Онлайн чтение книги Смерть в Миракл Крик Miracle Creek
Мэтт

Он думал, сегодня будет легче, чем вчера. Все рассказав, он почувствовал себя опустошенным, как бывает, когда его вырвет с перепоя.

Но снова подойти, снова встать к барьеру, поднять голову оказалось тяжелее. Столько людей гадали, почему он, здоровый молодой парень, доктор, в конце концов, позволил маленькому мальчику сгореть заживо у него на глазах?

– Доброе утро, доктор Томпсон. Я Шеннон Ог, адвокат Элизабет Уорд.

Мэтт кивнул.

Шеннон сказала:

– Я хочу высказать соболезнования по поводу того кошмара, который вам довелось пережить. И заранее извиняюсь за то, что вам приходится снова все вспоминать в таких подробностях. Я не намерена вас расстроить, всего лишь хочу докопаться до правды. Если вам потребуется пауза, дайте мне знать, в любой момент. Хорошо?

Мэтт почувствовал, что челюсти расслабились, и вопреки своей воле улыбнулся. Эйб закатил глаза. Ему не нравилась Шеннон. Он описал ее как «шишка с пафосной фабрики адвокатов», и Мэтт ожидал увидеть юриста, как в телешоу: волосы, собранные во французский пучок, юбка-карандаш, стилетто, загадочная улыбка, божественна как ад. Но Шеннон, наоборот, походила на добрую тетушку, очень ласковую, в помятом свободном костюме, с расплывчатым пятном седеющих волос по плечи. Заботливая, с щедрым бюстом, типаж не роковой женщины, скорее кормилицы. Эйб предупреждал, что она – враг, но Мэтт так нуждался в нежности со стороны женщины, что поддался.

– А теперь, давайте начнем с простого, – сказала Шеннон, приступая к самому главному. – Можете отвечать просто да или нет. Вы видели, как Элизабет поджигает что-либо в окрестностях Субмарины Чудес?

– Нет.

– Вы видели, как она курит или держит сигарету?

– Нет.

– Вы видели, как курит кто-то, связанный с сеансами ГБО?

Мэтт почувствовал, что лицо у него горит. Тут надо полегче.

– Пак не разрешал курить рядом с ГБО. Все мы это знали.

Шеннон улыбнулась и подошла поближе.

– Получается, на мой вопрос ответ нет? Вы видели кого-нибудь на территории Субмарины Чудес с сигаретами, спичками или чем-то аналогичным?

– Да. То есть, нет, – сказал Мэтт. Он не лгал, технически ручей тек за пределами «территории», но сердце у него все равно заколотилось.

– Известно ли вам, чтобы кто-либо из имеющих отношение к Субмарине Чудес курил?

Мэри сказала однажды, что Пак предпочитает «Кэмелы». Но тут он напомнил себе, что ему этого знать не положено.

– Не могу сказать. Я видел их только на сеансах, где курение запрещено.

– И правда, – Шеннон пожала плечами и прошла к своему столу, словно это были лишь протокольные вопросы, от которых она не ждала никакого результата. На полпути она обернулась и бросила как бы невзначай:

– Кстати, а вы курите?

Мэтт как будто почувствовал покалывание в отсутствующих пальцах, почти ощутил тонкую сигарету «Кэмел» между ними.

– Я? – он понадеялся, что его усмешка не выглядела такой же искусственной, какой ощущалась. – Я столько раз видел на рентгене легкие курильщиков, что не стал бы курить под угрозой смерти.

Она улыбнулась. К счастью, она пыталась его умаслить и не стала требовать более однозначного ответа. Она взяла что-то со стола и неторопливо вернулась к нему.

– Вернемся к Элизабет. Вы когда-нибудь видели, чтобы она била Генри? Причиняла ему какой-либо вред?

– Нет.

– Вы видели, чтобы она кричала на сына?

– Нет.

– Следы плохого обращения? Лохмотья, вредная еда – хоть что-то?

Мэтт представил себе Генри в дырявых носках с пачкой «Скиттлз» и рассмеялся. Элизабет никогда не позволила бы ему попробовать что-либо не органическое, с красителями или сахаром.

– Определенно нет.

– Наоборот, она очень много усилий вкладывала в заботу о Генри, можно так сказать?

– Наверное, да, – Мэтт приподнял брови.

– Она проверяла его барабанные перепонки отоскопом перед и после каждого сеанса, верно?

– Да.

– Другие родители так не делали, верно?

– Нет. То есть, не делали.

– Она читала ему книги перед сеансами?

– Да.

– Она делала ему домашние перекусы?

– Да. По крайней мере, она так говорила.

Шеннон взглянула на него, склонив голову на бок.

– Элизабет готовила все сама, потому что у Генри была сильная пищевая аллергия, так?

– По ее словам, да.

Шеннон подошла ближе и склонила голову на другой бок, словно изучая абстрактную картину, у которой она не может определить, где верх, а где низ.

– Доктор Томпсон, вы обвиняете Элизабет в том, что она лгала об аллергии Генри?

Мэтт почувствовал, как у него покраснели щеки.

– Не обязательно. Я просто не знаю, что было на самом деле.

– Что ж, позвольте мне это исправить, – Шеннон передала ему документ. – Расскажите, что это.

Мэтт просмотрел бумагу.

– Это результаты лабораторных исследований, подтверждающие, что у Генри сильная аллергия на арахис, рыбу, морепродукты, молочные продукты и яйца.

Эйб посмотрел на него и покачал головой.

– Попробуем еще раз. Элизабет давала Генри домашние снэки, которые точно не содержали аллергенов, так?

– Похоже, что это так.

– Вы помните тот случай с арахисом, на который у Генри самая сильная аллергическая реакция?

– Да.

– Что произошло?

– У ТиДжея руки были в арахисовом масле, он ел сэндвич. Когда он входил, чуть-чуть масла осталось на ручке люка. Генри схватил ручку за то же самое место, но Элизабет, к счастью, это заметила.

– Что она сделала?

Она дико заорала: «Генри может умереть!» И вела себя так, словно коричневое пятнышко перед ней – это страшная кобра. Но разве такое описание не сыграет на руку адвокату Элизабет, создавая образ заботливой матери?

– Элизабет попросила мальчиков вымыть руки, а Пак вымыл комнату, – сказал он, стараясь, чтобы прозвучало обыденно, но это не была обычная ситуация, Элизабет требовала, чтобы ТиДжей почистил зубы, умылся и даже переоделся.

– Если бы Элизабет не заметила арахисовое масло, что бы произошло?

Шеннон еще не закончила говорить, как Эйб встал, скрип его стула по полу провозгласил протест буквально как труба.

– Возражаю. Если это не призыв к спекуляциям, то что тогда?

– Ваша честь, небольшое отступление? Обещаю, это кое-что даст, – сказала Шеннон.

– Только быстрее. Протест отклонен, – ответил судья.

Эйб сел и подвинул стул, ножки стула ударились о пол с тем же звуком, с каким хлопает дверью вздорный подросток. Шеннон улыбнулась Эйбу, как может улыбнуться довольная мама, а потом повернулась к Мэтту.

– Еще раз, доктор, что бы произошло, если бы Элизабет не заметила, как Генри коснулся арахисового масла.

– Трудно сказать, – пожал плечами Мэтт.

– Давайте подумаем вместе. Генри кусает ногти. Вы же это видели, верно?

– Да.

– Получается, вероятнее всего во время сеанса арахисовое масло попало бы ему в рот?

– Наверное, да.

– Доктор, учитывая тяжесть аллергии Генри на арахис, что бы произошло?

– Дыхательные пути отекают и закрываются, становится невозможно дышать. Но у Генри есть Эпипен, эпинефрин, он предотвращает реакцию.

– Эпипен был в камере?

– Нет. Поскольку еду проносить нельзя, Пак сказал Элизабет оставлять лекарство снаружи.

– Сколько времени занимает снижение давления и открытие люка?

– Обычно Пак медленно снижал давление, чтобы избежать неприятных ощущений, но это можно сделать и быстро, где-то за минуту.

– Целая минута без воздуха. Если вколоть эпинефрин позднее, чем через минуту, он может не помочь?

– Маловероятно, но да, это возможно.

– То есть, Генри мог умереть?

– Сомневаюсь, – вздохнул Мэтт. – Я мог провести трахеотомию, – он обернулся к присяжным. – Можно сделать небольшой надрез в гортани, чтобы обойти обструкцию дыхательных путей. В экстренном случае это можно сделать даже шариковой ручкой.

– У кого-нибудь внутри была шариковая ручка?

– Нет, – Мэтт почувствовал, как снова покраснел.

– И скальпеля у вас, наверное, тоже не было?

– Нет.

– Получается, Генри мог умереть? Была такая вероятность, доктор?

– Очень небольшая вероятность.

– И Элизабет это предотвратила. Убедилась, чтобы этого точно не могло произойти, верно?

– Да, – со вздохом пришлось сказать Мэтту. Он ожидал логичного следующего вопроса: «Если Элизабет желала Генри смерти, разве не проще было просто не заметить арахисовое масло?». Он бы ответил, что нет, и повторил бы, что риск смерти Генри в этом случае был ничтожно мал, никакой гарантии, в отличие от варианта со всполохом пламени прямо в лицо. Но Шеннон этого не спросила; она переводила взгляд с присяжных на Элизабет с выражением лица милой тетушки, и ожидала, что все сами сделают выводы. Мэтт заметил, как лица присяжных смягчились. Он видел, как они смотрели на Элизабет, ее все еще невозмутимое лицо, и думали, что может, она не холодная и бесчувственная, а просто устала? Слишком устала, чтобы пошевелиться.

Словно чтобы подкрепить мысль, Шеннон сказала:

– Доктор, вы же говорили Элизабет, что никогда не встречали такой заботливой матери, как она?

И правда, он это говорил. Только он хотел ее упрекнуть, сказать, чтобы она наконец расслабилась. Объяснить, что она от опеки уже перешла к тотальному контролю. Обращалась с сыном как с марионеткой. Но что он мог ответить? Да, я это говорил, это был сарказм, я ненавижу заботливых матерей? Наконец он ответил:

– Да. Я думал, что она много сил тратит на то, чтобы изображать, будто заботится о Генри.

Шеннон уставилась на него, уголки ее губ медленно поползли вверх, словно она что-то придумала.

– Доктор, мне интересно вот что. Вам нравится Элизабет? В смысле, до происшествия. Она вам нравилась?

Мэтт восхитился блестящему вопросу Шеннон, не имеющему правильного ответа. Если он ответит: «Да, она мне нравилась», это еще сильнее очеловечит Элизабет. А если скажет: «Нет, она мне никогда не нравилась», он выставит себя пристрастным.

– Я толком ее не знал, – ответил он наконец, после чего Шеннон улыбнулась прощающей улыбкой матери, которая решила спустить с рук своему малышу явную ложь.

– А как насчет, – она оглядела публику, как комики стенд-апа осматриваются в поисках жертв, – Пака Ю? Как вы думаете, ему нравилась Элизабет?

Что-то в вопросе заставило Мэтта поморщиться. Может, тон Шеннон – слишком обыденный, искусственный, словно вопрос ничего не значил. Словно ответ ее не интересовал, ей просто нужно было ввернуть имя Пака, когда никто не ожидал.

Мэтт ответил тем же ничего не значащим тоном:

– Я плохо разбираюсь в эмоциях других людей. Спросите лучше самого Пака.

– Разумно. Позвольте спросить иначе: он когда-либо говорил что-нибудь плохое об Элизабет?

Мэтт покачал головой.

– Я никогда не слышал, чтобы он плохо отзывался об Элизабет, – ответил Мэтт, и это было правдой. Он постоянно слышал от Мэри, как Элизабет раздражала Пака, но ни разу не слышал этого от самого Пака. Он моргнул и продолжил: – Пак профессионал. Он не станет сплетничать с пациентами, особенно о другом пациенте.

– Но вы же не просто другой пациент. Вы – друг семьи.

Они могли бы стать друзьями, но Пак не был особо дружелюбен. Мэтт подозревал, что, как и большинство знакомых ему корейцев, Пак не одобрял браки кореянок с белыми мужчинами. Мэтт ответил:

– Нет. Я был просто клиентом. Не более того.

– И вы никогда не обсуждали, скажем, страховку от пожара?

– Что? Это еще что за ерунда? Нет. Страховка от пожара? Зачем нам такое обсуждать?

Шеннон проигнорировала его вопросы. Подошла ближе, заглянула прямо в глаза и сказала:

– Кто-либо, связанный с «Субмариной Чудес», включая членов вашей семьи, когда-либо обсуждал с вами страховку от пожара?

– Нет.

– Вы слышали, чтобы кто-нибудь ее обсуждал или упоминал?

– Нет, – Мэтта начинало злить происходящее. И немного пугать, хотя он не мог сказать почему.

– Вы знаете, в какой компании застрахована «Субмарина Чудес»?

– Нет.

– Когда-либо звонили в страховую?

– Что? Зачем…? – Мэтт почувствовал жжение в костяшках удаленных пальцев. Ему хотелось что-нибудь ударить. Может, врезать Шеннон в лицо? – Я же только что сказал, я даже не знаю, где они застрахованы.

– То есть, вы готовы поклясться, что не звонили в страховую компанию «Потомак» за неделю до взрыва, верно?

– Что? Ну конечно, нет!

– Уверены?

– На сто процентов.

Все лицо Шеннон – глаза, рот, даже уши, – казалось, подтянулось вверх. И она прошла, самодовольно проплыла, к столу защиты, достала документ, вернулась к нему и бросила ему бумагу.

– Вы это узнаете?

Список телефонных номеров, даты и время. Его собственный номер сверху.

– Это выписка звонков с моего номера.

– Пожалуйста, прочитайте выделенную строку.

– 21 августа, 2008, 8:58, 4 минуты. Исходящий. 800-555-0199. Компания взаимного страхования «Потомак», – Мэтт поднял глаза. – Не понимаю. Вы пытаетесь сказать, что это я звонил?

– Не я, а этот документ, – Шеннон выглядела веселой, почти торжествующей.

Мэтт прочитал еще раз. 8:58. Может, он ошибся номером. Но 4 минуты?

– Может, я услышал рекламу страхования и позвонил узнать подробности?

Он ничего такого не помнил, но это было год назад. В конце концов, сколько случайных, бездумных вещей он делал каждый день, и не мог вспомнить через неделю, а тут прошел целый год!

– То есть, вы звонили по поводу рекламного объявления?

Мэтт взглянул на Жанин. Она прижала руки ко рту.

– Нет. То есть, может быть. Я не помню, чтобы я туда звонил, и сейчас пытаюсь угадать… Я никогда не слышал об этой компании. Зачем бы мне им звонить?

Шеннон улыбнулась.

– Случайность, но «Потомак» записывает все входящие звонки, – она передала бумаги Эйбу и судье. – Ваша честь, извините, что не предупредила заранее, но мы только вчера узнали об этом звонке и только поздно вечером достали запись.

Мэтт уставился на Эйба с выражением «И что мне теперь делать?», мечтая увидеть у него на лице ответ, что он спасет его, но Эйб читал и хмурился.

– Возражения, мистер Паттерли? – спросил судья.

– Нет, – пробормотал Эйб, не отрываясь от чтения.

Наконец Шеннон протянула бумагу Мэтту. Ему хотелось вырвать листы у нее из рук, но он ждал, даже не взглянул, пока она не попросила его зачитать документ вслух. В заголовке стояли дата, время ожидания (1 минута), длительность вызова (4 минуты), а далее запись:

Имя: анонимно.

Тема: страховка на случай пожара, поджог.

Краткое содержание: Звонивший интересовался, все ли страховки от пожара действуют в случае поджога. Обрадовался, узнав, что покрытие убытков от поджога входит во все наши страховки от пожара, за исключением случаев, когда страхователь лично причастен к планированию либо осуществлению поджога.

Мэтт прочитал спокойно, беспристрастным тоном человека, которого не пытаются обвинить в заговоре по совершению поджога, и поднял глаза, дочитав. Шеннон ничего не говорила, просто смотрела на него, словно ждала, что он первым нарушит молчание. «Я никак с этим не связан», – напомнил он сам себе, а потом сказал:

– Видимо, звонок все же не был связан с объявлением.

Никто не засмеялся.

– Разрешите уточнить, доктор, – сказала Шеннон. – Вы совершали анонимный звонок в компанию, где застрахована «Субмарина Чудес», всего за неделю до взрыва и спрашивали, выплатят ли они компенсацию, если кто-то намеренно ее сожжет, так?

– Определенно нет, – сказал Мэтт.

– Как вы тогда можете объяснить написанное в документе?

Хороший вопрос, только ответа на него нет. Воздух наполнился неприязнью, стал слишком густым, чтобы дышать, он не мог думать.

– Может, это ошибка? Мой номер могли перепутать с чьим-то еще.

Шеннон нарочито кивнула.

– Конечно, это объяснение. Кто-то случайный звонит, по невероятному совпадению и телефонная, и страховая компании неправильно регистрируют номер, и по еще одному невероятному совпадению вы оказываетесь главным свидетелем по делу об убийстве, где, вот уж чудеса, причиной смерти стал поджог. Я правильно вас поняла?

Присяжные захихикали.

– Я знаю только, что я не звонил, – вздохнул Мэтт. – Наверное, кто-то позвонил с моего телефона.

Мэтт ожидал, что Шеннон снова начнет высмеивать его, но она выглядела довольной. Заинтересованной. Она сказала:

– Давайте попробуем разобраться. Звонок был совершен в прошлом августе, в четверг утром, в 8:58. У вас тогда украли телефон?

– Нет.

– Кто-нибудь еще им пользовался? Одолжил, потому что забыл собственный, что-нибудь в этом роде?