Онлайн чтение книги Ребекка Rebecca
15

На следующее утро Максим позвонил по телефону и сообщил, что вернется около семи часов вечера. К телефону подходил Фритс. Я надеялась, что Максим захочет со мной поговорить и встала из-за стола, отложив в сторону салфетку. Фритс увидел это и сказал:

– Мистер де Винтер уже повесил трубку. Он ничего не сказал, кроме того что будет в семь вечера.

Я села за стол и принялась за свою яичницу с ветчиной. Джаспер лежал, как всегда, у моих ног, а старая собака, по обыкновению, находилась в своей корзине, в углу комнаты.

Чем заполнить предстоящий день? Ночь я провела очень плохо. Вначале пыталась поскорее заснуть и глядела на часы, которые будто и не двигались. Когда я, наконец, уснула, меня стали преследовать тяжелые сны и кошмары. Снилось, что мы с Максимом в лесу, он идет впереди. Ни догнать его, ни увидеть его лицо я не могу. По-видимому, я плакала во сне, так как, проснувшись, почувствовала, что подушка стала влажной. Взглянув на себя в зеркало, я увидела распухшие глаза и бледное, непривлекательное лицо. Попробовала слегка нарумяниться, но вышло еще хуже – я стала похожа на накрашенного клоуна. Роберт с удивлением взглянул на меня, когда я прошла через холл в столовую.

В десять часов я стояла на террасе и разбрасывала крошки хлеба для птиц. В это время снова раздался телефонный звонок. На этот раз меня позвала к телефону миссис Леси.

– Добрый день, Беатриса.

– Как поживаете, дорогая? Решила нанести сегодня визит нашей бабушке и хотела предложить вам поехать со мною. Я буду на ленче в гостях недалеко от вас, и на обратном пути заеду за вами. Предложение принимается?

– С удовольствием поеду, Беатриса, – сказала я.

– Хорошо, буду у вас в половине третьего. Жиль видел Максима в Лондоне за обедом. Была очень плохая еда, но великолепное вино.

Она повесила трубку, а я пошла обратно в сад. Настроение у меня было не таким, чтобы бегать с Джаспером по Счастливой долине. Предложение Беатрисы посетить бабушку подвернулось очень кстати. Это, как-никак, займет мое время, которое, казалось мне, будет тянуться до семи вечера бесконечно.

Пока я с книгой, газетой и вязанием шла к скамейке среди розария, я чувствовала себя так, как будто бы из всех окон дома за мной вели наблюдение. Миссис Дэнверс могла меня видеть, а я этого установить никак не могла. Вспомнила свои детские игры в прятки, но там все было проще и понятнее.

Когда меня позвали к ленчу, я почувствовала облегчение. Спокойствие и полное бесстрастие Фритса в соединении с глуповатым лицом Роберта действовали успокаивающе, а ровно в половине третьего, минута в минуту, подъехала машина Беатрисы, и она вышла, чтобы поприветствовать меня.

– Вы плохо выглядите. Исхудавшее лицо, ужасно бледное. Что случилось?

– Да ничего не случилось. Я никогда не была особенно румяной.

– Да, но когда я видела вас в прошлый раз, вы были совсем другой.

– Вероятно, тогда еще сохранялись следы итальянского загара.

– О, у вас тот же характер, что и у Максима, который не выносит, когда обсуждают его здоровье. Быть может, вы собираетесь подарить нам инфанта?

– Не думаю.

– У вас не бывает тошноты и недомогания по утрам?

– О нет!

– Ну, конечно, это не всегда протекает так. Когда я носила Роджера, то все девять месяцев была весела и здорова, а накануне родов еще играла в гольф. Если у вас есть какие-нибудь подозрения, вы бы правильно поступили, поделившись со мной.

– Мне, право, нечего сказать вам, Беатриса.

– Должна сознаться, что буду очень рада, если вы подарите Максиму сына и наследника. Максим был бы счастлив. Надеюсь, вы не принимаете никаких мер предосторожности?

О не обижайтесь на меня. Конечно, для женщины, любящей охоту и спорт, провести свой первый сезон на режиме беременной было бы ужасно, это могло бы расстроить самый счастливый брак. Но вы ведь увлекаетесь рисованием, а оно вам никак не помешает. Кстати, много ли вы рисуете?

– Очень мало.

– И в самом деле, нельзя же сидеть на месте, когда стоит такая чудесная погода. Понравились ли вам книги, которые я прислала?

– Да, очень, это был прекрасный подарок!

– Рада, что сумела вам угодить.

Мы сели в машину, и Беатриса повела ее с бешеной скоростью: люди, которых мы обгоняли, ругались и грозили нам кулаками, а один пешеход остановился, чтобы погрозить нам палкой.

Наконец, мы свернули на узкую проселочную дорогу, и Беатриса вновь заговорила:

– У вас кто-нибудь гостил в Мандерли?

– Нет, никаких гостей, очень спокойно.

– Оно и лучше, ужасно много хлопот бывает с этими приемами. Когда вы побываете у нас, то увидите, что у нас все гораздо проще: тесный маленький кружок, где все прекрасно знают друг друга. Мы поочередно обедаем друг у друга, а после играем в бридж. А вы играете в бридж?

– Играю, но плохо.

– О, это совсем неважно. Лишь бы играли хоть как-нибудь. Просто не знаешь, что делать с неиграющими людьми а перерыве между чаем и обедом и после обеда. Нельзя же все время разговаривать!

Сейчас, когда Роджер стал уже взрослым, он часто привозит своих друзей, и мы от души веселимся. Жаль, что вас не было с нами на прошлое Рождество: было очень весело, мы ставили разные шарады. Жиль обожает всякие переодевания и был в своей стихии.

Мы считаем, что ему следовало стать актером. А после одного-двух бокалов шампанского он делается таким веселым, что ему нет удержу. На этот раз он и его старый друг Дикки Марш оделись в длинные платья и спели дуэт. Какое это имело отношение к задуманному в шараде слову, так никто и не понял, но все безумно смеялись.

Я с ужасом подумала о том, что, быть может, следующее Рождество мне придется провести в этом «веселом» обществе, и затем успокоилась, решив, что непременно заболею инфлуэнцей.

– Мы, конечно, ни на что не претендуем, – продолжала Беатриса, – а вот у вас, в Мандерли, несколько лет тому назад была настоящая театральная постановка и приезжали даже гости из Лондона. Но, конечно, организация такого спектакля – очень хлопотное дело… Как себя чувствует Максим?

– Спасибо, хорошо.

– Весел и счастлив?

– По-видимому, да.

Мы проезжали по узкой деревенской улице, и ей пришлось замолчать. А я думала о том, поговорить ли с ней по поводу миссис Дэнверс и этого Фэвелла. Но не хотелось, чтобы она поднимала из-за этого шум и рассказала Максиму.

– Беатриса, – в конце концов решилась я, – знаете ли вы человека по имени Фэвелл?

– Джек Фэвелл? Да, знаю. Ужасный шалопай. Я видела его однажды несколько лет тому назад.

– Он приезжал вчера в Мандерли повидаться с миссис Дэнверс.

– Да, возможно…

– Но почему?

– Он двоюродный брат Ребекки.

– Никогда бы не подумала, что у нее может быть такой брат. Мне он совсем не понравился.

– Вас можно понять.

Я решила о дальнейшем умолчать и не сказала, что Фэвелл просил скрыть его визит от Максима.

Мы подъехали к воротам и направились к большому кирпичному дому поздневикторианского стиля. Здание было огромное, а жила в нем одна слепая старушка.

Нам открыла дверь горничная.

– С добрым утром, Нора, – сказала Беатриса, – как у вас тут дела?

– Благодарю вас, все хорошо, мадам.

– Как себя чувствует старая леди?

– Как вам сказать, мадам, по-разному: иногда хорошо, а иногда неважно. Но она, безусловно, будет вам рада.

– Это жена мистера де Винтера, миссис де Винтер.

– Добрый день, мадам. Как вы поживаете?

Мы прошли через узкий холл и гостиную и вышли на террасу. На ступеньках везде стояли каменные вазы, заполненные цветущей геранью. В низком кресле в углу, завернутая в шали и обложенная подушками, сидела бабушка Беатрисы.

Она была очень похожа на Максима, вернее, у Максима, когда он будет очень стар и слеп, будет точно такое же лицо.

Сиделка, занимавшее место рядом со старушкой, встала, положила закладку в книгу, которую она читала вслух, и улыбнулась Беатрисе.

– Как вы поживаете, миссис Леси? – спросила она.

Беатриса пожала ей руку и представила меня.

– Старая леди отлично выглядит, – сказала сиделка, – не знаю, как ей это удается в восемьдесят шесть лет.

– Я приехала навестить вас, бабушка.

– Как это любезно с твоей стороны, Би, нам так скучно здесь одним.

Беатриса поцеловала ее и сказала:

– Я привезла к вам жену Максима. Она уже давно собиралась вас навестить. – И шепнула мне: – Поцелуйте ее.

Старушка потрогала мое лицо руками и сказала:

– Милое молодое существо. Как жаль, что вы не захватили с собой Максима.

– Максим сегодня в Лондоне и вернется лишь вечером.

– Как поживает Роджер, Би? Он гадкий мальчик – никогда не навещает меня.

– Он приедет к вам в августе. Он окончил Итонский колледж и поступает сейчас в Оксфорд.

– О, дорогая, он, наверное, совсем взрослый, и я его уже не узнаю.

– Он уже выше, чем Жиль.

Сиделка вынула откуда-то вязание и быстро зашевелила спицами.

– Как вам нравится в Мандерли, миссис де Винтер? – спросила она у меня.

– Очень нравится, благодарю вас.

– Это дивное место, не правда ли? Мы когда-то ездили туда со старой леди, когда она была еще несколько крепче. А теперь она уже слишком слаба. Мне очень, очень жаль, я любила эти поездки, – сказала сиделка.

– Приезжайте как-нибудь сами, – пригласила я.

– Вы провели свой медовый месяц в Италии, не так ли?

– Да.

– Нам доставила большое удовольствие открытка, присланная нам мистером де Винтером из Италии.

Я думала о том, как она употребляет местоимение «мы». В таком значении, как его употребляет король, или отождествляя себя со старой леди настолько, что считает себя с ней единым целым?

Я прислушалась к беседе Беатрисы со старушкой.

– Вы знаете, нам пришлось уволить старого Мэрксмена, нашего лучшего охотника. Ослеп на оба глаза.

(Со стороны Беатрисы довольно бестактно рассказывать об этом бедной слепой старушке).

– Любите ли вы охоту? – снова обратилась ко мне сиделка.

– Нет, не люблю.

– Вероятно, вы еще привыкнете к ней, как все в этой части света.

– Миссис де Винтер увлекается живописью, – сказала Беатриса.

– Какое прелестное хобби, – ответила сиделка. – У меня была когда-то подруга, которая делала чудеса своими красками и карандашами.

– Мы говорим о живописи, – обратилась Беатриса к старушке. – Вы еще не знаете, что у нас в семье завелся собственный художник.

– Кто это? – спросила старушка. – Никогда не слышала об этом.

– Ваша новая внучка, бабушка. Спросите ее, что я ей подарила к свадьбе.

– О чем это говорит Би? – обратилась старушка ко мне. – В нашей семье никогда не было художников. Она шутит?

– У меня просто маленькое хобби, а по-настоящему рисовать я даже никогда не училась. Беатриса подарила мне прекрасные книги.

– О боже, это все равно, как послать уголь в Ньюкасл! В Мандерли и так слишком много книг.

– Вы не понимаете, бабушка, это совсем особые книги: история искусств в четырех томах.

Сиделка пояснила:

– Миссис Леси объясняет, что миссис де Винтер увлекается живописью, и поэтому она подарила ей книги по истории искусств к свадьбе.

– Никогда не слыхала, чтобы в качестве свадебного подарка преподносили книги. Мне, во всяком случае, никто их не дарил. Да я бы и не стала их читать.

Я хочу чаю. Почему Нора не приносит чай? – ворчливо произнесла старая леди.

– Как? – сказала сиделка, вставая. – Вы снова голодны после нашего плотного и вкусного ленча?

Недаром говорят, подумала я, что со старыми бывает временами труднее, чем с малыми.

Сиделка взбила подушки и укутала старушку в шали поплотнее. А та закрыла глаза и казалась очень усталой. В таком виде она стала еще больше похожа на Максима, но я тут же постаралась вообразить ее молодой, красивой и веселой, разгуливающей по садам Мандерли. Рядом с ней я видела юношу в сюртуке и с круглым белым воротником – и это был дедушка Максима. Она, вероятно, не замечала, что Беатриса зевает, поминутно глядя на часы, и не понимала, что, выйдя от нее, Беатриса скажет: «Теперь у меня совесть чиста на ближайшие три месяца.»

– У нас сегодня сандвичи с кресс-салатом, – сказала сиделка.

– О, я не знала об этом, – ответила старушка. – Почему Нора не подает чай?

– Я бы не согласилась занять вашу должность, сестра, за тысячу фунтов в день, – сказала Беатриса.

– Пустяки, я привыкла, к тому же она вовсе не тяжелый человек, бывает ведь и много хуже.

В это время вошла Нора, внесла легкий чайный столик и сервировала чай.

– Как вы опаздываете, Нора, – сказала старая леди.

– Нет, мадам, сейчас ровно половина пятого.

Мы подвинули свои стулья к столику и начали пить чай с сандвичами. Для старушки были приготовлены особые сандвичи.

– Ну, чем не угощение?!

Старая леди ответила:

– Я очень люблю кресс-салат.

Чай был слишком горячим.

– Я каждый день говорю прислуге, что после того, как чайник закипит, его нужно немного остудить. А они не слушаются.

– Вся прислуга одинакова, – заметила Беатриса. – Я уже перестала огорчаться по этому поводу.

– Хорошая ли была погода в Италии? – спросила у меня сиделка.

– Да, было очень тепло, и Максим сильно загорел.

– Почему Максим не приехал ко мне? – спросила старая леди.

– Мы говорили вам, бабушка, что он уехал в Лондон по делам.

– Но почему вы говорите, что он в Италии?

– Он был в Италии в апреле, а сейчас он вернулся домой и живет в Мандерли.

– Мистер и миссис де Винтер живут теперь в Мандерли, – громко повторила сиделка.

– И там сейчас чудесно, – подхватила я. – Розы как раз расцвели. Жалею, что не догадалась привести их вам.

– Я очень люблю розы, – заявила старушка. А потом, уставившись на меня своими мутными глазами, вдруг неожиданно спросила:

– Скажите, а вы тоже живете в Мандерли?

Вопрос поставил меня в тупик, но Беатриса сказала громко и нетерпеливо:

– Бабушка, дорогая, вы прекрасно знаете, что она там живет. Ведь это жена Максима.

Сиделка отодвинула от себя чашку, встала и взглянула на старушку. Та откинулась на свои подушки, и губы у нее задрожали.

– Кто вы такая? – спросила она меня. – Ваше лицо мне незнакомо, и я никогда не видела вас в Мандерли. Би, кто эта девушка? Почему Максим не привозит ко мне Ребекку? Я так люблю Ребекку. Где она?

Я вся залилась краской, а сиделка быстро подошла к креслу больной.

– Я хочу видеть Ребекку, – повторила старая леди. – Что вы сделали с ней?

Беатриса тоже встала из-за стола, вся красная, с дрожащими губами и смущенно глядела на меня.

– Думаю, что вам следует уехать, миссис Леси, – сказала сиделка. – Когда больная начинает путаться в мыслях, то это продолжается обычно несколько часов подряд. Время от времени у нее бывают такие припадки. Очень жаль, что это случилось именно тогда, когда вы приехали навестить нас.

– Надеюсь, что вы все понимаете и прощаете ее, миссис де Винтер, – обратилась она ко мне.

– Ну, конечно, мы уже уходим.

Мы взяли свои сумки и перчатки и направились к выходу, а вслед раздавался раздраженный тонкий голос:

– Где Ребекка? Почему Максим не приезжает сюда и не привозит Ребекку?

Мы пошли через гостиную и холл, вышли и сели в машину. Все это не говоря ни слова.

И только когда мы уже миновали деревню, Беатриса, наконец, заговорила:

– Мне ужасно совестно перед вами, просто не знаю, что сказать.

– Не говорите глупостей, Беатриса, ничего не нужно говорить. Все в полном порядке.

– Не понимаю, в чем тут дело. Я ей писала о вас и Максиме. И она очень заинтересовалась этой свадьбой за границей. Я совсем забыла, что она так любила Ребекку. Кажется, она так и не поняла, что с ней случилось. Ребекка отличалась способностью внушать к себе симпатию; мужчины, женщины и даже собаки – все тянулись к ней. По-видимому, старая леди так и не забыла ее.

– Это совсем неважно, неважно, – повторила я.

– Жиль будет очень недоволен и скажет мне: «О Беатриса, глупее нельзя было ничего придумать.»

– Вам не следует ничего рассказывать ему об этом инциденте. Чем меньше шуму поднимать, тем скорее все это забудется.

– Но Жиль сразу увидит по моему лицу, что я чем-то расстроена. Мне никогда не удается что-нибудь скрыть от него.

Меня все это ничуть не задевало. Лишь бы это не дошло до Максима.

Мы доехали до холма, с которого были видны леса Мандерли.

– Скажите, вы очень торопитесь домой? – спросила Беатриса.

– О нет, а в чем дело?

– Вы не рассердитесь, если я вас высажу у домика привратника. Если я сейчас помчусь на полной скорости, то успею к лондонскому поезду и смогу встретить Жиля, которому, в противном случае, нужно будет нанимать на вокзале такси.

Я поняла, что она сыта по горло событиями этого дня и хочет остаться одна. Чаепитие в Мандерли было ей уже не под силу.

Я вышла из машины.

– Постарайтесь немного пополнеть, худоба вам не к лицу. Передайте Максиму мой привет, – сказала Беатриса на прощание и исчезла в клубах дыма.

Когда я подошла к дому, то увидела, что машина Максима уже стоит у подъезда, и радостно бросилась в дом. В холле лежали перчатки и шляпа, а голос, громкий и раздраженный, слышался из библиотеки.

– Сообщите ему, чтобы впредь он держался подальше от Мандерли.

– Неважно, кто сказал мне об этом. Его машина была вчера здесь, в Мандерли. Если вы хотите встречаться с ним, то встречайтесь где-нибудь в другом месте. Я не желаю, чтобы он въезжал в ворота моего поместья. Запомните это. Я предупреждаю вас об этом в последний раз.

Я отошла от двери библиотеки и проскользнула на лестницу.

Дверь библиотеки открылась, и я прислонилась к стене галереи, чтобы остаться незамеченной. Миссис Дэнверс прошла мимо с бледным и перекошенным от злости лицом.

Она быстро взбежала по лестнице и скралась в западном крыле.

Переждав минутку, я спустилась по лестнице и вошла в библиотеку. Максим стоял у окна, спиной ко мне. Пожалуй, лучше было уйти, но он услышал мои шаги, резко повернулся и спросил:

– Кто это, в чем дело?

– Я улыбнулась и протянула к нему руки:

– Хелло!

– О, это ты, где ты пропадала?

По его лицу было видно, что он очень зол: губы сжались в тонкую линию, а ноздри побелели.

– Я ездила с визитом к вашей бабушке вместе с Беатрисой.

– Ну как поживает старая леди? Она в порядке? А куда же девалась Би?

– Она поторопилась на вокзал к лондонскому поезду, чтобы встретить Жиля.

Мы сели рядом на диване.

– Я так скучала по тебе во время твоего отсутствия.

– В самом деле?

Я больше ничего не добавила, но держала его руки в своих.

– Вероятно, в Лондоне было очень жарко?

– О да, ужасно, и я вообще ненавижу этот город во все времена года.

Я думала, что он, может быть, расскажет мне о разговоре с миссис Дэнверс. Интересно, кто рассказал ему о приезде Фэвелла?

– Ты расстроен?

– У меня был трудный день, а кроме того, две поездки – отсюда в Лондон и обратно – в течение суток утомили бы всякого.

Он встал, отошел от меня и закурил сигарету. Ясно, что он не собирался мне ни о чем рассказывать.

– У меня тоже был утомительный день, – сказала я.