозь неплотно задвинутые занавески, врывалось несколько солнечных полосок, в которых кружилась золотая пыль. Актея смотрела на нежное лицо Лигии, лежавшее на обнаженной руке, на закрытые глаза и приоткрытые губы. Она ровно дышала, как дышат спокойно спящие люди.

"Она спит!.. Она может спать! — подумала Актея. — Дитя!"

Но тотчас ей пришло в голову, что, однако, это дитя предпочитает бежать, но не стать любовницей Виниция, предпочитает нищету позору, скитание — роскошному дому, нарядам, драгоценностям, пирам, звуку флейт и кифар.

"Почему?"

И она смотрела на Лигию, словно хотела прочесть ответ на лице спящей девушки. Она смотрела на красивый лоб, на изгиб спокойных бровей, на темные ресницы, на мягкие губы, на спокойно дышащую девичью грудь. И снова подумала: "Она совсем не такая, как я!"

Лигия казалась ей чудом, божественным видением, любимицей богов, в сто крат прекраснейшей всех цветов в садах цезаря, всех статуй в его дворце. Но в сердце гречанки не было зависти. Наоборот, вспомнив о грозивших девушке опасностях, она от души пожалела ее. В ней проснулось нечто вроде чувства матери. Лигия казалась ей не только прекрасной, как светлый сон, но и любимой. И, склонив к ней свое лицо, она стала целовать девушку.

Лигия спала спокойно, как будто дома, у Помпонии Грецины. И спала долго. Миновал полдень, когда она открыла свои голубые глаза и с большим удивлением стала озираться в незнакомой спальне.

Удивилась, что она не в доме Авла.

— Это ты, Актея? — спросила она наконец, увидев в полутьме лицо гречанки.

— Я, Лигия.

— Разве уж вечер?

— Нет, дитя, но полдень уже прошел.

— Урс еще не вернулся?

— Он не говорил, что вернется; ведь он будет с христианами поджидать лектику вечером по дороге к Виницию.

— Да, да!

Они вышли из спальни и отправились в баню; Актея, искупав Лигию, повела ее завтракать, потом они пошли гулять по саду, где им не могла грозить никакая опасная встреча, потому что цезарь и его приближенные еще спали. Лигия первый раз в жизни видела эти великолепные сады, множество кипарисов, пиний, дубов, олив и мирт, среди которых жило целое племя мраморных статуй, блистали спокойные зеркала прудов, цвело множество роз, орошаемых влажной пылью фонтанов; вход в пещеры и гроты был обрамлен плющом и виноградом, на воде плавали серебристые лебеди, а среди мрамора и деревьев бродили стройные газели из африканской пустыни и летали красивые птицы, привезенные сюда со всех концов земли.

Сады были пусты, и лишь в некоторых местах работали рабы, вполголоса напевая что-то; иные, которым позволено было немного отдохнуть, сидели у прудов или в тени деревьев, пестрые от дрожавших на них солнечных кружочков; некоторые поливали розы и бледные цветы шафрана. Довольно долго гуляли Актея и Лигия, любуясь великолепием садов, и хотя мысли Лигии были заняты совсем другим, она не могла, однако, будучи слишком юной, противостоять любопытству и внешней занимательности. Ей даже пришло в голову, что, если бы цезарь был добрым, он мог бы в таких садах также быть и очень счастливым.

Утомившись наконец, они сели на скамье, скрытой среди кипарисов, и стали беседовать о том, что больше всего волновало обеих, — о побеге Лигии сегодня вечером. Актея гораздо меньше Лигии верила в успех этого плана. Иногда ей даже казалось, что это — безумие, которое не может кончиться удачей. Она все больше жалела Лигию. Ей приходило в голову, что гораздо безопаснее было бы попытаться уговорить Виниция. Она стала расспрашивать Лигию, давно ли та знает Виниция и не думает ли, что его можно упросить вернуть ее Помпонии.

Но Лигия печально покачала своей темной головкой:

— Нет. В доме Авла Виниций был другим — очень добрым, но со вчерашнего вечера я боюсь его и предпочитаю бежать к лигийцам.

Актея спросила:

— Но в доме Авла он был тебе мил?

— Да, — ответила девушка, пряча лицо.

— Но ведь ты не рабыня, как была я прежде, — сказала, немного подумав, Актея. — Виниций мог бы взять тебя в жены. Ведь ты заложница и дочь царя. Авл любит тебя, как дочь, и я уверена, что они могли бы усыновить тебя. Виниций может жениться на тебе, Лигия.

Но девушка ответила тихо и печально:

— Нет, лучше бежать к лигийцам.

— Лигия, хочешь, я пойду сейчас к Виницию, разбужу его, если он спит еще, и скажу ему все, что только что говорила тебе? Да, моя дорогая, я пойду и скажу ему: "Виниций, она царевна и приемная дочь славного Авла; если ты любишь, верни ее Авлу, а потом введи женой в свой дом".

Но девушка ответила голосом настолько тихим, что Актея с трудом услышала ее:

— Нет, лучше к лигийцам…

И две слезы повисли на ее опущенных ресницах.

Дальнейший разговор был прерван шумом приближающихся шагов, и прежде чем Актея успела посмотреть, кто идет, к скамье подошла Сабина Поппея с небольшой толпой служанок. Две рабыни держали над ее головой опахало из страусовых перьев, которым они овевали ее и вместе с тем защищали от жаркого, хотя и осеннего уже, солнца, а впереди шла черная как уголь эфиопка с большими, казалось, переполненными молоком грудями и несла на руках ребенка, завернутого в пурпур, расшитый золотом. Актея и Лигия встали, думая, что Поппея пройдет мимо, не обратив на них внимания, но она остановилась и сказала:

— Актея, бубенцы, которые ты пришивала к кукле, оказались плохо пришитыми: дитя оторвало один из них и понесло в рот; к счастью, Лигия заметила это вовремя.

— Прости, божественная, — ответила Актея, скрестив на груди руки и склонив голову.

Поппея посмотрела на Лигию.

— Чья эта рабыня? — спросила она.

— Эта не рабыня, божественная Августа, а воспитанница Помпонии Грецины и дочь лигийского царя, данная самим царем в качестве заложницы римлянам.

— Она пришла навестить тебя?

— Нет, Августа. Со вчерашнего дня она живет во дворце.

— Была вчера на пиру?

— Была, божественная.

— По чьему приказанию?

— По приказанию цезаря…

Поппея еще внимательнее стала рассматривать Лигию, которая стояла перед ней опустив голову, то поднимая на нее свои светившиеся любопытством глаза, то прикрывая их ресницами. На лице Августы меж бровей легла складка. Ревнивая к своей красоте и власти, она жила в вечной тревоге, чтобы какая-нибудь счастливая соперница не погубила ее так же, как она погубила Октавию. Поэтому каждое красивое лицо во дворце будило ее подозрение. Взором знатока она сразу увидела красоту тела Лигии, оценила каждую черточку ее лица и испугалась. "Это нимфа, — подумала она. — Ее родила Венера". И ей нежданно пришла в голову мысль, никогда не приходившая раньше, когда ей случалось встречать красивое лицо, что она, Поппея, старше. В ней зашевелилось уязвленное самолюбие, охватил страх, разные опасения промелькнули быстро в ее душе. "Может быть, Нерон не видел ее или не оценил, рассматривая ее в изумруд. Но что будет, если он встретит ее днем при солнце, такую прекрасную? Кроме того, она не рабыня, она дочь царя, правда — варвара, — а все же царская дочь!.. Бессмертные боги!.. Она так же хороша, как и я, но моложе!" И складка меж бровей стала больше, а глаза из-под золотых ресниц светились холодным блеском.

Обратившись к Лигии, она с притворным спокойствием спросила:

— Ты разговаривала с цезарем?

— Нет, Августа.

— Почему предпочитаешь быть здесь, а не у Авла?

— Я не предпочитаю этого. Петроний подговорил цезаря отнять меня у Помпонии, я здесь не по своей воле, о госпожа!..

— Ты хотела бы вернуться к Помпонии?

Последний вопрос Поппея задала более мягким и ласковым голосом, поэтому в сердце Лигии вдруг появилась надежда.

— Госпожа, — сказала она, протягивая руки, — цезарь обещал отдать меня, как рабыню, Виницию, но ты заступись за меня и верни Помпонии.

— Значит, Петроний уговорил цезаря взять тебя у Авла и отдать Виницию?

— Да, госпожа. Виниций сегодня же хочет прислать за мной, но ты, добрая, сжалься надо мной.

Сказав это, она склонилась и, поймав край платья Поппеи, с бьющимся сердцем ждала ответа. Поппея посмотрела на нее с лицом, на котором появилась вдруг злая улыбка, потом сказала:

— Итак, обещаю, что сегодня же ты станешь рабой Виниция.

И отошла, прекрасная, но злая. До слуха Актеи и Лигии долетел крик младенца, который неизвестно почему вдруг заплакал.

Глаза Лигии также наполнились слезами, но она превозмогла себя и, взяв руку Актеи, сказала:

— Вернемся. Помощи следует ждать лишь оттуда, откуда она может прийти.

Они вернулись в атриум, которого не покидали до вечера. Когда стемнело и слуги принесли большие светильники, обе женщины были очень бледны. Разговор каждую минуту прерывался, обе прислушивались, не идет ли кто-нибудь. Лигия все время повторяла, что хотя ей жаль покидать Актею, но так как Урс ждет ее где-то во мраке, то она предпочитает, чтобы все было кончено сегодня. Но от волнения она дышала чаще и громче. Актея лихорадочно собрала драгоценности и завязала их в угол пеплума, заклиная Лигию, чтобы она не отвергла ее дара, который даст необходимые средства для побега. Томительная тишина обманывала слух. Обеим казалось, что они слышат чей-то шепот за шторой, то плач ребенка, то лай собак.

Вдруг штора бесшумно раздвинулась, и, как дух, в атриуме появился высокий черный человек с лицом, изрытым оспой. Лигия тотчас узнала Атакина, вольноотпущенника Виниция, который приходил в дом Авла.

Актея вскрикнула, но Атакин низко поклонился и сказал:

— Божественной Лигии от Марка Виниция привет! Он ждет ее с ужином в своем доме, украшенном зеленью.

Губы девушки совершенно побелели.

— Иду, — сказала она.

И обняла, прощаясь, Актею.