Онлайн чтение книги Тай-Пэн Tai-Pan
Глава 8

Струан сидел в своем рабочем кабинете на первом этаже и писал письмо Роббу. Было почти два часа пополудни. Снаружи торговцы вместе со своими клерками, носильщиками и слугами перетаскивали вещи из факторий на свои лорки. Хоппо отменил приказ, отзывавший из поселения всех слуг. Слугам и носильщикам было разрешено исполнять свои обязанности до Часа Обезьяны – трех часов дня – к каковому времени все европейцы должны были покинуть Кантон. «Знаменосцы» по-прежнему оставались на площади, отрезая англичан от американской фактории.

Струан закончил писать, поставил на листе под посланием свою личную печать, которой пользовался лишь в исключительных случаях, и капнул на письмо воском, прижав к нему перстень с печаткой. В письме он сообщал Роббу, что беспокоиться не о чем и что он привезет в Гонконг добрые вести, добавив, что если сам он опоздает, Робб должен вместо него пойти на распродажу и приобрести все участки, которые они заранее подобрали для компании. И купить круглый холм, чего бы это ни стоило. Сколько бы Брок ни давал, Робб должен предложить на доллар больше.

Струан откинулся на спинку кресла, потер глаза, прогоняя усталость, и начал заново, шаг за шагом, перепроверять свой план, пытаясь отыскать в нем слабые звенья. Как и в любом плане, успех которого во многом зависит от реакции других людей, Струан, готовясь осуществить свой замысел, тоже в какой-то степени полагался на удачу – предусмотреть все было невозможно. Но он чувствовал, что флюгер его йосса опять показывает в ту сторону, где судьба неизменно хранила его и все получалось именно так, как ему хотелось.

Высокие напольные часы пробили дважды. Струан встал из-за резного тикового стола и подошел к слугам, которые непрерывно сновали взад-вперед между факторией и причалом под надзором португальских клерков.

– Мы почти закончили, мисгер Струан, – сказал Мануэль де Варгаш, престарелый седовласый португалец, державшийся всегда с большим достоинством. Он служил «Благородному Дому» уже одиннадцать лет и являлся старшим клерком. До этого он владел собственной компанией с главной конторой в Макао, но не выдержал конкуренции с британскими и американскими коммерсантами. Он не держал на них зла. То была воля Господа, сказал он тогда безо всякой ненависти, взял с собой жену, собрал детей и отправился слушать мессу, после чего возблагодарил мадонну за все, чем она благословила его. Он был таким же, как и огромное большинство других португальцев – верным, спокойным, всегда довольным своей судьбой, неспешным в мыслях и поступках. – Можем отправляться, как только прикажете, – устало произнес он.

– Вы хорошо себя чувствуете, Варгаш?

– Небольшая лихорадка, сеньор. Но как только мы обоснуемся на новом месте, со мной опять все будет в порядке. – Варгаш покачал головой. – Скверно это – бесконечно переезжать с места на место. – Он что-то резко выговорил на кантонском наречии носильщику, сгибавшемуся под тяжестью гроссбухов, и показал рукой на лорку.

– Это последние из книг, мистер Струан.

– Хорошо.

– Печальный сегодня день, печальный. Ходит много плохих слухов. Некоторые совсем глупые.

– Что за слухи?

– Говорят, что нас всех перехватят по дороге и убьют. Что Макао пора уничтожить, а нас изгнать с Востока раз и навсегда. Ну и обычные разговоры о том, что мы вернемся через месяц, и торговля пойдет лучше, чем когда-либо. Некоторые даже утверждают, что где-то в Кантоне спрятаны сорок лаков серебра.

Улыбка Струана осталась все такой же снисходительной и безмятежной.

– Да столько лаков не наберется во всем Квантуне!

– Разумеется. Глупость, конечно, но пересказывать ее занятно. Считают, что это серебро собрали купцы Ко-хонга в подарок императору, чтобы умилостивить его.

– Чушь.

– Конечно, чушь. Нет в Кантоне такого человека, который осмелился бы держать столько серебра в одном месте. Все бандиты Китая слетелись бы сюда, как мухи на мед.

– Возьмите вот это письмо и передайте его мистеру Роббу, из рук в руки. Сразу, как только увидитесь с ним. Затем немедленно отправляйтесь в Макао. Я хочу, чтобы вы набрали группы строительных рабочих. Они понадобятся мне на Гонконге через две недели, считая от сегодняшнего дня. Пятьсот человек.

– Да, сеньор. – Варгаш вздохнул и подумал, сколько еще ему придется притворяться. Все мы знаем, что «Благородному Дому» пришел конец. Пятьсот человек? Зачем нам люди, когда нет денег, чтобы купить землю? – Это будет трудно, сеньор.

– Через две недели, – повторил Струан.

– Найти хороших работников будет нелегко, – вежливо настаивал Варгаш. – Торговцев много, строители пойдут нарасхват. К тому же императорский указ отменил мирный договор. Может быть, они вообще откажутся работать на Гонконге.

– Хорошая плата заставит их передумать. Мне нужны пятьсот человек. Лучшие из лучших. Платите вдвое, если понадобится.

– Да, сеньор.

– Если у нас не окажется денег, чтобы заплатить им, – добавил Струан с мягкой усмешкой, – вам хорошо заплатит Брок. Для беспокойства нет причин.

– Я пекусь не о плате за свой труд, – ответил Варгаш с большим достоинством. – Я тревожусь за благополучие компании. Я бы не хотел, чтобы «Благородный Дом» прекратил свое существование.

– Да, я знаю. Вы хорошо служили мне, Варгаш, и я ценю это. А теперь забирайте с собой всех клерков. Я поплыву с Мауссом и моими людьми.

– Мне запереть факторию, или это сделаете вы?

– Заприте сами, когда все клерки будут на борту.

– Очень хорошо. Господь да хранит вас, сеньор.

– И вас также, Варгаш.

Струан прошел через площадь. Вокруг него сновали люди, перенося последние кипы, ящики, узлы на тяжело груженные лорки, расположившиеся одна позади другой вдоль всего причала. Впереди на причале он заметил Брока и Горта, которые безжалостно погоняли своих надрывающихся матросов и клерков. Кое-кто из торговцев уже отчалил, и Струан приветственно махнул рукой какой-то лорке, уходящей вниз по течению. У другого берега за их от правлением наблюдали танка, речные люди, громко предлагая торговцам свои сампаны, чтобы вывести лорки на стремнину: направление ветра затрудняло маневрирование и отходить от причала было неудобно.

Лорка Струана имела две мачты и вместительный корпус длиной сорок футов. Маусс уже стоял на полуюте.

– Все как будто утихло, Тай-Пэн. Ходят слухи, что Хоппо захватил дом Ти-сена. В нем оказалось пятьдесят лаков серебряных слитков.

– Ну и что?

– Ничего, Тай-Пэн. Слухи, hein? – Маусс выглядел усталым. – Вся моя паства разбежалась.

– Они вернутся, не переживай. И тебе еще многих предстоит обратить на Гонконге, – сказал Струан, испытывая к нему сострадание.

– Гонконг теперь наша единственная надежда, не так ли?

– Да. – Струан двинулся вдоль причала. Он заметил, как из американской фактории выскользнул высокий носильщик, тут же растворившийся в людском муравейнике на площади. Струан повернул в ту же сторону.

– Хейа, сто твоя янки делать мозна? – крикнул он этому кули, отыскав его в толпе глазами.

– Черт вас возьми, Тай-Пэн. – ответил из-под соломенной шляпы носильщика голос Купера – Неужели мой наряд так плох?

– Вас выдал ваш рост, дружище.

– Просто хотел пожелать вам попутного ветра. Бог знает, когда мы с вами снова свидимся. Конечно, у вас еще есть ваши тридцать дней.

– Но вы не думаете, что от них будет какая-то польза?

– Это я узнаю через месяц с небольшим, не так ли?

– А тем временем купите для нас восемь миллионов фунтов чая.

– А чем платить, Тай-Пэн?

– Чем вы обычно платите за чай?

– Разумеется, мы ваши агенты. В течение следующих тридцати дней. Но я не могу что-то покупать для вас, не имея серебра.

– Вы продали весь свой хлопок?

– Нет еще.

– Тогда поторопитесь с продажей.

– Почему?

– Возможно, у рынка окажется выбитым дно.

– Если это так, то прощай наша «Независимость».

– Было бы жаль распрощаться с нею, не правда ли?

– Надеюсь, вы как-нибудь договоритесь с Броком. И построите свое «Независимое Облако». Я хочу испытать удовлетворение, побив вас лично.

– Становись в очередь, парень, – добродушно усмехнулся Струан. – Будьте готовы покупать для нас много и быстро. Я дам вам знать, когда.

– Без вас Восток будет уже не тем, Тай-Пэн. Если вы уйдете, мы все немножко потеряем.

– Может быть, в конце концов я все-таки и не уйду.

– Одна моя половина жаждет в дальнейшем обходиться без вас. Вы, первый среди всех нас, владели чрезмерно большим куском того сладкого пирога, который представляет собой здешний рынок. Владели слишком долго. Пришло время открывать моря.

– Открывать для американских кораблей?

– И для других тоже. Но не на британских условиях.

– Морями мы будем править всегда, дружище. Это наш долг. Вы – сельскохозяйственная страна. Мы – промышленники. Эти моря нужны нам.

– Когда-нибудь они станут нашими.

– Возможно, к тому времени они уже перестанут быть нам нужны. Потому что мы будем править небесами. Купер усмехнулся.

– Не забывайте о нашем споре.

– Кстати, вы мне напомнили. Несколько дней назад я получил письмо от Аристотеля. Он попросил у меня взаймы, чтобы пересидеть вынужденное бездействие, поскольку «тот упоительный заказ приходится отложить до лета, на холоде у нее появляется гусиная кожа». Так что времени у нас достаточно, чтобы загнать эту лисичку в нору – или, может быть, в постель?

– Это кто угодно, но не Шевон. У нее в жилах ледяная вода, а не кровь.

– Она что, опять отказала вам?

– Да. Может быть, вы замолвите за меня словечко?

– Нет уж, в таких переговорах я не посредник! Через плечо Струана Купер увидел, что к ним приближаются Брок и Горт.

– Если бы оба Брока сейчас не добрались до Гонконга, вы бы получили как раз то время, которое вам нужно. Не правда ли?

– Вы предлагаете мне слегка подзаняться убийствами?

– Это было бы не слегка. Это было бы очень и очень серьезно, Тай-Пэн. Доброе утро, мистер Брок.

– Я так и подумал, что это вы, мистер Купер, – с веселым видом заметил Брок. – Очень любезно с вашей стороны прийти проводить нас. – Он повернулся к Струану: – Ты отплываешь сейчас?

– Да. Я хочу предоставить Горту возможность любоваться кормой моего корабля до самого Вампоа. А потом, на «Китайском Облаке», – до самого Гонконга. Как обычно.

– Единственной кормой, которую вы мне покажете, будет ваша собственная через шесть дней, когда вас швырнут в долговую яму, где вам и место, – набычившись проговорил Горт.

– До самого Гонконга, Горт. Правда, нет никакой радости соревноваться с вами. Как мореход вы не годитесь даже грести на лодке.

– Клянусь Богом, я лучше вас.

– Полно, если бы не ваш отец, вы были бы посмешищем всей Азии...

– Клянусь Богом, ты, су...

– Придержи язык! – рявкнул Брок. Он знал, что Струан будет в восторге, если его публично назовут «сукиным сыном», потому что тогда у него будет полное право вызвать Горта на дуэль. – Зачем задирать парня, а?

– Я не задираю его, Тайлер. Просто говорю все, как есть. А тебе не мешало бы научить его кое-каким манерам, а заодно и мореходству.

Брок сдержал свой гнев. Горту пока еще не справиться со Струаном. Пока. Через год-другой, когда парень станет хитрее и опытнее – другое дело. Но не сейчас, клянусь Господом. Да и не достойно это англичанина – топтать противника, беспомощно лежащего на спине. Как проклятый Струан сейчас. – Дружеское пари. Ставлю сто гиней, что мой мальчик обойдет вас. Первым коснется флагштока на Гонконге.

– Двадцать тысяч гиней. И его деньги, не твои, – предложил Струан, насмешливо глядя на Горта.

– Откуда у вас взяться таким деньгам, Тай-Пэн? – презрительно бросил Горт, и у Брока все вскипело внутри: Боже, какой глупец.

– Это всего лишь шутка, Дирк, ничего больше, – быстро сказал он. – Пусть будет двадцать тысяч, как ты говоришь.

– Что ж, шутка так шутка. Если ты за это ручаешься, Тайлер. – Внешне Струан оставался холоден, но душу его переполняло ликование. Они клюнули на его наживку! Теперь Брок и Горт понесутся на Гонконг, забыв обо всем на свете: двадцать тысяч гиней – нешуточное состояние, но это ничто по сравнению с сорока лаками серебра на борту «Китайского Облака». Итак, Брока он благополучно убрал с дороги. Однако игра получилась довольно опасной. Горт едва не зашел слишком далеко, и тогда пришлось бы пролить кровь Убить Горта – пара пустяков.

Он протянул руку Куперу.

– Помните, у меня еще тридцать дней. – Они пожали друг другу руки. Струан посмотрел на Горта. – Флагшток на Гонконге! Приятного путешествия, Тайлер! – Он бросился к своей лорке, которая уже отошла от причала, сампаны тащили ее за нос, выводя на середину реки.

Струан вспрыгнул на планширь, повернулся и насмешливо помахал им рукой, потом исчез внизу.

– Надеюсь, вы извините нас, мисгер Купер, – торопливо сказал Брок, беря Горта за руку. – Мы вас разыщем!

Он подтолкнул Горта к их лорке. На полуюте он яростно швырнул его к фальшборту и, подступив вплотную, разразился:

– Ах ты, чертов полудурок, безмозглая корабельная крыса! Ты что, хочешь, чтобы твое дурацкое горло располосовали от уха до уха? В этих водах закон один: если ты называешь человека сукиным сыном, ты должен драться. Попробуй назвать его так, и он будет вправе убить тебя! – Тыльной стороной ладони наотмашь он ударил Горта по лицу, так что у того изо рта побежала струйка крови. – Я пятьдесят раз предупреждал тебя, чтобы ты остерегался этого дьявола. Уж если я его остерегаюсь, клянусь Господом, тебе и подавно пристало!

– Я могу убить его, Па, я знаю, что могу!

– А я тебе пятьдесят раз говорил, будь с ним вежлив. Он только и ждет, как бы тебя подрезать, дурень ты несчастный. И будь спокоен, это у него получится. С этим дьяволом ты будешь драться только один-единственный раз! Понятно?

– Да. – Горт почувствовал во рту вкус крови, и это сделало его еще злее.

– В другой раз я не стану вмешиваться, помирай, если охота, недоумок. И запомни еще одно: никогда не задирай человека, который проиграл тебе деньги и вроде как бы твой должник. И не пинай его в пах, когда он лежит у твоих ног избитый и беспомощный. Это не по правилам!

– К чертям правила! Брок ударил его еще раз.

– Броки чтят кодекс чести. Все в открытую. Один на один. Пойдешь против этого, и твоему партнерству в компании «Брок и сыновья» конец.

Горт вытер кровь с подбородка.

– Не бей меня больше, Па!

Брок почувствовал ярость, звеневшую в голосе сына, и его лицо потемнело и стало жестоким.

– Не надо, Па. Клянусь господом нашим Иисусом Христом, в следующий раз я отвечу. – Горт стоял, широко расставив ноги, сжав гранитные кулаки. – Сегодня ты ударил меня в последний раз. Ударишь меня снова, и я не остановлюсь ни перед чем. Господом Иисусом клянусь, ты ударил меня в последний раз!

Вены на шее Брока вздулись и почернели, когда его огромная фигура грозно надвинулась на сына – уже не сына, а врага. Нет, не врага. Все-таки сына, который просто перестал быть юнцом. Сына, который бросил вызов отцу, как все сыновья рано или поздно бросают вызов отцам.

И Брок, и Горт понимали, что если сейчас между ними вспыхнет ссора, то прольется кровь, и за этим последует изгнание из семьи. Ни отец, ни сын не хотели этого, но оба знали, что если такое случится, они до конца жизни останутся кровными врагами.

Брок ненавидел Горта в эту минуту за то, что тот заставил отца почувствовать свой возраст. И любил его за то, что он не испугался и восстал против него, хотя не мог не понимать, что ему никогда не сравняться с отцом в искусстве ведения смертельного поединка.

– Тебе лучше поторопиться на Гонконг.

Горт с усилием разжал кулаки.

– Да, – хрипло сказал он – Но тебе лучше поскорее покончить с этим ублюдком, если ты взаправду собираешься это сделать. Иначе в следующий раз я сделаю это сам и по-своему. – Он в упор посмотрел на боцмана – Какого дьявола ты тут стоишь, чертово отродье? За дело, шевелись!

Горт вытер кровь с губ и сплюнул за борт. Но сердце его продолжало тяжело стучать, и он пожалел, что третьего удара не последовало. Я был готов, клянусь Богом. И я смог бы одолеть его, как могу одолеть этого зеленоглазого сукина сына. Я знаю, что могу.

– Каким курсом мы пойдем, Па? – спросил он, потому что можно было выбрать много разных путей. Подходы к Кантону по реке представляли собой настоящий лабиринт из больших и малых островов и многочисленных проток.

– Ты сам заварил эту кашу. Сам и прокладывай курс. – Брок отошел к левому фальшборту. Он чувствовал себя очень старым и очень-очень усталым. Ему вспомнился его отец, который был кузнецом, вспомнилось, как мальчишкой он должен был терпеть побои, выслушивать поучения, скрывать обиду и делать, что велят, пока – в тот день ему как раз исполнилось пятнадцать – боль и ярость не прорвались наружу и не застлали ему глаза кровавой пеленой. Когда пелена спала и его взгляд очистился, он увидел, что стоит, все еще сжимая кулаки, над неподвижным телом своего отца.

Господи, подумал он, это едва не случилось. Слава Богу, что мне не пришлось драться с ним по-настоящему. Я не хочу терять сына.

– Оставь Дирка Струана в покое, Горт, – сказал он, и его голос уже не был таким грубым и жестким в эту минуту.

Горт ничего не ответил. Брок потер пустую глазницу и опять прикрыл ее повязкой. Он смотрел на лорку Струана. Она была уже на середине реки, самого Струана нигде не было видно. Сампан развернул нос лорки по течению и быстро переместился к другому борту. Несколько человек из команды Струана ухватились за веревки и, покрикивая хором в такт своим усилиям, подняли паруса. Сампан повернул назад к лорке Варгаша, стоявшей у причала.

Что-то не похоже на Дирка, задумался Брок. Как-то уж слишком поспешно он отбыл. Нет, совсем не похоже. Брок оглянулся на причал и увидел, что Варгаш и все клерки Струана еще там, рядом с пришвартованной лоркой. Вот уж действительно, никогда за Дирком такого не водилось: покидать поселение раньше своих клерков. Странные, странные вещи вытворяет Дирк в последнее время. Н-да.

Струан прятался в кабине сампана. Когда лодка проходила под носом лорки Варгаша, он пониже надвинул широкую шляпу кули и поддернул на себе стеганую китайскую куртку. Владелец сампана и его семья, казалось, не замечали его. Им хорошо заплатили, чтобы они ничего не видели и не слышали.

План, который они разработали вместе с Мауссом, представлялся ему при данных обстоятельствах самым надежным. Он приказал Мауссу как можно быстрее добраться до «Китайского Облака», стоявшего на якоре у острова Вампоа в тринадцати милях от поселения. Маусс должен был пройти туда коротким северным путем и передать капитану Орлову распоряжение поднять все паруса, спуститься по реке к дальнему концу острова, там повернуть, обогнуть остров и вернуться южным рукавом вверх по течению в направлении Кантона. Весь этот маневр должен был остаться незамеченным для Брока – Струан предупредил Маусса, что это его важнейшее условие. Сам Струан тем временем дождется лорки с серебром, потом отправится вниз по реке длинным путем и через хитросплетение проток незаметно проскользнет к южной стороне острова, где клипер и будет его ждать. У Мраморной пагоды. Эту пагоду высотой двести футов было хорошо видно отовсюду.

– Но зачем, Тай-Пэн? – недоумевал Маусс. – Это опасно. К чему весь этот риск, hein?

– Вы просто будьте там, Вольфганг, – ответил ему Струан.

Когда сампан подошел к причалу, Струан подобрал несколько корзин, которые приготовил заранее, и заторопился через толпу к воротам парка. Никто не обратил на него внимания. Очутившись в здании фактории, он отбросил корзины в сторону, подбежал к окну столовой и осторожно выглянул наружу через щель между портьерами.

Его лорка была уже далеко. Брок вышел на стремнину, набирая скорость. Его паруса наполнились попутным бризом. Горт отдавал распоряжения на полуюте, и до Струана доносились обрывки его ругательств. Брок стоял у левого фальшборта и вглядывался куда-то вниз по течению. Варгаш только что закончил проверять, все ли клерки на месте, и теперь возвращался назад.

Струан выскочил из столовой и быстро взбежал по лестнице наверх. С лестничной площадки он видел, как Варгаш вошел в холл фактории, проверил напоследок, все ли в порядке, и вышел. Струан услышал, как в замке повернулся ключ. Облегченно вздохнув, он по узкой лесенке поднялся на чердак. Здесь, пробравшись через груду старых ящиков, он стал осторожно продвигаться к фасаду здания.

– Хэллоу, Тай-Пэн, – раздался голос Мэй-мэй. Она была в своих лоснящихся от грязи штанах танка и стеганой куртке; правда, на этот раз она решила не пачкать лицо. Девушка сидела на коленях на толстой подстилке позади каких-то ящиков. А Гип поднялась и поклонилась ему, потом снова села на корточки рядом с небольшим узелком одежды и кухонной утвари. Мэй-мэй жестом показала на другую подстилку напротив нее и на доску для трик-трака с расставленными фишками. – Мы играем по тем же ставкам, хейа?

– Подожди минутку, девочка.

На чердаке было два слуховых окна: одно в крыше и еще одно в передней стене. Отсюда Струан мог наблюдать за всей площадью, не боясь быть замеченным. Внизу торговцы все еще суетились, переругиваясь, меняя что-то в последний момент.

– Ты заметила меня?

– О да, очень, – ответила Мэй-мэй. – Но мы смотрели сверху. Может быть, внизу никто и не видел. Зачем Брок ударил своего сына, хейа?

– Я и не знал, что он это сделал.

– Ударил. Два раза. Зачем такие удары? Мы смеялись, пока чуть-чуть не задохнулись. Сын едва не ударил его в ответ. Надеюсь, они подерутся – убьют друг друга – тогда и денег возвращать не надо. Я по-прежнему думаю, что ты фантастический сумасшедший, что не заплатил пирату, который убьет его. Это так просто. – Она было села на подстилку, но тут же, чертыхнувшись, вернулась на колени.

– В чем дело?

– Попа. Она все еще болеет.

– «Она все еще болит».

– Нет болеет. Это я в шутку. Ай-йа, на этот раз я разобью тебя в пухи и прахи и верну все мои деньги. – С невинным видом она добавила: – Сколько я тебе должна? Четырнадцать тысяч?

– У тебя очень хорошая память. – Он опустился на подстилку и взял стаканчик с костями. – Четыре игры. Потом спать. У нас впереди долгая ночь. – Он бросил кости, и у нее вырвалось проклятие:

– Вот это йосс! Две шестерки, две шестерки, чума на две шестерки! – Потом бросила кости она, и у нее выпало столько же. Мэй-мэй с треском поставила стаканчик на пол и торжествующе вскрикнула: – Милые, добрые, чудесные две шестерочки!

– Не так громко, или мы прекратим игру.

– Нам нечего бояться, Тай-Пэн. Бросай. Мой йосс сегодня просто огромный.

– Будем надеяться, что это так. И что ею хватит на завтра!

– Эй-йа, завтра, Тай-Пэн! Сегодня. Только сегодня и имеет значение. – Она бросила снова, опять выпали две шестерки. – Ах вы, мои милые, мои чудные косточки, я вас обожаю – Она нахмурилась. – Что такое значит «обожаю»?

– «Люблю».

– А «люблю»?

Струан прищурился и погрозил ей пальцем.

– Тебе не удастся снова втянуть меня в этот разговор.

Однажды он попробовал объяснить ей, что такое любовь. Но в китайском языке не нашлось слова для обозначения того, что вкладывают в это понятие европейцы.

Большие часы внизу начали отбивать одиннадцать. Струан устало пошевелился на своем посту у окна в стене. Мэй-мэй спала, свернувшись калачиком, рядом с ней А Гип бесформенной грудой привалилась к покрытому белесой плесенью ящику. Несколько часов назад он ненадолго заснул, но сны его были тревожны, фантастические видения перемешивались в них с реальностью. Он видел себя на борту «Китайского Облака» придавленным целой горой серебряных слитков. В каюту вошел Дзин-куа и освободил его из-под серебряной груды, а потом забрал все себе в обмен на гроб и двадцать золотых гиней. А в следующий миг он уже был не на корабле, а на берегу – в Большом Доме на круглом холме. Винифред принесла ему три вареных яйца, и он начал завтракать, как вдруг голос Мэй-мэй спросил из-за спины: «Кровь Христова, как ты можешь пожирать неродившихся детей курицы?». Обернувшись, он увидел ее – нагую и до боли прекрасную. Винифред спросила: «А мама была такой же красивой без одежды?», и он ответил: «Да, только по-другому», и тут внезапно проснулся.

Мысли о семье, пришедшие вместе со сном, опечалили его. Нужно будет в скором времени съездить домой, подумал он. Ведь я даже не знаю, где они похоронены.

Он потянулся и стал наблюдать за движением на реке и размышлять о Роланде и Мэй-мэй. Какие они все-таки разные, даже очень – вернее, были разные. Я равно любил их обеих. Роланде бы очень понравился Лондон, красивый столичный дом, поездки на воды в Брайтон или Бат летом. Она идеально справлялась бы с ролью хозяйки на всех званых ужинах и балах. Но теперь... Теперь я один.

Возьму ли я Мэй-мэй с собой, когда решу вернуться в Англию? Может быть. В качестве Тай-тай? Исключено. Потому что это закроет передо мной двери тех, кого я должен буду использовать.

Он отвлекся от этих мыслей и сосредоточил все внимание на площади. Она была пуста. «Знаменосцы» ушли с наступлением сумерек. Теперь всю ее заливал тусклый лунный свет. Струан смотрел на нее поверх посеребренных луною крон деревьев, и ему казалось, что в этой пустоте притаилось что-то зловещее и жестокое.

У него слипались глаза. Ты не можешь заснуть сейчас, постоянно твердил он себе. Да, но я так устал.

Он поднялся на ноги, потянулся и снова устроился у окошка. Часы пробили четверть, потом половину, и он решил про себя, что еще через четверть часа разбудит Мэй-мэй и А Гип. Спешить пока некуда, говорил Струану его внутренний голос. Он не позволял себе думать о том, что случится, если лорка не появится. Его пальцы нащупали в кармане четыре половинки монет, и мысли его в который раз вернулись к разговору с Дзин-куа. Какие услуги и когда?

Теперь он отчасти понимал, что руководило старым китайцем. Это понимание пришло к нему сегодня утром, когда он увидел Ти-сена в цепях. Стало ясно, что дело кончится новой войной. Британия, конечно же, выиграет ее, и торговля, конечно же, возобновится. Но уже ни в коем случае не по Восьми Правилам. Следовательно, Ко-хонг лишится своей монополии, и отныне каждый будет сам за себя. Отсюда и условие Дзин-куа торговать только с ним в течение следующих тридцати лет: старик просто укреплял свои деловые связи на три десятилетия вперед. Это характерно для китайцев, подумал Струан: беспокоиться не о сиюминутной выгоде, а об устойчивом доходе на долгие годы.

Все это верно, но что же в действительности задумал Дзин-куа? Зачем ему земля на Гонконге? Зачем давать сыну «варварское» воспитание, чего он рассчитывает этим добиться? И в чем будут заключаться эти четыре услуги? Другой вопрос: теперь, когда ты согласился и связал себя словом, как ты собираешься держать его? Как ты сможешь заставить Робба и Кулума соблюдать условия сделки?

Струан задумался. Он перебрал в уме дюжину вариантов, пока не нашел наконец ответ. Все его существо восставало против того, что ему придется сделать, но он был уверен – иного пути нет. Затем, приняв решение, он занялся другими проблемами.

Как быть с Броком? И с Гортом? В какой-то момент там, на причале, он был готов довести дело с Гортом до конца. Еще одно слово, и ему пришлось бы открыто вызвать его. Закон чести потребовал бы – и позволил – поставить Горта на место. Ударом ножа в живот. Или плетью.

А Кулум? Что у него за планы? Почему он ни разу не написал мне за эти две недели? Да и Робб тоже. И сколько глупостей нагородил Лонгстафф в его отсутствие?

Часы пробили три четверти двенадцатого. Струан разбудил Мэй-мэй. Она зевнула и сладко, по-кошачьи, потянулась. А Гип поднялась, едва он успел отойти о г окна и уже начала собирать свои узлы.

– Лорка прибыла? – спросила Мэй-мэй.

– Нет. Но мы можем спуститься вниз и приготовиться.

Мэй-мэй шепотом сказала несколько слов А Гип, и та вынула заколки из ее волос и принялась энергично их расчесывать. Мэй-мэй закрыла глаза, целиком отдавшись удовольствию. Затем А Гип заплела волосы своей госпожи в косу, как это делали женщины танка, перевязала ее красной лентой и опустила за спину.

Мэй-мэй повозила руками по пыльному полу и измазала себе лицо.

– Чего только я не делаю для тебя, Тай-Пэн. Эта мерзкая грязь разрушит все совершенство моей прекрасной кожи. Мне понадобится много серебра, чтобы восстановить его. Сколько дашь, хейа?

– Марш отсюда!

Они осторожно спустились в столовую. Струан знаком приказал им сесть и терпеливо ждать, а сам подошел к окну. Площадь была по-прежнему безлюдна. В плавучих деревнях на сбившихся в тесные кучки сампанах горели масляные фонари. Время от времени откуда-то доносился лай собак, поднимались и затихали спорящие голоса, иногда слышался смех и радостные восклицания – и ни на минуту не умолкало сухое постукивание костяшек маджонга о доску или столик, сопровождаемые монотонным бормотанием. От котлов, в которых варилась пища, поднимался густой пар. Звуки, запахи, бесчисленные лорки, джонки, сампаны, теснившиеся возле берега – все казалось Струану привычным и нормальным. Тревожила лишь пустота на площади – он предполагал, что там будут люди. Теперь же им предстоит бежать по открытому пространству, а при свете луны их будет видно за сотни шагов.

Пробило полночь.

Он ждал, напряженно всматривался в огни на реке и снова ждал.

Минуты стали длиннее: казалось, прошла целая вечность, когда гулкий удар возвестил четверть первого. Потом половину.

– Может быть, лорка стала южнее, – сказала Мэй-мэй, пряча зевок.

– Возможно. Мы подождем еще полчаса, потом пойдем посмотрим.

Почти ровно в час он заметил два огня на лорке, спускавшейся вниз по течению. Лорка была еще слишком далеко, чтобы он мог разглядеть нарисованный красным глаз. Затаив дыхание, Струан ждал. Лорка шла мягко, но казалась неповоротливой и медленной на воде. Это был добрый знак, потому что слитки должны были весить много тонн. Миновав северный конец поселения, лорка изменила курс и подобралась к причалу. Два китайца из ее команды спрыгнули на берег со швартовыми в руках и привязали ее. Струан с облегчением увидел, как другой китаец прошел на нос, задул горевший там фонарь и зажег его снова, как было условлено.

Шотландец вглядывался в полутьму, стараясь заранее заметить какую-нибудь скрытую опасность. Но не почувствовал ее. Проверив пистолеты, Струан заткнул их за пояс.

– А теперь – за мной, быстро!

Он прошел к входной двери, отпер ее и провел женщин через парк. Выйдя за ворота, они заторопились через площадь. Струану казалось, что весь Кантон смотрит на них. Приблизившись к лорке, он увидел красный глаз и узнал на полуюте человека, который провожал его к Дзин-куа Струан помог Мэи-мэй подняться на борт. А Гип легко вспрыгнула на лорку без посторонней помощи.

– Почему два колова чилло, хейа? Нет мозна! – сердито сказал китаец.

– Твое имя как, можно? – спросил Струан.

– Вонг, хейа!

– Корова чилло мой. Отчаливай, Вонг!

Вонг заметил маленькие ноги Мэй-мэй, и его глаза сузились. Ее лица он не мог разглядеть из-за широкой соломенной шляпы, надвинутой низко на лоб. Струану не понравились ни колебания Вонга, ни то, как он посмотрел на Мэй-мэй.

– Отчаливай! – резко повторил он, стукнув кулаком по фальшборту. Вонг скороговоркой протараторил приказ. Швартовы отвязали, и лорка отошла от причала. Струан подвел Мэй-мэй и А Гип к трапу, и они спустились на нижнюю палубу. Здесь он повернул к корме, где обычно располагалась капитанская каюта, и открыл дверь. Внутри он увидел пятерых китайцев. Знаком он приказал им выйти. Они неохотно подчинились, оглядывая Мэй-мэй сверху донизу. Им тоже бросились в глаза ее маленькие ноги.

Каюта была крошечной с четырьмя койками, грубым столом и скамьями. Здесь пахло пенькой и тухлой рыбой. Вонг стоял в дверях, пристально разглядывая Мэй-мэй.

– Почему колова чилло? Нет мозна. Струан не обратил на него внимания.

– Мэй-мэй, твоя запирать дверь, хейа? Только открывать дверь мой стук, ясно?

– Ясна, масса.

Струан подошел к двери и, махнув рукой Вонгу, вышел из каюты. Он подождал, пока за ними лязгнет запор, и сказал:

– Трюм ходить!

Вонг проводил его в трюм. Сорок ящиков двумя ровными рядами стояли по бортам, оставляя в середине широкий проход.

– Что в ящиках, хейа? – спросил Струан. Вонг с удивлением посмотрел на него.

– Зачем твоя говолить, хейа? Все как масса Дзин-куа говолить.

– Сколько люди знать?

– Моя толька! Все знать – ай-й-йа! – Вонг чиркнул пальцем по горлу.

Струан хмыкнул.

– Охраняй дверь.

Он наугад выбрал один ящик и ломиком вскрыл его.

Некоторое время он не отрываясь смотрел на серебро, потом взял в руки слиток из верхнего ряда. Он почувствовал, как напрягся Вонг, и это усилило его собственную напряженность. Положив слиток на место, Струан закрыл крышку.

– Почему колова чилло? – опять повторил Вонг.

– Корова чилло мой. Конец. – Струан подергал крышку и убедился, что она опять прочно приколочена.

Вонг засунул большие пальцы рук за пояс своих потрепанных штанов. – Чоу? Мозна?

– Можно.

Струан поднялся на верхнюю палубу и осмотрел паруса и рангоут. Небольшая четырехфунтовая пушка располагалась на носу, и еще одна такая же – на корме. Он убедился, что обе заряжены, проверил затравку и пороховые ящики – ящики были полные, порох сухой. Ядра и картечь лежали рядом. Он приказал Вонгу собрать всю команду на палубе и взял в руку кофель-нагель. Всего на лорке оказалось восемь человек.

– Твоя говорить люди, – обратился он к Вонгу, – все ножи, все бум-бум на палубу быстро раз-раз. Быстро-быстро.

– Эй-йа, нет мозна, – запротестовал Вонг. – Сильно много пилата лека есть. Сильно...

Он не договорил – кулак Струана врезался ему в горло и отбросил к фальшборту. Матросы что-то злобно затараторили и приготовились броситься на Струана, но поднятый кофель-нагель охладил их пыл.

– Все ножи, все бум-бум на палубу, сильно быстро, – повторил Струан металлическим голосом.

Вонг с трудом поднялся на ноги и пробормотал несколько слов на кантонском наречии. После зловещего молчания он швырнул свой нож на палубу, и остальные, ворча и качая головами, последовали его примеру. Струан приказал Вонгу собрать ножи и завернуть их в кусок мешковины, валявшейся на палубе. Затем он приказал матросам повернуться к нему спиной и принялся обыскивать их. У третьего по счету он обнаружил маленький пистолет и рукояткой ударил китайца сбоку по голове. Еще четыре ножа звякнули о палубу, и краем глаза Струан увидел, как Вонг украдкой уронил за борт небольшой боевой топорик.

Закончив обыск, он приказал всем оставаться на палубе, а сам собрал оружие и внимательно осмотрел все судно. Внизу никто не прятался. За какими-то ящиками он обнаружил тайник с четырьмя мушкетами, шестью мечами, четырьмя луками со стрелами и тремя боевыми цепами и перенес все это в каюту.

– Хейа, Мэй-мэй, твоя слышать можно, что наверху есть? – прошептал он.

– Да, – ответила она так же тихо. – Ты всегда говоришь, что при А Гип мы можем спокойно говорить по-английски. Ты почему-либо не хочешь сейчас?

– Я забыл. Привычка. Нет, девочка, считай, все в порядке.

– Зачем нужно было ударить Вонга? Дзин-куа ведь доверяет ему, нет?

– Наш груз – самый сильный магнит в этом путешествии.

– «Магнит»?

– Да, магнит. Стрелка компаса, помнишь?

– А, теперь понимаю. – Мэй-мэй села на койку, морща нос or запаха гниющей рыбы. – Мне будет очень плохо, если я останусь здесь. Можно мне быть на палубе?

– Подожди, пока мы отойдем от Кантона. Здесь сейчас безопаснее. Гораздо безопаснее.

– Когда мы увидим «Китайское Облако»?

– Вскоре после рассвета, если Вольфганг ничего не напутает с местом встречи.

– А это возможно?

– С таким грузом, как у нас, все возможно. – Струан поднял один из мушкетов. – Ты знаешь, как с ним обращаться?

– Зачем мне стрелять из ружьев? Я всего лишь цивилизированная напуганная старая женщина – очень красивая, согласна, но никаких ружьев.

Он показал ей, что нужно делать.

– Если кто-то, кроме меня, войдет в эту каюту, убей его.

Струан вернулся на палубу, прихватив с собой другой мушкет.

Лорка вышла на середину реки. Полная луна заливала ярким светом все вокруг. Сидя низко в воде, лорка тяжело и лениво продвигалась по течению, делая около четырех узлов. Они все еще плыли мимо предместий Кантона, и по обе стороны вдоль берега тянулась нескончаемая череда плавучих деревень. Время от времени им попадались сампаны и джонки, пробирающиеся вверх по течению. Река здесь была шириной около полумили; и впереди, и позади них спускалось по течению много лодок всех размеров.

Взглянув на небо, Струан определил, что погода будет ясной, но ветер показался ему мягким, сухим, совсем без влаги, и как бы бестелесным, ненаполненным. Опыт подсказывал ему, что такой ветер скоро стихнет, и, значит, скорость их еще больше упадет. Но это его мало тревожило; он столько раз проделывал этот путь, что знал наперечет все мели, протоки, рукава и помнил все вехи.

Путь к Кантону по воде с его огромным количеством больших и малых островов, разбросанных на площади почти в сто квадратных миль, мог стать тяжелым испытанием для человека, очутившегося здесь впервые. Существовало много разных путей вверх по течению. Много их было и для тех, кто направлялся вниз, к морю.

Струан был счастлив вновь оказаться на палубе корабля. И счастлив, что путь к Мраморной пагоде наконец начался. Он твердо стоял на ногах, легко покачиваясь вместе с лоркой. Вонг занял место рядом с кормчим, а остальные матросы разбрелись по палубе со злыми, недовольными лицами. Взглянув на нос, Струан убедился, что наблюдатель находится на своем месте.

В полумиле впереди лежал остров. Перед ним была мель, которой следовало избежать. Струан ждал, не говоря ни слова. Он услышал, как Вонг отдал распоряжение рулевому, и тот переложил румпель, направив лорку в сторону от мели. Хорошо, подумал Струан, значит Вонг, хотя бы отчасти, знал эти воды. Ему очень хотелось посмотреть, какой путь Вонг выберет, чтобы обогнуть остров. Оба пути были удобными, но северный считался чуть лучше южною. Лорка изменила курс и направилась в северный рукав. Струан повернулся, покачал головой и показал рукой на южный, чтобы обезопасить себя на случай, если Вонг задумал устроить там засаду.

Рулевой покосился на Вонга. ожидая подтверждения. Струан лишь чуть-чуть подался в его сторону, и румпель быстро перешел в противоположное положение. Паруса захлопали, на мгновение потеряв ветер, и лорка легла на указанный курс.

– Зачем ходить тот долога, хейа? Зачем моя бить? Сильно плохо. Сильно. – Вонг отошел к фальшборту и устремил взгляд в темноту ночи.

Ветер немного посвежел, и лорка прибавила скорости, входя в южный рукав. На пределе их галса Струан сделал рулевому знак переложить румпель. Лорка медленно повернула, легла на новый галс, и ветер наполнил хлопающие паруса. Над палубой заскрипели гики, судно вдруг слегка накренилось и опять начало набирать скорость.

Струан приказал поставить паруса к ветру, и около получаса они гладко скользили по воде, ничем не выделяясь среди других лодок. Внезапно краем глаза Струан заметил большую лорку, быстро приближающуюся к ним с наветренной стороны. На носу лорки стоял Брок. Струан пригнулся, бросился к румпелю и оттолкнул рулевого. Вонг и рулевой изумленно посмотрели на него и что-то возбужденно затараторили, вся команда следила за Струаном.

Он круто перевел румпель вправо, моля Бога, чтобы лорка быстро послушалась руля. До него чуть слышно донесся голос Брока: «Ну-ка, право руля, живее!» и он почувствовал, как его паруса потеряли ветер. Струан рванул румпель в другую сторону, чтобы развернуться и поменять направление на противоположное, – бесполезно, судно его не слушалось. Лорка Брока подошла к ним бортом, он увидел, как взлетели вверх абордажные крючья и намертво впились в их фальшборт. Струан поднял мушкет.

– О, да это ты, Дирк, клянусь Богом! – крикнул Брок, изображая крайнее удивление. Он, широко улыбаясь, облокотился на фальшборт.

– Абордажные крючья являются актом пиратства, Брок! – Струан перебросил нож – рукояткой вперед – Вонгу. – Крючья рубить быстро раз-раз!

– Прав ты, парень, прав. За крючья прошу прощения, – отозвался Брок. – Я, было, подумал, что твоей лорке понадобился буксир. Да и флага твоего на мачте не видно. Ты, может, теперь его стыдишься?

Струан видел, что команда Брока вооружена и стоит по местам. Горт расположился на полуюте рядом с небольшим фальконетом на вертлюжной подставке, и, хотя орудие не было направлено в его сторону, Струан знал, что оно заряжено и готово к бою. – В следующий раз, когда ты бросишь абордажные крючья на мой корабль, я буду считать тебя пиратом и разнесу тебе голову.

– Разрешение ступить на борт, Дирк?

– Да.

Брок проскользнул меж такелажных тросов своей лорки и перепрыгнул на лодку Струана. Три человека вскочили на фальшборт, готовясь последовать за ним, но Струан поднял мушкет и прокричал: – Стоять на месте! Хоть один ступит на борт без разрешения, и я отправлю вас прямо в ад.

Матросы, качнувшись вперед, остановились.

– Совершенно верно, – кивнул Брок с сардонической усмешкой. – Таков морской закон. Капитан приглашает на борт, кого захочет. Стойте, где стоите.

Струан подтолкнул Вонга вперед.

– Обрезай крючья.

Перепуганный китаец подбежал к борту и начал кромсать веревки. Горт развернул фальконет, и Струан прицелился в него.

– Отставить, Горт! – резко выкрикнул Брок.

Морской закон был на стороне Струана: использование абордажных крючьев действительно квалифицировалось как пиратство. Равно как и появление на борту с оружием без разрешения капитана. А изо всех английских законов ни одни не охранялись столь строго и не исполнялись столь неукоснительно, как законы, регулирующие отношения кораблей и определяющие права капитана в открытом море. Наказание за пиратство было одно: веревка на шею.

Вонг перерезал последний трос, и лорки начали расходиться. Когда между ними легла полоса воды в тридцать ярдов, Струан опустил мушкет и прокричал:

– Попробуйте только подойти ко мне ближе чем на пятьдесят ярдов, и, клянусь Господом, я обвиню вас в пиратстве. – Он оперся спиной на фальшборт. – Что все это значит, Тайлер?

– Я мог бы у тебя спросить то же самое, Дирк, – беспечно ответил Брок. – Я заметил вчера, как ты проскользнул на ют сампан. – Его глаз посверкивал в свете фонаря. – Потом я увидел тебя в очень смешном наряде – ни дать ни взять кули – и, слава Богу, ты благополучно добрался до своей фактории. Странно все это, сказал я себе. Может, старина Дирк сделался главою скорбен? Или, может, старине Дирку нужна помощь, чтобы целым и невредимым выбраться из Кантона? Поэтому мы немного от ошли вниз, потом потихоньку вернулись и встали на якоре к северу от поселения. Дальше глядим, ты садишься на эту вонючую посудину. Ты сам и с тобой две красотки.

– То, что я делаю, никого, кроме меня, не касается.

– Ага, кто же спорит?

Мозг Струана лихорадочно работал. Он понимал, что лорка Брока гораздо быстроходнее его собственной, что команда опасна и хорошо вооружена и что одному ему против них не выстоять. Он проклинал себя за то, что был так самоуверен и не следил за рекой.

Но, с другой стороны, ты все равно бы не заметил, как Брок проскользнул мимо. Как же теперь обыграть его? Должен быть какой-то выход. Ему ничего не стоит пустить тебя ко дну под покровом ночи, и, даже если ты уцелеешь, ты вряд ли сможешь доказать что-нибудь впоследствии. Брок просто заявит, что это произошло случайно. К тому же Мэй-мэй не умеет плавать.

– Эта старая лоханка сидит что-то уж необычно низко. Может, швы текут? Или груз так тяжел?

– Что у тебя на уме, Тайлер?

– Слухи, парень. Все вчерашнее утро перед нашим отъездом не смолкали разговоры. Слухи про серебро Ти-сена. Ты слышал об этом?

– Господи, да о чем там только не болтали.

– Верно. Но все сходились в одном: где-то в Кантоне спрятано серебро, много серебра – выкуп императору. Я об этом даже думать не стал. Пока не увидел, что ты вернулся. И тут мне подумалось, как интересно все получается. Это после спора-то на двадцать тысяч гиней. Очень интересно. Потом ты ночью, как вор, садишься на груженую лорку и идешь на юг, хотя северный рукав удобнее. – Брок потянулся и яростно поскреб бороду. – Старого Дзин-куа что-то не было видно эти дни, а?

– Его нет в Кантоне, это верно.

– Старый Дзин-куа ведь твой пес. По крайности, – с издевкой сказал Брок, – он твой человек, а?

– Ближе к делу.

– А куда спешишь, парень? Нет, спешить нам некуда, клянусь Богом! – Он бросил взгляд на нос своей лорки. – Нос-то у нее мелко сидит, тебе не кажется? – Брок намекал на острый железный шпиль сечением в квадратный фут, торчавший из носа на шесть футов сразу под ватерлинией. Много лег назад Струан изобрел этот таран как простой и надежный способ пробивать корпус судна и пускать его ко дну. Брок и многие другие Китайские торговцы переняли его.

– Да. А мы перегружены. Но вооружения у нас хватает.

– Это я заметил. Носовая пушка, кормовая пушка, а вот вертлюгов нет. – Возникла напряженная пауза. – Еще пять дней, и приходит срок твоим бумагам. Верно я говорю?

– Да.

– Ты заплатишь по ним?

– Через пять дней узнаешь.

– Сорок-пятьдесят лаков серебра – это ведь будет много тонн?

– Надо полагать, не мало.

– Я спросил Горта: «Послушай, что стал бы делать старина Дирк, если бы йосс начал вроде как отворачиваться от него?» А Горт и говорит: «Он бы попытался его изменить». – «Верно, – говорю, – но как?» – «Заем», – говорит. «Ага. – говорю, – стал быть, заем и есть». Только где занимать-то? И тут, Дирк, мальчик мой, я подумал о Дзин-куа и о Ти-сене. Ти-сену конец, значит – Дзин-куа. – Он замолчал на мгновение, неторопливо двигая челюстью. – Тут на борту две женщины. Я буду счастлив доставить их на Вампоа в Макао. Куда только ни прикажешь.

– У них уже есть корабль.

– Да. Но эта старая развалина запросто может потонуть. Мне не хотелось бы потом мучиться мыслью, что женщины погибли, когда этого лет ко можно было избежать.

– Мы не потонем, Тайлер.

Брок опять потянулся всем телом и крикнул на свою лорку, чтобы за ним прислали баркас – Ну что ж, парень, я просто хотел предложить подвезти женщин. И тебя, разумеется. Что-то говорит мне, что эта посудина по морю ходить не годится. Поверишь ли, первый раз встречаю такое ненадежное судно.

– В этих водах много пиратов. Если какой-нибудь корабль подойдет слишком близко, я воспользуюсь пушкой.

– Это разумно, Дирк, очень разумно. Но если в ночной тьме я вдруг увижу впереди корабль, который маневрирует, пытаясь уйти, и этот корабль окажется настолько невежлив, что выпалит по мне из пушки... Что ж, старина, ты на моем месте и сам бы сделал то же самое... предположил бы, что это пираты, и разнес бы их в клочья. Правильно?

– Если бы остался жив после первого выстрела.

– Ну, это понятно. Мы живем в жестоком мире. Нет, из пушки стрелять не стоит.

К лорке подошел баркас.

– Премного благодарен, Дирк. Думаю, тебе следует поднять свой флаг, пока он у тебя есть. Тогда не возникнет никаких дурацких недоразумений, вроде этого. Еще раз прошу прощения за крючья. Надеюсь, увидимся на Гонконге.

Брок перелез через борт лорки и встал в баркас. Он иронично махнул рукой на прощанье, и баркас быстро отошел.

– Масса Один-Глаз чего хотеть? – дрожащим голосом спросил Вонг. Вся команда онемела or ужаса при виде лорки Брока.

– А как ты думаешь, хейа? Ты делать все как я говорить, не мертвый можно, – резко бросил ему Струан. – Все паруса, сильно быстро раз-раз. Морской oгонь убить, хейа!

Рьяно взявшись за дело, они потушили фонари и стали уходить по ветру.

Оказавшись на палубе своей лорки, Брок вгляделся в темноту. Ему не удалось распознать лорку Струана среди многих других, скользивших, подобно призракам, вниз по течению.

– Ты видишь ее? – спросил он у Горта.

– Да, Па.

– Я пойду вниз. Если ты случайно продырявишь какую-нибудь лорку, это будет ужасно. Просто ужасно.

– Серебро у него?

– Серебро, Горт? – Брок изобразил удивление. – Я знать не знаю, о чем ты. – Он заговорил тише: – Если я понадоблюсь, позови. Но запомни, никаких пушек, если только он не выстрелит первым. Мы не собираемся захватывать его как морские разбойники. У нас довольно врагов, которые ухватятся за любую возможность объявить нас пиратами.

– Спи спокойно, Па, – ответил Горт.

В течение трех часов Струан петлял, как заяц, останавливаясь, меняя курс, проходя в опасной близости от песчаных отмелей, всегда следя за тем, чтобы между ним и лоркой Брока, неотступно следующей по пятам, были другие лодки. Теперь они выходили из южного рукава, огибая небольшой остров, и опять попадали в главное русло. Струан сознавал, что теперь у них будет больше места для маневрирования, но это скорее было на руку Броку, а не ему.

В южном рукаве Брок мог бы легко взять к ветру, а потом атаковать его, когда он, лавируя, встанет к нему боком. Струану не хватило бы ветра, чтобы увернуться, и он получил бы пробоину прямо в середине корпуса. Прямой или скользящий удар железным тараном вспорет обшивку и лорка камнем пойдет ко дну. Поскольку пушки на носу и корме крепились неподвижно, он не мог перетащить их на борт, чтобы иметь возможность защищаться. Если бы с ним была его команда, все обстояло бы иначе: он убрал бы все паруса, встал носом к ветру и дождался рассвета, будучи уверенным, что его люди сумеют воспользоваться своим оружием, чтобы пресечь любую попытку Брока сблизиться с ними. Но на китайскую команду он положиться не мог; тем более, что древние китайские мушкеты, казалось, скорее разорвутся в руках, чем выстрелят, как положено, стоит лишь нажать на курок. И опять же, Брок верно обрисовал ситуацию: если Струан выстрелит в темноте первым, Брок окажется вправе ответить ему. Один умелый бортовой залп, и они взлетят до небес.

Струан поднял голову и уже, наверное, в тысячный раз посмотрел на небо. Он отчаянно нуждался во внезапной буре с проливным дождем или в облаках, которые закроют луну. Но в небе не было ни облачка, и ничто не предвещало скорой грозы.

Шотландец оглянулся назад и увидел, что большая лорка нагоняет их Она шла за ними в сотне ярдов, выходя на наветренную сторону. Держась ближе к ветру, чем они, она набирала скорость.

Струан напряг всю свою сообразительность в поисках приемлемого плана. Он знал, что без труда оторвется от преследователей, если облегчит свой корабль, выбросив слитки за борт. В полумиле впереди река вновь раздваивалась, огибая остров Вампоа. Если он войдет в северный рукав, это будет гораздо безопаснее, поскольку большинство лодок пользовались именно этим путем, и там ему, возможно, удастся избежать столкновения. Но, с другой стороны, он не сможет уворачиваться от Брока достаточно долго, чтобы миновать весь остров, обогнуть его и вернуться южным рукавом к тому месту, где его должно ждать «Китайское Облако». Значит, придется сразу повернуть на юг.

Он не видел выхода из западни. Через два-три часа рассветет, и тогда ему конец. Он должен найти способ оторваться от них в темноте и спрятаться, а потом осторожно пробраться к месту встречи. Но как это сделать?

В ночном полумраке впереди он увидел, как серебристая полоса реки делится надвое, огибая Вампоа. Вдруг на ступеньках трапа он заметил А Гип. За кормой лорка Брока поотстала, по-прежнему держась наветренной стороны, готовая пойти прямо по ветру, если он выберет южный рукав, или оставаться с наветренной стороны, если выбор падет на северный.

Струан вытянул руку и показал на небольшую пагоду на южном берегу острова, задавая рулевому курс.

– Ясно?

– Ясно, масса!

– Сильно хорошо ясно нужно! – Струан провел пальцем по горлу. Потом заторопился вниз.

Мэй-мэй рвало. Вонь, теснота каюты и качка вызвали такую рвоту, что она почти лишилась сил. Однако мушкет из рук не выпускала. Струан поднял ее на руки и понес на палубу.

– Нет, – слабо запротестовала она. – Я послала за тобой из-за А Гип.

– А что с ней такое?

– Я послала ее вперед, тайно. Послушать, что говорит команда. – Мэй-мэй икнула и вся сжалась в комок. Когда спазмы прекратились, она продолжила: – А Гип слышала разговор двух человек. Они говорили о серебре. Думаю, они все знают.

– Да, – кивнул Струан. – Я в этом уверен. – Он потрепал А Гип по плечу. – Твоя сильно большая плата скоро можно.

– Эй-йа, – воскликнула А Гип. – Плата зачем, хейа?

– Брок все так же идет за нами? – спросила Мэй-мэй.

– Да.

– Может быть, молния ударит в него.

– Да, может быть. А Гип делать чоу мисси можно! Суп. Ясно? Суп.

А Гип закивала головой:

– Суп нет. Чай халосый!

– Суп!

– Чай-йа.

– А, ладно, – раздраженно махнул рукой Струан, зная, что сколько бы он ни говорил «суп», это все равно будет чай.

Он отнес Мэй-мэй на палубу и оставил ее на ящике с порохом. Ни Вонг, ни рулевой, ни матросы не смотрели в ее сторону. Но Струан видел, что они остро чувствуют ее присутвие, и напряженность на палубе еще больше возросла. Тут он вспомнил ее слова о молнии, и внезапно в голове у него сложился отчетливый план. Все его тревоги разом оставили его, и он громко рассмеялся.

– Почему твоя ха-ха, хейа? – спросила Мэй-мэй. Она глубоко вдыхала свежий морской воздух, и ее желудок понемногу успокаивался.

– Думай-думай хороший план резать Одноглазый масса – ответил Струан. – Хейа, Вонг! Ты со мной идти. – Струан тротянул Мэй-мэй один из своих пистолетов. – Мужчина близко – убей, ясно?

– Ясна, масса!

Струан махнул Вонгу, чтобы тот следовал за ним, и пошел вперед. Он легким шагом двигался по палубе, и матросы спешили убраться с дороги. Остановившись на полубаке, он оглянулся, чтобы окончательно убедиться, что лорка Брока находится на безопасном расстоянии, и торопливо спустился вниз. Вонг спустился за ним следом. Матросский кубрик представлял собой одну большую каюту, стенами которой служипи борта лорки и две перегородки. Вдоль стен тянулись лежаки. В каюте из кирпичей был сооружен грубый очаг с откидной железной решеткой сверху. Над тускло мерцающими углями покачивался чайник. Рядом лежали пучки трав, сушеные грибы, сушеная и свежая рыба, свежие овощи и мешок риса, а также большие и маленькие глиняные кувшины.

Он снял с кувшинов крышки и понюхал содержимое.

– Масса хотеть чоу? Мозна.

Струан покачал головой. В первом кувшине была соя. В следующем – имбирный сироп. Потом – корень женьшеня в уксусе и со специями. Нашел он и растительное масло: по кувшину арахисового и кукурузного. Струан капнул на раскаленную решетку по несколько капель того и другого. Кукурузное масло горело дольше.

– Вонг, твоя нести наверх, – сказал он, показывая на кувшин с кукурузным маслом.

– Зачем, хейа?

Струан поспешил на палубу. Лорка приближалась к тому месту, где они должны будут повернуть либо на север, либо на юг. Струан показал рукой на юг.

– Почему длинный долога, хейа? – спросил Вонг, ставя кувшин на палубу.

Струан посмотрел на него так, что тот попятился. Рулевой уже переложил румпель. Лорка направлялась в южный рукав. Большая лорка Брока быстро повернула за ней, следуя тем же галсом. Между ними было много лодок, и Струан некоторое время мог считать себя в безопасности.

– Ты оставаться палуба, – сказал он Вонгу. – Хейа, корова чилло. Твоя оставаться. Стрелять бум-бум все равно.

– Ясна, масса, – ответила Мэй-мэй. Она чувствовала себя гораздо лучше.

Струан вернулся в капитанскую каюту, собрал все оружие и отнес его на полуют. Он отобрал один мушкет, два лука со стрелами и боевой цеп и выбросил все остальное за борт.

– Пирата мозна, наша бум-бум нет, – сердито пробормотал Вонг.

Струан поднял боевой цеп и принялся бесцельно покачивать им. Цеп представлял собой три металлических пруга по футу каждый, соединенные кольцами, с железным шаром, усеянном острыми шипами, на конце – смертоносное оружие в рукопашной схватке. Короткая металлическая рукоятка удобно ложилась в руку и удерживалась на кисти широким кожаным ремнем.

– Пират приходить, много-много мертвый есть, – хрипло произнес Струан.

Вонг яростно ткнул пальцем в сторону лорки Брока. – Его остановить нет можна, хейа? – Он показал на берег: – Там. Наша белег плыть – наша живой есть!

– Эй-йа! – Струан презрительно повернулся к нему спиной. Он сел на палубу, не снимая цепа с руки. Испуганные матросы с удивлением смотрели, как Струан оторвал рукав своей стеганой куртки, разорвал его на полосы и обмакнул их в масло. Взяв одну из полос, он аккуратно обернул ее вокруг железного наконечника стрелы. Команда прянула в стороны, когда он натянул лук, прицелился вдоль палубы и пустил стрелу в мачту. В мачту стрела не попала. Вместо этого она глубоко вонзилась в тиковую дверь полубака. Без видимого усилия Струан выдернул ее обратно.

Вернувшись на место, он размотал матерчатую полосу и опять окунул ее в масло. Затем осторожно посыпал ее порохом, вновь намотал на наконечник и обмотал сверху еще одной полосой промасленной ткани.

– Хо! – крикнул наблюдатель с кормы. Лорка Брока зловещей тенью подбиралась к ним все ближе и ближе.

Струан взялся за румпель и некоторое время сам управлял судном. Он проскочил за кормой какой-то неторопливой джонки, едва с ней не столкнувшись, и ловко поменял направление так, чтобы, разойдясь с ней, идти другим галсом, не теряя скорости. Лорка Брока бросилась наперерез, но ей пришлось свернуть в сторону, чтобы пропустить караван джонок, идущих на север. Струан передал румпель одному из матросов и приготовил четыре стрелы.

Вонг больше не мог сдерживаться:

– Хейа, масса, что мозна?

– Давай морской огонь, хейа?

Бормоча ругательства, Вонг ушел и вернулся с фонарем.

– Морской огонь!

Струан жестами изобразил, как поджигает обмотку в пламени фонаря и пускает горящую стрелу в грот большой лорки.

– Сильно много огонь, хейа? Они стоять, мы уходить, хейа?

Рот Вонга открылся от изумления. Потом он расхохотался. Когда к нему вернулся дар речи, он объяснил план Струана команде, и все матросы радостно заулыбались шотландцу.

– Твоя сильно... сильно тай-пэн. Эй-й-йа! – восклицал Вонг.

– Твоя сильно фантастический, – сказала Мэй-мэй, присоединяясь к общему веселью. – Очень сильно Одноглазый масса джиг-джиг!

– Хо! – крикнул наблюдатель.

Лорка Брока вернулась на прежний курс и опять догоняла их. Струан встал к рулю и начал петлять среди других лодок, продвигаясь южным рукавом все дальше и дальше. Брок постепенно нагонял их, все время держась наветренной стороны. Струан понимал, что как только движение на реке поредеет, Брок сделает роковой бросок. Сейчас Струан чувствовал себя чуть более уверенно. Если стрела попадет в парус, размышлял он, и если грот достаточно сух, чтобы загореться, и если только Брок подождет еще четыре мили, прежде чем решится на первую попытку, и если мой йосс сегодня хороший, тогда я смогу оторваться от него.

– Чума на Брока! – сказал он вслух.

Движение на реке заметно редело. Он передвинул румпель, приводя лорку на ветер и стараясь подойти как можно ближе к южному берегу, чтобы, когда он снова повернет, лорка встала в бакштаг, и они могли бы идти по ветру.

Южная сторона реки изобиловала мелями, и заходить сюда далеко было рискованно. Следуя так долго этим галсом, Струан опасно открывал свой борт лорке Брока, расположившейся с наветренной стороны, и та приготовилась ринуться на свою добычу. Но Струан как раз и хотел, чтобы они атаковали его именно сейчас. Время пришло. Он давным-давно усвоил основной закон выживания: заставь противника вступить в бой на твоих условиях, ни в коем случае не на его.

– Хейа, Мэй-мэй, вниз ходить!

– Моя смотреть. Мозна, ладно.

Струан поднял второй мушкет и передал его А Гип.

– Вниз ходить, сейчас же! Женщины подчинились.

– Вонг, морской огонь два давать.

Вонг принес второй фонарь, и Струан зажег оба. Он разложил рядом четыре стрелы и два лука. Теперь назад пути нет, сказал он себе.

Лорка Брока находилась в двухстах ярдах с наветренной стороны. Река постепенно опустела. Два корабля остались одни. В ту же минуту лорка Брока круто повернула и бросилась на них. Команда Струана врассыпную метнулась к противоположному борту. Матросы повисли на снастях и приготовились прыгнуть в воду. Один только Вонг остался со Струаном на полуюте.

Струан теперь мог отчетливо видеть Горта, стоящего у румпеля. Команда большой лорки расположилась по местам, готовая к бою. Он окинул взглядом палубу, отыскивая Брока, но не увидел его и задумался, какую еще ловушку тот ему готовит. Когда между лорками оставалось пятьдесят ярдов, Струан перевел румпель, меняя галс, и его лорка неуклюже развернулась к ветру, встав к Горту кормой. Горт быстро нагонял их, неизменно держась наветренной стороны: Струан знал, что Горт слишком опытен, чтобы попробовать атаковать его с подветренного борта. Он знаком приказал Вонгу принять у него румпель и выдерживать заданный курс. Положив стрелу на тетиву, он пригнулся за фальшбортбм. Он видел быстро надвигающиеся на него верхушки мачт, большой лорки. Струан поднес наконечник стрелы к пламени фонаря. Пропитанная маслом ткань тут же вспыхнула. Он встал и прицелился. Лорка была от них в тридцати ярдах. Стрела описала в темноте огненную дугу и посреди тревожных криков ударилась в середину грота. Но от удара пламя погасло.

Горт прокричал что-то команде, продолжая держаться прежнего курса, и в этот момент в них полетела вторая стрела. Она тоже угодила в грот и застряла в нем, рассыпая по палубе искры. Порох в ее внутренней обмотке взорвался, яркие языки пламени метнулись во все стороны. Горт невольно переложил румпель, и его лорка пошла в сторону, содрогаясь всем корпусом от слишком крутого поворота.

Струан уже успел приготовить третью стрелу, и когда лорка проносилась мимо, пустил ее. Он увидел, как она попала в огромный фок. Пламя, разгораясь, начало пожирать холстину паруса. Ликуя, он переложил румпель и готовился уходить по ветру, как вдруг снизу на палубу своей лорки выскочил Брок, отшвырнул Горта и схватился за румпель, разворачивая судно. Затем Брок рывком переложил румпель и бросил корабль на Струана, целясь в середину его правого борта и отрезая ему путь к спасению.

Струан предвидел этот ход Брока, но его лорка была слишком тяжела и не отреагировала на поворот руля, и тогда он понял, что теперь все кончено. Он поджег последнюю стрелу и стал ждать, опершись всем телом на румпель и моля Бога, чтобы его лорка все-таки поменяла курс. Брок с полуюта кричал на команду, которая безуспешно пыталась потушить огонь. Горящий клубок перепутавшихся снастей рухнул на палубу в двух шагах от него, но Брок даже не взглянул в ту сторону. Его глаза были устремлены на точку в середине правого борта Струана, которую он выбрал для тарана.

Струан тщательно прицелился и, когда лорка была от него в пятнадцати ярдах, спустил тетиву. Стрела врезалась в перегородку рядом с головой Брока, но большая лорка не изменила курса. Лорка Струана наконец начала разворачиваться, но было уже слишком поздно. Струан почувствовал сокрушительный удар и услышал отвратительный треск и скрежет деревянной обшивки, которую таран Брока вспорол, вонзившись по косой в правый борт. Лорка сильно накренилась и едва не перевернулась, Струана швырнуло на палубу.

Осыпаемый дождем искр от горящих парусов и снастей, шотландец поднялся на ноги. Обе команды отчаянно пытались разорвать огненное сплетение: китайцы – визжа от ужаса, люди Брока – крича и хрипло ругаясь. Посреди этого рева Струан услышал насмешливое «прошу прощения» Брока, и в следующий миг корабли разошлись. Лорка Брока двинулась вперед, ее паруса были охвачены пламенем. Корабль Струана выпрямился, пьяно завалился на правый борт, перекатился на левый и так замер, опасно накренившись.

Струан ухватился за румпель и налег на него всем телом. Лорка неуклюже подчинилась, и когда ветер наполнил паруса, Струан направил ее к берегу в лихорадочной надежде достичь его, прежде чем они пойдут ко дну.

Он видел, что оба паруса на лорке Брока объяты пламенем. Он знал, что теперь их придется срезать, выбросить за борт, а потом заменить. Вдруг Струан заметил, что палуба накренена на десять градусов к левому борту – противоположному тому, который пострадал при столкновении. Он с трудом добрался по наклонной палубе до правого фальшборта и. перегнувшись, впился взглядом в огромную пробоину. Ее нижний край был всего на несколько дюймов ниже ватерлинии. Струан сообразил, что сильный толчок, должно быть, сдвинул ящики со слитками в трюме на левую сторону и именно вес серебра объясняет этот устойчивый крен.

Он заорал Вонгу, чтобы тот встал к рулю и держался заданного курса. Затем схватил боевой цеп, пробрался вперед и, размахивая им, сумел загнать несколько матросов в трюм. По дороге он заметил в развороченной капитанской каюте Мэй-мэй и А Гип. бледных от потрясения, но, судя по всему, не пострадавших.

– Наверх быстро, раз-раз! Держать бум-бум!

В трюме царил хаос. Несколько ящиков оказались разбитыми, и серебряные бруски валялись повсюду. Уцелевшие ящики вплотную сдвинулись влево. Через пробоину в трюм хлестала вода. Матросы в панике повернули было обратно, но он заставил их пройти дальше в трюм и потушить огонь там, куда попали рассыпавшиеся горячие угли.

Ругаясь и жестикулируя, он показал им, что ящики надо перенести и поставить один на другой ближе к левому борту. Стоя по щиколотку в воде, китайцы смертельно боялись утонуть, но еще больше пугал их железный цеп Струана, со свистом рассекавший воздух, и они подчинились. Лорка, грозя в любой момент перевернуться, еще больше накренилась влево, и пробоина поднялась над водой. Струан притащил запасную бизань и принялся заталкивать парусину в пробитый борт судна, используя серебряные слитки вместо клиньев.

– Кровь Христова! – рычал он. – Скорее! Быстро раз-раз!

Матросы бросились на помощь, и вскоре пробоина была заделана. Струан знаками приказал команде взять запасной грот и погнал их назад на палубу.

Мэй-мэй и А Гип стояли наверху, перепуганные, но целые и невредимые. Мэй-мэй по-прежнему сжимала в руке пистолет, а А Гип – мушкет. Вонг с перекошенным от страха лицом словно прирос к румпелю. Струан собрал людей на носу и с их помощью пропустил грот под форштевень, а потом продвинул его Дальше, под корпус. Накрыв им сверху залатанную дыру в борту, он закрепил парус. Вода еще больше натянула паруси ну, плотнее прижимая ее к пробоине; лорка беспомощно закачалась, едва не перевернувшись.

Вновь Струан заставил матросов спуститься в трюм. Там, заколотив еще несколько слитков в парусиновую затычку, он приказал им расставить ящики таким образом, чтобы уменьшить слишком опасный крен влево.

Вернувшись на палубу, он осмотрел завязки грота и убедился, что они прочно держат парус на месте. Он вздохнул свободнее.

– С тобой все в порядке, Мэй-мэй?

– Как? – переспросила она.

– Болеть твоя?

– Мозна. – Она показала на кисть руки. Кожа на ней была содрана, и рана кровоточила. Он тщательно осмотрел ее. Хотя кисть причиняла Мэй-мэй сильную боль, ему показалось, что перелома нет. Он обильно полил раны ромом, сам сделал большой глоток и, обернувшись, посмотрел назад, за корму. Лорка Брока легла в дрейф, грот и фок яростно полыхали вместе со всем такелажем. Он видел, как команда перерезала снасти, и паруса обрушились за борт. Некоторое время они горели на воде. Потом все покрыла тьма. Несколько джонок и сампанов находились поблизости, но никто не пришел на помощь горящей лорке.

Струан, прищурившись, посмотрел вперед. С подветренной стороны открывался рукав Шести Скал, он был мало изведан. Струан осторожно шевельнул румпель, и корабль отклонился от курса на несколько градусов. Паруса поймали ветер, лорка резко накренилась вправо, и пробоина ушла под воду. Матросы закричали ему, предупреждая об опасности, и Струан выправил крен. Так плыть слишком рискованно, подумал он. Похоже, мне нельзя идти левым галсом. Самая легкая волна сорвет грот, и мы камнем уйдем на дно. Если я пройду рукавом Шести Скал, то Броку ни за что не найти меня, но я не могу лавировать, меняя галс. Значит, придется остаться в главном русле. Пойду вниз по ветру как можно более прямым курсом.

Он рассчитал примерное местоположение своей лорки. Мраморная пагода должна была находиться в восьми милях ниже по течению.

С защитным парусом под килем, который действовал как штормовой якорь, лорка делала не более двух-трех узлов. То, что ему придется держаться ближе к ветру, чтобы избежать лавирования, еще больше снизит ее скорость. Река впереди начинала извиваться. Если йосс мне поможет, нам не придется идти левым галсом. Я буду опускать паруса и дрейфовать по течению и поднимать их снова, когда направление и ветер позволят воспользоваться ими.

Он передал румпель Вонгу, спустился вниз и еще раз проверил парусиновую пробку. Какое-то время она выдержит – если йосс не переменится, подумал Струан. Он разыскал несколько чайных чашек и вернулся на палубу. Команда сбилась в тесную угрюмую кучку у правого борта. На лорке осталось только шесть человек.

– Хейа! Шесть бык только. Где два?

Вонг ткнул пальцем за борт и рассмеялся. – Трах-бах, люди падай! – Потом махнул рукой за спину и пожал плечами. – Ладна.

– Кровь господня! Зачем нет спасать, хейа?

– Зачем спасать, хейа?

Струан знал, что бесполезно пытаться что-то объяснить. В том, что эти двое свалились за борт, китайцы видели только йосс. Просто йосс – их йосс – заключался в том, чтобы однажды захлебнуться и утонуть; и это была также воля богов. Спаси человека от смерти, и весь остаток жизни ты сам будешь отвечать за него. Это справедливо. Ибо, вмешиваясь в то, что предопределено богами, ты должен быть готов принять на себя и их заботы.

Струан налил чашку рому и передал Мэй-мэй. Он по очереди предложил по чашке каждому члену команды, не ожидая благодарности и не получив ее. Странно, подумал он, но очень по-китайски. С какой стати им благодарить меня за спасение жизни? То, что мы не утонули, – йосс, и ничего больше.

Благодарю тебя, Господи, за мой йосс. Благодарю тебя.

– Хей! – встревоженно крикнул один из матросов, глядя вниз на воду.

Парусиновую пробку понемногу вталкивало обратно. Струан бросился вниз. Сняв с руки боевой цеп, он затолкал намокший парус глубже в рану корабля. В льялах хлюпала вода, ее набралось там фута на три. Он подпер парусину ящиком и вколотил в складки еще несколько слитков.

– Выдержит, – сказал он вслух. – Да... может быть.

Он поднял цеп и зашел в капитанскую каюту. Там все было перевернуто вверх дном. Струан с тоской посмотрел на койку, захватил с собой набитый травой тюфяк и начал подниматься по трапу.

На верхних ступеньках он вдруг замер. Вонг целился в него из пистолета. Второй китаец держал мушкет, у его ног неподвижно лежала А Гип. Третий одной рукой обхватил Мэй-мэй, зажимая ей рот другой. Вонг нажал на курок – Струан инстинктивно выставил вперед тюфяк и развернулся боком, прижавшись спиной к поручням трапа. Он почувствовал, как пуля царапнула ему шею, и бросился на палубу, держа перед собой тюфяк, словно некий античный щит, его лицо все было в черных точках от крупинок пороха. Второй китаец выстрелил в него в упор, но старый мушкет разорвался, оторвав ему кисти рук. Он ошеломленно уставился на окровавленные культи, а потом дико закричал.

Вонг и остальные матросы ринулись на Струана, и он взмахнул цепом. Усаженный шипами шар врезался сбоку в лицо Вонга, снеся ему половину челюсти, и китаец покатился к борту. Следующим ударом Струан свалил еще одного. Третий прыгнул ему на спину и начал душить, используя свою косичку как удавку, но Струану удалось его сбросить. Человек, державший Мэй-мэй, прыгнул вперед. Струан ударил его в лицо рукояткой цепа, а когда тот вскрикнул и упал, ногой проломил ему грудь. Двое уцелевших матросов убежали на нос. Тяжело дыша, шотландец тут же бросился вслед за ними. Они прыгнули в воду. В этот момент с полуюта раздался вопль. Вонг, весь в крови, струящейся из половины лица, слепо хватал воздух руками, пытаясь добраться до Мэй-мэй. Девушка увернулась, скользнула в сторону и заковыляла к Струану, ища защиты. Струан шагом вернулся назад и добил его.

Человек с оторванными руками заходился в раздирающем уши крике. Струан одним ударом положил конец его мучениям.

На палубе стало тихо.

Мэй-мэй попалась на глаза оторванная кисть руки, и она согнулась пополам в сильнейшем приступе рвоты. Струан носком сапога перекинул кисть через борт. Когда силы понемногу вернулись к нему, он выбросил в реку все тела, за исключением одного. Потом он внимательно осмотрел А Гип. Она дышала ртом, из носа по подбородку сбегали две тонкие струйки крови.

– Думаю, с ней все будет в порядке, – сказал он и удивился тому, как низко и глухо звучал его голос. Он ощупал свое лицо. Боль накатывалась яростными волнами. Струан тяжело осел на палубу рядом с Мэй-мэй.

– Что произошло?

– Не знаю, – проговорила она, глядя на него сухими глазами. – В один момент пистолет был у меня, в другой – мне уже зажимали рот рукой и стреляли из него в тебя. Почему ты не мертвый?

– Похоже, все-таки мертвый, – ответил он. Ему сильно обожгло левую сторону лица, подпалило волосы. Выстрелом снесло половину левой брови. Боль в груди постепенно затихала.

– Почему они – Вонг и все эти – сделали так? Зачем? Ведь Дзин-куа доверял ему.

– Ты сама говорила, что любой постарался бы завладеть серебром. Правильно. Любой. Я не виню их. Это я сделал глупость, спустившись в трюм один.

Он взглянул вперед. Лорка медленно ковыляла в нужном направлении. Мэй-мэй заметила шрам на его лице.

– Еще бы дюйм, даже полдюйма... – прошептала она. – Возблагодари богов за свой йосс. Я сделаю им преогромное подношение.

Струана мучил сладковатый запах крови, и теперь, когда опасность миновала, его желудок взбунтовался. Он ухватился за фальшборт, чувствуя невыносимую дурноту, и его вырвало. Когда первый приступ рвоты прошел, он разыскал деревянный таз и вымыл палубу. Потом вытер цеп.

– Зачем ты оставляешь этого человека? – спросила Мэй-мэй, глядя на бесчувственное тело китайского матроса, которого Струан оставил лежать на палубе.

– Он еще жив.

– Брось его за борт.

– Не раньше чем он умрет. Или, если он вдруг придет в себя, то может сам прыгнуть в воду. – Струан несколько раз вдохнул свежий ночной воздух, и тошнота прошла. Его ноги болели от усталости, но он подошел к А Гип, поднял ее и положил на надстройку у основания грот-мачты.

– Ты видела, куда ее ударили?

– Нет.

Струан расстегнул на А Гип ее куртку и внимательно осмотрел тело. Он не нашел следов удара ни на груди, ни на спине, но заметил пятна засохшей крови у основания косички. Он снова одел ее и постарался уложить на надстройке как можно удобнее. Ее лицо посерело и покрылось пятнами, дыхание стало тяжелым и прерывистым.

– Выглядит она неважно.

– Долго нам еще плыть теперь?

– Два или три часа. – Он взялся за румпель. – Точно не знаю. Может быть, больше.

Мэй-мэй легла на спину и, подставив лицо ветру, стала ждать, когда холодный воздух остудит ей голову и ее мысли прояснятся.

Струану на глаза попалась разбитая бутылка рома, перекатывавшаяся по палубе у шпигатов.

– Ступай вниз. Посмотри, пожалуйста, нет ли там еще одной бутылки рома. Помнится, их было две.

– Прости меня, Тай-Пэн. Моя глупность едва не стоила нам жизни.

– Да нет, девочка. Это все серебро. Проверь трюм.

Она стала осторожно спускаться вниз. Ее не было очень долго.

Когда Мэй-мэй вернулась, в руках у нее оказались чайник и две чашки.

– Я делаю чай, – с гордостью объявила она. – Я делаю огонь и делаю нам чай. Бутылка с ромом, она разбивалась вдребезги. Поэтому мы пьем чай.

– Вот тебе раз. А я-то думал, ты даже чай заваривать не умеешь, не говоря уже о том, чтобы разжечь огонь, – заметил Струан, поддразнивая ее.

– Когда я буду старая и беззубая, я буду ама. – Она равнодушно отметила про себя, что последнего из китайских матросов уже не было на палубе. Налив чаю, она поднесла ему его чашку, силясь улыбнуться при этом.

– Спасибо.

А Гип пришла в себя. Ее тут же вырвало, и она опять потеряла сознание.

– Не нравится мне ее вид, совсем не нравится, – покачал головой Струан.

– Она хорошая рабыня.

Он с удовольствием отпил большой глоток из своей чашки.

– Сколько воды в трюме?

– Весь пол покрыт водой, – ответила Мэй-мэй, потягивая чай маленькими глоточками. – Думаю, было бы разумно... э-э... как это у вас говорится – «купить» морского бога на нашу сторону.

– Ублажить?

– Да, ублажить.

Она кивнула.

– Правильно. Будет разумно, если я ублажу морского бога.

– А как это следует делать?

– Там внизу много серебра. Один брусок было бы очень хорошо.

– А по-моему, это было бы очень плохо. Столько серебра пропадет зря. Мы уже тысячу раз говорили на эту тему. Нет никаких богов, кроме Господа.

– Верно. Но, пожалуйста. Пожалуйста, Тай-Пэн. Очень пожалуйста. – Ее глаза умоляюще смотрели на него. – Нам теперь нужно фантастически много помощи. Я советую немедленно попросить у морского бога особенного благословения.

Струан давно оставил все попытки втолковать ей, что существует только один Бог, что Иисус был Сыном Божьим и что христианство – это единственно верное учение. Два года назад он попробовал объяснить ей христианскую веру.

– Ты хочешь, чтобы я стала христианкой? Тогда я христианка, – радостно объявила она ему в тот раз.

– Но все это не так просто, Мэй-мэй. Ты должна верить.

– Ну конечно. Я верю во все, во что ты хочешь, чтобы я верила. Есть только один Бог. Христианский варварский Бог. Новый Бог.

– Это не варварский Бог и не новый Бог.

– Ваш Господи Иисусе не был китайцем, хейа? Значит он варвар. И почему ты мне говоришь, что этот Бог Иисус не новый, когда он еще не родился всего две тысячи лет назад, хейа? Это очень даже сильно новый. Ай-йа, нашим богам пять, десять тысяч лет.

Струан не нашелся, что ответить, потому что, хотя он и был христианином, ходил в церковь, иногда молился и читал Библию, как ее читает большинство людей, простых людей, он не обладал ни знаниями, ни навыками, чтобы обучить ее своей вере. Поэтому он пригласил Вольфганга Маусса, чтобы тот пересказал ей Евангелие на мандаринском наречии. Но уже после того, как Маусс обучил и окрестил ее, Струан обнаружил, что она по-прежнему ходит в китайский храм.

– Но зачем гуда ходить? Ведь это означает, что ты снова стала язычницей. Ты поклоняешься идолам.

– Но что же такое вырезанный из дерева Господи Иисусе на кресте в церкви, как не идол? Или сам крест? Разве это все равно не идол?

– Это не одно и то же.

– Будда в храме – только символ Будды. Я не поклоняюсь идолу, дружок. Я китаянка. Китайцы ведь не поклоняются идолам, только идее, заключенной в статую. Мы, китайцы, не такие глупые. Мы уж-жасно умные в этих божеских вещах. И как я так узнаю, что Господи Иисусе, который был варваром, любит китайцев, хейа?

– Нельзя говорить такие вещи! Это богохульство. Вольфганг ведь все объяснил тебе про Евангелие за эти месяцы. Конечно же, Иисус любит всех людей одинаково.

– Зачем же тогда христианские мужчины-священники, которые носят длинные юбки и не имеют женщинов, говорят, что другие христианские священники, которые одеваются, как мужчины, и плодят много детей, сумасшедшие, хейа? Масса Маусс на днях говорил, что было много воинов и много убийств. Эй-йа, дьяволы в длинных юбках сжигают на кострах женщин и детей. – Она решительно покачала головой. – Лучше нам перемениться сразу, Тай-Пэн. Давай станем христианами в длинных юбках. Тогда, если они нас победят, нас с тобой не сожгут. Твои добрые христиане, которые не носят юбок, ведь не жгут людей, хейа?

– Нельзя вот так запросто взять и поменять веру, да еще по такой причине. Католики не правы. Они...

– А я говорю тебе, Тай-Пэн, что, по-моему, нам нужно сделаться христианами в длинных юбках. И я еще думаю, давай ты будешь изо всех сил ухаживать за своим новым богом Иисусом, а я тоже буду ухаживать за богом Иисусом изо всех сил, и при этом еще за нас обоих присмотрю за нашими настоящими китайскими богами, очень потихоньку. – Она вновь твердо кивнула и обворожительно улыбнулась. – Тогда кто бы из них ни оказался самым сильным Богом, он все равно позаботится о нас.

– Этого нельзя делать. Есть только один Бог. Один!

– Докажи.

– Я не могу.

– Вот видишь. Как может смертный человек доказать Бога, любого бога? Но я христианка, как и ты. Только, к счастью, я еще китаянка, а в этих божеских вещах лучше думать немного по-китайски. Для тебя большой йосс, что я китаянка. Потому что я и за тебя смогу просить китайских богов... Которых, – поспешно добавила она, – конечно же, не существует. – Она улыбнулась. – Разве это не чудесно?

– Нет.

– Да. Ясно, что, если бы у меня был выбор, которого у меня нет, потому что есть только один Бог, я бы выбрала китайских богов. Они не хотят, чтобы те, кто их почитает, убивали других богов или умертвляли всех, кто им не поклоняется. – Опять она торопливо добавила: – Но христианский варварский Бог, который один и единственный Бог, кажется мне, бедной простой женщине, оч-чень кровожадным и поладить с ним трудно, но, конечно, я верю в него. Вот, – выразительно закончила она.

– Ничего не «вот».

– Я вообще думаю, что ваш рай – чертовски странное место, Тай-Пэн. Все летают туда-сюда, как птицы, и у всех бороды. А в раю занимаются любовью?

– Не знаю.

– Если мы не сможем там заниматься любовью, я в этот твой рай не собираюсь. Нет, нет и нет, абсолютно. Истинный Бог или не истинный Бог. Потому что тогда это было бы очень плохое место. Я должна знать наперед, прежде чем мы пойдем туда. Да, да, да, обязательно. И еще одно, Тай-Пэн. Почему один истинный Бог, который поэтому фантастически умный, говорит, чтобы была только одна жена, хейа, когда это ужасная глупость? И если ты христианин, почему мы как муж и жена, когда у тебя уже есть жена? Прелюбодейственность, а? Очень плохо. Почему ты нарушаешь столь многие из Десяти Заповедников, хейа, и при этом оч-чень хорошо спокойно называешь себя христианином?

– Видишь ли, Мэй-мэй, некоторые из нас – грешники и люди слабые. Господь наш Иисус простит нас, некоторых из нас. Он обещал простить, если мы раскаемся.

– Я бы не простила, – твердо заявила она. – Особенно если бы была Самым Единственным Богом. Нет, нет и нет. И еще, Тай-Пэн. Как может Бог быть «троицей» и при этом иметь первого сына, который тоже Бог, который был рожден от живой женщины без помощи живого мужчины, которая потом стала Божьей Матерью? Вот этого я никак не пойму. Только не думай, Тай-Пэн: я такая же христианка, как все, клянусь Богом. Хейа?

У них было много таких бесед, и всякий раз он оказывался втянутым в спор, не имевший ни конца, ни начала. Он знал только, что есть один-единственный Бог, истинный Бог, и убеждался, что Мэй-мэй никогда этого не поймет. В те дни он надеялся, что, может быть, в свое время Он сам откроет ей Себя...

– Пожалуйста, Тай-Пэн, – повторила Мэй-мэй. – От одного маленького притворства никому не станет хуже. Я уже помолилась Единственному Богу. Не забывай, что мы сейчас в Китае, и эта река – китайская.

– Но и пользы от этого никакой.

– Знаю. О да, Тай-Пэн, я знаю абсолютно. Но ведь я всего лишь двухлетняя христианка, поэтому ты и Бог должны быть терпеливы со мной. Он простит меня, – торжествующе закончила она.

– Ну хорошо, – согласился Струан.

Мэй-мэй спустилась вниз. Когда она вернулась, ее лицо и руки были чисто вымыты, а волосы заплетены. В руках она держала серебряный слиток, обернутый в бумагу. На бумаге были написаны китайские иероглифы.

– Это ты написала эти иероглифы?

– Да. Я отыскала внизу перо и тушь. Я написала здесь молитву морскому богу.

– О чем в ней говорится?

– «О великий, мудрый и могучий Морской Бог, в благодарность за этот неимоверно огромный дар – почти сто тэйлов серебра – пожалуйста, доставь нас целыми и невредимыми на варварский корабль под названием „Китайское Облако“, принадлежащий моему варвару, а оттуда – на остров Гонконг, который варвары украли у нас.»

– Мне не очень понравилась эта молитва. – сказал Струан. – В конце концов, девочка, это мое серебро, и мне не доставляет удовольствия, когда меня называют варваром.

– Это вежливая молитва, и она говорит правду. Это китайский морской бог. Для китайца ты варвар. Крайне важно говорить в молитвах правду. – Она осторожно спустилась по наклонной палубе к левому борту и, с большим трудом удерживая тяжелый, завернутый в бумагу слиток на вытянутых руках, закрыла глаза и нараспев прочла написанное ею. Затем, по-прежнему не открывая глаз, она аккуратно развернула серебряный брусок, уронила бумагу в воду и быстрым движением спрятала серебро в складках своей куртки. Открыв глаза, она увидела, что волна от лорки увлекает бумажный лист в глубину.

Крепко сжимая слиток, Мэй-мэй радостно вскарабкалась назад.

– Ну вот, теперь мы можем отдохнуть.

– Клянусь Господом, это обман – взорвался Струан.

– Что?

– Ты не бросила серебро за борт.

– Чш-ш-ш-ш! Не так громко! Ты все испортишь! – Потом она зашептала: – Конечно, нет. По-твоему, я совсем дура?

– Я думал, ты хотела сделать подношение.

– Я только что его и сделала, – прошептала она, озадаченно глядя на Струана. – Ты же не думаешь, что я на самом деле способна бросить столько серебра в реку, ведь правда? Кровь Христова, я что, паршивая собака? Или сумасшедшая?

– Тогда зачем было затевать все…

– Ш-ш-ш-ш! – настойчиво шикнула на него Мэй-мэй. – Не так громко. Морской бог может тебя услышать.

– Но зачем притворяться, что ты роняешь серебро за борт? Это не подношение.

– Как перед Богом, Тай-Пэн, я тебя совсем не понимаю. Зачем богам может понадобиться настоящее серебро, хейа? Для чего они станут его использовать? Чтобы покупать настоящую одежду и настоящую еду? Боги есть боги, а китайцы – китайцы. Я сделала подношение и сберегла твое серебро. Как перед Богом клянусь, варвары – странный народ.

И она пошла вниз, бормоча про себя на языке родной провинции Сучжоу: «Словно я действительно могла бы уничтожить столько серебра! Разве я императрица, чтобы так швыряться серебром? Эй-й-йа», вздохнула она, пробираясь узким коридором в трюм, «даже императрица дьяволов не была бы столь глупа»! Она положила слиток в льяло, где нашла его, и вернулась наверх.

Струан слышал, как она возвращается, все еще раздраженно бормоча что-то по-китайски себе под нос.

– Что ты там говоришь? – требовательно спросил он.

– Разве я сумасшедшая, чтобы вот так взять и выбросить столько заработанных тяжелым трудом денег? Разве я варвар? Разве я транжира...

– Хорошо. Но я все же не понимаю, почему ты уверена, что морской бог ответит на твои молитвы, когда его с такой очевидностью надули. Вся эта затея – фантастическая глупость.

– Нельзя говорить такие вещи так громко, – нахмурилась она. – Он получил подношение. Теперь он защитит нас. – Она упрямо тряхнула головой. – Боги как люди. Они поверят во что угодно, если сказать им это сразу, не задумываясь. – Потом добавила: – Может быть, этот бог вообще куда-нибудь отлучился и все равно не станет нам помогать. И мы утонем, ладно.

– Тогда еще один вопрос, – непреклонно продолжал Струан – Почему мы должны говорить шепотом, а? Ведь это китайский морской бог. Как, черт его возьми, может он понимать по-английски, хейа?

Вопрос обескуражил Мэй-мэй. Она нахмурилась и долго напряженно размышляла. Потом, пожав плечами, сказала:

– Бог есть бог. Может быть, он говорит и на варварском языке. Хочешь еще чаю?

– Спасибо.

Она наполнила его чашку, потом свою. Затем, обхватив руками колени, уселась на крышку люка, мурлыкая про себя какую-то песенку.

Лорка, покачиваясь, плыла вниз по реке. Занимался рассвет.

– Ты редкая женщина, Мэй-мэй, – сказал Струан.

– Ты мне тоже нравишься. – Она придвинулась к нему, устраиваясь поудобнее у него под боком. – Сколько мужчин, таких, как ты, есть в твоей стране?

– Около двадцати миллионов: мужчин, женщин, детей.

– Китайцев, говорят, триста миллионов.

– Это значило бы, что каждый четвертый человек на земле – китаец.

– Я беспокоюсь за свой народ, если все варвары похожи на тебя. Ты убиваешь так много и так легко.

– Я убил этих людей потому, что они пытались убить меня. И мы не варвары.

– Я рада, что видела, как ты убиваешь, – сказала она странным голосом. Ее глаза сияли, светлеющий воздух собрался в подобие ореола вокруг ее темноволосой головки. – И я оч-чень рада, что ты не мертвый.

– Когда-нибудь я тоже умру.

– Конечно. Но я рада, что видела, как ты убиваешь. Наш сын Дункан будет достоин тебя.

– К тому времени, когда он вырастет, убийство перестанет быть необходимостью.

– К тому времени, когда вырастут дети детей его детей, люди все еще будут убивать. Человек – хищное животное, он живет кровью. Большинство людей. Мы, китайцы, знаем это. Но варвары хуже нас. Хуже.

– Ты так думаешь, потому что ты китаянка. У вас гораздо больше варварских обычаев, чем у нас. Со временем люди меняются. Мэй-мэй.

Тогда она сказала просто:

– Учись у нас, помни уроки Китая, Дирк Струан. Люди никогда не меняются.

– Учись у нас, помни уроки Англии, девочка. Мир может стать царством порядка, где все равны перед законом. И этот закон будет справедлив. Честен. Неподкупен.

– Так ли это важно, если люди умирают от голода?

Он надолго задумался над ее словами.

Лорка медленно продвигалась вниз по реке. Мимо проплывали другие суда – одни вверх, другие вниз по течению; матросы с любопытством смотрели в их сторону, но не произносили ни слова. Река впереди изгибалась, и Струан, осторожно пошевеливая румпель, задал лорке нужное направление. Парусиновая заплата, похоже, пока держалась.

– Я думаю, да, – сказал он наконец. – Да. Я думаю, что это очень важно. Кстати, я хотел спросить тебя кое о чем. Ты говорила, что ходила навестить верховную госпожу Дзин-куа. А где ты с ней познакомилась?

– Я была рабой в ее доме, – спокойно ответила Мэй-мэй. – Как раз перед тем, как Дзин-куа продал меня тебе. – Она заглянула ему в глаза. – Ты ведь купил меня, не правда ли?

– Я приобрел тебя в соответствии с вашими обычаями, это верно. Но ты не рабыня. Ты можешь остаться или уйти – свободно, по своему выбору. Я сказал тебе это в первый же день.

– Я не поверила тебе тогда. Я верю тебе сейчас, Тай-Пэн. – Она посмотрела на берег и на проплывающие мимо лодки. – Я никогда раньше не видела, как убивают. Мне не нравится, когда убивают. Это потому что я женщина?

– Да. И нет. Не знаю.

– А тебе нравится убивать?

– Нет.

– Жаль, что твоя стрела не попала в Брока.

– Я и не целился в него. Я пытался не убить его, а лишь заставить повернуть.

Она была поражена.

– Клянусь Богом, Тай-Пэн, ты особенно фантастический человек.

– Клянусь Богом, Мэй-мэй, ты особенно фантастическая женщина, – ответил он, и его глаза прищурились в улыбке.

Она улеглась на бок, с нежностью глядя на него. Потом заснула.

Когда она проснулась, солнце уже встало. Низкие берега реки убегали вдаль к туманным горизонтам – плодородная земля, разделенная на бесчисленные квадраты рисовых полей, где зелеными волнами колыхались зимние всходы. Вдалеке поднимались окутанные облаками горы.

Прямо впереди высилась Мраморная пагода. Под ней на якоре стоял клипер Струана «Китайское Облако».