Онлайн чтение книги Русские поэты второй половины XIX века
Досуг

Клуб любителей поэзии в школе

Предлагаемые сценарии литературных вечеров и методические рекомендации по их подготовке и проведению основаны на материалах клуба «Поэзия», в течение тринадцати лет работавшего в Самаре. Каждый из них посвящен творчеству одного поэта и представляет собой своего рода лирическую монографию об их творчестве. Вечера объединены в циклы, освещающие основные явления русской поэзии. При этом мы сознательно избегаем обращения к творчеству наиболее известных авторов и сосредоточиваем внимание на классиках так называемого второго ряда, изучение которых в школе в значительно меньшей мере разработано методически, тем более применительно к внеклассным формам работы с учениками. Кроме данных ниже сценариев творчеству представленных здесь поэтов посвящены разработки клуба, не приведенные в книге:

1. «Великодушный гражданин». Сценарий вечера поэзии Ф. Глинки. Музыка А. Бородина. Слайды с работ русских провинциальных художников XIX века.

2. «Из сердца вырванные звуки». Сценарий вечера поэзии А. Григорьева. Музыка А. Скрябина. Слайды с работ С. Коненкова.

3. «Невелика моя нива, невесела моя жатва». Сценарий вечера поэзии Я. П. Полонского. Музыка С. Танеева. Слайды с картин И. Крамского.

4. «Откровение человеческой души». Сценарий вечера поэзии В. С. Соловьева. Музыка М. Глинки и В. Моцарта. Слайды с полотен итальянских и испанских художников XV–XVII веков.

5. «Вестник света». Сценарий вечера поэзии К. Р. Музыка П. Чайковского. Слайды с картин А. Куинджи.

Особенность предлагаемых сценариев состоит, во-первых, в их цикличности, позволяющей охватить все наиболее значительные явления русской и зарубежной поэзии, а во-вторых – в использовании оригинальной методики, предполагающей активное участие старшеклассников в подготовке и проведении вечеров. Этому способствует исключение из сценариев биографического материала и предельная сосредоточенность на поэтическом наследии каждого из поэтов. Все вечера рассчитаны на 1–1,5 часа и включают по 30–40 стихотворений, что позволяет представить автора с достаточной полнотой и создать у ребят – чтецов и слушателей – серьезное представление об авторе.

Кроме стихов в сценарии включены различные комментирующие и иллюстрирующие их прозаические материалы: собственные декларации поэтов, отрывки из их писем, свидетельства современников, отрывки из критических и литературоведческих работ.

Сценарии снабжены подробным описанием звукового сопровождения вечеров и видеоряда к ним. Как правило, поэзию каждого автора сопровождает музыка одного композитора и слайды с работ одного художника. Это позволяет создать целостный эмоциональный образ творчества избранного поэта, а попутно познакомить слушателей с наследием известных мастеров музыкального и изобразительного искусства. В результате программы клуба дают возможность знакомить школьников с художественной культурой в целом, формируют представление о неразрывной связи и взаимодействии искусств. В основу каждого сценария положена оригинальная идея, усвоение которой вводит ребят в проблематику наук о литературе и искусстве, расширяет их представление об эстетике и истории, мифологии и культурологии. В связи с определенной усложненностью сценариев основная педагогическая нагрузка смещается с собственно представления вечеров на их подготовку, в ходе которой учитель-руководитель клуба работает над развитием навыков выразительного чтения и точного понимания поэзии, лингвистического, стилистического и стиховедческого анализа текста, историко-культурного и биографического комментирования. Большой эффект дает также привлечение учащихся к подбору видеоряда и музыки, сценическому воплощению вечеров.

Сценарии дают возможность привлечь к работе не только тех, кто серьезно увлечен литературой, но и ребят, занимающихся техникой, фотографией и видеоискусством, компьютерными технологиями, музыкой, театром, изобразительным искусством, историей и т. д.

Сценарии вечеров представлены в виде своего рода сборочных схем, без приведения текстов всех стихотворений, а только с отсылками к ним.

«Я мыслить жажду…» Вечер поэзии К. К. Случевского

1. Где только крик какой…, с. 40.

Случевский – младший современник Фета, Майкова, Полонского, А. К. Толстого и старший современник Брюсова и Блока. Он прожил долгую жизнь и связан был со многими литераторами; однако история его жизни в изложении немногих статей больше всего напоминает послужной список, дополненный библиографической справкой.

«Константин Константинович Случевский родился 26 июля 1837 года в Петербурге, в семье видного чиновника, сенатора Константина Афанасьевича Случевского. В юности Случевского готовили для военной службы. Он учился в 1-м кадетском корпусе, который окончил с отличием в 1855 году. Службу начал в гвардии, в Семеновском полку… в 1855 году поступил в академию Генерального штаба; но в сентябре 1860 года вышел в отставку и вскоре уехал за границу учиться. Слушал лекции в Париже, Берлине, Лейпциге и Гейдельберге; в Гейдельбергском университете получил степень доктора философии» (Андрей Федоров).

МФ № 1

Из воспоминаний К. К. Случевского: «В январской книжке „Современника“ появилось в 1860 году несколько моих стихотворений. Появиться в „Современнике“ значило сразу стать знаменитостью. Для юноши двадцати лет от роду ничего не могло быть приятнее, как попасть в подобные счастливчики, и я попал в них!.. Мой приятель передал стихи Аполлону Григорьеву, знаменитому в те дни критику, горой стоявшему против того направления либерализма и реализма, которым отличался „Современник“, руководимый Некрасовым, Чернышевским и Добролюбовым. Григорьеву мои стихотворения очень понравились, он попросил привести меня к нему, что и было исполнено… Григорьев предрек мне великую славу и попросил оставить стихи у себя. Несколько дней спустя, возвратившись с какого-то бала домой, я увидел, совершенно для меня неожиданно, на столе корректуру моих стихотворений со штемпелем на них „Современник“. Как доставил из Григорьев Тургеневу и как передал их Тургенев Некрасову и почему дан был мне такой быстрый ход, я не знаю, но стихи мои были напечатаны».

2. На кладбище, с. 29.

3. Да, трудно избежать…, с. 45.

4. За то, что вы всегда…, с. 35.

5. В больнице, с. 36.

6. Нас двое, с. 34.

7. Я задумался…, с. 38.

8. Я видел свое погребенье…, с. 26.

«Обыкновенные читатели, вероятно, споткнутся на первых же стихах этих стихотворений. Им покажется очень странным обыкновение г-на Случевского отдыхать на кладбище; ветер, стреляющий снегом калачи кривобокой бабы, покажется им просто бессмыслицей…» (В. Курочкин).

«Не подумайте, благосклонный читатель, что в нынешнем году наши поэтики не произвели уж ничего оригинального. Правда, не было у нас „стукающихся лбами жуков“ г. Случевского…» (Н. Л. Гнут).

«Печататься Вам, после несчастного наложения на Вас руки Аполлона Григорьева не следует – до тех пор, пока Вы не можете явиться с действительно отличной и безукоризненной вещью» (И. С. Тургенев).

МФ № 2

9. На плотине, с. 62.

10. Будто месяц…, с. 47.

11. Когда, приветливо и весело… Стихотворения, с. 58.

12. Песня лунного луча. Стихотворения, с. 56.

13. Ты сидела со мной у окна, с. 47.

14. Нынче год цветенья сосен…, с. 149.

15. Люблю я в комнате… Стихотворения, с. 235.

16. Колыбельная песенка, с. 54.

«Пожалуй, господам, избалованным современными поэзиями, покажутся вещи молодого поэта и холодны, как сталь… Уж я даже слышал от одной барыни – большой любительницы стихотворений Некрасова, да от одного господина, приходящего в неистовый восторг от всякого напряжения, что в стихах г. Случевского чувства мало… И слава Богу, что чувствий у него нет: чувствия дешевы… Этот господин идет в творчестве не от чувствий и даже не от мыслей и впечатлений, а прямо от образов, ярко предстающих его душе, захватывающих ее. Черт ли в них, в чувствах? Вон – у меня их очень много – девать некуда. Нет, я вам говорю, тут сразу является поэт, не похожий ни на кого поэт, а коли поэт, а коли уж на кого похожий, – так на Лермонтова» (Аполлон Григорьев).

МФ № 3

17. Из Каира и Ментоны…, с. 123.

18. Свобода торговли. Стихотворения, с. 129.

19. Вот новый год…, с. 127.

20. Да, нынче нравятся…, с. 123.

21. На коне брабантском…, с. 143.

22. Как ты чиста…, с. 149.

23. Пред великою толпою…, с. 135.

24. Шарманщик, с. 114.

«В самых увлекательных местах своих стихотворений он вдруг сбивался на прозу, неуместно вставленным словом разбивал все очарование и, может быть, именно этим достигал совершенно особого, ему одному свойственного впечатления. Стихи Случевского часто безобразны, но это то же безобразие, как у искривленных кактусов или у чудовищных рыб-телескопов. Это безобразие, в котором нет ничего пошлого, ничего низкого, скорее своеобразие, хотя и чуждое красивости…

Менее всего Случевский был художником. Он писал свои стихи как-то по-детски, каракулями, – не почерка, а выражений» (В. Брюсов).

МФ № 4

«В свое время Тургенев в сердцах пожелал молодому Случевскому дослужиться до генеральского чина, и тот дослужился – стал тайным советником, камергером, гофмейстером императорского двора. Из-под борта его сюртука выглядывали крупные орденские звезды, среди знакомых наряду с Достоевским, Тургеневым и актрисой Савиной были и всесильный К. П. Победоносцев и будущий премьер-министр С. Ю. Витте. Золотые очки, солидный строгий костюм, холеные усы и бородка – все это являло облик штатского генерала, чиновника высшего ранга. Таким можно было бы сыграть мужа Анны Карениной» (Т. Л. Щепкина-Куперник).

25. Витязь, с. 208.

26. Из домов умалишенных…, с. 68.

27. Обезьяна, с. 213.

28. В листопад, с. 102.

29. Лес густой…, с. 164.

30. Мысли погасшие…, с. 151.

31. Где нам взять веселых звуков…, с. 70.

32. Кариатиды, с. 61.

«В 1898 году выходят в свет Сочинения Случевского в шести томах. К этому времени он уже признанный поэт, окруженный учениками и почитателями. На „пятницах“ в его доме „восьмидесятники“ встречались с первыми символистами-декадентами (Брюсовым, Бальмонтом, Сологубом и др.), безусловно и даже восторженно признававшими Случевского учителем, а „пятничные“ собрания называвшие своей академией. Символисты охотно печатают стихи Случевского в своих журналах и альманахах» (Е. В. Ермилова).

Из дневника Брюсова: «У Бальмонта есть собрание стихотворений Случевского, там есть вещи удивительные и дерзновенные – например, поэма „Элоа“. На другой день на вечере у Случевского Бальмонт, выпив больше трех рюмок, подсел к нему и стал его восхвалять: „У вас есть великие вещи, вы сами не подозреваете, что вы создали. Вот мы читали „Элоа“, и Брюсов сказал: „Да! Это не Лермонтов!“ Случевский покраснел, заволновался, потерялся, не зная, что говорить. Я вынужден был вмешаться и объяснить, что действительно все это так замечательно. „Просто демон нынешних дней умнее“, – сказал Случевский, и он прав“.

МФ № 5

33. Бежит по краю…, с. 163

34. Lux aсterna, с. 36.

35. Соловья живые трели…, с. 162.

36. Устал в полях…, с. 86.

37. В чудесный день…, с. 167.

38. Тучи и тени, с. 104.

39. Серебряный сумрак спустился… Стихотворения и поэмы, с. 267.

МФ № 6

«Эти стихи – вне всякой партийности; их задача – облегчить, насколько возможно, странствование мятущегося духа человека, именно в наше глубоко безотрадное время.

Мятется и смущается душа человека невозможным образом; успокоения нет ни в чем. Так ли это? Я убежден (а не только верю!), что это не так. Всякая попытка успокоить – хороша. Я рискую» (К. К. Случевский).

40. В трубном звуке…, с. 241.

41. Как? Опять?… с. 241.

42. О, не брани за то… Стихотворения, с. 68.

43. Ты не гонись за рифмой…, с. 141.

44. Что тут писано… Стихотворения, с. 176.

Страницы даны в основном по: Случевский К. К. Стихотворения. Поэмы. Проза. М., 1988.

«Стихотворения» – Случевский К. К. Стихотворения. М., 1984.

«Стихотворения и поэмы» – Случевский К. К. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1962 (Библ. поэта).

Музыка П. И. Чайковского. Отрывки из оркестровых сюит:

1. № 2, ч. 3. Скерцо.

2. № 2, ч. 1.

3. № 2, ч. 5.

4. № 1, ч. 3.

5. № 1, ч. 1.

6. № 4, ч. 2.

Слайды – русская мемориальная скульптура XIX – начала XX в.

«Все струны порвались, но звук еще дрожит…» Вечер поэзии Алексея Апухтина

МФ № 1

1-й ведущий. «Я гляжу на медленно, с одышкой декламирующего Алексея Николаевича: я невольно забыл уже про его уродливую фигуру с болезненно-бледным, задумчивым, почти скорбным видом, про его халат, про его обстановку.

Стены комнаты точно раздвинулись широко-широко передо мною…

Прилив восторга пробегает мурашками по телу… Боишься пошевелиться, чтобы не пропустить звука голоса… хочется почему-то плакать… А стихи все льются, все журчат, как журчат великие воды по петербургским мостовым, как рождается свободная песня жаворонка в полях, под чистым, лазурным небом, которое тянет меня из столицы… и вот начинает мне уже казаться, что судьба бедного, одинокого Апухтина родственна с судьбой блестящей, но лишней, даже дерзкой, на празднике всеобщего возрождения, надежд и любви, снежной глыбы, о которой так мастерски, так грустно и вместе с тем так вдохновенно он читает…» (из очерка Александра Жиркевича «Поэт милостию Божьей», 1906).

2-й ведущий. Из письма А. А. Апухтина однокласснику и другу П. И. Чайковскому, 1865 год: «Ты как наивная институтка, продолжаешь верить в „труд“, в „борьбу“! Странно, что ты еще не упомянул о „прогрессе“! Для чего трудиться? С кем бороться? Пепиньерка, милая, убедись раз и навсегда, что „труд“ есть иногда горькая необходимость и всегда величайшее наказание, посланное на долю человека, что занятие, выбранное по вкусу и склонности, не есть труд, что музыкальная деятельность для тебя такой же труд, как для госпожи N разговоры M или для M покупка нового галстука. Неужели же то, что я любуюсь красотой X, считать тоже трудом?

Недурен также твой совет заняться литературой: в те времена, когда в России несколько дворян занимались литературой, я еще мог быть писателем, но теперь никакие силы не заставят меня выйти на арену, загроможденную подлостью, доносами и… семинаристами. Для меня в современной русской литературе есть только одно священное имя: Лев Толстой. Остальное все от Каткова до Писарева стоит в моем мнении наравне с Волынским и Австрийским полками».

1. Современным витиям, с. 130.

2. Дорожная дума, с. 141.

3. В дверях покинутого храма…, с. 199.

4. Падающей звезде, с. 186.

МФ № 2

1-й ведущий. «Главную силу г. Апухтина составляет изящество стиха, почти всегда мелодичного, льющегося плавно и свободно. Неровности, шероховатости, натяжек у него мало; есть целые пьесы, против которых безоружна, с этой точки зрения, самая придирчивая критика. Погони за внешними эффектами не видно нигде; идеал г. Апухтина – художественная простота, завещанная великими поэтами.

Грусть нашего поэта почти всегда такова: в темноту пробивается луч света, или, по крайней мере, самая темнота не вовсе отнимает ясность и спокойствие духа. В «весенних песнях» картинам улетевшей молодости и былого счастья противопоставляется жизненный отцвет – тяжелый, безотрадный; к сердцу поэта, «как в дверь тюрьмы, уже начала прокрадываться стужа, печальная предвестница зимы». Что же, унывает ли поэт, отдается ли он весь бесплодным сожалениям? Нет, в самом ожидании близкой ночи он находит источник бодрящего чувства» (из статьи К. Арсентьева «Содержание и форма в новейшей русской поэзии», 1887).

5. Я покидал тебя…, с. 101.

6. Я люблю тебя так…, с. 124.

7. Минуты счастья, с. 137.

8. Я ждал тебя…, с. 144.

9. В уютном уголке…, с. 188.

10. О, будь моей звездой…, с. 159.

МФ № 3

2-й ведущий. «Содержанием своих стихотворений Апухтин стоит совершенно в стороне от той небольшой фаланги молодых поэтов (Надсон, Минский, Мережковский и др.), которая выступила на литературную арену в конце 70-х и начале 80-х годов. Это поэт любви, – не пылкой, сильной и могучей, но меланхолически скорбной, романтически разочарованной, аристократически сдержанной. Как поэт любви, Апухтин проще, искреннее и задушевнее многих других поэтов современности, у которых мысль сдавливает и без того несколько туманное, сбивчивое и неглубокое чувство» (из статьи А. Волынского «Поэт любви», 1891).

11. Истомил меня жизни безрадостный сон…, с. 176.

12. О, не сердись на то…, с. 249.

13. Когда так радостно…, с. 116.

14. О да, поверил я…, с. 230.

15. Мне не жаль, что тобою я не был любим…, с. 213.

16. Ни отзыва…, с. 144.

МФ № 4

1-й ведущий. «Любовь, которую изображает постоянно Апухтин, любовь более или менее изнеженного человека, любовь артиста, то неглубокое, пожирающее чувство, но чувство дилетантски аристократическое, меланхолически сладострастное, капризное, в себе сосредоточенное. Проносятся смутные очертания безумных, бессонных ночей – непременно безумных, непременно бессонных. Нет бунтующих, глубоко человеческих порывов: болезненная чувствительность, тончайший яд сомнений, мучительно ревнивое внимание к мельчайшим ощущениям и в себе, и в других – это и есть аристократически дилетантская любовь, с цыганскими песнями у Яра, с замороженным шампанским, загородными пикниками. В этой любви есть искусство, но нет захватывающей стихии цельности, покоряющего и покоренного чувства» (из статьи А. Волынского).

17. Любовь, с. 177.

18. Мухи, с. 180.

19. Опять пишу тебе…, с. 256.

20. Я ее победил…, с. 214.

21. Давно уж нет любви…, с. 136.

22. Когда, в объятиях…, с. 260.

МФ № 5

2-й ведущий. «Господствующая черта творчества поэта – глубокий индифферентизм, полное отсутствие окраски не только в смысле партийных убеждений (что не играло бы особой роли в деле политического творчества), но и в отношении коренных, религиозно-философских воззрений.

Бесцветная, безрадостная поэзия Апухтина существует в русской литературе наряду с наиболее яркими проявлениями иных настроений и требует нашего внимания не менее всякой другой. Ее индифферентизм, ее отсутствие положительного символа веры есть, конечно, лишь форма миропонимания, догматика самостоятельной секты. Как всякий истинный поэт, Апухтин представляет неповторимое явление, своего рода уникум.

Программа жизни по Апухтину – безнадежно-пессимистическое миросозерцание пришельца, не нашедшего себе места в жизненной работе. Его угнетало не только отсутствие веры, но отсутствие безверия, то есть того или иного определенного миросозерцания. Внутренний недуг Апухтина – унылое, безразличное состояние духа, подрезающее его крылья, пригнетающее человека к земле.

К этой «оброшенности», говоря выражением Салтыкова, Апухтин должен был уйти с головой в мир личных ощущений и тревог, их повышенной интенсивностью выкупая недостаток других впечатлений, причем преимущественное внимание поэта было посвящено, конечно, «страсти нежной» (из книги Петра Перцова «Философские течения русской поэзии», 1899).

23. Над связкой писем, с. 204.

24. Письмо, с. 223.

25. Ответ на письмо, с. 240.

26. С курьерским поездом, с. 268 (2 чтеца).

МФ № 6

1-й ведущий. «Не мог ужиться Апухтин, по признаниям его, с новыми направлениями русской литературы. Много говорил я и спорил с ним, бывало, на эту жгучую для нас обоих, интересную тему.

Алексей Николаевич открыто возмущался Достоевским с его «ватагой психопатов», «грубой и хлесткой, как пощечина, сатирой Щедрина», некрасовским опоэтизированием мужицкого быта «до вшей включительно». В один прекрасный день Апухтин вдруг почувствовал себя вдруг, с его точки зрения, довольно-таки в пестром, странном и главное – опасном, в смысле соблюдения приличий, обществе: за крупными фигурами во весь рост Щедрина, Достоевского, Некрасова – талантов которых он не отрицал – усмотрел он, по его признанию, «победоносное шествие с развернутыми знаменами, легиона бесталанных подражателей, литературных альфонсов, литературных шарманщиков, продажных, как женщины известного сорта»… Открыв глаза, испуганно оглянувшись вокруг себя, подобно соловью, беззаботную песенку которого вдруг грубо, резко оборвали на полуноте, он умолкнул, скрылся, поспешил дать дорогу другим…» (из мемуаров А. Жиркевича).

27. Ночь в Монплезире, с. 147.

28. Моленье о чаше, с. 145.

МФ № 7

29. Сумасшедший, с. 249 (два чтеца).

МФ № 8

2-й ведущий. «Нравственно-литературный тип, к которому принадлежал Апухтин, совсем не новый и уже достаточно разъясненный тип. Это тип добродушных людей, остроумных собеседников и тонких эстетиков, очень вероятно, приятных для небольших кружков личных знакомых и друзей и совершенно бесполезных для общества. При условии материальной обеспеченности, освобождающей от „малых трудов“, люди этого типа могут быть счастливы при какой угодно исторической обстановке. К людям они равнодушны: они неравнодушны только к самим себе. Всякие великие идеи, всякие высокие лозунги и слова, всегда им хорошо известные, для них не более как довольно обильный источник приятных эстетических эмоций или даже просто подходящий материал для красноречивого собеседования. Все, к чему прикасаются эти люди, будет ли то наука, или искусство, или философия – все это из насущного дела превращается у них в усладительное времяпрепровождение. Это природные сибариты и эпикурейцы… они замыкаются в себе, то есть собственно у себя, в четырех стенах своего комфортабельного кабинета, почитывают, пописывают, порисовывают, поигрывают и, дожив до срока, умирают или от несварения в желудке, или от ожирения. В мире теней их родственным радушием приветствует тень Ильи Ильича Обломова» (из статьи М. Протопопова «Писатель-дилетант», 1896).

30. Пьяные гусары, с. 264.

31. И странно и дико…, с. 265.

32. Желания славянина, с. 265.

33. По поводу юбилея Петра Первого, с. 290.

34. Когда будете, дети…, с. 283.

МФ № 9

1-й ведущий. «Из того факта, что Апухтин не заботился о печатании своих стихотворений, небрежно относился даже к записыванию их, было бы неверно заключить, что он не дорожил ими потому, что они достались ему легко, что он, как Тютчев, по выражению Ивана Аксакова, „ронял“ стихи, не заботясь о том, подберут их или нет.

Даже произведения, получившие его санкцию к обнародованию, туго и неохотно распространялись им иначе как в его собственной декламации среди интимного кружка приятелей. Он не только не навязывал своих стихов печати, но самым горячим поклонникам музы лишь позволял (и далеко не всегда) их переписывать.

Культ формы у него доходил до флоберовского педантизма, и каждое стихотворение только тогда признавалось готовым выйти на свет Божий, когда единственное выражение замерцавшей в нем мысли было найдено. Отсюда та непринужденность, ясность и рельефность его стиха, которая, как все простое в прекрасном – результат большого знания и большого труда, составляет неоспоримое качество сочинений Апухтина. Все, что он хотел сказать, он сказал просто и прекрасно» (из биографического очерка Модеста Ильича Чайковского).

2-й ведущий. «Перед нами своего рода феномен в виде человека 60-х годов, для которого этих 60-х годов как бы совсем не существовало и который, находясь в них, сумел каким-то фантастическим образом прожить вне их» (из статьи А. Скабичевского).

35. П. Чайковскому (Ты помнишь…), с. 206.

36. Дилетант, с. 200.

37. Приветствую вас…, с. 172.

38. Будущему читателю, с. 166.

1-й ведущий. К. Случевский. «Пара гнедых» или «Ночи безумные» (БП БС. Л., 1962. С. 249).

МФ № 10

Страницы даны по: Апухтин А. Полн. собр. стихотворений. Л., 1991.