— Адмирал настроен очень решительно, — сказал капитан второго ранга Якоб. — Два года назад один подофицер ударил матроса, и его за это сразу уволили из армии. Вот и сейчас адмирал приказал разобраться в случае с матросом Штефанеску и принять соответствующие меры.
— Но мы же во всем разобрались, — возразил Нуку. — Вы ему доложили об этом?
— Доложил. Но он потребовал, чтобы мы все перепроверили. Ничего не поделаешь: ведь матрос Штефанеску сам обратился к нему. Это, конечно, его право. А мы обязаны дать адмиралу ответ.
— Давайте обсудим…
— Что тут обсуждать? Это приказ. Поэтому мы можем обсудить одно — как лучше его выполнить.
— Не стану комментировать приказ, но думаю, товарищ командир, что этот случай искусственно раздувается. Что касается военного мастера Панделе, то я не склонен винить его…
— Я тоже. И адмирал об этом знает, но он просил меня не поддаваться эмоциям, а постараться объективнее еще раз взглянуть на происшедшее.
Нуку вздохнул. Командир достал сигарету и закурил. Затем включил вентилятор, закрепленный над столом. Пауза походила на вступление к трудному разговору. Безусловно, матрос виноват. Он нарушил дисциплину во время маневра. А военный мастер Панделе проявил несдержанность неумышленно.
На второй день, когда Нуку начал обстоятельно разбираться в происшедшем, Панделе откровенно объяснил причину своей вспыльчивости:
— Товарищ старший лейтенант, представляете, что было бы, если бы матрос упал за борт во время маневра?
— Искупался бы.
— А волны? Только мастер спорта по плаванию справился бы с ними.
— Послушайте, Панделе, матроса я не оправдываю. Но кто дал вам право так себя вести? Что это за методы?
— Но я же не ударил его, товарищ старший лейтенант! Перенервничал — это правда, вырвал у него из рук ключ и прикрикнул.
— И оттолкнули его.
— Если бы оттолкнул, а то положил ему руку на плечо и сказал: иди отсюда, чтоб я тебя здесь не видел.
— Еще немного, и ты бы дал ему пощечину.
— Но я не сделал этого — вот в чем разница. Я ни разу никого не ударил, честное слово. И еще один важный момент. Я долго ломал голову, товарищ старший лейтенант, отчего меня вдруг обуяла такая злость и страх. Казалось, гром грянул с ясного неба, у меня даже в глазах потемнело…
— …Гром с ясного неба — это не объяснение.
— Конечно нет. Но не думайте, что все это я придумал специально для вас, для командира или суда чести, если дело дойдет до него. Я человек порядочный и по натуре незлой, хотя порой излишне вспыльчив. А объяснение своему поведению в случае с матросом Штефанеску я нашел в воспоминаниях детства.
— Интересно послушать.
— Вы, наверное, не знаете, что детство мое прошло на берегах Дуная. Мои родители, родственники были рыбаками. И вот однажды, в половодье, на моих глазах упал с лодки мой родственник, рыбак. Он бросал невод, потерял равновесие и камнем ушел под воду, ни разу не показавшись на поверхности. Исчез, словно его никогда и не было. Этот случай так врезался мне в память, что, когда я увидел, как Штефанеску перегнулся через борт, решил: если он свалится, то утонет. Вот и все объяснение.
— Да, — протянул Пуку. — Но ты же понимаешь, что это тебя не оправдывает.
— Я и не пытаюсь это делать. Просто мне самому было важно понять причину моей несдержанности. И все же поверьте, товарищ старший лейтенант, у меня есть чувство ответственности и профессию свою я люблю. Я сам очень переживаю свой проступок.
— Матрос Штефанеску доложил адмиралу, что у вас с ним и раньше были конфликты.
— Это уже из другой оперы. Хочу, чтобы вы знали: Штефанеску не лучший матрос в экипаже. Если я видел, что он плохо делает свое дело, то не оставлял это без внимания.
— Надеюсь, не так, как в тот раз.
— Нет, клянусь вам…
Вспоминая этот диалог с военным мастером, Нуку подумал, что вряд ли тот сможет что-либо добавить к сказанному. Какие еще нужны подробности? Конечно, он может написать еще раз объяснительную, но что от этого изменится?
Капитан второго ранга Якоб поискал что-то в ящике своего стола, потом достал лист бумаги и нервным жестом протянул его Нуку:
— Ты это видел? Рапорт Штефанеску. Я заставил его изложить, как все произошло и как он доложил об этом адмиралу.
Нуку стал читать. Почерк у матроса был ровный, аккуратный. И орфографических ошибок не было. В объяснительной он писал, что 12 июля во время маневра боцман военный мастер Панделе толкнул его и сказал: «Пошел отсюда! Мне здесь молокососы не нужны!» Нуку задумался. Есть обидные словечки, которые гуляют по кораблям, приживаются в некоторых экипажах и больно ранят, особенно молодых матросов. Оторвав взгляд от бумаги, Нуку обратился к Якобу:
— Товарищ командир, однажды вечером во время выхода в море Штефанеску сказал мне, что боится темноты.
— Не вижу связи, — бросил Якоб.
— Прямой связи действительно нет. Но парня мучает мысль, что из-за этой боязни товарищи считают его трусом. Вот он и ищет любую возможность, чтобы доказать обратное, продемонстрировать, что он не хуже других и вовсе не трус. Ну а поскольку такая возможность предоставляется нечасто, он сам ее спровоцировал…
— И что из этого следует?
— Я не оправдываю его, но пытаюсь понять. По-моему, он относится к категории людей, о которых говорят: «Хорошая голова, да дураку досталась». Он часто добивается обратного эффекта, даже когда преследует самые благие намерения. И это как раз тот случай, когда Штефанеску хотел выглядеть героем, а заработал трое суток ареста. Он счел это несправедливым и стал искать пути, чтобы восстановить справедливость так, как он ее понимает. Возможно, и кое-кто из товарищей его подбил: обратись, мол, к адмиралу, что ты теряешь?
— Хорошо. Это что касается Штефанеску. А что будем делать с Панделе? Что говорит сам военный мастер?
— Я беседовал с ним почти час. Он не считает себя виноватым, хотя признает, что вспылил: испугался, что матрос может упасть за борт. Здесь еще одна проблема психологического плана. Он рассказывал, что в детстве был очевидцем подобного случая, когда рыбак упал за борт в Дунай и утонул. Такое остается в памяти надолго.
Я знаю людей, переживших землетрясение. Они вздрагивают, когда по улице проезжает грузовик.
— Значит, по-твоему, и он не виноват?
— Да.
— Тогда я расскажу тебе притчу об одном кади — мусульманском судье. Пришли к нему два соседа и попросили рассудить их. Выслушав одного, судья сказал: «Ты прав». Затем выслушал другого и ему сказал: «Ты прав». Тогда помощник судьи обратил его внимание на нелогичность решения: «Как это может быть, что оба поссорившихся правы?» На это судья ответил: «И ты тоже прав». А теперь шутки в сторону: если ни Панделе, ни Штефанеску не виноваты, то что же мы ответим адмиралу? Я рассказал об этом случае своей жене. И представляешь, она расплакалась, вспомнив о нашем сыне Кэтэлине, стала сетовать, что такие, как военный мастер, издеваются над новобранцами. «Будь моя воля, я бы жестоко наказывала всех, кто плохо обращается с солдатами и матросами», — заявила она.
— Ваша жена, наверное, не знает всех обстоятельств дела. Не знает, что если бы матрос Штефанеску, отвечающий за механизм якорной лебедки, вовремя его чистил и смазывал, то он бы не оказался заблокирован. Именно это разозлило военного мастера Панделе, который подумал в тот момент, что матросу надо бы добросовестно ухаживать за техникой, а не изображать из себя героя.
— Откуда тебе об этом известно?
— От обоих — и от Панделе, и от Штефанеску, хотя каждый, разумеется, рассказал об этом на свой лад. И вот здесь-то выявился еще один виноватый — помощник командира корабля, который вовремя не проконтролировал, в каком состоянии находятся механизмы корабля… — самокритично заметил Нуку.
— Ты это брось, Нуку, так мы ни до чего не договоримся. Я должен восстановить справедливость, если она была нарушена.
— Никакой несправедливости тут нет. За эти дни я по очереди беседовал с каждым. Штефанеску хороший парень, но с ним надо быть построже. Таким образом, мои выводы совпадают с мнением командира, который говорил мне об этом, когда я прибыл на корабль.
Капитан второго ранга Якоб рассмеялся впервые за день:
— Ты хочешь побить меня моим же собственным оружием? Однако даже эта метода не дает результатов.
Возьмем, к примеру, военного мастера Ионицэ. Когда я формировал экипаж, то собственноручно написал рапорт, в котором просил перевести его ко мне на корабль. Лет десять назад мы служили вместе на тральщике, и я знал его как первоклассного специалиста, выдержанного офицера, а именно такой офицер мне был нужен. Он тогда служил в Констанце, на ремонтной базе. Разумеется, я поинтересовался мнением начальства — характеристики на него были выданы отличные. И никто даже не упомянул, что он выпивает, что у него были семейные неурядицы, что жена его бросила, и так далее. То есть у этого человека были трудности в личной жизни, и очень серьезные. Мне показалось, что начальство расхваливает военного мастера потому, что хочет от него избавиться, но я все же взял его к себе. Не прошло и нескольких месяцев, как я понял, что ошибся. Я помнил его таким, каким он был десять лет назад, и не принял во внимание, что люди меняются.
— А вы не пытались избавиться от него?
— Это было бы негуманно. Плохо ли, хорошо ли, но я держу его в руках. Мы давно знаем друг друга. Он меня побаивается, ему бывает стыдно за свое поведение… А представь, если бы на моем месте оказался другой командир, который избавился бы от него. Что бы стало с Ионицэ? Пока он на корабле, к рюмке не прикасается, тем более в плавании. Я тебе рассказывал, что попытался быть с ним пожестче, но эффект получился обратный желаемому. Лучше обращаться с ним по-доброму. Люди ведь разные бывают… Ну да ладно, оставим этого Ионицэ и вернемся к нашей проблеме. Что будем делать с Панделе?
— Я беседовал с офицерами. Капитан-лейтенант Албу считает, что надо заслушать Панделе на партийном собрании о его взаимоотношениях с матросами.
— Согласен. Заслушаем его на ближайшем собрании. А по командной линии как его накажем?
— Объявим выговор. Он его заслужил, а в душе, наверное, уже сам себе его вынес.
— Хорошо, так и поступим. Ну, с неприятностями покончено. Я получил тему предстоящих на будущей неделе учений. Мы будем участвовать в выполнении учебно-боевой задачи по эскортированию конвоя. Во время похода будет подан сигнал тревоги. Цель — подводная лодка на пути конвоя. Нам предстоит обнаружить цель и атаковать ее бомбами с ракетными ускорителями. В этот момент мы подвергаемся атаке с воздуха. Вот план в общих чертах, а о подробностях мы узнаем в ходе выполнения задачи. Исходя из этого надо подготовить план…
— Это будет нетрудно: аналогичные задачи мы отрабатывали в ходе текущих занятий.
— Надо предусмотреть все варианты вводных. Сегодня вечером еще раз необходимо разбить отработку каждого элемента по минутам. Кроме того, надо сделать выводы из наших прошлых выходов в море, посмотреть, где у нас слабые места, выделить дополнительное время на отработку задач ночью. Несколько ночей придется провести на борту корабля. Предстоящие учения — своего рода экзамен для матросов, этой осенью заканчивающих срочную службу…
— И для офицеров, пришедших этим летом на корабль, — улыбнулся, поднимаясь с места, Нуку.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления