Онлайн чтение книги Самая длинная ночь в году
Столица. Чуть больше года назад. Сентябрь. Он

– Скажи, зачем тебе это было надо? – равнодушно спросил Великий князь Радомиров у своей бывшей любовницы.

Их милый, ни к чему не обязывающий роман закончился в тот момент, когда ему наскучил.

Случилось так, что несколько дней назад князь Андрей задержался на службе, доработавшись до звона в ушах. И на следующий день вдруг понял, что не хочет видеть эту, в общем-то вполне прелестную балерину. Распорядился, чтобы его порученец составил барышне письмо с уведомлением о том, что в ее услугах больше не нуждаются. Также приме императорского балета был передан чек на более чем приличную сумму, и князь выкинул эту историю из головы.

А сегодня этот самый порученец положил ему на стол газету. В которой Великий князь Поморья Радомиров Андрей Николаевич был главным героем. Любовником.

Сначала он просто пожал плечами. А потом – когда был уже в своем дворце – понял, что там слишком пусто. И отправился к женщине. Поговорить.

Они сидели в креслах в будуаре дома, который он снимал для нее. Молчали. Князь вертел в руках газету с нашумевшим интервью.

«Правда о моем расставании с князем Р.», – гласил заголовок.

Дурочкой молоденькая балерина не была. Девушка пробивалась трудом и потом с самых низов, всеми силами сохраняя в своей «воздушной» жизни достоинство – хотя бы видимость его. И вот такого демарша от нее Великий князь точно не ожидал.

– Зачем, Нина? – повторил он вопрос.

– Деньги, – спокойно, даже равнодушно отвечала прима-балерина Императорского театра.

– Ты думаешь, я дал бы тебе меньше?

– Что вы, – в голосе все-таки появился яд. – Щедрость вашего сиятельства… хорошо известна.

Андрей Николаевич улыбнулся. Вот знает, бестия, что больше всего в людях он ценит храбрость. Правда, еще и преданность. Но произносить это слово при содержанке, которая ему наскучила, было попросту нелепо.

Он продолжал вопросительно смотреть на нее. Нина вздохнула, поднялась. Отошла к окну.

– Глупо, наверное… – тихо сказала она. – Но у нас все было… как-то по-человечески. Не скажу – любовь. Это, конечно, сказки. А они хороши лишь на сцене. Но… вы были так… нежны. И относились ко мне… с уважением. Так было… До того самого письма, которое мне передали из вашей канцелярии.

– И вы оскорбились?!

– Да, – развернулась Нина – и с вызовом посмотрела ему в глаза.

– Ну, что ж, – поднялся князь. – Думаю, что на этом все. Дом останется за вами – я его распорядился выкупить. Желаю как можно лучше устроить свою жизнь.

– А газетчики меня пугали тем, что вы вышлете меня из столицы, – донеслось ему в спину.

Он только фыркнул.

– Вам просто все безразлично! И… мне вас жаль, – слова отразились от стен и растворились в воздухе облачком горьковатого аромата прекрасного, но ядовитого цветка.

Князь Андрей забрал фуражку с тростью у слуги и вышел, чувствуя, как прохладный сентябрьский ветер навевает ему мысли о свободе.

Он решил идти через парк. Во дворец, где обитал с самого рождения, но который со времени смерти родителей перестал быть домом, идти не хотелось. Хотелось уехать куда-нибудь с пустым блокнотом. И снова – как в юности – грифельным карандашом писать стихи, делать наброски, прятать между страниц красивые осенние листья…

Двух нападавших, что пытались убить его – МАГИЕЙ, – он уничтожил, одновременно разорвав им сердца. А вот абсолютно не магический кинжал, отправленный с истинно военной ловкостью ему в правый бок, – пропустил. Позор!

Но печалиться тому, что на него нападают военные, которых он искренне и вполне справедливо считал своими , было некогда. Метнул сгусток энергии в сторону нападавшего – и по хрипу понял, что не промахнулся.

А через доли секунды, по тому, как его скрутило невыносимой болью, понял, что первые две атаки были лишь отвлекающим маневром и основной удар – куда-то в область сердца – он опять пропустил.

Еще один вскрик. А кто сказал, что Великий князь Радомиров – легкая добыча? Да что он вообще добыча?!

Осознал, насколько все плохо, только когда стал оседать в золото листвы. Да… Разрешил личные проблемы с бывшей любовницей, нечего сказать… И о стихах помечтал. Хотя бы успел – почти успел – наколдовать перемещение к ближайшей целительнице…

Потом были какие-то странные видения – наверное, от потери крови. Хорошенькая девушка в белом платке целительницы, приговаривающая над ним слово «миленький». Он все хотел объяснить ей, что уж кем-кем, а вот «миленьким» – странновато и по старинке – его еще девушки не называли. Даже такие очаровательные. И молоденькие… Но ему все равно приятно. И он слушает этот голос, не позволяющий ему нырнуть в чуть мерцающую манящую тьму… Слушает, как девушка что-то приговаривает над ним.

Потом голос исчезает… Он понимает, насколько это неправильно. Тело начинает ломить, и с резким выдохом, отдающим острой болью в левом подреберье и в правом боку, мужчина приходит в себя.

Сразу вызывает подмогу – и в маленькой квартирке становится тесно.

– Убила бы! – заявила князю личная целительница, проводя руками над его многострадальным телом.

– Что с девушкой, Тамара Ильинична?

Он сфокусировал взгляд на белом пятне на полу. Понял, что это без чувств лежит его спасительница.

– Не думай даже! – прошипела целительница. – Никаких геройств! Лежи! Швы разойдутся.

Тамара Ильинична была приставлена к нему отцом еще в раннем младенчестве. Дама – уже тогда не молодая – отличалась скверным характером, крайней несдержанностью в речи и абсолютной преданностью. Преданностью роду Радомировых и лично князю Андрею.

Пока целительница бурчала, ее руки летали над девушкой.

– Все! – тяжело дыша, заявила Тамара Ильинична. – Жизни ее и так ничего не угрожало, энергию я ей влила – дар не потеряет. Хотя мозгов бы ей еще… С другой стороны, иначе тебя было не спасти.

И она внимательно посмотрела на питомца.

– У нее оригинальный способ плетения. Девочка талантливая, очень сильная. И самоотверженная. Тебе повезло сегодня, Андрей. Как никогда повезло.

– Почему она не приходит в себя?

– Исчерпала все ресурсы. Сейчас ей нужно спать. Я распоряжусь, чтобы ее отнесли в спальню.

– Я сам! – рыкнул он. – Пусть никто не трогает!

– Тебе лежать надо! Швы разойдутся!

– Вот и придумай, как сделать, чтобы этого не случилось!

– Слушаюсь, Великий князь Радомиров, – насмешливо протянула целительница, и он почувствовал тепло, которое струилось с ее пальцев.

– И, кстати, надень ей это на руку.

И он подал целительнице браслет, стянутый с руки.

– Это же родовой артефакт энергии! – удивилась она.

– Я в курсе, – невозмутимо ответил князь. – А еще я знаю, что если бы не эта девочка, то меня бы с этим родовым артефактом и похоронили…

Он попытался встать – и у него даже получилось. Только было очень больно.

– Тамара Ильинична! – возмущенно выдохнул он. – А боль снять?

– Боль – это сигнал организма о том, что человек делает что-то не так. И человек должен прислушиваться к подобным сигналам. Нормальный человек!

Но он уже не слушал. Он склонился над бледненькой девочкой, которая его спасла. Из-под накрахмаленного платка выбилась прядь каштановых волос. Такими же блеклыми были брови и ресницы. Под закрытыми глазами залегли синие тени. Видимо, работала на износ – сутками. Чуть вздернутый нос, тонкие сухие губы – ни кровинки. Веснушки. Ногти обстрижены под корень. Еле слышный запах какого-то лекарства – никаких духов. Чем же она его так очаровывает? Что это с ним? Благодарность за спасение? Просто забота? Сердце защемило странной незнакомой нежностью.

Он вдруг ощутил, что вокруг очень-очень много народу. И начальник охраны, и следователи, и чиновник по личным поручениям. И все смотрят на то, как он разглядывает девушку, которая, кстати говоря, все еще лежит на полу.

Князь подхватил ее на руки и понес на второй этаж, где, скорее всего, была спальня. Понял вдруг, что девушка вся в крови. В его крови.

Развернулся.

– Петр Петрович.

Начальник охраны подобрался.

– Распорядитесь, чтобы прочесали Императорский парк – именно там было совершено нападение. Мне интересно, кто столь хорошо подготовился. И хотелось бы узнать, каким образом кто-то посторонний был в курсе моих передвижений по городу.

– Мне необходимо знать, – осторожно начал Петр Петрович, – каким образом вы вообще оказались в Императорском парке?

– Решил прогуляться после весьма неприятного разговора.

– Ваше сиятельство! – тихо и злобно сказал начальник охраны, сверля взглядом брата императора. Тот невозмутимо стоял на первой ступеньке лестницы, прижимая к себе целительницу. – Давайте вы примете уже мое прошение об отставке. Оно у вас год как лежит. С того момента, как его величество распорядился, что у вас будет охрана – а вы решили, что вам это все не надо.

– Кто мы, – меланхолично отозвался Великий князь, – чтобы пренебрегать приказами его величества… Вы хорошо выполняете свою работу. На сегодня все.

Следователи исчезли. Начальник охраны остался стоять, упрямо глядя на светлейшего князя.

– Все свободны. Я останусь здесь.

– Но покушение… – все-таки возразил Петр Петрович.

– Не повод изменять своим привычкам, – иронично ответил родственник императора. – Доставьте сюда новый артефакт энергии. Повторяю – все свободны!

* * *

Спасительница заворочалась и задела ему правый бок. Он тихонько зашипел и решил, что надо подниматься – еще не хватало, чтобы девушка проснулась и перепугалась. Неизвестно кто, раненый, да еще и в ее кровати.

Остаток ночи он провел беспокойно – и свежие раны болели, и дышала девушка настолько тихо, что время от времени он просыпался в страхе за нее. Лежал, прислушиваясь несколько долгих-долгих секунд… Потом склонялся над ней, словно самый нежный из любовников… улавливал беззвучное дыхание. И засыпал снова. Успокоенный.

Проснулся окончательно уже ближе к обеду.

Отправился в купальню. Конечно, он понимал, что комната, потолок которой покрывают водяные шары с горячей и холодной водой, мылом, пенками, шампунями и прочими прихотями, возможна лишь во дворцах. Но аскетизм квартиры молоденькой целительницы… произвел впечатление. Странно. Целительницы не бедствовали. Никогда. Молодая девушка как-никак…

Жители Поморья, а особенно представительницы прекрасного пола, были очень домовиты. На белоснежных накрахмаленных просторах скатертей и полотенец алели снегири и ягоды рябины. Мчались вдаль, не замечая снежной бури, стаи волков. Чем богаче и наряднее вышивка – тем лучше хозяйка.

Здесь же глазу зацепиться было не за что! Белые полотенца. Чистые, выглаженные. Но не накрахмаленные. Точно такие же он видел в Госпитале. Белые полотенца с вышитым в правом нижнем углу красной нитью гербом – волчица, кормящая своих щенков.

На этих полотенцах не было ничего. Такие продают под вышивку. Он задумался. У целительницы, конечно, времени на вышивку нет. Тем более у сильной и талантливой. Но ведь можно купить уже вышитые! Значит, это ее выбор. Просто белый. Как в госпитале…

Размышляя таким образом, попытался вымыться. Было неудобно – места мало, кусочек мыла все время выскакивал из рук. Шара с мылом или шампунем не нашлось вовсе, да и с водой их было только три. Какой-то никому не нужный, Небом проклятый аскетизм! Неизвестно по какой причине режим жесточайшей экономии – будто ни родственников, ни мужчин…

Хорошо, что одежду ему доставили еще с вечера – личный секретарь работал, как обычно, безукоризненно.

Обыскал кухню – не нашел ни джезвы, ни кофе. Поморщился. Распорядился, чтобы ему доставили все необходимое. Вызвал целительницу. Пытаясь говорить тихо (получалось не очень, но он старался) – попросил, чтобы она все-таки сняла боль. Уверил, что понял уже, надо быть осторожнее.

Потом отправил Тамару Ильиничну наверх, проверить, что там с девочкой, которая его спасла.

И только потом приказал отчитаться следственной группе, работавшей по покушению. Следователь по особым поручениям явился в тесную квартирку целительницы, которую Великий князь Радомиров отчего-то произвел в ранг своей штаб-квартиры.

– Кто? – только и спросил князь у следователя. Они с Сергеем Ивановичем Тюленевым работали уже много лет вместе и понимали друг друга с полуслова. А Радомирова сейчас интересовал только один вопрос.

Сергей Иванович тяжело вздохнул, поморщился и нехотя ответил на вопрос о нападавших:

– Студенты. Один из Академии Наставников – факультет физической культуры. Второй – студент Академии Горных Наук. И…

Сергей Иванович запнулся.

– Продолжайте, – приказал Великий князь.

– Один из нападавших был военным.

– Это понятно. Кинжалы просто так таким образом не летают, – задумчиво проговорил Радомиров.

– Военная Академия Поморья, – только и смог развести руками следователь, прекрасно понимая, как больно слышать князю Радомирову о том, что один из нападавших обучался в учебном заведении, которое Андрей Николаевич не просто курировал, а считал его своей вотчиной.

– Кто четвертый? – перевел на него тяжелый взгляд князь. – Их было четверо.

– Ушел. – А вот за это следователю и всем оперативникам было стыдно. – Порталы перемещения строит мастерски.

– Радиус?

– Вынырнул через восемь километров от места покушения. Другой конец города. Затерялся.

– Вот объясните мне, Сергей Иванович, – князь Радомиров потер правый бок, тот вдруг заныл, – зачем это им? Люди в стране живут… Не хуже и не лучше, чем везде. Воруют, конечно, у нас… Но это, боюсь, мало исправимо… А так – любой может дослужиться до личного дворянства. Работать, правда, надо… Мы выстроили систему за годы после войны. И регулярно я вижу подтверждения тому, что она работает. Всеобщая грамотность, возможность обучаться в высших учебных заведениях представителям всех сословий.

Он обреченно махнул рукой:

– Так почему студенты? Зачем? Чего они хотят? Неужели истории, которая приключилась двадцать лет назад, не хватило? В один день убили императора с императрицей. Моего отца – начальника Службы Безопасности Поморья… И все это ради свободы! И к чему это привело?

Князь Андрей говорил тихо, словно самому себе, не отрывая взгляда от камина…

– Молодые люди что – забыли о том, что сразу же началась Гражданская война? И одновременно с ней – интервенция на наши приграничные области? Они стараются не вспоминать, как подданных Поморской Империи вырезали только для того, чтобы освободить территории?

– Ваше сиятельство… – попытался успокоить его следователь по особым поручениям, но ему это не удалось.

– Неужели студенты всерьез считают, что тогда было лучше, что это и была свобода? А сейчас, когда сытость и защищенность, – тирания?

– Дураки потому что, – проворчал Сергей Иванович. – В бою не были.

Но Великий князь его просто не услышал:

– И потом… Ладно я. Я – цепной пес, душитель свобод… И много еще что. И в большинстве случаев – это правда… Но к себе-то они так зачем? Им же жить и жить!

– Ваше сиятельство… Андрей Николаевич… Вы же понимаете, что ответов на эти вопросы нет. И нет не только у вас или у меня. Ответа на этот вопрос нет и у тех молодых людей, что пытаются вас убить. Я не беру во внимание лозунги, которыми они нас потчуют, или восторженные речи о необходимости умереть за Родину, лишь бы не оставлять ее в руках самодура. Простите. Они не находятся под воздействием наркотиков. Они не агенты наших зарубежных коллег. Они не умственно отсталые. И они практически все из дворянского сословия.

– Да… Сергей Иванович, умеете вы… утешить… А помните, после победы нам казалось, что все самое страшное – позади. Что мы сумеем все наладить. Пусть вокруг разруха, но у нас все получится…

– И все ведь получилось.

– Только чувствую я себя детоубийцей, – едва слышно проговорил князь.

– Потому что вы – в отличие от этих поборников свободы – человек, – резко оборвал его следователь. – Пусть и наделенный властью. Вы умеете ценить жизнь, в том числе чужую. А эти дети – нет.

И следователь поспешил откланяться.

Сергей Иванович предпочитал видеть высокое начальство не сомневающимся в правильности своих поступков, в бодром состоянии духа. А подобные философские страдания, несомненно, угнетали. Перед тем как воспользоваться порталом переноса – сегодня надо еще слишком много успеть сделать, – он оглянулся на Великого князя Радомирова. Тот сидел в кресле перед горящим камином. Нет, он не сгорбился, не опустил голову. Наверное, попросту не умел. Но от него веяло такой безысходностью, что следователю стало не по себе.

«Принести ему бутылку коньяку, что ли? Выпить в медицинских целях…»

Представив, как он это делает, Сергей Иванович вздохнул – и вошел в портал.

Сам он напился позже. Вусмерть. После разговора с родителями погибших студентов.