Сервас затаил дыхание. Осторожно отодвинул остальные книги и только потом вытащил нужную. Как будто взял в руки антикварный раритет, страницы которого сейчас рассыплются у него в руках. Внимательно разглядел обложку: на ней было фото молодой девушки возле большого дерева, то ли тополя, то ли осины. Девушка стояла босиком на клумбе с маргаритками. На ней было белое платье. Такие надевают невесты. Или девочки к первому причастию … От пояса к подолу ее белого платья шли продольные складки, похожие на трещины в коре соседнего дерева. На груди висел большой крест.
Книга называлась «Первопричастница» и была надписана неким Эриком Лангом.
Сервас нахмурился. Что это означало? У него вдруг пересохло в горле. Он раскрыл обложку и посмотрел на дату первого издания. 1985. Потом вернулся к другим книгам на этажерке. Три из них принадлежали перу того же Ланга. Что же получается? Два трупа, одетые первопричастницами, а теперь еще и это… Что же этим хотели сказать?
С сильно бьющимся сердцем он переворачивал страницы, и у него возникало ощущение, что он ступил на неизвестную территорию: ГЛАВА 1…
Сердце налилось тяжестью, как камень. Вот-вот он поймет что-то очень важное. Перед ним уже замаячила гипотеза, но она была слишком абсурдна, слишком экстравагантна, чтобы предложить ее Ко: а не эта ли старая книжка вдохновила убийцу ? В следующее мгновение гипотеза показалась ему смешной. Просто избитый сценарный прием, который кочует из фильма в фильм. Мартен уже представил себе реакцию шефа. И все же, и все же… может, тут не простое совпадение?
С книгой в руке он подошел к окну. В соседнем саду лысый великан закончил подстригать лавр. Теперь он курил сигарету, сидя в тенечке под смоковницей, и лицо его хранило все то же мрачное выражение. Сервас вспомнил, как ему говорила мать: никогда не надо отдыхать под смоковницей.
И вдруг его пронзила еще одна мысль. Когда он обыскивал комнату, что-то буквально на полсекунды привлекло его внимание, а потом вылетело из головы. Что же это было, черт возьми? Сервас обернулся и пробежал глазами по комнате. Одна деталь, но что за деталь? Глаза остановились на фотоальбоме.
Да. Это как-то связано с альбомом … И он медленно подошел к нему.
Нижняя половина обложки показалась ему более массивной и пухлой, чем та, которую он только что открывал. Вот она, деталь. Мартен осторожно перелистал страницы с аккуратно приклеенными прозрачными кармашками для фотографий и снова прощупал нижнюю обложку… Там несомненно что-то было … Ему легко удалось отделить декоративную часть обложки из голубой ткани от картонной основы и осторожно раздвинуть их. Оттуда выглянули конверты. Их было около десятка.
Письма …
Сервас бережно вынул их и вернулся к окну, держа конверты в руке. Старые, они пожелтели, чернила выцвели, адрес едва можно было различить, но именно в этом доме они сейчас находились. Все конверты были надписаны одним почерком.
Мартен перевернул их другой стороной. Имя отправителя отсутствовало.
Он попытался разглядеть почтовый штемпель, но тот совершенно стерся, можно было различить только дату: 1988. Сколько же лет было тогда Алисе и Амбре? Если подсчитать, то лет пятнадцать-шестнадцать. Он раскрыл надорванный конверт и вынул затвердевшие от времени листки. Когда развернул их, бумага затрещала у него под пальцами. Письма, видимо, столько раз открывали и перечитывали, что на сгибах бумага порвалась.
Мои дорогие невесты!
(Сервас на миг задержался на этом обращении, пытаясь понять, что может означать последнее слово.)
Вчера я был в ресторане в окружении множества людей: и друзей, и не совсем друзей, и вовсе не друзей. Мы спорили, смеялись, болтали. И все, развлекаясь, что-то желали друг другу, подчас довольно ядовито, но всегда интеллигентно. А я сидел в своем углу и думал только о вас. О вашей молодости, о вашей красоте и вашей разумности. О разумности сердец, о мудрости душ. О вашей невинности и вашей порочности. Я думаю о вас и днем, и ночью, когда не удается заснуть. Кто вы? Чем вы заняты? Я хочу знать обо всем: о ваших мечтах, ваших надеждах и желаниях. Любите ли вы меня? Скажите «да», даже если это и неправда. Если письмо придет до конца недели, значит, вы меня любите.
Сервас прервал чтение. Что могли поведать об авторе эти слова? По всей видимости, все это писал не подросток, а взрослый человек. Причем этот взрослый хорошо владел языком, даже оставаясь – несомненно, намеренно – простым и понятным. В письме не было ни одной орфографической или синтаксической ошибки…
Он наугад развернул другой листок.
Мои дорогие сердечные подруги,
Я не могу всерьез отнестись к известию, что кто-то любит меня, и тем более – что я кому-то нравлюсь. Большинство людей меня ненавидят, опасаясь моего цинизма, ума и острого языка. Тем лучше. И пусть себе ненавидят. Вы – единственные, кому я действительно хочу понравиться. Единственные, кого мне хочется обнять и прижать к себе. Если надо, я подожду пять лет, а потом женюсь – на вас обеих. В какой-нибудь стране, где дозволено многоженство. Надеюсь, вы знаете, что я вас люблю.
Черт возьми, этот тип разговаривал с ними, как со взрослыми женщинами… Но больше всего интриговало само содержание писем. Эта интимность между взрослым и двумя девочками-подростками. Сколько же ему было лет? Двадцать? Однако было в его почерке что-то такое, что говорило о более зрелом возрасте… Был он искренен или просто расставлял словесные западни, чтобы заманить наивных девчонок в свои сети? Сервас поискал подпись и обнаружил ее в конце следующей страницы:
Несколько секунд Мартен внимательно разглядывал подпись. Что еще за Шандор? Кто он? Мимолетное видение? Тень, что прячется в углу? В самом звуке этого имени было что-то загадочное. Оно звучало как псевдоним. Сервас положил письмо обратно в конверт. Потом по почтовым штемпелям и датам определил, какое из писем было самым первым, и принялся читать.
Дорогая Амбра, дорогая Алиса,
Сердце мое взорвалось радостью, когда я прочел ваше письмо. Ваши похвалы доставили мне огромное удовольствие. Вы так молоды и уже так проницательны, умны и прозорливы! Нет ничего лучше, чем найти родственную душу. Но представьте себе мою радость, дорогие Амбра и Алиса, когда вместо одной я нашел сразу две родственных души. Мои дорогие читательницы, как подумаю, что вы могли бы мне и не написать…
Сервас снова отвлекся от чтения. Дорогие читательницы? Так он писатель… Неужели им пишет сам Эрик Ланг? Или от его имени пишет какой-то жулик?
…Как подумаю, что вы колебались, как вы сами пишете в своем прекрасном, трогательном письме, прежде чем осмелиться «побеспокоить великого писателя» из боязни показаться смешными… Да нет же, в вашем письме нет ничего смешного! Наоборот. Когда вы говорите, что «Первопричастница» – великая книга (у Мартена снова забилось сердце) и в то же время книга мрачная и аморальная, я готов под этим подписаться. Когда вы пишете «вы представить себе не можете, с каким наслаждением мы погрузились в созданный вами мир, а потом, обменявшись впечатлениями, решили, что вы – наш любимый писатель», вы делаете меня счастливейшим из людей. Пишите мне еще и еще! Я очень хочу получать такие письма!
И снова что-то не вязалось. Если Эрик Ланг отвечает своим поклонницам, то почему подписывается Шандор? Может, это какой-то шифр?
Тут открылась дверь, и Сервас обернулся. В комнату ввалился возбужденный Ковальский. И взгляд его сразу упал на письма, лежащие на столе.
– Это что такое?
Не отвечая, Мартен взял со стола книгу и протянул ему.
У входной двери он заметил телефон. Когда они спустились вниз, Сервас попросил у родителей девушек разрешения позвонить. Полистав справочник, лежавший рядом, набрал номер.
– Привет, Ева, – сказал он, когда ему ответил певучий женский голос. – Кто у вас занимается детективами?
Номер принадлежал книжному магазину «Изысканное слово», куда Мартен часто заглядывал. В студенческие годы он оттуда просто не вылезал, а теперь, став сыщиком, заходил куда реже. Из детективов Сервас охотно читал классиков: По, Конан Дойла, Гастона Леру, Чандлера и Сименона. Но любимыми его писателями были Толстой, Томас Манн, Диккенс, Гомбрович, Фолкнер и Бальзак. Как и его отец, он считал, что лучшие книги требуют от читателя усилий, и по большому счету то, что дается легко, – дело пустое и не имеет никакой ценности.
– Можешь меня с ним соединить? – сказал Сервас, выслушав ответ.
Он немного подождал, пока на линии появится новый собеседник.
– Вам знаком такой автор – Эрик Ланг?
Голос на другом конце провода был немногословен:
– Да, конечно.
– А его роман «Первопричастница»?
– По всей видимости.
– Это самый знаменитый его роман?
– Да. Шикарная книга.
Сервас вздохнул. Еще в юности он понял, что каждый должен сам найти нужную ему информацию, и тратить время на поиски не входит в функции книжного магазина.
– А сколько романов он написал?
– Насколько я знаю… около десяти.
– Сколько ему лет?
– Что?
– Сколько ему лет? – повторил Сервас.
Он представил себе, как удивились на другом конце провода.
– Минуточку.
Через несколько секунд Мартен получил ответ. Тон у продавца был усталый и раздраженный. Видимо, предел его профессиональной выдержки был недалек.
– Он родился в пятьдесят девятом.
Сервас быстро подсчитал: значит, в 1998-м Лангу было тридцать девять лет. И что его потянуло водить дружбу с пятнадцатилетними девчонками? Конечно, он отвечал поклонницам. Но письма, которые Мартен прочел, далеко выходили за пределы обычной переписки с читателями. Они поражали высокой степенью интимности… Что же породило такую интимность?
– А имя Шандор вам о чем-нибудь говорит?
– Эрик Ланг – псевдоним, – ответил этот задавака все тем же снисходительным профессорским тоном. – Он родился в Венгрии, и настоящее его имя – Шандор Ланг.
– Спасибо, – сказал Сервас и отсоединился.
Теперь они снова сидели в гостиной напротив родителей девушек, которые так и не пошевелились, пока в доме работали полицейские. И у тех возникло впечатление, что если они снова придут завтра, то застанут их в тех же позах.
Мать больше не плакала, но глаза у нее стали совсем красными. Казалось, она постарела лет на пятнадцать. Отец погрузился в свои мрачные мысли. В доме повисла атмосфера отчаяния и безнадежности, и Сервас почувствовал, что долго здесь оставаться не сможет. Ковальский расспрашивал родителей о привычках девочек, о школе, о том, где они бывали, и голос его звучал мягко и спокойно, что никак не вязалось с тем Ко, которого он знал. Наконец, почесав себе кончик носа, начальник медленно подался вперед. Сервас сразу услышал нечто новое в интонации его голоса, какое-то напряжение, которого раньше никогда не бывало, и его поразила тщательность, с какой шеф выбирал каждое слово:
– А не случалось ли в последнее время чего-нибудь необычного, ненормального ? Что так или иначе привлекло бы ваше внимание, пусть даже это была какая-нибудь мелочь…
К их огромному удивлению, родители обменялись понимающими взглядами и даже кивнули, словно с самого начала ожидали этого вопроса. Сервас сразу насторожился. Ко повернулся к отцу, который пристально смотрел на него, поджав губы.
– Мелочь, просто совсем мелочь, – ответил он. – Я уже давно пытаюсь сообщить вам эту мелочь: да, кое-что произошло, да, кое-что нас очень напугало… и если б вы отреагировали раньше, Амбра и Алиса были бы здесь, с нами.
Голос отца дрожал от ярости. Мартен увидел, как налился кровью затылок Ко, а под кожаной курткой обозначились и напряглись мышцы плеч.
– То есть? – спросил шеф, не скрывая, что ничего не понял.
– Разве жандармы вам ничего не говорили?
– Какие жандармы? Объясните, пожалуйста.
– Это началось месяцев шесть тому назад… звонил телефон, и на другом конце провода молчали… Три ночи подряд, в одно и то же время, ровно в половине четвертого утра.
Отец Амбры и Алисы оглядел всех по очереди, прежде чем продолжить.
– Я прекрасно помню… девочки были на занятиях. В первый раз мы решили, что это с ними что-нибудь случилось, и запаниковали.
Он помолчал, стиснув зубы.
– Во второй раз я уже знал, что мне никто не ответит, и сказал в трубку: «Вы, наверное, ошиблись номером». Не спрашивайте меня, почему, но я знал, что это не сумасшедший… И потом, в трубку кто-то еле слышно дышал. Все это происходило в самой середине ночи… А в третий раз я спросил того, кто был на другом конце провода, что ему надо, и попросил оставить нас в покое. Как и раньше, ответа я не услышал.
– И у вас нет мысли, кто это мог быть?
Отец отрицательно покачал головой.
– И все прекратилось?
Тот снова мотнул головой.
– Он снова позвонил. Через несколько недель… Это были выходные, и девочки приехали домой. Он сказал: «Могу я поговорить с Амброй или с Алисой?» Половина четвертого утра… Я спросил, кто он такой и знает ли, который час. Он повторил: «Могу я поговорить с Амброй или с Алисой?», словно ничего не услышал. Я сказал, что сейчас повешу трубку, а он повторил еще раз: «Могу я поговорить с Амброй или с Алисой»? Тогда я пригрозил, что сейчас вызову жандармов. И он сказал: «Передайте Амбре и Алисе, что они скоро умрут».
Сервас увидел, как в глазах отца снова отразился страх, тот самый огромный, неизмеримый страх, что он пережил той ночью.
– В эту ночь телефон звонил раз десять. Девочки проснулись. Все были напуганы. И я его в конце концов отключил.
– Он еще звонил?
– Да. Каждую субботу, в половине четвертого утра, когда девочки были дома. Несколько недель подряд… В конце концов я начал вообще отключать телефон перед сном.
– Вы спрашивали девочек, может, они предполагали, кто это мог быть?
Отец покачал головой.
– Они сказали, что не имеют ни малейшего понятия.
– Вы известили об этом жандармерию?
Он снова кивнул.
– Ну и?..
Его снова охватил гнев.
– Никаких известий с их стороны. Они сказали, что ничего не могут предпринять.
– Вы можете описать голос в трубке?
– Мужчина… молодой… лет двадцати, может, тридцати, но как узнаешь… Он говорил очень тихо.
– А вы смогли бы узнать этот голос?
Он с сомнением покачал головой.
– Вряд ли… Да нет, я же вам уже сказал, он говорил очень тихо.
– Благодарю вас, господин Остерман.
– Это еще не всё…
Голос его задрожал от гнева и укоризны, глаза засверкали.
Ковальский резко вскочил, словно ему дали под зад.
– Вот как?
– Он позвонил прошлой ночью…
На этот раз все застыли на месте.
– И что сказал?
Сервас увидел, как мгновенно осунулось лицо Ришара Остермана.
– Сказал, что они мертвы. И еще… что они получили то, что заслужили .
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления