– Слава Богу, – сказал Максим. – С этим покончено. Будь проклят этот дождь! Мне нужна прогулка. Я больше не в состоянии сидеть на одном месте!
Он был бледен и взбудоражен. Меня удивило, почему встреча с сестрой так утомила его.
– Подожди, – предложила я, – я сбегаю наверх за пальто.
– Ну нет, если женщина уходит в свою комнату, то это минимум на полчаса. Роберт! Принесите-ка из зимнего сада дождевик для миссис де Винтер. Там их целая куч? – забытых разными гостями. Джаспер! Ну, ленивый лежебока, идем гулять! Нужно же тебе сбросить жир.
Приглашение на прогулку вызвало у Джаспера приступ истерического лая.
– Замолчи, дурак! Где же, наконец, Роберт?
В холл вбежал Роберт и принес мне длинный предлинный дождевик. Времени посылать за чем-либо другим не было, и я храбро зашагала в нем по лесу рядом с Максимом. Впереди несся Джаспер.
– Я редко вижусь с родственниками, – сказал Максим, – но этих встреч мне надолго хватает. Беатриса прекрасный человек, но она действует мне на нервы.
Я не поняла, в чем он обвиняет сестру, но предпочла промолчать. Может быть, он до сих пор не может простить ей разговор о его здоровье перед ленчем?
– Ну, а ты какого о ней мнения?
– Мне она понравилась… Со мной она очень приветлива.
– О чем вы беседовали в саду после ленча?
– Право, не помню. В основном, говорила я: рассказывала ей о миссис ван Хоппер и о том, как мы с тобой познакомились. Она сказала, что я совсем не похожа на то, что она ожидала.
– Чего, собственно, она могла ожидать?
– Насколько я поняла, легкомысленную разряженную куколку.
– Беатриса иногда бывает ужасно глупой, – проворчал он, – немного помолчав.
Мы поднялись на холм, возвышавшийся над лужайкой, и вошли в лес, густой и темный. Под ногами хрустели сучья и шуршала прошлогодняя листва. Джаспер уже утомился и медленно шагал рядом с нами, принюхиваясь к земле.
– Нравятся тебе мои волосы? – спросила я.
Он удивленно взглянул на меня.
– Смешной вопрос… Конечно, нравятся. Чего ради ты спрашиваешь об этом?
Мы вышли на открытое место. Тропинка раздвоилась. Джаспер без колебаний повернул направо.
– Джаспер? – окликнул его Максим. – Не туда.
Пес вилял хвостом, но не шел за нами.
– Почему он хочет идти в ту сторону? – спросила я.
– Вероятно, привычка. Тропинка ведет к бухте, где мы прежде держали лодку. – И он повернул налево.
Пес последовал за нами.
– Эта тропинка приведет нас в долину. Я тебе о ней рассказывал. Там полно азалий. Не обращай внимания на дождь, он усилит аромат цветов.
Он снова стал спокойным, веселым Максимом, какого я знала и любила. Он рассказывал о мистере Кроули, какой это хороший и преданный человек и как он любит Мандерли. «Вот сейчас хорошо, совсем, как в Италии?» – подумала я, крепко прижимая к себе его руку.
Меня продолжали волновать его отношения с сестрой. Почему он так выходил из себя в ее присутствии и как понимать ее слова, что рассерженный Максим становится опасным? Я знала совсем другого Максима: пусть с изменчивыми настроениями, иногда рассерженного, но всегда сговорчивого. Не злого и не вспыльчивого. Может быть, она преувеличивала?
– Мы пришли. Взгляни.
Мы стояли на вершине холма. Тропинка вела в долину, по которой протекал веселый ручеек, на его берегах росли азалии и рододендроны, но не пурпурные, как на въездной аллее, а белые, розовые и золотистые; не самодовольные великаны, а скромные, благоухающие. Здесь было очень тихо, слышны были лишь журчанье ручейка и шум дождя.
– Мы называли это место «Счастливой долиной», – произнес Максим низким приглушенным голосом.
И вдруг мы услышали птичьи голоса: сперва один, потом другой и вот зазвучал целый хор.
Так вот оно какое, это таинственное Мандерли!
Я забыла мрачную въездную аллею, пустынный дом и эхо, недружелюбно отзывавшееся на мои шаги, таинственные запахи теперь уже нежилого западного крыла, его зачехленную мебель и пугавшее меня прошлое.
Мы спустились по тропинке, вошли под цветочную арку и, тесно прижавшись друг к другу, прошли под ее сводами. И когда мы наконец смогли выпрямиться, я стряхнула с себя капли дождя и увидела, что мы в маленькой бухте, а под нами с шумом разбиваются о берег морские волны.
– Ну, как тебе понравилось внезапное появление моря? – спросил Максим. – Для всех это бывает неожиданным. – Он поднял с земли камень, швырнул его в море и приказал Джасперу принести.
Тот радостно помчался, и уши его развевались от ветра. Прилив, видимо, закончился, но кое-где крупные каменные глыбы не были покрыты водой.
Мы спустились к самому берегу и принялись бросать в море плоские камешки. Джаспер не возвращался, хотя мы ему и свистели. Я с опаской посмотрела на скалы, торчащие среди волн.
– Упасть в море он не мог, – сказал Максим, – мы бы увидели его. Джаспер! Дурак! Куда же ты делся?
– Может быть, он вернулся в Счастливую долину?
– Джаспер! Джаспер? – продолжал звать Максим.
И вдруг мы услышали короткий и отрывистый лай справа от нас.
– Слышишь? – спросил меня Максим.
Я начала карабкаться на скалу по направлению к морю, где слышался собачий лай.
– Вернись, – предложил Максим, – мы пойдем другой дорогой. Этот глупый пес сам о себе позаботится.
«А может быть, он упал и расшибся?» – подумала я.
– Позволь мне слазить за ним. Это же не опасно? Он там не может утонуть?
– Оставь его в покое. Он отлично знает дорогу домой. Я сделала вид, что не слышу, и продолжала карабкаться на скалу. «Бессердечно так бросить собаку на произвол судьбы», – возражала я про себя Максиму.
Наконец я влезла на скалу и глянула вниз. Там была другая бухта, более широкая. В море вдавался небольшой каменный волнорез, и был устроен причал. Но лодки не было. На берегу стояло низкое и длинное здание, не то коттедж, не то лодочная станция. На песке сидел какой-то рыбак, а Джаспер носился вдруг него, отчаянно лаял и хватал его за ноги.
– Джаспер? – крикнула я. – Иди сюда!
Но он только махнул хвостом. Мужчина обернулся. У него были крохотные бессмысленные глазки идиота и мягкий красный рот.
– Здравствуйте, – сказал он. – Грязно сегодня.
– Здравствуйте. Погода действительно неважная.
– Вы пришли ловить креветок? – он рассматривал меня с интересом. – А их здесь совсем нет.
– Иди сюда, Джаспер! Уже поздно.
Но на пса нашел дух противоречия. Возможно, на него так подействовал свежий морской ветер. Он и не собирался следовать за мной.
– Нет ли у вас веревки? – спросила я.
– Э?
– Нет ли веревки? – повторила я.
– Креветок совсем нет, хоть я и сижу с самого утра.
– Мне нужна веревка, чтобы привязать собаку.
– Этого пса я знаю. Он пришел из господского дома.
– Собака принадлежит мистеру де Винтеру, я хочу отвести ее домой.
– Она не ваша.
– Она принадлежит мистеру де Винтеру.
Я пошла в дом, надеясь найти какую-нибудь веревку. Дверь оказалась незапертой. Я ожидала увидеть там канаты, якоря, весла, а увидела хорошо обставленную жилую комнату. Большой диван, стол, несколько стульев, полка с посудой, книжная полка. Но все покрыто толстым слоем пыли, запущено. В углах паутина, на стенах плесень. Обивка на диване и стульях порвана. В другом конце комнаты дверь. За ней я и нашла то, что ожидала: паруса, весла, якоря.
На полке лежал большой моток веревки и рядом – нож. Я отрезала нужный мне кусок и вышла из дома. Рыбак молча наблюдал за мной, а Джаспер сидел рядом с ним.
– Иди ко мне, Джаспер! Иди, мой хороший песик!
На этот раз он позволил мне привязать веревку к ошейнику.
– Я нашла веревку в коттедже, – сказала я рыбаку. – До свидания.
– Я видел, что вы входили в дом.
– Все в порядке. Мистер де Винтер не будет возражать.
– А она больше не приходит сюда.
– Да, да, не приходит.
– Она уплыла в море и больше не вернется.
– Не вернется.
– Я ведь никому не рассказывал об этом.
– Да, да, конечно. Не беспокойтесь об этом. Я направилась обратно. Максим стоял на скале, засунув руки в карманы.
– Прости меня, что я заставила тебя ждать, – сказала я. – Но Джаспер никак не желал идти домой. Мне пришлось поискать веревку.
Он круто повернулся на каблуках и пошел к лесу.
– А нам не надо спускаться по скале в ту бухту? – спросила я.
– В этом нет смысла, раз уж мы пришли сюда.
– Джаспер все кидался на того человека. Кто это?
– Бен. Безвредный бедный идиот. Его отец был сторожем в этом доме. Теперь сторожа живут неподалеку от фермы. Где ты взяла эту веревку?
– В доме, на берегу.
– Дверь была открыта?
– Да. Но веревку я нашла в другой комнате, где лодочные принадлежности.
– Я полагал, что там все заперто. Туда не надо заходить. Я не ответила. Меня это не касалось.
– Это Бен сказал, что дверь открыта? – спросил он.
– Да нет. Он вообще, видимо, не понял, о чем я его спрашивала.
– Он притворяется большим идиотом, чем это есть в действительности. Вероятнее всего, он постоянно ходит в этот домик, но не хочет, чтобы об этом знали.
– Не думаю, – возразила я. – Там все так, будто давно никто не входил туда. Никаких следов, кроме крысиных; диван они уже изгрызли. А книги сгниют.
Максим ничего не ответил. Мы шли по тропинке, ничем не напоминающей Счастливую долину. Деревья обступали ее плотной стеной, создавая сумрак. Дождь все еще продолжался, просачиваясь мне за воротник, и вода текла по телу. Ноги у меня ныли от непривычного лазания по складам. Джаспер, утомленный бессмысленной беготней, еле тащился сзади, высунув язык.
– Иди же, Джаспер? – крикнул ему Максим. – Беатриса права: пес слишком зажирел.
– А ты не шагай так быстро, – возразила я. – Мы с Джаспером еле поспеваем за тобой.
– Надо было слушаться меня. Если бы ты не полезла на скалы, мы давно были бы дома. Джаспер прекрасно нашел бы обратную дорогу. Не надо было и лазить за ним.
– Я боялась, что он там упадет и разобьется. А кроме того, я боялась прилива.
– Неужели ты подумала, что я брошу собаку, когда ей грозит прилив? Просто я был против твоего лазанья на скалы, а вот теперь ты ворчишь, что устала.
– Я не ворчу. Любой на моем месте устал бы. Вот уж не думала, что ты представишь мне одной карабкаться на скалу. Я ждала, что ты пойдешь за мной.
– Чего ради изводить себя из-за этого дурного пса.
– А ты так говоришь, потому что не можешь придумать ничего другого в свое оправдание.
– Оправдание? Почему я должен оправдываться? Что я сделал?
– Конечно, ты должен извиниться за то, что не пошел со мной в другую бухту…
– А как ты думаешь, почему я не пошел за тобой?
– Ну, я не умею читать чужие мысли. Просто видела, что ты не хочешь идти со мной. Это было видно по твоему лицу.
– А что ты еще прочла на моем лице?
– Я уже сказала, и давай закончим этот разговор. Я устала от него.
– Все женщины говорят так, когда им больше нечего сказать. Ну хорошо, я действительно не хотел идти в ту бухту. И никогда не приближаюсь к этому богом проклятому месту. Если бы у тебя были такие же воспоминания об этом коттедже, как у меня, ты тоже не захотела бы подходить туда. Даже говорить или вспоминать об этом месте. Теперь, надеюсь, ты удовлетворена, и мы действительно прекратим этот разговор. – Он побледнел, глаза его помрачнели, и в них было то же отчаянье, как в дни нашего знакомства.
– Максим, пожалуйста…
– В чем дело? Что ты хочешь?
– Я не могу, чтобы ты так смотрел на меня, мне это слишком больно. Давай забудем весь этот разговор. Пусть опять все идет по-хорошему.
– Нам следовало остаться в Италии и не возвращаться в Мандерли. Каким я был дураком, что вернулся сюда.
Он устремился вперед еще быстрее, и мне пришлось бежать за ним, таща за собой несчастного Джаспера. Наконец мы дошли до поляны с развилкой на тропинке. Это было именно то место, где Джаспер хотел идти налево, когда мы повернули направо. Очевидно, он привык ходить по этой тропинке к коттеджу на берегу.
Мы молча вошли в дом. Максим прошел через холл в библиотеку, не взглянув на меня.
– Подайте мне чай, и поскорее, – сказал он Фритсу, проходя через холл.
Я постараюсь сдержать слезы: Фритс не должен был их видеть. Ведь он тотчас же рассказал бы прислуге: «Миссис де Винтер только что плакала в холле. Очевидно, они плохо ладят друг с другом». Когда он подошел ко мне, чтобы снять дождевик, я отвернулась.
– Я повешу ваш плащ в оранжерее, миледи.
– Спасибо, Фритс.
– Неудачный день для прогулки, миледи.
– Да, вы правы.
– Ваш носовой платок, миледи.
– Благодарю вас, – и я спрятала поданный Фритсом платок.
Я не знала, идти ли мне за Максимом или к себе, и стояла в нерешительности, кусая ногти. Фритс, вернувшись из оранжереи, удивился, заставив меня на том же самом месте.
– Миледи, – сказал он, – в библиотеке разведен огонь.
– Спасибо.
Я медленно прошла через холл и вошла в библиотеку. Максим сидел в кресле. Газета лежала рядом. Я подошла, наклонилась и прислонилась щекой к его щеке.
– Не сердись на меня больше, – прошептала я.
Он взял мое лицо в ладони и посмотрел на меня в упор.
– Я не сержусь.
– Я чувствую себя такой несчастной, когда вижу тебя огорченным. Мне кажется, что вся душа у тебя изранена и избита. И мне это очень больно. Я ведь так сильно люблю тебя…
– В самом деле? Ты в этом уверена?
– В чем дело, дорогой? Почему ты так недоверчиво глядишь на меня?
Не успел он ответить мне, как открылась дверь и началась чайная церемония. На столе появилась белоснежная скатерть, уставленная кексами, пирожными, сандвичами, а на маленькой спиртовке кипел серебряный чайник. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем мы снова оказались наедине.
За это время на его лице снова появилась краска, а из глаз исчезло отчаянье. Он спокойно взял сандвич и приступил к чаепитию.
– Все это случилось из-за неожиданных гостей, – сказал о? – Беатриса каждый раз умудряется погладить меня против шерсти. В детстве мы с не каждый день дрались. Я очень люблю ее, но рад, что живем мы далеко друг от друга… Кстати, о родственниках. Нам придется как-нибудь на днях навестить мою бабушку… Налей-ка мне еще чаю, дорогая, и прости, что я был так резок с тобой.
Инцидент был исчерпан, и можно было больше не возвращаться к нему. Он улыбнулся мне, и эта улыбка была мне наградой, как мое поглаживание ушей у Джаспера: о, мой хороший песик, лежи спокойно и не расстраивай меня. Я вернулась в прежнее свое положение, то есть снова стала Джаспером для Максима.
Я взяла со стола кусок пирога и поделила его между двумя собаками. Почувствовав, что пальцы стали жирными, я достала из кармана носовой платок и изумленно уставилась на него. Крохотный кусочек батиста, обшитый кружевами. Это был не мой платок. Я вспомнила. что Фритс поднял его с пола, когда я снимала плащ. В углу платочка монограмма: «Р», переплетенного с «д» и «В». Очевидно, платочек лежал в плаще очень давно, и никто не надевал этот плащ. Его когда-то носила женщина с более широкими, чем у меня, плечами. Рукава плаща были так длинны, что закрывали мне кисти рук. Несколько пуговиц оторвано. Очевидно, Ребекка просто накидывала его на плечи. На платочке сохранился след губной помады и слабый аромат. Очень знакомый запах. Только позднее я вспомнила, что так пахли азалии в Счастливой долине.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления