Онлайн чтение книги Сильвия
5

В тот же день к Сильвии пришел Франк Ширли. С первых его слов она убедилась, что слухи о ее похождениях уже дошли до него.

– Сильвия, волшебница моя! – воскликнул он. – Что ты сделала с Дугласом ван Тьювером?

Она взяла обеими руками его руку.

– Что случилось, Франк?

– Чудо, дорогая моя, прямо чудо! Ван Тьювер был с визитом у Тома Фирмина!

– О, это интересно! Как он его принял? Расскажи, расскажи, я сгораю от нетерпения.

– Он приехал к нему такой расстроенный, подавленный. Начал с раскола среди студенчества, сказал, что это очень печально и что он хотел бы каким-нибудь образом посодействовать улучшению товарищеских отношений между студентами. Фирмин спросил его, почему он начал с него. И ван Тьювер ответил: «Я слышал, что вы меня недолюбливаете, и подумал, что для того, чтобы сблизиться с товарищами, следует, пожалуй, прежде всего столковаться с недругами. Я бы очень желал быть в дружбе с вами». Том – ты видела, какой он, – ответил, что дружба не обретается по желанию одной только стороны. Прежде всего надо понять друг друга, и он, Фирмин, менее всего стерпел бы покровительственный тон и при малейшей попытке с чьей бы то ни было стороны подойти к нему свысока сумел бы отстоять свое достоинство! Франк рассмеялся.

– О, Том бы прямо выгнал человека, который чем-нибудь уязвил бы его самолюбие. Но несчастный ван Тьювер, – воображаю, чего ему стоил этот визит к Тому Фирмину! Это ужасно забавная история. Скажи, ведь правда это ты устроила?

– Ты рассердишься, если я скажу «да»?

– Нет, отчего же, – ответил он, – но ты знаешь, вероятно, что стала здесь притчей во языцех?

– Мне кажется, это была ошибка с моей стороны, – сказала она, подумав немного. – Меня обстоятельства втянули в эту историю. Я, право, не думала, что до этого дойдет. Мистер ван Тьювер все приставал, чтобы я объяснила ему причину моего нерасположения к нему. И я все откровенно высказала. Вероятно, и мистер Фирмин так бы поступил.

– Конечно!

– Кстати! – воскликнула Сильвия. – Скажи, правда, что отец Фирмина служит лакеем?

– И ты знал это, когда знакомил его со мной?

– Ты рассердишься, если я скажу «да»?

– Нет, Франк, не рассержусь. Но, согласись, это для меня что-то новое!

– Разве он произвел на тебя впечатление дурно воспитанного человека?

– Нет, нет, но…

– Я подумал, что тебе интересно будет видеть представителей разных социальных групп. Людей твоего круга ты встречала уже достаточно. А теперь ты, быть может, еще лучше будешь относиться к Фирмину. Он, очевидно, проведет меня в председатели студенческого совета.

– Но ты ничего не говорил мне об этом! – воскликнула Сильвия.

– Я сам вчера только узнал об этом. Они выставили мою кандидатуру без моего ведома и ломали копья за меня. Наши аристократы выставили кандидатом Риджли Шеклфорда, приятеля ван Тьювера. Если меня выберут, я отказываться не стану, но друзья Шеклфорда, конечно, сделают все возможное, чтобы дискредитировать меня и провести своего кандидата. Мое положение далеко не легкое.

– Но почему?

– Да потому, что они наверняка докопаются до истории моего отца.

– Франк! – испуганно воскликнула Сильвия. – Неужели они это сделают?

– Несомненно. Если дойдет до борьбы, то они будут беспощадны. Поэтому я хотел было отказаться от этой чести. Но в то же время я подумал: тебе ведь так хочется, чтобы я выдвинулся. Позор этот всегда будет тяготеть надо мною, буду ли я держаться в тени или заявлю о своем существовании. А ведь я думаю, ты не хотела бы, чтобы я всегда оставался в тени.

– Но, Франк, как они могут знать о твоем отце?

– О, Господи, они здесь все одержимы карьеризмом, и ты полагаешь, они могут упустить такой козырь? Тут есть и студенты с Юга, хотя бы вот твой кузен. Меня не трогают, пока я… никто. Но лишь только я выступлю против золотой молодежи – о, тогда!..

– Я должна тебя поддержать! – воскликнула Сильвия, блеснув глазами.

– Не волнуйся, Сильвия. Ты не должна вовсе вмешиваться в эту историю.

– Но подумай, Франк, какое это будет торжество для тебя, если ты одержишь победу. И какой удар по этим порядкам, которые ты ненавидишь. И я могу помочь тебе, не смейся! Уверяю тебя, я могу – здесь есть несколько человек, которые сделают все, что я захочу!

Но Франк опять расхохотался.

– Дорогая, ты уже довольно сделала… даже слишком! А чем ты отплатишь ван Тьюверу за то, что он сделал?

– Чем я отплачу ему?!

– Ну, да! Ты полагаешь, что такой человек, как ван Тьювер, делает что-нибудь даром? Он поставит тебе в счет все свои услуги и потребует высокой платы за них. Что ты тогда сделаешь?

Сильвия задумалась.

– Франк, – сказала она после долгой паузы, – ты славный. Но не сердись на меня, не волнуйся из-за этой истории с ван Тьювером! Франк улыбнулся.

– Разве я не знаю, что ты достаточно горда для того, чтобы…

– При чем тут гордость?

– Дорогая, а если бы я волновался из-за ван Тьювера, ты думаешь, я бы тебе это показал?

– О, как ты хорошо сказал это! – воскликнула Сильвия. – Ты чудеснейший человек в мире. Я должна тебе сказать правду, – продолжала она искренне и серьезно. – Я рада, что уезжаю подальше от этого человека и его денег. Дело не в соблазне, но не знаю, как это сказать, я чувствую все эти дни какую-то тяжесть на душе. Это какой-то кошмар! Я говорю себе: «О, как много добра я бы сделала с такими деньгами!» Или думаю: «У этого человека столько власти, и он не знает даже, как пользоваться ею». Это чудовищно – такое состояние в руках одного человека, не знающего, как распорядиться им. Можно вовсе не считаться с этим, говорить себе, что об этом и думать не стоит, но ведь это богатство действует, как машина, день и ночь, и производит зло.

Франк слушал ее с понимающей улыбкой.

– Ты рассуждаешь, как Том Фирмин, – сказал он. – Недаром тебя дома зовут анархисткой.

Сильвия хотела знать точное значение слова анархист, и Франк начал было читать ей лекцию по политической экономии, когда в дверь постучали и вошел лакей с визитной карточкой. Она быстро скользнула по ней глазами и молча протянула ее Франку. Они переглянулись.

– Ну, что же! Ты примешь его?

– Не знаю… Что ты скажешь?

– Я ровно ничего против этого не имею.

Сильвия сказала лакею, чтобы он попросил ван Тьювера наверх.

Гость остановился в дверях. Присутствие третьего лица, очевидно, удивило его. Но он тотчас овладел собою. Это был безукоризненно светский человек, одетый с большим вкусом и простотой.

– Мистер ван Тьювер, – мистер Ширли, – познакомила их Сильвия. – Вы, кажется, не знакомы?

– Я знаю мистера Ширли по виду, – вежливо ответил ван Тьювер.

Сильвия взглянула на одного и на другого и бросила:

– Забавная иллюстрация к гарвардским нравам. Два человека учатся три года в одном университете и даже не знакомы!

Она знала, что это замечание не совсем тактично, но сказала это умышленно, с целью втянуть их в разговор. Но уловка эта у ван Тьювера большого сочувствия не встретила.

– Да… да… – ответил он и замолк.

– Вы не вполне ясно представляете себе условия общения в университете, Сильвия, – заметил Франк.

Сильвия видела, что обращение Франка поразило ван Тьювера. Он быстро взглянул на соперника, потом на нее.

– Мистер Ширли тоже южанин? – спросил он.

– Да, – ответила Сильвия, – мы близкие соседи.

– Я вижу. Вероятно, старые друзья? – полюбопытствовал Тьювер.

– Да, конечно, – подтвердила Сильвия и замолчала. Ей интересно было наблюдать этих двух людей, видеть, как они сами, без ее помощи выйдут из несколько затруднительного положения.

Франк заговорил о близких экзаменах. Он был приветлив и учтив, и присутствие ван Тьювера его, по-видимому, нисколько не волновало. Он словно не чувствовал напряженности атмосферы и не замечал тревоги и нетерпения своего собеседника. Но Сильвия замечала, и ее это волновало.

Наступили минуты, полные всяких драматических возможностей. Она обратилась с каким-то вопросом к Франку, он рассеянно ответил: «Конечно, дорогая!» – и невозмутимо продолжал разговор. Но Сильвия видела, что другой вздрогнул, как от прикосновения раскаленного железа. Он даже побледнел. Он давал Франку односложные ответы и смотрел на него, как затравленный зверь. Сильвии вдруг стало ясно, что положение гораздо серьезнее, чем она себе представляла вначале. От этого человека каждую минуту можно было ждать вспышки. При каждом взгляде на Франка лицо его темнело. В комнате, казалось ей, становилось душно и темно от его глухой тревоги. Ей стало жаль его. И, ласково улыбнувшись, она напомнила Франку: «Вы не пропустите лекцию?»

Когда двери закрылись за Франком Ширли, ван Тьювер спросил с напускным равнодушием:

– Вы, очевидно, близкие друзья с мистером Ширли?

– О, да, – ответила Сильвия.

– Вы… вы… его любите, мисс Кассельмен?

– Он чудесный малый. Его общество тоже было бы вам чрезвычайно полезно.

– Простите… простите, мисс Кассельмен, – продолжал ван Тьювер, не обращая внимания на ее слова. – Но, прошу вас, скажите мне, в каких вы отношениях с этим человеком?

– Мистер ван Тьювер!..

– Я знаю, я никакого права не имею, но… но я… в отчаянии!

– Я не желаю вовсе отвечать вам на такие вопросы, – ответила она решительно и холодно.

Но его ничто уже не могло остановить. Он перешел за черту условностей.

– Мисс Кассельмен! – стремительно заговорил он. – Я должен сказать вам. Я боролся с собой, но я не могу… не могу больше. Я люблю вас. Я никогда и не думал, что можно так любить. Будьте моей женой.

Он остановился, тяжело дыша от волнения. И Сильвия, словно защищаясь от надвигавшейся на нее опасности, поспешно воскликнула:

– Нет! Нет!

– Я серьезно… я серьезно прошу вас быть моей женой, – повторил он.

Сильвия старалась овладеть собою. Она не ждала, что визит этот завершится таким финалом.

– Мистер ван Тьювер! – надменно ответила она. – Вы не имеете права так говорить со мною!

– Отчего? Я делаю вам предложение. Поймите меня, я серьезно делаю вам предложение…

– Я верю вам. Дело не в этом. Вы не имеете права добиваться моей руки, раз я отказала вам в моей дружбе.

Он смотрел на нее с жалкой растерянностью.

– Но… но, – начал он, – ведь это гораздо серьезнее… Он замолк под ее укоризненным взглядом.

– Ведь то, что я предлагаю вам, – гораздо серьезнее, чем просьба о дружбе.

– Серьезнее? – повторила Сильвия. – Вы хотите сказать, быть может, – соблазнительнее?

– Отчего же… да, быть может.

– Иначе говоря, мистер ван Тьювер, вы полагаете, что такому богатому человеку, как вы, можно еще отказать в дружбе, но предложения его отклонить никак невозможно.

– Нет, нет, мисс Кассельмен, не то…

Но Сильвия едва слушала его. Чувство досады и отвращения всецело овладело ею. Он вскочила и бросила ему:

– Вы оправдали мое плохое мнение о вас!

– Но в чем я провинился? Что я сделал? – воскликнул он, чуть не плача.

– Суть не в том, что вы сделали, – я уже не раз говорила это вам, а в том, что вы собою представляете. Вы совершенно, совершенно невозможны, мистер ван Тьювер. И я никогда не прощу себе того, что выслушала вас.

– Мисс Кассельмен, умоляю вас!..

Но она не хотела слушать его больше. Его присутствие было ей невыносимо.

– Нам не о чем больше разговаривать, – сказала она. – Я вас знать не желаю!

Но он обезумел от любви. И, не обращая внимания на ее слова, с мольбой протянул к ней руки. Она остановила его негодующим сверкающим взглядом.

– Уходите! Сейчас же уходите! – крикнула она. – Я вас видеть не желаю!

Он хотел что-то сказать, но она не дала ему слова вымолвить и только повторяла:

– Уходите! Уходите!

И когда он наконец ушел, едва не плача от стыда и обиды, забыв на столе свою шляпу и перчатки, Сильвия бросилась на диван и зарыдала.

Успокоившись, она сама удивилась своей вспышке. Не форма же его предложения так взволновала ее; он и раньше бывал невозможен, но ко всем его словам и приемам обращения она относилась со снисходительной иронией. Или эта разница между ним и Франком распалила ее гнев? Быть может, она тайно завидовала его могуществу? Или в ней заговорил инстинкт самозащиты, которым природа наделяет девственность? Она могла подсмеиваться над ним, пока он домогался ее дружбы, но когда он заговорил о любви и о браке, в ней заговорила женщина, отстаивающая свое исконное право свободы…

Сильвия решила уехать на следующий день. Все утро приходили визитеры пожелать ей счастливого пути и поболтать о последних новостях. Кандидатура Франка Ширли по выборам в председатели студенческого совета была формально объявлена. Дуглас ван Тьювер заявил о своем намерении переехать из своего особняка в студенческое общежитие и обедать за общим столом в «Мемориал-холле».

Гарри прибежал к ней страшно возбужденный и расстроенный. Они были одни, и он тотчас накинулся на нее:

– Что с тобою? Ты все погубила! Все, что сделала для меня, сама же все испортила!

Она чувствовала себя виноватой перед ним, так как совсем забыла о нем в последние дни. И ответила ему очень ласково:

– Неужели так уже плохо, Гарри?

– Что это значит? – продолжал он. – Зачем ты заварила такую кашу? Ведь это ужасно! Ван Тьювер переезжает в общежитие, вышел из клуба. Все обвиняют в этом тебя и так как на тебе ярость выместить не могут, то, конечно, все выместят на мне. Раньше или позже тут узнают о твоей помолвке с Франком Ширли, и тогда будут говорить, что ты сделала все это ради Франка, что ты одурачила ван Тьювера и использовала его доверие в интересах Франка.

Сильвия не могла не согласиться в душе, что Гарри до известной степени прав. Но изменить что-либо уже не было в ее силах. Она обрадовалась приходу новых гостей, прервавших ее тягостный разговор с кузеном.

Пришли Турлау, Джексон, Гармон. И все говорили о том же. О странных планах ван Тьювера, о падении кандидатуры Шеклфорда, о том, какой переворот произведут все эти перемены в общественной жизни Гарварда.

Она была уже в дорожном костюме, когда явился Тубби Бэтс.

– Ну, вот, натворили бед и покидаете нас! – воскликнул он, любуясь ею. – Теперь все стрелы негодования полетят на меня.

– Вы тут при чем?

– Как же! Ведь все знают, что это я натравил вас на ван Тьювера. Меня теперь зарежут.

Сильвия рассмеялась.

– Да, конечно, мистер Бэтс, ваше общественное положение может поколебаться.

Бэтс тоже рассмеялся.

– Господь с ним! – ответил он. – Я должен, однако, мисс Кассельмен, поблагодарить вас за урок.

– За урок? – удивилась Сильвия.

– Да. Вы знаете, что в том мире, где мы живем, нетрудно стать циничным. Но вы… вы пристыдили меня. Это звучит, пожалуй, немного театрально, но, должен вам сказать, благодаря вам я буду отныне совершенно иного и лучшего мнения о женщине.

– Что же вы нашли во мне необычайного? – серьезно спросила она. – Разве я совершила какой-нибудь героический поступок?

– Отвечу вам без обиняков. Ведь вы оттолкнули от себя и ван Тьювера, и его деньги!

– И это вас так поразило?

– Я бы никогда не поверил, что американка способна на такой поступок. И ван Тьювер раньше не верил этому.

Сильвия рассмеялась.

– Но, мистер Бэтс, неужели вы были обо мне такого дурного мнения и полагали, что я могу продать мою душу за роскошь.

– Дело не только в роскоши. С именем ван Тьювера связано что-то другое, от чего отказаться нелегко. Это власть, первенство, словом, то, что мы называем могуществом.

– И вы думали, что все это пленит меня? Скажите мне правду!

– Нет, – ответил он после долгой паузы, – не это. Я представлял себе, что вы задумаетесь над тем, что можно сделать с таким богатством. Сколько голодных накормить, сколько больных исцелить. Я думал, что вы скажете себе: «Я и только я одна могу заставить его сделать много добра». Вот что я думал, мисс Кассельмен.

Сильвия слушала его, как зачарованная. Он уловил странный блеск в ее глазах и скорее угадал, чем услышал, подавленный глубокий вздох.

– Видите! – сказал он. – Разве в этом не было бы героизма?

Он стал прощаться и, долго пожимая ей руку, говорил:

– Дорогая мисс Кассельмен, я никогда не забуду вас. Если вам понадобится когда-нибудь верный друг, рассчитывайте на меня.

Он ушел. Сильвия опустилась в кресло и задумалась. Раздумье ее нарушил осторожный стук в дверь. Ей принесли письмо. Она нахмурилась уже до того, как распечатала его.

«Дорогая мисс Кассельмен, – прочла она, – я сейчас узнал, что вы уезжаете. Умоляю вас, дайте мне возможность сказать вам два слова. Я готов сделать все, чего вы потребуете и что вы прикажете, и отдаю себя всецело в ваше распоряжение. Я должен еще раз увидеться с вами».

Сильвия вздрогнула. У нее мелькнула мысль, что эта записка написана безумцем. Так писать после последнего свидания мог только человек, совершенно утративший волю и самообладание. Она скомкала в руках письмо, подошла к столу, схватил перо и с лихорадочной поспешностью написала ответ:

«Мистер ван Тьювер, я ничего от вас не требую и никаких указаний и советов вам дать не могу. А вы можете сделать меня предметом толков и пересудов. Прошу вас совершенно забыть о моем существовании. Я помолвлена с другим человеком и ни в каком случае не желаю больше встречаться с вами».

Она отослала письмо с лакеем. Вскоре приехал в автомобиле Франк, чтобы отвезти ее на вокзал. Она попросила тетю Варину спуститься вниз, посмотреть – не ждет ли ван Тьювер у подъезда. Инстинкт говорил ей, что надо всеми силами предотвратить встречу между этими двумя людьми. Ей хотелось также побыть одной с Франком несколько минут. Она взяла обе его руки в свои и воскликнула:

– Как я рада видеть тебя, Франк. Ну, работай хорошо, кончай скорей и приезжай домой.

– Тебе не нравится здесь? – спросил он улыбаясь.

– Я с удовольствием возвращаюсь домой. И с тобой тоже я счастливее буду дома, – ответила она.

Он нежно обнял ее и поцеловал.

– Да, ты любишь меня! – прошептал он. – Временами мне это кажется невероятным, но это так, ты любишь меня.

– Да, я люблю тебя, – сказала она, глядя на него сияющими глазами. – Даже больше прежнего люблю тебя теперь. Самым счастливым мгновением в моей жизни будет то, когда я выйду из церкви вместе с тобой и мне никакого дела не будет больше до всего мира.

– До свидания, «Леди Солнышко»! – шептал он. – До свидания, «Леди Солнышко»!