Онлайн чтение книги Сатана и Искариот
Глава первая. СНОВА В ПУТЬ

С тех пор прошло четыре месяца, первые двенадцать недель из которых с переменным успехом длилась борьба за бесконечно дорогую мне жизнь. Я имею в виду жизнь моего друга Виннету.

Из Марселя нам удалось сразу же отплыть в Саутгемптон[80]Саутгемптон — крупный английский порт на берегу Ла-Манша, в эстуарии рек Тест и Итчен.. Но едва корабль отошел от берега, как Виннету внезапно почувствовал себя настолько плохо, что был вынужден лечь в постель. Мы прихватили с собой лекарство от морской болезни, но, к сожалению, как и в прошлую поездку, оно ему нисколько не помогло. Мы послали за корабельным доктором, который констатировал воспаление желчного пузыря и болезнь печени. Состояние Виннету, по мнению врача, могло ухудшиться, так как недуг грозил в любую минуту принять опасные формы. Когда мы прибыли в Саутгемптон, Виннету было так плохо, что нам пришлось покинуть корабль. Помышлять о продолжении путешествия мы не смели. Эмери, будучи известным и сведущим человеком в Саутгемптоне, снял в окрестностях города, прозванных «Сад Англии», виллу, куда мы и перевезли больного.

Два местных доктора, оба — солидной наружности, взялись за его лечение.

Виннету, столько раз смотревшему в глаза смерти, пришлось на этот раз вступить в борьбу с коварным противником: он был невидим, и его невозможно было настигнуть. Когда уже казалось, что болезнь победила, вдруг наступало некоторое улучшение, которое вселяло в нас невероятную надежду, но, к сожалению, за недолгим улучшением следовал новый кризис. Само собой разумеется, мы не могли думать ни о чем другом, как только о здоровье нашего дорогого Виннету.

День и ночь, сменяя друг друга, мы дежурили у его постели и делали все возможное, чтобы обратить в бегство хитрого противника. Но лишь на тринадцатой неделе доктора объявили нам, что опасность миновала и больной нуждается теперь в щадящем режиме и отдыхе.

Щадящий режим и отдых?! Виннету улыбнулся, когда услышал эти слова. Он ужасно исхудал за время болезни, и улыбка эта больше походила на жалкую гримасу.

— Щадящий режим? — переспросил он. — У меня совершенно нет на это времени. И отдых? Разве может Виннету отдохнуть здесь, в этой стране? Верните ему его прерии, его девственные леса, тогда он быстро восстановит силы. Нам нужно двигаться дальше… Нас ждет срочное дело.

Да! Мы действительно должны были ехать как можно скорее, но тот, кто пережил тяжелую и опасную болезнь, должен остерегаться каждой мелочи.

Мы ничего не упустили из виду, пока вынуждены были оставаться в Саутгемптоне, и разработали план, как выставить на всеобщее посрамление Мелтонов, вздумавших завладеть чужим наследством.

Два подлеца убили в Африке Малыша Хантера и затем бежали в Америку, чтобы благодаря сходству, которое было у одного из Мелтонов с убитым, а также благодаря украденным ими бумагам стать владельцами наследства, принадлежавшего Хантеру. Сразу же по прибытии в Саутгемптон, как только я понял, что мы будем вынуждены задержаться, я телеграфировал молодому адвокату Фреду Мерфи в Новый Орлеан. Но депеша вернулась обратно, не найдя адресата, и тогда я написал ему длинное письмо, в котором сообщил о наших впечатлениях от поездки, обо всем, что мы пережили, и попросил его задержать Мелтонов, если он обнаружит их в Новом Орлеане, и содержать под арестом до нашего прибытия.

Приблизительно через три недели Фред мне ответил. Он поблагодарил меня за письмо и сообщил, что уже хорошо осведомлен о результатах моего расследования. Как друг Малыша Хантера, Фред Мерфи проявил такую глубокую заинтересованность в поиске мошенников, что по решению суда он был назначен временным управляющим по делам наследства. Он сообщил суду о моем письме, которое было тут же приобщено к делу. Некоторое время спустя Лже-Хантер объявился сам и вместе со своим отцом был взят под стражу. Он действительно был очень похож на Хантера-младшего и, кроме того, так хорошо знал самые мелкие и интимные подробности его жизни, что, не будь моего описания, Мелтона-младшего запросто можно было принять за Хантера — и без колебаний вручить ему ценные бумаги. Однако в результате тщательного расследования выяснилось, что у Мелтона-младшего были нормальные ступни, с десятью пальцами на обеих, в то время как свидетели, знавшие настоящего Хантера, утверждали, что у последнего было на ногах двенадцать пальцев.

Об этом обстоятельстве сообщил мне адвокат в своем письме. Кроме того, он просил прислать ему находившиеся у меня на руках документы, что было, по его мнению, совершенно необходимо для удачного завершения дела. Фред предполагал также, что я знаю троих свидетелей, которым препятствуют приехать в Новый Орлеан для дачи показаний. Я должен был помочь ему.

Я был совершенно согласен с адвокатом в том, что необходимо как можно скорее закончить расследование, однако что-то внутри меня мешало доверять Фреду Мерфи и будто предостерегало меня от какого бы то ни было сотрудничества с ним. Существовала и более конкретная причина для сомнений и заключалась вот в чем. В портовые города, каким является Саутгемптон, обычно поступают все крупные зарубежные газеты. В моем распоряжении были три наиболее популярные новоорлеанские газеты, и меня поразило то, что ни одна из них не осветила дело Мелтонов подробно. Газеты дали информацию всего в несколько строчек.

— Власти, видимо, хотят держать это дело в тайне, — предположил Эмери, пытаясь объяснить ситуацию.

— Но почему? — спросил я.

— Хм! Я тоже не вижу для этого оснований.

— Абсолютно непонятно, тем более что бояться огласки за границей нечего. Янки не умеет держать язык за зубами, и в нашем случае это как нельзя более кстати. Благодаря янки получил бы широкую огласку ошеломляющий материал против Мелтонов. В этом я убежден!

— Я тоже.

— А поскольку мы не видим причин для такой секретности, я поневоле начинаю сомневаться во всем предприятии.

— Итак, ты не хочешь посылать документы?

— Нет. Я напишу адвокату, что, так как бумаги очень важные, я не могу доверить их почте. И если он не сомневается в моей порядочности и осмотрительности, то ему останется только похвалить меня за осторожность.

Я написал Фреду Мерфи письмо такого содержания и через три недели получил ответ, в котором адвокат, высоко оценив мою сдержанность, просил, однако, передать документы через одного верного человека. Из письма я также узнал, что газеты в Новом Орлеане по-прежнему продолжают замалчивать подробности дела Хантера. Я не ответил на письмо, и Фред Мерфи тоже молчал. Я предполагал, что Фред, хотя и обиделся на меня за скрытность, все же надеялся, что я передам документы.

Я послал следующее письмо, адресовав его госпоже Фогель и ее брату Францу, скрипачу. Подробно описав результаты нашего расследования, я сообщил им, что они являются единственными законными наследниками.

Хотя еще не были расставлены все точки над i и на многие вопросы не было ответов, однако это не могло мне помешать отправить известие. В Сан-Франциско письма приходили на много дней позже, чем в Новый Орлеан. Это и понятно: путь в Сан-Франциско неблизкий, а до Нового Орлеана рукой подать, кроме того, Фогели могли поменять квартиру или переехать в другой город. Но они все же получили мое послание. Через некоторое время Франц прислал мне письмо, сообщил свой новый адрес (они поменяли квартиру, как я и предполагал). Франц позаботился также о том, чтобы письмо переслали, если оно придет на их прежний адрес в Сан-Франциско.

Когда Виннету выздоровел настолько, что мог совершать прогулки на свежем воздухе, я предложил ему остаться здесь до тех пор, пока его здоровье не восстановится, тем временем я съезжу в Новый Орлеан. Виннету удивленно посмотрел на меня и спросил:

— Мой брат говорит серьезно? Разве мой брат не знает, что Шеттерхэнд и Виннету должны быть неразлучны?

— В данном случае нужно сделать исключение. Дело очень срочное, а ты еще не совсем здоров.

— В открытом бушующем море Виннету поправится намного быстрее, чем здесь, в этом огромном доме. Он поедет с тобой. Когда ты отправляешься?

— Вероятно, еще не скоро. Ты не отпускаешь меня одного, а я не хочу нового ухудшения твоего здоровья, которое на этот раз будет много опаснее, чем перенесенная тобой болезнь.

— И все же мы поедем. Я так хочу! Мой брат должен узнать, когда отправляется ближайший пароход на Новый Орлеан. На нем мы и поедем!

По его тону я понял, что никакие возражения не заставят его отменить принятое решение. Я вынужден был смириться. Через четыре дня мы поднялись на борт корабля, отплывающего в Новый Орлеан.

Само собой разумеется, что мы приняли все меры предосторожности, которые нам казались необходимыми, чтобы это морское путешествие было для Виннету как можно более безопасным. Наши предостережения оказались напрасными, его предсказание сбылось: он поправился так быстро, что нас это повергло в изумление. Когда мы прибыли в Новый Орлеан, он чувствовал себя таким же крепким и здоровым, каким был до болезни.

Эмери сопровождал нас. Его присутствие в качестве свидетеля было желательно. Надо сказать, что Эмери был очень любопытен и обожал приключения, а деньги для него не играли, в общем-то, никакой роли.

После того как мы устроились в гостинице, я отправился на розыски адвоката. Я пошел один, без друзей, поскольку не хотел доставлять Мерфи излишнее беспокойство. Я быстро нашел его квартиру и одновременно контору.

Увидев много людей, сидящих в приемной адвоката, я понял, что имею дело с очень занятым и известным специалистом. Передав секретарю свою визитную карточку, я надеялся, что мне тотчас же позволят войти. Секретарь, вернувшись из комнаты шефа, к моему большому удивлению, не пригласил меня в кабинет адвоката, а молча указал мне на свободный стул.

— Господин Мерфи получил мою визитную карточку? — спросил я.

— Да, — кивнул секретарь.

— И что сказал?

— Ничего.

— Ничего?! Но он же знает меня!

— И очень хорошо, — добавил секретарь безразличным тоном.

— Послушайте, мое дело к господину Мерфи не только крайне важное, но и очень спешное. Пойдите к нему и скажите, что я прошу немедленной встречи с ним!

— Хорошо.

Он резко повернулся и исчез за дверью шефа. Когда секретарь вернулся, то не удостоил меня даже взглядом. Он подошел к окну и уставился на проходивших мимо людей.

— Ну, что на этот раз сказал господин Мерфи? — спросил я, тоже подходя к окну.

— Ничего.

— Опять ничего?! Невероятно! Вы действительно передали ему то, что я просил?

Он резко повернулся ко мне и произнес:

— У меня слишком много дел для того, чтобы удовлетворить ваше чрезмерное любопытство. Господин Мерфи дважды просмотрел вашу карточку, ничего не сказав при этом. Из этого можно заключить, что вам, как и любому другому посетителю, следует ждать своей очереди. Итак, ждите.

Я никак не мог понять, что это значит. Невыносимо было терпеть грубость этого слуги-бюрократа! Но все-таки взял себя в руки, сел и стал дожидаться своей очереди, надеясь, что все в конце концов выяснится. Меня в высшей степени удивляло то, что адвокат заставил меня ждать, дважды прочитав мою визитку! Мое имя само по себе очень известно, тем более в Соединенных Штатах! Кроме того, приняв во внимание крайнюю важность моего дела, адвокат должен был сразу же принять меня, едва прочитав мое имя.

Итак, я был последним в очереди из почти двадцати клиентов. В томительном ожидании прошел час, затем еще один. Подходил к концу уже третий час, когда очередь наконец дошла до меня. Войдя в кабинет, я увидел еще довольно молодого человека, не старше тридцати лет, с красивым, умным лицом и проницательным взглядом.

— Господин Мерфи? — осведомился я с легким поклоном.

— Да, — ответил он. — Что вам угодно?

— Вы прекрасно это знаете. Я прибыл из Саутгемптона.

— Саутгемптон? — повторил он, качая головой. — Я что-то не припоминаю, чтобы имел какое-либо отношение к этому месту.

— Прочитав мою визитную карточку, вы тоже ничего не вспомнили?

— Абсолютно ничего.

— Прекрасно! Ну что же, вспоминайте, я подожду. Из-за болезни Виннету я вряд ли смогу прийти еще раз.

— Виннету? Вы имеете в виду знаменитого вождя апачей?

— Конечно.

— Того самого, который вместе со своим неразлучным Шеттерхэндом изъездил все прерии? Как могли вы, сидя в Саутгемптоне, предположить, что он болен?!

— Он лежал в Саутгемптоне тяжело больной. Я — Олд Шеттерхэнд — ухаживал за ним. И вот мы приехали сюда, чтобы передать документы, которые я должен был по вашему собственному желанию прислать вам.

— Шеттерхэнд? О! Исполнилось мое самое заветное желание. Как часто слышал я о вас, о Виннету, а также о многих других, кто вместе с вами путешествовал. Добро пожаловать, сэр. Сердечно рад. Я действительно очень часто представлял нашу встречу с вами. И вот я вижу вас наяву… Забудем о времени. Рассказывайте!

— Не очень верится в то, что вы способны забыть о времени.

— Почему?

— Потому что вы меня продержали три с половиной часа за дверью.

— Мне очень жаль, поверьте, сэр. Мне известно ваше прозвище, но я не знаю вашего настоящего имени.

— Вы, должно быть, ошиблись. Я написал вам два письма, и вы мне так же ответили дважды.

— Если не ошибаюсь, я еще ни разу не писал в Саутгемптон. Что это за важное дело, на которое вы мне намекаете?

— Наследство Малыша Хантера!

— Хантера? А, его наследство! Несколько миллионов! Я был доверенным лицом по многим делам Хантера. А дело о наследстве было очень прибыльным. К сожалению, я уже оставил его, хотя мне не очень-то хотелось делать это.

— Вы хотите сказать, что уже закрыли дело?

— Именно.

— Вот как! — воскликнул я с ужасом. — Насколько я понимаю, вы, должно быть, нашли законных наследников.

— Естественно, нашел.

— И уже передали права на наследство?

— Владельцу перешло все до последнего цента.

— Вы передали документы семье Фогелей из Сан-Франциско?

— Семье Фогелей? Это дело не имеет ни малейшего отношения к Фогелям из Сан-Франциско.

— Ни малейшего отношения? Кто же тот человек, который получил наследство?

— Малыш Хантер!

— Боже правый! Я приехал слишком поздно, но я же предупредил вас о том, что Малыш Хантер мертв!

— Что? От чего вы меня предостерегали? Сэр, к вашим словам, безусловно, прислушиваются, вы, без сомнения, очень знаменитый и авторитетный человек. Но я должен вам сказать, что молодой Хантер — мой друг.

— Я так и знал! Послушайте, разве может покойник быть вашим другом?

— Покойник?! Да вы в своем уме?! Что вы такое говорите! Малыш Хантер жив и здравствует.

— Могу ли я спросить, где?

— Он на дороге в Дриент. Я сам проводил Малыша Хантера на пароход, который отправился в Англию.

— В Англию! Хм! Он путешествует один?

— Совершенно один, без слуги, порядочного лодыря, которого он уволил. Малыш Хантер получил всю наличность, остальную часть наследства продал и намеревался, насколько я помню, отправиться в Индию.

— И он не взял с собой никакого имущества?

— Нет, не взял.

— Неужели это обстоятельство вас нисколько не удивило? Разве будет обычный путешественник брать с собой в дорогу все свое состояние?

— Конечно, будь Хантер обычным человеком, это показалось бы странным, но Малыша Хантера нельзя назвать обыкновенным путешественником. Он намеревался купить недвижимость в Египте, Индии или где-то еще. Вот вам и основание, почему он перевел все свое наследство в наличность.

— Я докажу вам, что причина совершенно не в этом. Но прежде, пожалуйста, скажите, было ли в его внешности что-либо поразительное, бросающееся в глаза, что-нибудь необычное?

— Что-нибудь необычное? Но зачем вам это?

— Вы все непременно узнаете. Но сначала ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

— Ну, если вы так хотите, пожалуйста! Была в его внешности одна особенность, которая, однако, осталась незаметной для непосвященных. У Малыша Хантера было по шесть пальцев на каждой ступне.

— Вы в этом уверены?

— Я могу поклясться, что это так.

— Скажите, у человека, которому вы передали миллионы, тоже было двенадцать пальцев на ногах?

— Почему вы опять задаете мне этот странный вопрос? Неужели вы полагаете, что, прежде чем выплатить деньги, у него пересчитали пальцы на ногах?

— Нет, конечно, я так не думаю. Но человек, которому вы передали это огромное состояние, имел всего десять пальцев.

— Невероятно! Я бы поднял шум и выставил вас за дверь, если бы вы не были Шеттерхэндом.

— И все же выставляйте. Вопите, вопите еще и еще раз, поскольку я вам говорю, что истинный, настоящий Малыш Хантер похоронен в Африке под звуки…

— Похоро…

Он остановился на полуслове, отступил на два шага назад и впился в меня огромными от удивления глазами.

— Да, он похоронен, — продолжал я. — Хантера убили, а вы отдали его состояние мошеннику.

— Мошеннику?! Да вы в своем уме, сэр? Вы же слышали, что я сказал, Хантер — мой лучший друг, и я не мог перепутать его с мошенником.

— И тем не менее вы перепутали.

— Вы ошибаетесь. Я был с Хантером очень близок, мы знаем друг друга настолько хорошо, что даже при самом большом сходстве мошенник очень сильно рисковал бы, беседуя со мной. Я видел бы его насквозь.

— Рисковал?! Да, с этим я соглашусь, но он успешно избежал опасности.

— Вы думаете, что вы говорите? Вы — Шеттерхэнд! Я вынужден предположить, что вы пришли сюда не только для того, чтобы сообщить эту непостижимую новость, но и чтобы что-то предпринять.

— Во всяком случае, у меня есть кое-какие намерения. Впрочем, я уже сообщал вам о них в двух письмах, которые я присылал вам из Саутгемптона.

— Я не знаю ни о каких письмах!

— В таком случае позвольте мне показать вам два ваших ответа.

Я достал письма из папки и положил их на стол. Он схватил их и прочитал сначала одно, потом другое. Я наблюдал за ним.

Его лицо исказилось. Когда он прочитал второе письмо, он снова склонился над первым, потом опять над вторым; Мерфи читал письма по второму, третьему, четвертому разу, не произнося ни слова. Румянец на его лице уступил место мертвенной бледности. Мерфи молча вытер капли пота, показавшиеся на лбу.

— Ну и что? — спросил я, в то время как он по-прежнему беззвучно листал бумаги. — Вы не узнаете свои собственные письма?

— Нет, — ответил он, глубоко вздохнул и снова отвернулся от меня.

Его до этого бледные щеки залились ярким румянцем. На лице был написан неподдельный испуг. Видно было, что он страшно волновался.

— Однако взгляните на конверты! Письма отправлены из вашей конторы, это доказывает штемпель.

— Да.

— И, таким образом, получается, что именно вы их написали!

— Нет, не я!

— Не вы? Эти письма написаны одной рукой, видимо, рукой вашего клерка и заверены вашей подписью.

— Относительно почерка вы правы, но во всем остальном ошибаетесь.

— Но ведь кто-то из ваших клерков написал текст письма?

— Да, это рука Хадсона. Я более чем уверен, что именно он его написал.

— Вы подтверждаете подлинность вашей подписи?

— Подпись фальшивая. Точнейшая подделка! Даже я с трудом распознал ее. Боже мой! Я принимал ваши слова и вопросы за полнейшую чушь, но сейчас перед моими глазами подделка моей собственной подписи. Должно быть, в вашем распоряжении есть какие-то факты, которые и дают вам право предполагать все эти немыслимые вещи!

— Вы правы. Они действительно есть. Суть дела вы только что слышали. Настоящий Малыш Хантер убит. А вы передали его наследство не просто мошеннику, а его убийце.

— Его… убийце… — повторил Мерфи растерянно.

— Да, убийце, хотя это слово и нельзя понимать буквально. Сам он не убивал Хантера, но участвовал в заговоре. Вина его при этом так же тяжела, как если бы он совершил злодеяние собственными руками.

— Простите, сэр, мне кажется, что я сплю и вижу сон — страшный, ужасный сон.

— У вас есть время, чтобы выслушать довольно длинную историю?

— Время?! О чем вы говорите! У меня в руках фальшивая бумага, которая означает, что в мой офис проник мошенник! Я найду время, даже если ваш рассказ займет неделю. Садитесь, пожалуйста, и позвольте мне покинуть вас на одну минуту. Я скажу служащим, чтобы нас не беспокоили ни под каким предлогом.

Итак, мне снова — в который раз за сегодняшний день! — пришлось сесть и терпеливо ждать. Я, как и Мерфи, сильно разволновался. Я был совершенно уверен, что мои письма доходили до адресата, а только что выяснилось обратное. Негодяи сделали свое дело! Все усилия, весь риск оказались напрасными!

Отдав все необходимые распоряжения, адвокат опустился в кресло напротив меня и, сделав знак рукой, попросил меня начать.

Лицо Фреда было по-прежнему бледным! Я видел, что его губы дрожали. Видимо, ему с большим трудом удавалось сохранять спокойствие. Мне было очень жаль этого человека. Его честь была поставлена на карту! Я был уверен, что совесть Мерфи была абсолютно чиста; но репутация его конторы пошатнулась. Адвокат оказался жертвой афериста. Речь шла об очень крупном мошенничестве. Если дело раскроется, карьеру Мерфи можно будет считать законченной.

Я был убежден, что Томас и Джонатан Мелтоны действовали отнюдь не в одиночку и уж наверняка воспользовались помощью Гарри Мелтона. Поэтому мой рассказ коснулся и его персоны. Таким образом, я рассказал Фреду все, что знал об этих мошенниках, и обо всем, что я предпринимал против них. Мой рассказ действительно длился очень долго, однако адвокат ни единым возгласом не прервал его. Когда я закончил, он еще некоторое время сидел молча, уставившись в угол. Затем он поднялся, несколько раз туда-сюда прошелся по комнате, неожиданно резко остановился передо мной и спросил:

— Сэр, все, что я только что услышал, действительно чистая правда?

— Да.

— Простите, ради Бога, мой вопрос. Я понимаю, да я должен понять, что он неуместен. Но дело в том, что для меня все это гораздо серьезнее, чем вы, наверное, предполагаете.

— Уверяю вас, я понимаю, что речь идет о вашей репутации, вашем будущем, возможно, даже о вашем состоянии.

— Разумеется, и об этом тоже. Если дело обстоит так, как вы говорите, и вы не ошибаетесь, то я сам (никто не может принудить меня) должен буду заступиться за обиженных людей, являющихся законными владельцами наследства, и сделать для них все, что в моих силах. Безусловно, очень жаль, что безвозвратно утеряно все, что я передал мошеннику.

— Мне кажется, что мы еще не можем делать окончательных выводов. Негодяев еще можно поймать.

— Вряд ли это возможно. Мелтон сейчас в открытом море, прячется на каком-нибудь судне. Мошенник знает, что на море он в безопасности.

— Отнюдь! На воде спрятаться гораздо труднее, чем на суше. Я думаю, во всяком случае, у моря нет преимуществ перед континентом. Трудности, естественно, в том, что трое мерзавцев скорее всего разъедутся в разные стороны. Если мы и поймаем одного, то потеряем двух других.

— Полагаю, Гарри Мелтон тоже замешан в этом деле.

— Убежден в этом.

— Чем он может быть нам полезен?

— Хм! Как зовут клерка, написавшего мне два письма и подделавшего вашу подпись?

— Хадсон.

— Давно он работает у вас?

— Полтора года.

— Подозреваю, что он больше не появится в вашей конторе.

— Я тоже не надеюсь, что он вернется. Он телеграфировал мне и сообщил о смерти брата, испросив двухнедельный отпуск, чтобы отдать последнюю дань памяти умершему и провести некоторое время с родственниками покойного.

— Где жил его брат?

— Местечко Дробен в штате Луизиана.

— Значит, мы можем с большой долей вероятности предположить, что он не появится даже там.

— А как вы с ним познакомились?

— По письменным рекомендациям, которые он представил. Сначала я назначил его обычным клерком, хотя он был значительно старше служащих, занимающих подобные должности. Очень скоро он зарекомендовал себя таким исполнительным и аккуратным работником, что я стал доверять ему все больше и больше. Он приходил всегда в строго определенное время, был очень прилежным и обязательным. Мне казалось, что он занимался работой даже в часы досуга, поскольку я с удовлетворением замечал, что его знания умножаются. Некоторых моих клиентов я знакомил с Хадсоном, перепоручая ему ведение дела, и был убежден, что он обслужит их так же хорошо, как если бы делом занимался я сам.

— А как складывались его отношения с другими служащими?

— Доверительных или дружеских отношений у него не было ни с кем. В его поведении было что-то такое, что делало его неприступным, хотя он ни в коей мере не производил отталкивающего впечатления. Постепенно его положение все более и более укреплялось, и наконец я сделал его членом правления. После этого назначения он еще больше обособился.

— Чьей обязанностью было получать письма и важные телеграммы?

— Хадсона. Все, что можно было уладить без меня, делал он сам. Самую важную информацию он должен был передавать мне.

— И, значит, он получил оба моих письма, вскрыл, прочитал и написал ответ, в котором нет ни единого вашего слова. Как вы думаете, сколько лет ему было?

— Где-то за пятьдесят.

— Как он выглядел?

— Худощавый, ширококостный, темноволосый.

— В каком состоянии рот?

— Все зубы на месте в хорошем состоянии.

— Опишите его лицо.

— Хадсон очень красив. Однако, если долго присматриваться к его лицу, появляется чувство неприязни к этому человеку.

— Отлично, сэр. Теперь мне все ясно. Сопредседателем вашего дела был сам Гарри Мелтон.

— Боже правый! Вы уверены в этом?

— Абсолютно. Он не мог себе позволить быть на виду. Он должен был вернуться и жить под чужим именем. Разве полиция станет искать опаснейшего преступника в офисе известного адвоката?

— Да, вы правы. Должно быть, еще до поступления ко мне на службу он уже был осведомлен о плане Мелтонов, который они с таким успехом осуществили?

— Вполне возможно.

— Но ведь в то время ни одна живая душа не могла даже предположить, что меня назначат доверенным лицом по делам наследства!

— В этом не было необходимости. Хантер-старший был в таком преклонном возрасте, что мог умереть в любой момент. Мелтон-младший выглядел очень похожим на наследника. Одно время он был очень дружен с последним, исходя из чего он мог предположить, что после смерти отца Хантер по всем юридическим вопросам обратится к вам.

— Мне до сих пор не верится, что я стал жертвой так долго готовящихся планов. Но вы меня убедили. Я признаю, что вы абсолютно правы.

— А я убежден также, что пресловутый сопредседатель вашей компании переписывается не только со своим братом из Туниса, но также время от времени получает письма от своего племянника, чтобы быть в курсе всего происходящего.

— Какая бездна зла и подлости кроется в этом человеке! И какое счастье, что вы не послали требуемых документов! Они бы уничтожили все документы, так что у нас не было бы ни малейших доказательств против них.

— Мы бы сделали запрос в Тунис и нашли нужные сведения, потеряв, правда, массу времени. Без сомнения, большая удача, что я оставил документы при себе. Итак, что вы думаете предпринять в связи с этим делом, сэр?

— Юридическая сторона дела — моя первейшая обязанность. Я должен незамедлительно написать судье. Для этого потребуются ваши документы. Вы доверите их мне?

— Конечно! Они у меня с собой. Вы можете также воспользоваться бумагами, изъятыми мной у Гарри Мелтона и его племянника. Вот пакет, где все они собраны вместе.

— Благодарю вас! Мне придется побеспокоить вас еще раз. Необходимо, чтобы вы и оба ваших спутника дали показания в суде. Я прошу вас подчеркнуть на допросе важность этого дела, жертвой которого стал я сам.

— Уверяю вас, что не оставлю без внимания ничего, что могло бы помочь вам. Вероятно, в скором времени начнется розыск троих преступников?

— Обязательно! Мы не можем терять ни единой минуты. К счастью, в нашем распоряжении имеются такие превосходные, опытные, проворные сыщики, что они вполне могут помериться силами с мошенниками. Наши агенты действуют во всех штатах, и они сделают все возможное для задержания преступников.

— Это их долг, для этого они и работают. Ну а я как можно скорее отправлюсь искать Мелтонов.

— А вы не хотите предоставить это дело сыщикам? Вы можете допустить ошибку, которая нанесет непоправимый ущерб делу.

— Вы полагаете?

— Да. Вы превосходный охотник, но бродить в девственных лесах и преследовать опаснейших преступников — две совершенно разные вещи.

— Хм! Пожалуй, вы правы. Я постараюсь никоим образом не мешать полицейским. Когда мнимый Малыш Хантер отплыл?

— Почти две недели назад.

— Таким образом, приблизительно в тот же день, в который ваш сопредседатель испросил отпуск. В какой гостинице он проживал?

— Ни в какой. Он снимал очень милую квартиру у одной вдовы, здесь, неподалеку. Он почти не выходил на улицу и посещал меня только тогда, когда это было необходимо.

— А как он объяснял свою замкнутость?

— Он говорил, что учит индийский язык, отнимающий у него все время.

— Таким образом, его никто не навещал до самого отплытия корабля?

— Ни один человек. Вдова, миссис Глиас, живет на первом этаже пятиэтажного дома. Я был в этом доме несколько раз и всегда находил Мелтона погруженным в свои книги так глубоко, что мог обсуждать с ним только самые важные дела.

— И после этого вы утверждаете, что отличили бы мошенника от истинного Хантера с первой же минуты разговора?!

— Вы правы. Теперь, когда вы открыли мне глаза, его поведение стало мне понятным. Преступник специально разговаривал со мной о самых интимных вещах, чтобы я не сомневался, что передо мной настоящий Хантер.

— Где жил пресловутый сопредседатель вашей конторы?

— На первом этаже дома, прямо возле офиса.

— Кто его хозяин?

— Один торговец. Не знаю точно, чем он занимается. Хадсон снимал у него квартиру. Вы хотите узнать о нем больше? Что ж, возможно, полицейские все еще плохо выполняют черную работу. И все же хочу еще раз предупредить вас: вы знаете настолько много, что можете помешать делу!

Меня, признаться, несколько раздражали его бесконечные предупреждения. Ведь я раньше, чем все его детективы, вместе взятые, обнаружил обман. Убедившись, что я предпринимал серьезные действия лишь в том случае, когда это было крайне необходимо, он должен был, по крайней мере, понять, что мы не какие-то пустоголовые нахалы. Но то, что он полагал, будто я могу помешать в этом деле, окончательно испортило мое настроение, которое и раньше было, мягко говоря, не очень хорошим.

Недолго думая, я назвал ему гостиницу, в которой мы остановились, и попросил его не рассказывать никому, кроме судьи, о нашем местонахождении и обо всем происшедшем, заметив вскользь, что он, хотя и неплохой юрист, все же попался на удочку братьев Мелтонов.

Каково же было изумление Эмери и Виннету, когда я рассказал им обо всем, что узнал от адвоката! Эмери, стукнув кулаком по столу так, что тот закачался, гневно воскликнул:

— Как могло произойти подобное? Теперь нам остается только снова отправиться в погоню за этими мерзавцами, которые были так любезны, что оставили после себя след. А деньги твоего друга все равно потеряны. А все этот адвокат! И он еще болтает о том, что дикого зверя поймать легче, чем человека. Он принял мошенника и афериста за своего закадычного друга, назначил мерзавца и убийцу сопредседателем собственной компании и при этом еще имеет наглость давать нам советы и учить нас! Пусть благодарит Бога, что я сейчас нахожусь здесь, а не в его конторе, а то бы я его…

Сильное волнение все еще переполняло его, и он с такой силой ударил по столу, что стоявшие на столе чашки громко звякнули. Виннету не сказал ни единого слова. Кодекс чести индейца запрещал ему выражать свои эмоции.

Не прошло и двух часов, как появился рассыльный и сообщил, что нас ждет господин судья. После того как мы дали показания в суде, нас привели к присяге. Виннету был освобожден от клятвы. Затем нас призвали всячески содействовать следствию и предоставить в распоряжение судей любую информацию, касающуюся дела Мелтонов. Несмотря на это, мы решили покинуть Новый Орлеан как только сочтем необходимым.

Едва мы вернулись в гостиницу, как служащий объявил, что пришел человек, желающий видеть нас. Это был тщательнейшим образом одетый человек средних лет, с маленькими хитрыми глазками. Он бесцеремонно уселся на ближайший к нему стул, очень внимательно оглядел нас по очереди, крепко сплюнул, передвинул жевательную резинку за другую щеку и спросил Эмери:

— Имею честь видеть перед собой известнейшего мистера Босуэлла?

— Мое имя действительно Босуэлл.

— Ну а вы — знаменитый вестмен, которого зовут Олд Шеттерхэнд? — спросил он меня.

— Совершенно верно.

— Ну а вы индеец по имени Виннету? — обратился он к апачу.

Несмотря на вызывающую манеру, в которой задавались вопросы, Виннету кивнул.

— Отлично! Значит, я попал именно к тем людям, которые мне нужны, — продолжал незнакомец. — Я надеюсь, вы дадите мне необходимую справку.

— Прежде всего не могли бы вы сказать, кто вы? — воскликнул Эмери.

— У меня много имен, — был ответ. — Но знать мое имя вам совершенно ни к чему. Довольно и того, что мы ищем трех Мелтонов. Я дал все инструкции детективам, находящимся в моем распоряжении, и хотел бы прежде всего посоветовать вам не встревать в это дело.

— Вы решили надоедать нам своими инструкциями как можно чаще, да еще таким «милым» образом?

— Ну а теперь ответьте на мои вопросы. Вы хорошо знаете Мелтонов?

Мы весьма немногословно отвечали на вопросы надменного детектива, так что в конце концов он, исполненный недовольства, откланялся и ушел. После того как за ним закрылась дверь, Эмери произнес:

— Мы непременно должны сами найти Мелтонов. Но где же нам их искать? Ты думаешь, Джонатан уже далеко в море?

— Не думаю. Мне кажется, что он поднялся на борт корабля только для того, чтобы ввести в заблуждение адвоката, — ответил я.

— А его дядя Гарри?

— В Сент-Луис он не сунется. В Европе их тоже не стоит искать. В Африке им делать больше нечего. Самое умное, что они могут сделать, — это некоторое время побыть в надежном убежище. Вряд ли они будут здесь ли или где-то еще появляться на людях. Где можно быстрее и лучше спрятаться? Здесь, в западных штатах. Держу пари, что они спрячутся где-нибудь в ущельях Скалистых гор. Денег у них достаточно, чтобы запастись продуктами впрок. Они могут совершенно спокойно прятаться там год или даже больше.

— Это вполне возможно. К счастью, они оставили нам след, ниточку, за которую можно ухватиться в наших розысках.

— Ни одно дело и ни одно событие не остается без последствий. Необходимо только обнаружить эти следы. Прежде всего я наведаюсь в обе квартиры, где жили мошенники. Возможно, мне удастся заметить начало ниточки, которая и приведет нас к Мелтонам.

Я отправился к миссис Глиас, но пошел не прямо к ней, а через расположенный напротив ее дома пивной кабачок в надежде что-нибудь разузнать.

Меня обслуживал старый, сонный негр, который работал там всего несколько дней. Естественно, я даже и спрашивать у него ничего не стал. Я еще некоторое время посидел в кабачке и из окна увидел, как детектив и «джентльмен» выходят из дома напротив. Вероятнее всего, они посетили миссис Глиас, чтобы осведомиться у нее относительно Джонатана Мелтона.

Я подождал еще четверть часа и вышел на улицу. Надпись на небольшой вывеске сообщала о том, что квартира в этом доме вновь сдается внаем. Я позвонил, дверь открыла довольно пожилая, очень толстая мулатка. Открыв дверь, она осталась стоять с непроницаемым видом в дверях, пытливо оглядывая меня. Я надвинул шляпу на глаза и спросил:

— Извините, миледи, я имею честь видеть миссис Глиас?

Она чувствовала себя бесконечно польщенной и улыбнулась от души, так что ее лицо стало казаться еще шире.

— Нет, — ответила она. — Я всего лишь ее кухарка.

— Прежде чем уйти, возьмите мою визитную карточку, миледи! Нельзя входить в такой дом непредставленным.

Она снова посмотрела на меня с улыбкой, взяла визитную карточку, заспешила внутрь и, широко раскрыв дверь, сказала так громко, что мне было слышно каждое слово:

— Здесь визитная карточка от одного превосходного джентльмена, мэм! Он намного воспитаннее, чем тот, который приходил к нам только что.

Потом она снова вышла, впустила меня в дом и закрыла за мной дверь. Я оказался лицом к лицу с довольно пожилой дамой, которая благожелательно разглядывала меня.

— Простите, мадам! Я прочитал, что в вашем доме можно снять квартиру.

— Да, — она кивнула, быстро переводя взгляд с меня на мою визитную карточку. — Вы, кажется, немец?

— Так точно.

— Это меня очень радует. Я тоже родом из Германии. Квартира, которую я сдаю, состоит из четырех комнат. Это не слишком много для вас?

Она сказала это по-немецки. Я смотрел в ее хорошее, честное лицо, и мне казалось совершенно немыслимым обманывать ее. Поэтому я ответил:

— Все помещение слишком большое для меня. И, по правде говоря, мадам, я пришел не из-за квартиры.

— Не из-за квартиры? — спросила она, изумившись. — А с какой стати тогда вы расспрашивали меня о помещении?

— Это был всего лишь предлог. И сейчас, когда я гляжу в ваши глаза, я не в состоянии лгать. Моей целью было осведомиться относительно Малыша Хантера, который жил у вас.

— Малыша Хантера? Вы тоже служите в тайной полиции? — Ее лицо омрачилось.

— Нет, мадам. Я частное лицо, но у меня такая глубокая и серьезная заинтересованность в Малыше Хантере, что моя благодарность вам будет огромной, если вы соблаговолите дать мне справку относительно вашего бывшего жильца.

Она улыбнулась:

— Мне не следовало бы вам помогать, поскольку вы не пришли ко мне открыто. Но, несмотря на это, я выполню вашу просьбу, так как вижу, что вы глубоко раскаиваетесь. Вы знаете Хантера?

— Лучше, чем мне бы этого хотелось.

— Лучше, чем вам бы этого хотелось?.. Значит, все, что сказал полицейский, — правда?!

— А что он вам сказал?

— Что Хантер — мошенник и даже убил человека.

— Да, это правда.

— Боже правый! И этот злодей жил со мной под одной крышей! Если бы я знала это, я не успокоилась бы ни на минуту, пока он не оказался бы далеко от моего дома. Это ужасно. Прямо-таки отвратительно!

— Полицейский, очевидно, рассказал вам, что произошло?

— Да. Этот человек, настоящее имя которого Мелтон, убил Малыша Хантера и, выдав здесь себя за него, завладел огромным наследством. Это правда?

— В общем, да, но не совсем. Не знаю, правильно ли поступил полицейский, сообщив вам эти подробности; но, поскольку вы уже в курсе дела, я могу поговорить с вами. Я сам был тем человеком, который и привез сюда эти известия. Мелтон — мошенник. Наследство, которое он путем убийства и обмана присвоил себе, принадлежит одной бедной, честной немецкой семье, которая сейчас живет в Сан-Франциско в довольно стесненных обстоятельствах. Вы могли бы содействовать тому, чтобы люди получили положенное им по праву?

— Я сделаю все, что в моих силах! Что от меня требуется?

— Сведения, которые помогут мне найти Мелтонов.

— То же самое просил у меня и полицейский.

— Вы дали ему справки?

— Нет. Этот человек так грубо ворвался в мой дом, что узнал лишь очень немногое из того, что мне известно. Я почти ничего не сказала ему, да и не могла сообщить ему ничего такого, что бы его заинтересовало, поскольку сама находилась в полном неведении относительно моего жильца.

— С кем встречался Хантер?

— Адвокат Мерфи несколько раз приходил к нему, и он выходил два или три раза из дому. Куда, я не знаю, но думаю, что к тому же адвокату.

— Больше никто не приходил?

— Один раз пришел какой-то человек. Это был клерк из конторы адвоката, кажется, его секретарь. Он был очень похож на слугу Хантера.

— Вместе с Хантером жил слуга?

— Только до тех пор, пока Хантер оставался здесь, в Новом Орлеане. Он нанял его здесь, а перед своим отъездом уволил.

— Хм! Что за человек был этот слуга? Вы можете дать точное описание его внешности?

Она выполнила мою просьбу, и я пришел к выводу, что этот так называемый слуга есть не кто иной, как отец Мелтона-младшего.

— Возможно, вы слышали, как он разговаривал со слугой? — выспрашивал я тем временем.

— Все, что я слышала, были вполне обычные вещи. Однако они очень часто шептались друг с другом, как будто у них была какая-то тайна, которую никто не должен был услышать.

— Чем занимался Малыш Хантер? Он ведь почти не выходил из дому, и у него была масса времени. Может быть, он использовал это время каким-нибудь необычным образом?

— Нет. Он всегда сидел у окна.

— А мне сказали, что он был занят учебой.

— Это неправда. Только когда приходил господин адвокат, Хантер брал в руки книги.

— Ах! Вот оно что! А какое у вас было, собственно, мнение об этом человеке? Должно быть, вам бросалось в глаза, что он ничем не занят?

— Я принимала его сначала за больного человека. Мое мнение, однако, изменилось, когда мы заметили, что он посещает одну даму, которая снимает квартиру на верхнем этаже.

— Она живет одна?

— Нет, с ней две служанки, индианки.

— Женщина молода?

— Да, молода и очень красива.

— Как ее зовут?

— Миссис Сильверхилл.

— Это английское имя?

— Да, хотя мне с трудом верится, что ее родители и родственники янки или англичане. Мы слышали, как она время от времени разговаривает со служанками, говорят они всегда по-испански.

— Хм! И эта дама благоволила к вашему квартиранту?

— Они стали встречаться через неделю после того, как он поселился здесь. Он сидел, как всегда, у окна, когда заметил ее, возвращающуюся домой после обычной прогулки. Он осведомился у меня относительно этой женщины, затем посетил ее, и с тех пор он очень часто бывал у нее.

— Адвокат Мерфи знал об этом?

— Я не знаю точно, но, думаю, он не был посвящен в их отношения.

— Может быть, вы замечали за ним что-то особенное?

— К сожалению, не могу вспомнить ничего такого, что могло бы иметь какую-то ценность для вас. Если вы захотите посетить меня еще раз, буду очень рада поговорить с вами.

— Я воспользуюсь вашим любезным приглашением только в случае крайней необходимости, чтобы лишний раз не беспокоить вас.

— О, вы меня нисколько не побеспокоили. Всегда буду рада вас видеть. Очень приятно, что вы превратились из человека, хотевшего солгать, в правдивого и честного господина.

— Но только благодаря вам, мадам! — заметил я, отвечая на ее шутку. — Знаете ли вы еще что-либо существенное о той даме, что живет наверху?

— Очень немного. Она богата. Моя кухарка несколько раз разговаривала с индианками. Миссис Сильверхилл — страстный игрок, и при этом ей постоянно везет. Она приглашает к себе таких же азартных игроков. Это все. Ах, нет! Припоминаю, что она вдова. Одна из служанок проговорилась однажды по этому поводу. А ее муж, кажется, занимал не совсем обычное положение в обществе.

— Возможно, он был предводителем индейцев?

Я сказал это в шутку, и она рассмеялась мне в ответ. Но в то же самое мгновение мне пришло в голову одно соображение.

— Свободная индейская женщина никогда не унизится до того, чтобы стать домашней служанкой белой женщины. В таком случае должны быть совершенно особенные обстоятельства. Я знаю один случай, когда белая женщина вышла замуж за предводителя индейцев. Дама, которая живет наверху, блондинка?

— Нет, у нее иссиня-черные волосы. Честно говоря, я принимала ее за еврейку.

— Еврейку? Хм. Вы знаете ее имя?

— Да. Однажды к нам в дом пришло письмо, и его передали моей служанке-мулатке. Она не умеет читать и поэтому принесла письмо мне. Я посмотрела адрес и фамилию адресата. Даму зовут Юдит. Миссис Юдит Сильверхилл.

— О Господи! Так и есть. Фамилия Сильверхилл по-немецки произносится как Зильберберг, Юдит Зильберберг — так звали одну еврейскую девушку, которая вышла замуж за вождя индейцев. Я должен немедленно увидеть ее.

— Как, вы ее знаете?

— Да, если не ошибаюсь. Это в высшей степени интересный случай. Мадам, вы были так любезны со мной. Я прошу вас еще об одном очень большом одолжении!

— Сделаю для вас все, что в моих силах.

— Вы еще ни разу не общались с этой дамой?

— Еще нет.

— Может так произойти, что это все-таки случится. Пожалуйста, не упоминайте, что я был у вас; вообще не говорите обо мне и запретите своей кухарке рассказывать индианкам о том, что Малыш Хантер на самом деле совсем другой человек.

— Она еще не знает этого, и я ей тоже ничего не скажу. Вы, вероятно, хотите нанести визит этой даме?

— Непременно.

Откланявшись, я поднялся наверх по лестнице. Наверху был только один вход. Я позвонил в колокольчик. Через несколько мгновений дверь мне открыла служанка, в которой я узнал индианку. Она отошла в сторону, чтобы я мог войти, и открыла вторую дверь, не спрашивая меня ни о чем и не сказав ни слова. Я вошел в прекрасно обставленную комнату. В соседней комнате послышался шум. Портьеры раскрылись, и передо мной предстала… Юдит Зильберберг, та самая Юдит, которую я видел в последний раз на помолвке с вождем племени юма. С тех пор она очень похорошела, стала казаться почему-то выше и крупнее. У нее на пальцах и на обнаженных руках блестели настоящие бриллианты. Она сразу же узнала меня и воскликнула по-испански:

— Это вы, сеньор!.. Вот это сюрприз! Как я скучала! Как я мечтала увидеть вас однажды. Пожалуйста, проходите в мой будуар! Присаживайтесь. Мы можем многое рассказать друг другу.

Она взяла меня за руку, и мне пришлось сесть рядом с ней на диван. Да, Юдит была очень красивой женщиной. Она взяла мою руку в свою и, бросив на меня дразнящий взгляд, проговорила:

— Должна вам сразу же признаться, что забыла ваше имя. Это непростительный грех?

— Совершенно непростительный, особенно после ваших заверений, что вы страшно скучаете по мне.

— Вы должны меня простить! Люди и события легко забываются, когда переживаешь столько всего! У вас, если не ошибаюсь, два имени, одно настоящее и другое, каким вас называют индейцы. Это последнее было… было… не помню точно. Оно оканчивалось каким-то словом… — нога или рука!

— Старина Горящая Ступня! — быстро проговорил я. Оно и к лучшему, если она не будет знать моего настоящего имени.

— Да, да, точно — при этом была «ступня» — это я знаю, — кивнула она, смеясь. — А ваша настоящая фамилия, если не ошибаюсь, совпадает с названием одного из двенадцати месяцев?

— Март, — сказал я.

— Да, Март… Итак, сеньор Март, вы можете вспомнить, как мы тогда расстались.

— Не слишком дружески.

— Интересно, что даже сейчас, когда вы это говорите, вы волнуетесь.

— Да, знаю.

— У вас хватает мужества говорить мне это сейчас.

— Почему нет? Мне хочется задать вам такую порку, чтобы у вас ни разу больше не возникло желания увидеться со мной.

— Ужасно! Вы сами не понимаете, что вы говорите. Побить женщину, к тому же молодую и привлекательную! Надеюсь, что это было сказано всего лишь из-за сильного волнения.

— Я говорю серьезно.

— Чудовищно! В таком случае вы просто злодей!

— Нет, напротив, у меня очень мягкое сердце, которое я, однако, охотно меняю иногда на стальное. Права есть у обоих сердец, но каждое применимо лишь в свое время. Когда речь идет не только о свободе многих людей, но и о жизни и смерти, мне нет никакого дела до чьего-либо мнения, даже если это мнение дамы.

— Вы что, находили меня тогда непривлекательной?

— Нет.

— Ваше поведение мне кажется очень подозрительным.

— Это оттого, что ваше поведение не было слишком приятным. Вы отвернулись от еще теплого трупа вашего жениха, как от дикого зверя, заколотого для жаркого.

— Я больше не люблю его. Итак, вы находили меня очень милой прежде? А сейчас? Неужели вы не заметили, что я изменилась?

— Да, вы стали еще прекраснее.

— И вы говорите это таким ледяным тоном? Вы действительно ужасный человек и нисколько не изменились. Но ваша прямота и холодность нравились мне еще тогда.

— Мы говорим о вас. Как поживали вы все это время? Вас не мучили угрызения совести?

— Нет, абсолютно.

— Вы не раскаиваетесь, что вышли замуж за дикаря?

— В самом начале, когда муж выполнял свои обещания, я ни о чем не жалела. Я получила все, что он мне обещал: золото, драгоценности, дворец и даже замок.

— Ах! Значит, он действительно так богат, как говорил?

— Да, у него всегда было очень много денег, а откуда, я не знаю даже сейчас; он никогда не хотел мне этого говорить. Он привозил деньги из поездок в горы, где еще сейчас находится много старых штолен и золотых жил. Мы покинули Сонору, отправились на границу Аризоны и Нью-Мексико. Там расположен замок. Это громадная постройка ацтеков[81]«…громадная постройка ацтеков» — речь идет об одном из жилых комплексов культуры Анастази (XI–XIII вв.), не имеющих никакого отношения к ацтекам, хотя один из крупнейших архитектурных памятников этой культуры все еще носит неправильное название Азтекс-Руинс (Ацтекские развалины)., которую, кроме меня, не видел ни один бледнолицый. Десять индейцев племени юма, которые не захотели покинуть своего вождя, сопровождали нас вместе со своими женами и детьми. Там было очень, очень одиноко, и я сильно тосковала по городу. Затем мы отправились в Сан-Франциско, где я получила дом.

— Счастливица! Где сейчас ваш муж?

— Он обрел вечный покой, — ответила она совершенно безразличным тоном.

— Что явилось причиной его смерти?

— Его зарезали ножом.

— Пожалуйста, расскажите мне об этом подробнее. Он был мужественным, храбрым и честным человеком, всегда держал данное им слово, я уважал его.

— Произошла банальная история. Меня скоро заметили в Сан-Франциско, ко мне приходили гости, за мной ухаживали, а он не хотел этого допускать. Как-то раз мы оказались на приеме у одного важного господина. Там было много других приглашенных, среди них несколько очень интересных кабальеро и офицеров, которые крутились около меня. Завязалась перебранка. Кабальеро получил удар в руку, мой муж в сердце.

— Ну а вы? Что вы чувствовали, что думали, как поступили?

— Я?! Что я должна была делать? Знаете ли, женщина, муж которой умирает при подобных обстоятельствах, становится знаменитостью. Оковы, в которые я себя с ужасающей легкостью заковала, были разорваны, и я снова получила так высоко ценимую мною свободу.

Ее бессердечие возмущало меня, но я сдерживался. Она спокойным голосом продолжала дальше:

— Я наслаждалась жизнью. Научилась хорошо играть в карты. Я выигрываю почти всегда, когда играю, а что касается любви, то, хотя я вернулась на родину, у меня появился жених, который так привязан ко мне, что попросил моей руки.

— Опять какой-нибудь офицер?

— Отнюдь. Это молодой, очень приятной наружности и разносторонне образованный кабальеро, который объездил почти весь свет, особенно хорошо знает Восток и, кроме всего прочего, получил наследство в несколько миллионов.

— Прекрасно! Вы действительно счастливая женщина! — воскликнул я, внутренне ликуя, поскольку не сомневался больше ни единой минуты, что Юдит имеет в виду Джонатана Мелтона.

— Счастье в конце концов всегда находит нас, — глубокомысленно изрекла она. — Хотя, как я уже сказала, я почти никогда не проигрывала, однако истратила приличную сумму денег, в том числе практически все деньги мужа. Я продала дом в Сан-Франциско, вся вырученная за него сумма пошла на покрытие долгов, у меня остался теперь только старый замок ацтеков, за который никто не заплатит и цента.

— Вы уверены, что он принадлежит вам? У вас есть индейский титул?

— Нет, но мне это абсолютно безразлично. Мне необходимо стать госпожой Хантер и миллионершей. Какое мне в таком случае дело до какого-то замка в глухомани!

— Сеньор, о котором вы говорите, возможно, тот самый Малыш Хантер, который несколько дней назад получил многомиллионное наследство от адвоката Мерфи?

— Да, тот самый. Вы его знаете?

— Нет, я только слышал о нем. Но теперь вам остается только вспоминать все эти разговоры о миллионах. Говорят, что он уехал в Индию.

— Это неправда.

— Я слышал это повсюду. Люди видели, как он поднимался на борт корабля. Его адвокат был с ним.

— Это верно. Но, отъехав от города, он спустился в лодке вниз по реке и вернулся обратно. Я сама сидела в лодке. Мы пробыли там до тех пор, пока не стемнело, затем приехали домой и играли в карты до полуночи, после чего он действительно уехал.

— Все это в высшей степени интересно. Почему он солгал людям, сказав, что уплывает в Англию и оттуда в Индию?

— Это тайна, которую я открою только вам. В этом обмане вина лежит исключительно на мне.

— На вас?! Каким образом?!

— Его отец, Хантер-старший, который раньше часто бывал в Индии, так полюбил эту страну, что поставил условие: его сын до получения наследства должен прожить в Индии десять лет. Он лишается наследства, если хоть один день в течение этих лет проведет вне Индии. Кроме того, в течение этих десяти лет Малыш Хантер не имеет права жениться. Тот пошел на такие условия и подписал их. Два дня спустя он познакомил меня с документами. Что было, можете себе представить! Для него само собой разумеющимся было то, что я должна стать его женой. Ну а теперь скажите: разве мог он уехать в Индию? Мог ли выполнить условия, на которые пошел?

— Почему бы и нет? Что или кто может ему помешать согласиться на эти условия?

— Я, конечно, я.

— Каким образом? Если вы так привязаны друг к другу, он мог взять вас с собой в Индию.

— Ха, ха, — рассмеялась она. — Мне и в голову не может прийти, чтобы я поехала в дикую, чужую страну из-за мужчины, даже если бы я и любила его больше всего на свете. Я уже один раз оставила родину, а именно тогда, когда я уехала в Америку, вы сами знаете, что из этого вышло. И теперь, когда я обрела здесь вторую родину, мне и в голову не приходит снова пожертвовать ею.

— Однако от него вы требуете жертвы, вы же хотите, чтобы он остался здесь.

— Это вовсе не жертва, поскольку в Индии ему пришлось бы оставаться холостым, здесь же я могу стать его женой.

— А что, если в Индии узнают, что он женат?

— Это вполне вероятно. Но нам нечего бояться. По крайней мере, Хантер так утверждает.

— И теперь?.. Неужели вы думаете, что ваша связь останется незамеченной? Я полагаю, что огласки едва ли можно избежать.

— Тут вы ошибаетесь. Мы поженимся тайно и будем жить где-нибудь вдали от городов и крупных дорог. Мой замок находится как раз в таком месте, там еще не ступала нога белого человека, исключая, конечно, меня и моего отца.

— Ваш отец и сейчас живет там?

— Да.

— Должно быть, одиночество кажется ему просто невыносимым!

— Нет, отчего же? Я уже говорила вам, что много индейцев со своими женами и детьми сопровождало нас. Они и сейчас живут там, основав небольшое поселение, в котором, несмотря на его оторванность от цивилизации, вовсе не скучно.

— Но ведь для настоящей жизни нужно многое из того, что вы не смогли там получить.

— Многие вещи нам пересылали индейцы соседних племен — могольоны и зуни.

— Они живут так близко от вас?

Вопрос, который я задал, был чрезвычайно важен для нас, и я с большим напряжением ждал ответа, стараясь, однако, не выдавать своих чувств. Эта женщина была обманута Джонатаном Мелтоном, но мне и в голову не приходило сказать ей об этом. Я смотрел на нее как на приманку, при помощи которой я поймаю Мелтонов.

— Да, — ответила она. — Мой замок находится между районами проживания этих индейцев на Литл-Колорадо, а именно на первом левом ее притоке.

— В таком случае из вашего замка, должно быть, открывается романтический вид, поскольку, если не ошибаюсь, этот поток стекает с северного склона Сьерра-Бланки.

— Совершенно верно.

— Вы не знаете, живут ли апачи и индейцы пино на южном склоне?

— Мы встречали их, когда проезжали через этот район.

Она и не подозревала, с какой тайной радостью я слушал ее ответы. С совершенно равнодушным видом я задавал вопросы, на которые она отвечала доверчиво и непосредственно, без малейшего затруднения или колебания.

— Это довольно глухие места, — продолжал я. — Сомневаюсь, что Хантер найдет дорогу туда без вашей помощи.

— Я поеду вместе с ним.

— Вы?! Разве он по-прежнему живет здесь, в Новом Орлеане?

— Ну конечно же, нет. Мы условились встретиться в другом месте. Насколько я поняла, он ожидает двоих своих друзей, которые тоже поедут с ним в замок.

— Вы их знаете? — спросил я, будучи совершенно уверен, что речь идет об отце и дяде Джонатана.

— Нет, не знаю.

— По-моему, непредусмотрительно посвящать их в вашу тайну.

— Хантер заверил меня, что они его самые лучшие и верные друзья!.. Один из них — его слуга, который все время при нем.

— Ах вот как! Оба они сейчас в отъезде вместе с Хантером?

— Нет, каждый путешествует в одиночку, пока все дело не уляжется. Они встретятся в условленном месте.

— Это рядом с Нью-Мексико.

— Да, у известного там всем мистера Пленера, который владеет большим салуном и гостиницей.

— В таком случае условия для них будут действительно превосходными. Но вы?.. Почему вы до сих пор находитесь здесь? Почему вы все еще не с ними?

На ее лице появилось до смешного важное выражение, и она ответила так:

— Я должна еще некоторое время оставаться здесь ради собственной безопасности.

— Вы?.. Ради безопасности? Дело принимает все более интересный оборот.

— Еще какой интересный! У меня допытываются, не спрятался ли здесь сеньор Хантер, мой жених, не выполнив условий соглашения, вместо того чтобы ехать в Индию.

— Правда? Кто же проявляет такую заинтересованность?

— Один родственник, который только в этом случае получит наследство вместо Хантера.

— Только этого не хватает! Значит, есть человек, который может стать вам серьезной помехой. Как его зовут?

— Один немецкий охотник, который вместе с англичанином и индейцем разыскивают Хантера.

— Как зовут этих троих?

— Этого я не знаю. Я не спрашивала об их именах.

— В таком случае зачем вы сидите здесь, как часовой, если даже не знаете имен людей, за которыми должны следить?

— Это не так уж и важно. Для наблюдения в городе есть другой человек, который должен передавать мне все сведения. Если он не появится через неделю, то я должна буду выехать в Альбукерке[82]Альбукерке — город в штате Нью-Мексико, на Рио-Гранде; получил свое название в честь одного из представителей рода Альбукерки, широко известного дворянского португальского (а не испанского, как утверждает автор дальше) рода..

— Но вы, по крайней мере, должны знать человека, который принесет вам известия.

— Я его еще не видела. Он какой-то торговец, который живет недалеко отсюда. Один из друзей Хантера жил у него и дал ему это поручение, — извините, сеньор, звонят!

Я тоже слышал звонок: она поднялась с дивана и вышла за портьеру, отделявшую комнату, в которой мы сидели, от передней. Индианка открыла дверь и произнесла имя нового гостя, но я не расслышал его.

— Пожалуйста, входите! — сказала Юдит, проходя между тем вперед и закрывая за собой шторы. Слух мой был напряжен до предела.

— Мы одни? — после короткого приветствия спросил мужской голос по-английски.

— Конечно! — перебила Юдит.

— Я должен сообщить, миссис Сильверхилл, что те трое, которых вы ждете, уже в городе. Мой сын только что передал мне это. Они здесь расследуют дело о наследстве.

— Расследуют?.. Они обратились к адвокату?

— Именно так.

— Чтобы узнать, действительно ли Малыш Хантер уехал в Индию?

Он замешкался с ответом и затем весьма многозначительно произнес:

— Сеньора, я могу назвать вам имена этих людей, хотя они, вероятно, вам и без того хорошо знакомы.

— Я их еще не знаю.

— Итак, индеец — это вождь апачей Виннету.

— Виннету? — переспросила она с удивлением. — Я знаю его очень хорошо.

— Далее, англичанин по имени Эмери Босуэлл.

— Это имя мне незнакомо.

— Третий — немец, охотник по прозвищу Олд Шеттерхэнд.

— Олд Шет… тер… хэнд! — прошептала она, останавливаясь после каждого слога. — Это… Это… Это… Пожалуйста, давайте выйдем отсюда быстрее!

Послышался звук открывающейся двери, и все стихло. Юдит провела посетителя в другую комнату, чтобы я не мог понять, о чем они говорят. Итак, моя песенка спета. Человек, с которым она только что говорила, был скорее всего торговец, у которого проживали Мелтон и его дядя. Когда он произнес мое имя, она сразу же поняла, что это я. Она видела меня однажды вместе с Виннету, а теперь она еще знала и то, что наследство Хантера достанется мне в случае, если он не уедет в Индию. А она так опрометчиво рассказала мне, что у него действительно было намерение остаться здесь, в Америке! Я был чересчур любопытен, что поделаешь!

Прошло почти четверть часа, прежде чем она вернулась. Ее лицо было мертвенно-бледным, а глаза горели яростным, угрожающим огнем.

— Сеньор, вы слышали часть разговора, который происходил в соседней комнате, не так ли? — спросила она меня. Ее голос дрожал. Юдит приходилось сильно напрягаться, чтобы гнев не был заметен.

— Да, — ответил я спокойно.

— Значит, вы подслушивали!

— Это мне и в голову не пришло. Вы так любезно и спокойно разговаривали с тем господином, что только совершенно глухой человек не смог бы ничего понять.

— Ладно, положим, я была непредусмотрительна. Но вы меня обманули! Вы назвались не своим именем!

— Это уж мое дело.

— Но ведь вы — Олд Шеттерхэнд!

— Этим именем меня тоже называют.

— Вы мне солгали. Знаете, как это называется? Обмануть даму таким образом… это…

— Замолчите немедленно! — резко перебил я ее. — Не желаю слушать ни одного оскорбительного слова от вас. Вы — невеста мошенника. Что мешает мне сдать вас полиции?

— Кто или что помешает? Я скажу вам это. Подождите минуту, сеньор. Я должна дать посыльному чаевые, мой кошелек лежит в спальне. Я схожу за ним, а потом вы услышите все, что я хочу вам сказать.

Она вышла из будуара через дверь, находящуюся между мною и диваном. Я слышал тихую возню, как если бы задвигался засов. Я быстро подскочил к двери и позвонил, она не открыла. Тогда я на цыпочках прошел назад в будуар и через него в соседнюю комнату. Эта комната была тоже закрыта. Для того чтобы Юдит вернулась через нее ко мне, нужно было, чтобы индианка повернула с той стороны ключ.

— А, она заперла тебя, чтобы удрать! — улыбнулся я сам себе. — Ну что ж! Пусть бежит!

Я открыл окно и стал смотреть вниз, но так, чтобы меня нельзя было увидеть с улицы. Не прошло и пяти минут, как они вышли из дома… Она одевалась в большой спешке, и уж наверняка при ней все ее деньги и драгоценности. Ее фигуру скрывал серый плащ, на голове была очень простая шляпка. За ней шла одна из индианок, неся в руке саквояж, затем следовал чернобородый мужчина, держа маленький черный чемодан. Скорее всего, это и был тот самый посыльный, с которым она разговаривала. Проходя мимо дома, они все вместе подняли головы и посмотрели наверх. Я быстро спрятался. Когда я через несколько секунд снова высунулся из окна, они были уже далеко. Я видел лишь исчезающие в толпе фигуры.

Будь на моем месте кто-нибудь другой, он бы, возможно, высадил дверь и помчался за ними в погоню, я, однако, не стал этого делать, поскольку мне было абсолютно ясно, какие планы у Юдит, хотя я и знал наверняка, что она немедленно покинет Новый Орлеан.

Прежде всего я еще раз попробовал открыть двери: они были крепко заперты. Тогда я как следует осмотрел обе комнаты, доступ в которые был для меня свободен. На маленьком столике в будуаре лежал альбом с фотографиями. Я открыл его и перелистал. Так я и думал! Там была спрятана фотография Джонатана Мелтона размером с визитную карточку. И кроме того, там лежала сложенная вчетверо записка.

Я прочитал ее. Прекрасным каллиграфическим почерком там было выведено следующее:

«Сим объявляю, что испросил согласие на брак у госпожи Сильверхилл. Подлинность данной записки и нерушимость его слова закрепляю собственной подписью. Малыш Хантер».

Тот, кто знает строжайшие законы Соединенных Штатов относительно обещаний жениться, понимает, что могут означать эти строчки. Да, холодный, бесчувственный и расчетливый мошенник попал в сети женщины, и я был совершенно уверен, что обязательно найду его, если не в Альбукерке, то уж наверняка в ее замке.

Я тщательнейшим образом исследовал обе комнаты, но не нашел ничего такого, что могло бы быть для меня полезным. Взяв с собой фотографию и записку, я подошел к двери и осмотрел замок. Не нужно было быть взломщиком, чтобы открыть его. Я попробовал открыть замок при помощи небольшого карандаша, который лежал на столе. Там же я заметил нож и, манипулируя им, как отверткой, снял четыре маленьких шурупа, на которых держался замок. Дверь была открыта, и я прошел в коридор. С дверью, выходящей на лестницу, я поступил точно так же.

Итак, я спустился на первый этаж к вдове и рассказал ей в общих чертах только то, что посчитал необходимым. Попрощавшись, я покинул ее, но отправился не прямо к Эмери и Виннету, а вниз по улице, в тот дом, в котором, как сообщил мне адвокат, жил его «начальник канцелярии». Я не стал преследовать Юдит, потому что надеялся узнать от торговца несколько больше того, что уже услышал и увидел.

Надпись над окном первого этажа говорила, что хозяина зовут Джефферс и что он занимается продажей старинных золотых вещей и часов. Дверь была заперта на засов. На мой звонок вышла женщина.

— Мистер Джефферс дома? — спросил я.

— Нет. Что вам угодно?

— Я хотел бы приобрести браслет или что-то в этом роде для подарка даме.

— Какими средствами вы располагаете?

— У меня есть пятнадцать долларов.

— Проходите, сэр. Мой муж должен скоро прийти.

Назови я меньшую сумму, меня бы немедленно попросили прийти в другой раз. Я прошел в небольшую гостиную, в которой было две двери: одна из них вела в заднюю комнату, где они, по всей вероятности, обслуживали клиентов; другая — в переднюю, где и жил, по всей видимости, Гарри Мелтон.

Женщина была аккуратно одета и производила впечатление волевой и серьезной дамы. Мне пришлось ждать около часа, прежде чем ее муж вернулся домой. Она открыла ему и сразу же сообщила о том, какие вещи я намеревался купить. Поздоровавшись со мной, он провел меня в соседнюю комнату, в котором и находились все его ценности.

— Итак, сэр желает что-нибудь вроде браслета, — сказал он. — Могу посоветовать вот этот гранатовый, в комплекте к нему есть брошь. Они чудесно выглядят, особенно на блондинках.

— Миссис Сильверхилл, к сожалению, не блондинка, — вскользь заметил я.

Он опустил руку с браслетом, перевел дыхание и осторожно спросил:

— Миссис Сильверхилл? Вы знаете даму с этим именем?

— Конечно! Подарок предназначается ей. Вы имеете что-нибудь против?

— Нет, конечно же, нет! А где живет миссис Сильверхилл, сэр?

— Вверх по этой же улице, через несколько домов от вас.

— Сдается мне, вы с ней очень дружны?

— Старое знакомство, ничего больше.

— Ах, ну конечно! Не обращайте на меня внимания; наш брат всегда интересуется людьми, которым предназначаются купленные у нас вещи, и поскольку я по чистой случайности узнал однажды, что миссис Сильверхилл очень богата, то могу вам посоветовать выбрать лучшее из того, что здесь есть.

— Совершенно верно. Собственно, я собирался пойти к одному очень крупному ювелиру, однако зашел к вам, потому что только вы в состоянии помочь мне с подарком.

— Почему именно я?

— Дама в отъезде, и только вы знаете, куда она отправилась.

— Я?! — изобразил несказанное удивление он. — Что у меня может быть общего с вашей Сильверхилл?!

— Точно такой вопрос вам зададут и в полиции.

— В поли…

— Да, в полиции! — кивнув, сказал я подчеркнуто сухо.

— Что здесь происходит? Что я вообще могу знать о вашей Сильверхилл?!

— Где она сейчас находится — вот что вы знаете! Во время ее неожиданного отъезда вы подносили ей чемодан и сообщили, что Олд Шеттерхэнд, Виннету и мистер Босуэлл прибыли в Новый Орлеан.

— Боже мой, сэр! Эти… эти… эти имена!.. — От страха он стал заикаться.

— Вы назвали имя своего сына, больше того, я могу вам сказать, что свою должность и место он потеряет. Конечно, ведь над ним, а также над вами будет организован судебный процесс. Вот то, что вы точно знаете!

— Я… я… не знаю ничего!

— Действительно? Вам ни о чем не говорит имя Малыш Хантер?

— Хантер?!

— И у вас не проживал некий клерк по фамилии Хадсон? И вам не было поручено известить миссис Сильверхил? Имейте в виду, дело принимает для вас и вашего сына дурной оборот, поскольку последний-то уж точно знает, в чем обвиняется так называемый Малыш Хантер.

— Не приписывайте мне ничего! Я не занимаюсь подобными вещами!

С этими словами он опустился на стул и провел рукой по лбу.

— Да, история действительно неприятная, особенно для вас, и это абсолютно ясно, — согласился я. — Что вы скажете, если я арестую вас немедленно, сэр?

В одно мгновение он вскочил со стула и голосом, полным неподдельного страха, спросил меня:

— Наши дела действительно так плохи, сэр? Малыш Хантер — мошенник. Всего два часа назад мне об этом сказал мой сын. Но я все равно не верю, не могу в это поверить!

Он говорил на этот раз правду. Он казался человеком хотя и не слишком честным в делах, когда речь шла о его личной выгоде, но, во всяком случае, не закоренелым преступником.

— Он не просто обманщик, а гораздо хуже, — заверил я торговца. — Как только его поймают, речь пойдет о его голове. Для его сообщников дела будут обстоять ненамного лучше.

После того, как я все объяснил, он сказал:

— Я должен во всем сознаться вам, сэр. Я понимаю, вы — страж закона и должны исполнять свои обязанности, но, может быть, вы не станете впутывать в это дело меня и моего сына? Выбирайте любые из моих лучших часов или самое дорогое украшение, которое у меня есть.

Итак, он принял меня за полицейского. Мне это было на руку. Значит, он не видел меня у Юдит. Сделав вид, что раздумываю над его предложением, я помолчал некоторое время и затем сказал:

— То, что вы мне предлагаете, следует рассматривать как подкуп. Не приставайте ко мне с подобными предложениями. Если бы я сообщил о попытке подкупить меня, в вашу честность вряд ли кто-нибудь поверил бы. Но я не стану этого делать, мне крайне неприятно, что вы имели что-то общее с этими негодяями…

— Сэр, — перебил он меня, — у меня не было с ними ничего общего, клянусь вам.

— Но вы были близки с этим клерком!

— Нет, нет. Я просто поддерживал с ним отношения, как хозяин со своим жильцом.

— Однако вы передали через него известие для миссис Сильверхилл!

— Я сделал это из самых лучших побуждений. Он уехал в Сент-Луис и хотел вернуться. Когда он уезжал, попросил меня узнать через моего сына, приходили ли трое мужчин, расспрашивающие о Малыше Хантере. В том случае, если бы это произошло, я должен был немедленно известить даму.

— Вам заплатили за эту «услугу»?

— Он дал мне несколько долларов.

— Хм! Это говорит отнюдь не в вашу пользу.

— Сэр, я очень беден, и, чтобы свести концы с концами, я вынужден считаться с каждым долларом. Сэр, неужели же мне совсем невозможно выпутаться из этого дела?

— Это трудно, но возможно, если никто больше не узнает о том, что вы мне рассказали.

— Я не скажу ни слова, сэр, клянусь, ни слова! Пусть меня разорвет в клочья, если я открою рот!

— А вы сможете хранить молчание, разговаривая с моими коллегами? Я смогу помочь вам только при условии, что вы будете откровенны только со мной.

— Обещаю вам это, сэр!

— Ну что ж, поживем — увидим. Итак, где сейчас так называемый Хадсон, который снимал у вас комнату?

— Я знаю только то, что он уехал вместе со слугой Малыша Хантера в Сент-Луис.

— Вы видели этого слугу?

— Да, он несколько раз был здесь. Они очень похожи друг на друга.

— Потому что они братья. А где находится так называемый Хантер?

— Раньше я полагал, что он на пути в Индию, но сейчас, когда я был у миссис Сильверхилл, она нечаянно обронила одно слово, из которого я могу заключить, что он поехал в какое-то другое место, во всяком случае не в Индию.

— Что же это было за слово?

— Она сказала, что мистер Хантер заранее позаботился о том, чтобы она как можно скорее приехала к нему. Как можно скорее! Речь идет, конечно, не об Индии!

— Да, это уж точно. А как, собственно, произошло, что она оказалась такой неосторожной?

— Этого я тоже не могу понять. Я пошел к ней, чтобы выполнить свое обещание. Она встретила меня в одной из комнат, где я и передал ей свои известия. Сильверхилл понимала, о чем идет речь, однако казалось, будто она не знала фамилий этих людей, и когда я назвал их, она очень сильно испугалась, быстро провела меня в прихожую и продолжила разговор там. Потом она спросила, есть ли у меня время проводить ее, разумеется, за вознаграждение. Я ответил утвердительно и вышел на лестницу. Через несколько минут появилась она в сопровождении своей служанки. Я должен был нести чемодан. Она сказала, что в ее квартире Олд Шеттерхэнд и она должна как можно скорее ехать к мистеру Хантеру, который заранее позаботился о том, что она прибудет к нему. Вот так она и проговорилась.

— И куда вы с ней отправились?

— Мы пошли в направлении «Грейт-Юнион» — отель, так это, кажется, называется. Она ждала вместе со служанкой поблизости. В отеле мне нужно было купить железнодорожные билеты.

— Какие билеты вы купили?

— Это было довольно сложным делом. Она хотела отправиться в Гейнсвилл[83]Гейнсвилл — небольшой городок на севере штата Техас, на берегу Ред-Ривер. ближайшим поездом, но испугалась, что ей придется в ожидании поезда пробыть еще час в Новом Орлеане. И поскольку поезда прямого назначения не было, я взял ей билеты через Джэксон, через Виксберг, Монро до Маршалла, оттуда поезд идет в Даллас и через Дентон в Гейнсвилл.

— Но ведь это очень большой крюк. Она могла бы уехать гораздо позже на прямом поезде и все равно прибыла бы раньше.

— Ее гнал вперед страх перед Шеттерхэндом.

— И этот же страх заставил ее быть болтливой с вами. Вы смогли еще что-нибудь узнать от нее?

— Нет, сэр. Я сказал вам все, что знаю. Могу я надеяться на ваше снисхождение ко мне?

— Хм! Я постараюсь. Ваша же обязанность — ни единым словом не проговориться обо всей этой истории.

— Я не издам ни звука!

— Я ставлю это условие, поскольку, если вы проболтаетесь кому-нибудь, я не буду молчать относительно вашего участия в этом деле. Прежде всего я удостоверюсь, что вы были честны со мной. Вас не будут привлекать к этому делу, но если я обнаружу, что вы обманули меня, даже относительно какой-либо самой мелкой детали, то можете быть уверены: сидеть вам вместе с вашим сыном за решеткой, и довольно продолжительное время.

— В таком случае, сэр, мне не нужно ничего бояться.

— Ну вот и отлично! Самое лучшее, что вы можете сделать, — чтобы я вас больше не видел. Разумеется, браслет я не собирался покупать, это был всего лишь предлог, как вы и сами можете догадаться.

— Конечно, — выдохнул он облегченно. — Но, сэр, не могли бы вы мне сказать, откуда вы знаете, что произошло между мной и миссис Сильверхилл? С той минуты, как я пришел, до последней секунды своего отъезда она ни с кем не разговаривала, кроме меня, и все же вы так хорошо осведомлены!

— Это моя тайна, мистер Джефферс. Полиция должна быть в курсе всего, что может пригодиться.

— В таком случае, возможно, имеет смысл пойти сейчас в номер миссис Сильверхилл. Она сказала, что ее захватил врасплох Шеттерхэнд. Она заперла его, в номере и, как я уже сказал, этот человек не может выйти наружу.

— Не беспокойтесь о нем! Вестмен не позволит так легко запереть себя. И если это все-таки произошло, то он совершенно четко представляет себе, как сделать так, чтобы снова выбраться на свежий воздух.

Я ушел очень обрадованный. Вернувшись в гостиницу, где мы остановились, я сразу же осведомился по поводу расписания поездов. У нас оставалось еще целых два часа до отправления нашего поезда, чтобы я мог все объяснить моим товарищам.

Они тоже обрадовались тому, что мне удалось обнаружить ниточку в наших поисках. Виннету, так же как, впрочем, и Эмери, выразил согласие относительно нашего пути. Не смог поехать один я при всем своем желании, поскольку на поездку в Гейнсвилл требуется гораздо большая сумма денег, чем та, которой я располагал. Для миллионера Эмери это был сущий пустяк, так же как и для Виннету, которому нужно было всего лишь пошарить за своим поясом, чтобы поменять несколько драгоценных камней на приличную сумму в бумажных купюрах, я же, пролетарий, был вынужден путешествовать за их счет…