Онлайн чтение книги Тай-Пэн Tai-Pan
Глава 3

Три дня спустя Робба похоронили. Рядом с могилкой Карен. Вольфганг Маусс отслужил службу в недостроенной церкви, под высоким безоблачным небом вместо крыши.

Присутствовали все тай-пэны за исключением Уилфа Тиллмана, который по-прежнему лежал в своей каюте на плавучем складе Купера-Тиллмана, едва живой от лихорадки Счастливой Долины. Лонгстаффа в церкви не было. Вместе с генералом и адмиралом он уже отплыл в Кантон – со всем флотом, десантными кораблями и всеми солдатами, которые могли держаться на ногах. Нутряная хворь – дизентерия – заметно сократила их ряды. Корабль Ее Величества «Немезида» был выслан вперед.

Сара сидела на грубо сколоченной скамье в первом ряду. Она была в черном и прикрыла лицо черной вуалью. Шевон тоже была в черном. Как Мэри, Лиза, Тесс и все остальные. Мужчины также облачились в темные сюртуки, и пот тек с них ручьями,

Струан поднялся, чтобы прочесть отрывок из Священного Писания, и Шевон впилась в него взглядом. Вчера она лишь коротко выразила ему свои соболезнования, понимая, что пока ей лучше этим и ограничиться. Через неделю или две все опять уладится. Теперь, когда умер Робб, ей придется пересмотреть свои планы. Поначалу она рассчитывала быстро выйти замуж за Струана, а затем увезти его: сначала в Вашингтон, чтобы ввести в круг наиболее влиятельных политиков, оттуда в Лондон и в парламент – но уже имея в активе прочные связи за океаном. А потом – назад в Вашингтон, послом Ее Величества. Однако теперь этот план откладывался, ибо она понимала, что он не сможет уехать до тех пор, пока Кулум не будет готов занять его место.

В одно время с тихими, мрачными похоронами в Счастливой Долине и черным траурным кортежем, тронувшимся по Куинз Роуд к кладбищу, по узким кривым улочкам Тай Пинь Шана с оглушительным шумом двигалась похоронная процессия китайцев в белых одеждах: плач, стенания, горестные вскрикивания, разрывание на себе белоснежных одеяний под неумолчный грохот барабанов возвещали богам о великой утрате, понесенной «Благородным Домом».

И население Тай Пинь Шана было должным образом поражено невиданной для варвара цивилизованностью Тай-Пэна и величием его торгового дома. Огромное лицо, которое приобрел в этот день Тай-Пэн, еще больше подняло престиж Гордона Чена, ибо никто из обитателей холма не мог предположить, что его отец столь достойно почтит их богов и их обычаи. Не то чтобы Гордон Чен особенно нуждался в поднятии своего престижа. Разве не был он уже самым крупным землевладельцем на Гонконге, и разве щупальца его бизнеса не протянулись во все стороны? Разве не ему принадлежало большинство зданий? И бизнес носильщиков паланкинов? И три прачечных? Четырнадцать рыбацких сампанов? Две аптеки? Шесть ресторанов? Девятнадцать мест для чистки обуви? И портновские лавки, и обувные мастерские, и мастерские, где изготовлялись ножи? И разве не он владел пятьюдесятью одним процентом первой ювелирной лавки, где работали опытные квантунские резчики как по драгоценным камням, так и по дереву?

И, кроме всего этого, он еще и ростовщик. Ай-йа, и какой ростовщик! Невозможно в зто поверить, но он настолько богат, что ссужает деньги, соблюдая свой интерес на полтора процента ниже обычного, благодаря чему монополизировал весь бизнес. Ходили слухи, что он состоит в партнерстве с самим Тай-Пэном, и что смерть его дяди-варвара принесет ему теперь новые неисчислимые богатства.

Среди Триад положение Гордона Чена также не нуждалось в укреплении. Они знали, кто он, и подчинялись ему беспрекословно. К тому же Триады в строительном деле и среди грузчиков, среди чистильщиков улиц и ночных собирателей экскрементов, среди рыбаков, поваров и уличных торговцев, прачек, слуг и кули – все они время от времени брали у него взаймы и регулярно платили за жилье, следовательно, и они тоже исполнились глубокой печали, что дядя-варвар их предводителя умер, и с радостью отдали на его похороны дополнительно недельную мзду. Они понимали, что поступают мудро, держа сторону Тай-Пэна Тай Пинь Шана. К тому же им было хорошо известно, что часть этой мзды пойдет на подношение богам – жареные молочные поросята, пирожки, цукаты, вареное мясо без счета, омары, креветки, рыба и крабы целыми сампанами, а также хлеб и горы риса; они знали, что после того, как боги благосклонно взглянут на такое великолепие, подношение будет роздано, и они сами примутся за эту снедь, которой хватит, чтобы досыта накормить самых голодных.

Поэтому все громко стенали вместе с плакальщицами, безмерно наслаждаясь драмой смерти, благословляя свой йосс за то, что они живы и могут скорбеть, есть, любить, зарабатывать деньги, стать в будущем – если позволит йосс – такими же богатыми, как усопший, чтобы обеспечить себе после смерти такое же колоссальное лицо в глазах всех соседей.

Гордон Чен следовал за процессией. Он хранил крайне печальный и торжественный вид, рвал – но с большим достоинством – на себе одежду и громко взывал к богам, повествуя о постигшей его огромной утрате. Сразу следом за ним шел Король нищих, и этим оба приобретали еще большее лицо. И боги благосклонно улыбались.

Когда могилу засыпали сухой, бесплодной землей, Струан проводил Сару к катеру.

– Я заеду на корабль сегодня вечером, – пообещал он.

Не отвечая ему, Сара села на корме и повернулась спиной к острову.

Когда катер отошел от берега, Струан направился к Счастливой Долине.

На дороге толпились нищие и носильщики паланкинов. Но Тай-Пэна они не беспокоили: он продолжил выплату ежемесячной мзды Королю нищих.

Струан увидел Кулума рядом с Тесс в самой середине всего клана Броков. Он подошел к ним и вежливо приподнял шляпу, приветствуя дам. Потом взглянул на Кулума:

– Не хочешь ли немного пройтись со мной?

– Разумеется, – ответил Кулум. Он еще не говорил с отцом после их возвращения на остров, то есть не говорил о важных вещах: например, о том, как смерть дяди Робба повлияет на их планы, или когда можно будет официально объявить о помолвке. Ни для кого уже не было секретом, что на Вампоа при отступлении из Кантона он официально попросил у Брока руки Тесс, и Брок, скрепя сердце, дал свое согласие. Также было известно, что из-за неожиданной трагедии в семье с объявлением о помолвке решили повременить.

Струан вновь приподнял шляпу и отошел, Кулум пристроился с ним рядом.

Они в молчании шли по дороге. Торговцы, видевшие их вместе с Броками, качали головами, заново удивляясь тому, что Брок согласился на этот брак, который, конечно же, был не чем иным, как новой хитростью Струана.

– Доброе утро, Мэри, – произнес Струан, когда к нему подошла Мэри Синклер, сопровождаемая Горацио и Глессингом. Она выглядела утомленной и нездоровой.

– Доброе утро, Тай-Пэн. Не могла бы я навестить вас сегодня днем? – спросила она. – Возможно, вы уделите /мне несколько минут вашего времени?

– О да, конечно. Поближе к заходу солнца? У меня дома?

– Благодарю вас. Не могу выразить, как больно мне было услышать о... о вашей утрате.

– Да, – добавил Глессинг. – Ужасный случай. – За последние недели Струан все больше и больше поражал его. Черт побери, любой, кто служил в Королевском флоте, кто был «пороховой мартышкой» у Трафальгара, достоин величайшего уважения, клянусь Богом. Когда Кулум рассказал ему об этом, он немедленно спросил: «На каком корабле?» и был просто шокирован, услышав в ответ: «Не знаю. Я не спрашивал». С тех пор его постоянно мучил вопрос, не служил ли Тай-Пэн вместе с его отцом. При всякой встрече у него чесался язык спросить об этом, но он не мог, потому что Кулум поведал ему обо всем под секретом. – Чертовски жаль, Тай-Пэн.

– Благодарю вас. Как идут дела?

– Прекрасно, благодарю. Работы по горло, можете поверить.

– Наверное, стоило бы подумать о том, чтобы отдать глубоководные штормовые якоря на всех линейных кораблях.

Глессинг тут же насторожился:

– Вы чуете приближение шторма?

– Нет. Но сейчас сезон тайфунов. Иногда они приходят рано, иногда – поздно.

– Благодарю за подсказку. Я распоряжусь, чтобы этим занялись сегодня же. – Чертовски предусмотрительно, отметил про себя Глессинг. Этот человек прекрасно держится, хотя на него обрушилось такое несчастье. И второго такого знающего моряка, как он, еще поискать. Мэри считает его удивительным человеком, а ее мнение много значит, клянусь Создателем. И благодаря ему флот теперь у стен Кантона, черт возьми, всего через несколько дней после того, как эти дьяволы осмелились сжечь поселение. Чтоб у нашего проклятого адмирала глаза лопнули! Какого дьявола? Почему этот чертов идиот не вернет мне мой корабль? Интересно, наберусь ли я смелости попросить Тай-Пэна замолвить за меня словечко. – Вы собираетесь присоединиться к флоту?

– Не знаю. – Струан посмотрел на Горацио. – Когда вы вернулись, дружище?

– Прошлой ночью, Тай-Пэн. Его превосходительство отослал меня назад, чтобы я представлял его на похоронах. Я рад засвидетельствовать вам свое почтение. Я возвращаюсь с отливом.

– Это было очень любезно с его стороны и с вашей. Пожалуйста, передайте ему мою глубокую признательность.

– Он с нетерпением ждет известий о состоянии здоровья его высочества.

– Все не так плохо. Князь сейчас на борту «Китайского Облака». Почему бы вам не нанести ему визит? Мне кажется, бедро у него все-таки повреждено, хотя пока еще слишком рано делать какие-то выводы. До встречи, Мэри. – Он опять приподнял шляпу, и они с Кулумом продолжили свой путь. Струан размышлял о Мэри. Наверное, она хочет рассказать о детях. Надеюсь, с ними все в порядке, Что такое случилось с Горацио и Глессингом? Оба показались мне какими-то скованными и раздраженными.

– Позвольте проводить вас до отеля, мисс Синклер, – говорил между тем Глессинг. – Может быть, вы оба не откажетесь отобедать со мной в доке?

– О, с удовольствием, Джордж, дорогой, – ответила Мэри, – вот только Горацио не сможет к нам присоединиться. – Прежде чем Горацио успел вставить хоть слово, она спокойно добавила: – Мой милый брат сказал мне, что вы официально просили у него моей руки.

Глессинг ошеломленно посмотрел на нее:

– Да... э... да, так и было. Надеюсь... ну-у... кхм... да.

– Я бы хотела теперь же сказать вам, что принимаю ваше предложение.

– Клянусь Юпитером! – Глессинг порывисто схватил ее руку и припал к ней губами. – Как перед Богом, Мэри, клянусь Создателем, разрази меня гром! Я клянусь… – Он повернулся, чтобы поблагодарить Горацио, и вся его радость в тот же миг улетучилась. – Смерть господня, что случилось!

Горацио пристально и злобно смотрел на сестру. Его лицо скривилось в вымученной улыбке, но взгляда от нее он не оторвал.

– Ничего.

– Ты не одобряешь нашего брака? – Голос Глессинга зазвенел, как натянутая струна.

– Ну что вы, конечно, он одобряет, не правда ли, дорогой братец? – вмешалась Мэри.

– Это... ты так... так молода, и...

– Но ты все-таки одобряешь, ведь правда? И мы поженимся за три дня до Рождества. Если это вас устроит, Джордж?

Глессинг окаменел при виде столь явной враждебности в отношениях между сестрой и братом.

– Это удовлетворит тебя, Горацио?

– Я уверена, Тай-Пэн одобрит твою покладистость, Горацио. – Мэри была рада, что решила выйти замуж за Джорджа. Теперь ей непременно придется избавиться от ребенка. Если не сможет помочь Мэй-мэй, она обратится к Тай-Пэну. Это и будет та услуга, которую он ей пообещал когда-то. – Я принимаю предложение Джорджа, – с вызовом произнесла она, пряча свой страх.

– Будьте прокляты вы оба! – Горацио зашагал прочь.

– Ради Бога, да что это на него нашло? Как я должен это понимать? Он согласен? Или не согласен? – сердясь и волнуясь, спросил Глессинг.

– Он согласен, Джордж, дорогой. Успокойтесь. И, пожалуйста, простите мне мою настойчивость, просто я хотела, чтобы все было сказано между нами теперь же.

– Нет, Мэри, это я прошу у вас прощения. Я и не подозревал, что ваш брат так серьезно настроен против нашего брака. Если бы я хоть на мгновение усомнился... ну, я бы не был столь нетерпелив. – Радость от того, что его предложение принято, омрачалась болью, которую он читал в глазах Мэри. И непроходящим возмущением от того, что он не с флотом. Черт бы побрал адмирала! Чума на это трижды растреклятое назначение на берег, и чума на Синклера. Будь я продлят, как мог этот наглец даже нравиться мне одно время? Как он посмел быть таким грубым?

– Я так рада, что вы здесь, Джордж, – услышал он голос Мэри.

Глессинг увидел, как она смахнула со щеки несколько слезинок, и ощущение бесконечного счастья вернулось к нему. Не будь он начальником гавани, он никогда бы не смог проводить столько времени с Мэри. Он благословил свою удачу! Она приняла его, а только это и имело значение. Глессинг взял ее руки в свои.

– Довольно слез, – сказал он. – Это самый счастливый день в моей жизни, и мы непременно устроим обед и отметим это событие. Сегодня вечером мы ужинаем вместе – отныне мы всегда будем обедать и ужинать вместе. В следующем месяце мы объявим о нашей помолвке. С этого дня я буду заботиться о вас. И если кто-то вас расстроит, клянусь Богом, ему придется отвечать передо мной!

Струан и Кулум потягивали бренди в рабочем кабинете фактории. Комната была просторная, пол выложен каменными плитами. Ее обстановка состояла из письменного стола полированного тика, корабельных фонарей, барометра на шарнирах рядом с тиковой дверью, картин Квэнса на стенах, кресел, обтянутых хорошо промасленной кожей, и софы, издававшей приятный сладковатый запах.

Струан стоял у окна и смотрел на гавань. Без флота и десантных кораблей ее спокойная ширь казалась опустевшей. Из клиперов оставались только «Китайское Облако» и «Белая Ведьма». Было еще несколько купцов, грузившихся для обратного путешествия домой, и несколько кораблей из Англии, только что доставивших товары, заказанные в прошлом году.

Кулум рассматривал полотно, висевшее над каминной доской. Это был портрет китайской девушки-танка; она была поразительно красива. Девушка держала на бедре корзину ц улыбалась.

Кулум задумался над тем, справедливы ли слухи, что это портрет любовницы его отца, которая жила сейчас в его доме в нескольких сотнях шагов отсюда.

– Теперь я уже не могу уехать, как мы планировали. Я решил остаться, – сказал Струан, по-прежнему глядя в окно.

Кулум цочувствовал укол разочарования.

– Я мог бы и сам справиться. Я уверен, что смог бы.

– Да. Со временем.

Кулум опять подивился проницательности своего друга Горта. Вчера вечером на квартердеке «Белой Ведьмы» Горт сказал: «Попомни мои слова, старина. Теперь он ни за что не уедет. Готов поспорить на что угодно, но он скоро позовет тебя и объявит, что никуда не едет. Ужасное это дело так говорить, но, видно, придется нам с тобой дожидаться, пока по ним не прочтут отходную».

– Но мне самому не справиться, Горт. Одному, как Тай-Пэну, – нет.

– Ерунда. Конечно, ты бы справился. Господи, Даже если допустить, что тебе понадобится помощь, чего никогда не случится, есть я. Я помогу тебе во всем. Да и Па тоже. В конце концов, Кулум, мы ведь теперь как бы одна семья. Конечно, ты бы прекрасно справился, тут и думать нечего. Но если ты скажешь об этом отцу, Тай-Пэн ответит: «Разумеется, ты справишься, Кулум. Со временем».

– Ты действительно полагаешь, что я бы смог?

– Никаких сомнений на всем белом свете. А что тут такого трудного, скажи на милость? Покупай да продавай, твой компрадор берет на себя большую часть риска. Корабли – это корабли, чай – это чай, а опиум – это опиум. Тай-Пэн принимает решения, вот и все. Главное тут – обычный здравый смысл. Господи, да ты только вспомни, как ловко ты выкрутился с тем холмом! Ты принял самое что ни на есть правильное решение. Сам принял, а не кто-то другой. И ты заставил его поговорить с Па насчет Тесс, а Па заставил его дать тебе и Тесс попутный ветер и безопасную гавань.

– Может быть, я и смог бы управлять компанией, если все кругом будет спокойно. Но не Лонгстаффом, не войной и не Дзин-куа.

– Они как раз значения и не имеют. Война все равно идет сама по себе, как бы твой Па ни притворялся, что он чего-то там решает. Ну, а что до старого лиса Дзин-куа, я могу помочь тебе держать в узде эту обезьяну. Нет, Кулум, так и придется нам дожидаться, пока они не умрут. А это ужасно, когда мы оба так молоды, и у нас столько новых идей, и вообще. А ведь передай они нам бразды правления сейчас, что тут такого страшного? Наши Па будут прикрывать нам спину дома, а если понадобится их помощь здесь, так это раз – и готово. Мы же не вот выкидываем их совсем. Компании как принадлежали, так и будут им принадлежать, это само собой. Но они же в это никогда не поверят. У них у обоих вместо мозгов соленая вода. Им ведь нужно самим всем командовать, только тогда они будут счастливы. Он просто заморочит тебе голову всякими там «тебе нужно поднабраться опыта» да «подожди годика два-три» – только это будет тянуться вечно...

Кулум уперся взглядом в спину отца.

– Я смог бы справиться, Тай-Пэн. Струан повернулся к нему:

– С Лонгстаффом? С войной и Дзин-куа?

– Войну все равно ведем не мы, не так ли?

– Так. Но если бы Лонгстаффа никто не направлял, он уже сто раз погубил бы нас всех.

– Если случится, что ты все-таки уедешь, ну, это же не будет означать, что ты умываешь руки от всех дел компании, ведь так? Если появится что-то, с чем мне не справиться, я мог бы обратиться к тебе, раз – и готово.

– Когда я уеду, парень, тебе одному придется отвечать за все. Только на почту домой и обратно уходит полгода. Слишком многое может произойти за это время. Тебе нужен опыт. Ты еще не готов.

– А когда я буду готов?

– Это зависит от тебя.

– Ты обещал, что я стану Тай-Пэном через год после... ну, после дяди Робба.

– Да. Если будешь готов. А ты еще не готов к тому, чтобы я уехал, как мы договаривались. Брок и Горт сожрут тебя в два счета.

Да, сказал себе Кулум, Горт снова был прав. Придется ждать.

– Очень хорошо. Что я могу сделать, чтобы доказать, что я достоин?

– Ничего сверх того, что ты уже делаешь, парень. Тебе нужно просто поднабраться опыта. Два года, три – я скажу тебе, когда буду уверен.

Кулум знал, что ничего не добьется, если начнет сейчас возражать и спорить.

– Ты хочешь, чтобы я взял на себя работу дяди Робба?

– Да. Но пока ничего не заказывай, ничего не продавай и никого не увольняй без моего ведома. Я подготовлю для тебя особое письмо с инструкциями. Помоги Варгашу оценить наши убытки в поселении и привести в порядок все бухгалтерские книги.

– Как ты считаешь, когда можно будет объявить о нашей помолвке?

– Ты уже обговаривал это с Броком?

– Только когда видел его на Вампоа. Он предложил День святого Иоанна.

Струан вдруг вспомнил Скраггера и то, что тот рассказал ему о By Квоке: про праздник на Кимое в День святого Иоанна, который легко можно превратить в ловушку для пиратского главаря. Он понимал, что теперь у него нет другого выхода, кроме как положиться на слово Скраггера и постараться уничтожить By Квока. Мертвый By Квок означал бы, что у Кулума будет одной опасностью меньше, когда он станет Тай-Пэном. А как быть с остальными тремя половинками монет? Каких макиавеллиевских «услуг» потребуют от компании их владельцы? И когда? Он посмотрел на календарь на столе. 15 июня. До Дня святого Иоанна оставалось девять дней.

– Что же, пусть будет День святого Иоанна. Но только скромный ужин. Исключительно для родственников, – добавил он с тонкой иронией.

– Мы подумали о свадебном подарке, который хотели бы получить от тебя. Это была идея Тесс. – Он протянул Струану лист бумаги.

– Что это?

– Не больше и не меньше как торжественное соглашение забыть о прошлом и стать друзьями. Скрепленное подписями Броков и Струанов.

– Единственная сделка, на которую я пойду с этими двумя людьми, уже заключена, – сказал Струан, возвращая ему бумагу, даже не прочитав ее.

– Горт готов подписаться. Он сказал, что и его отец сделает это.

– Могу поспорить, что у Горта уже и чернила наготове, клянусь Богом. Но Тайлер никогда не подпишет такого документа.

– А если подпишет, подпишешь ли ты?

– Нет,

– Прошу тебя.

– Нет.

– Наши дети будут принадлежать вам обоим, и уж тогда...

– Я хорошо подумал о детях, Кулум, – прервал его Струан. – И о многом другом. Я очень сомневаюсь, что у ваших детей будут дядя и дедушка с материнской стороны к тому времени, когда они достаточно подрастут, чтобы разобраться, что представляют собой эти двое.

Кулум решительно направился к двери.

– Подожди, Кулум!

– Пожалуйста, сделай нам подарок, о котором мы просим, умоляем тебя.

– Я не могу. Для них это останется лишь клочком бумаги. Горт и Брок охотятся за твоей шкурой, они...

Кулум хлопнул дверью, не дослушав его.

Струан налил себе еще бренди, выпил его залпом и запустил бокал в камин.

В ту ночь Струан лежал с открытыми глазами рядом с Мэй-мэй на большой кровати в спальне своего дома. Окна были распахнуты, пропуская в комнату свет луны и легкий бриз, напоенный бодрящим запахом моря. Снаружи огромной сетки, со всех сторон закрывавшей кровать, беспокойно жужжали комары, отыскивая какую-нибудь щель, чтобы добраться до пищи. В отличие от большинства европейцев, Струан всегда пользовался комариной сеткой. Дзин-куа дал ему этот совет еще много лет назад, сказав, что это помогает сохранить здоровье.

Струан размышлял о ночных малярийных испарениях, опасаясь, что как раз сейчас они с Мэй-мэй вдыхают их.

Кроме этого, его тревожила Сара. Когда он увиделся с ней несколько часов назад, она сообщила ему, что намерена уехать с первым же кораблем.

– Но ты еще слишком слаба, – возразил он. – И Локлин тоже.

– Как бы то ни было, мы уезжаем. Ты сам подготовишь все, или этим заняться мне? У тебя есть копия завещания Робба?

– Да.

– Я только что прочла его. Почему он назначил тебя доверенным распорядителем его доли в компании, а не меня?

– Не женское это дело, Сара! Но волноваться тебе незачем. Ты получишь все до последнего пенни.

– Мои адвокаты проследят за этим, Тай-Пэн.

Он подавил в себе нарастающий гнев.

– Сейчас сезон тайфунов. Опасное время для путешествия домой. Подожди до осени. К тому времени вы оба достаточно окрепнете.

– Мы уезжаем немедленно.

– Поступай, как знаешь.

Потом он навестил Сергеева. Рана у князя воспалилась, но гангрены, слава Богу, не было. Поэтому какая-то надежда оставалась. Затем он вернулся в контору и написал донесение Лонгстаффу, в котором указал, что по дошедшим до него сведениям пират By Квок на Иоаннов день будет находиться на острове Кимой, что фрегатам следует встать в засаде где-нибудь неподалеку, и что он хорошо знает те воды и с радостью возглавит экспедицию, если адмирал даст, свое согласие. Он отослал депешу Горацио. И уже ближе к вечеру, когда он собирался домой, к нему пришли армейские врачи. Они сказали, что исчезли последние сомнения: лихорадка Счастливой Долины была малярией...

Он нервно заворочался в постели.

– Хочешь, поиграем в трик-трак? – предложила Мэй-мэй, уставшая не меньше него и столь же обеспокоенная.

– Нет, спасибо, девочка. Ты тоже не можешь уснуть?

– Да. Не обращай внимания, – ответила она. Она тревожилась за Тай-Пэна. Весь день сегодня он был каким-то странным. И она переживала за Мэри Синклер. Сегодня днем Мэри пришла рано, Струан еще не вернулся. Мэри рассказала ей о ребенке и о своей тайной жизни в Макао. Даже о Горацио. И о Глессинге.

– Прости, – говорила Мэри сквозь слезы. Они беседовали на мандаринском диалекте, который обе предпочитали кантонскому. – Я должна была рассказать все это кому-нибудь. Вокруг меня нет ни одного человека, к которому я могу обратиться за помощью. Ни одного.

– Ну-ну, Мэри, дорогая моя, – постаралась утешить ее Мэй-мэй. – Не плачь. Сначала мы будем пить чай, а потом решим, что делать.

Им подали чай, и пока они пили его, Мэй-мэй удивлялась про себя варварам и их взглядам на жизнь и отношения между мужчиной и женщиной.

– Какая помощь тебе нужна?

– Помоги... помоги избавиться от ребенка. Боже мой, это уже становится заметно.

– Но почему ты не пришла ко мне раньше?

– Мне не хватало смелости. Если бы я не заставила Горацио согласиться на наш брак, мне бы и сейчас ее не хватило. Но теперь... Можно еще что-то сделать?

– Как долго он живет в твоем чреве?

– Почти три месяца, без одной недели.

– Это нехорошо, Мэри. После двух месяцев это может быть опасно. – Мэй-мэй уже думала о том, как можно было бы помочь Мэри и насколько велик будет риск. – Я пошлю А Сам в Тай Пинь Шан. Я слышала, там есть собиратель трав, который, возможно, сумеет тебе помочь. Ты понимаешь, что это может быть очень опасно?

– Да. Если ты выручишь меня, я сделаю для тебя все, что ты захочешь. Абсолютно все.

– Ты – моя подруга. Подруги должны помогать друг другу. Но ты никогда, никогда не должна никому об этом рассказывать.

– Я обещаю, как перед Богом.

– Когда травы будут у меня, я пошлю А Сам к твоей служанке А Тат. Ты доверяешь ей?

– Да.

– Когда твой день рождения, Мэри?

– Зачем это тебе?

– Астрологу нужно будет определить наиболее благоприятный день для принятия лекарства, конечно.

Мэри назвала ей день и час.

– Где ты будешь принимать лекарство? В отеле нельзя – здесь, на острове вообще нигде нельзя. Выздоровление может растянуться на несколько дней.

– В Макао. Я поеду в Макао. В свой... в свой дом. О нем никто не знает. Там это будет безопасно. Да, там мне ничего не грозит.

– Эти лекарства помогают не всегда, моя дорогая. И лечение никогда не бывает легким.

– Я не боюсь. Лекарство поможет. Должно помочь, – ответила Мэри.

Мэй-мэй легонько шевельнулась.

– Что случилось? – тут же спросил Струан.

– Ничего. Просто малыш толкается.

Струан положил руку на ее слегка округлившийся живот.

– Нужно пригласить доктора, пусть он осмотрит тебя.

– Нет уж, спасибо, Тай-Пэн, не стоит. Эти ваши варварские дьяволы не для меня. В этом я навсегда останусь той, кем была – китаянкой.

– Мэри выглядела нездоровой, тебе не показалось? – осторожно спросила она после короткой паузы.

– Показалось. И эта девушка что-то задумала. Она случайно не говорила тебе, что у нее на уме?

Мэй-мэй не хотелось лгать, но при этом она и не желала открывать Струану то, что его, по сути, не должно было касаться.

– По-моему, она просто переживает из-за брата.

– А что с ним такое?

– Она сказала, что хочет выйти замуж за этого Глессинга.

– А, вон оно что. – Струан уже понял, что Мэри приходила повидать в первую очередь Мэй-мэй, а не его. Он обменялся с ней всего несколькими фразами, поблагодарил за то, что она проводила детей в Макао. – Я так полагаю, Горацио не дает своего благословения, и она хочет, чтобы я поговорил с ним? Она за этим приходила?

– Нет. Ее брат согласен.

– Это меня удивляет.

– Почему? Этот Глессинг – он плохой человек?

– Нет, девочка. Просто Мэри и Горацио долгие годы жили вместе. Ему будет здесь очень одиноко без нее. – Струан спросил себя, что сказала бы Мэй-мэй, узнав о тайном доме Мэри в Макао. – Может, она так неважно выглядит, потому что беспокоится за него.

Мэй-мэй ничего не ответила, лишь грустно покачала головой, думая о том, как сложно все иногда бывает в жизни мужчины и женщины.

– Как идут дела у молодых влюбленных? – спросила она, пытаясь разгадать, что же в действительности не дает ему покоя.

– Хорошо. – Он еще не рассказывал ей о своем разговоре с Броком.

– Ты уже решил, что делать с дьявольской лихорадкой?

– Нет пока. Думаю, тебе следует вернуться в Макао.

– О да, пожалуйста, Тай-Пэн. Но только после того, как ты найдешь решение для Гонконга.

– Здесь оставаться опасно. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

– Йосс, – произнесла она, пожав плечами. – Конечно, наш фен шуй здесь ох-ох какой плохой. – Она положила руку ему на грудь и погладила его, потом нежно поцеловала. – Однажды ты говорил мне, что есть три вещи, которые ты должен сделать, прежде чем выберешь свою Тай-тай. Две я знаю. Какая третья?

– Передать «Благородный Дом» в надежные руки, – ответил он. И рассказал ей о разговоре с Броком и о сегодняшней ссоре с Кулумом.

Она долго молчала, обдумывая его слова и подбирая ключ к этой третьей проблеме. И поскольку решение было таким простым и очевидным, она спрятала его глубоко в своем сердце и произнесла с невинным видом:

– Я говорила тебе, что помогу с первыми двумя и подумаю над третьей. Третья для меня слишком велика. Я не смогу помочь тебе, как бы мне ни хотелось.

– Понимаю, – кивнул Струан. – Я не знаю, что мне делать. По крайней мере, – добавил он, – я вижу лишь один ответ.

– Убийство – ответ неразумный, – твердо сказала она. – Очень неразумно опасный. Броки будут ждать его. Все будут. И ты рискуешь тем, что тебе будет мстить ваш ужасный закон, который, как глупый, требует глаз за глаз у любого, у кого есть глаз, а это, как всякому понятно, сумасшедшее безумие. Зачем тогда быть богатым, хейа? Ты не должен этого делать, Тай-Пэн. И дальше, я советую тебе сделать сыну и твоей новой дочери подарок, о котором они так просят.

– Я не могу, клянусь Богом. Это все равно что своей рукой перерезать Кулуму горло!

– Даже так, это мой совет. И я дальше советую тебе фантастически немедленный брак.

– Об этом не может быть и речи, – взорвался он. – Любая, поспешность сейчас будет выглядеть крайне неприлично – оскорбление памяти Робба – да и просто смешно.

– Я всем сердцем соглашаюсь с тобой, Тай-Пэн, – спокойно ответила Мэй-мэй. – Но я, кажется, понимаю, что по варварскому обычаю – который хоть раз следует мудрому китайскому обычаю – девушка переходит жить в дом мужа. Не наоборот, хейа? Поэтому чем немедленнее Броковая девица выскользнет из-под каблука Горта, тем скорее Броки потеряют власть над твоим сыном.

– Что?

– Вот тебе и что! Почему ты думаешь, твой сын стал теперь совсем глупый, как безумный? Потому что ему фантастически сильно хочется затащить ее на постель. – Струан рывком сел на кровати, и она торопливо проговорила, повысив голос: – Нет, не надо сейчас спорить, клянусь Богом, сейчас ты слушай, а потом и я буду тебя почитательно слушать. Вот почему он и делается безумно больной – бедный мальчик лежит всю ночь холодный, измученный, никого не покрывший. Это правда. Почему ты не говоришь это открыто, хейа? Я говоришь это открыто. Он весь горит, как в огне. Почему и слушает, высунув язык, всю сумасшедшую болтовню Горта. Я, будь я на его месте, делала бы то же самое, потому что всякий брат имеет власть над сестрой! Но ты отдай сыну Кулуму его девушку, и тогда будет твой Кулум проводить час за растреклятым часом, выслушивая брата Горта? Нет, клянусь Богом! Он станет каждую минуту проводить в ее постели, тиская ее грудь, фантастически изнуряя себя и делая малышей. И он возненавидит любого, кто попробует его отвлекать от этих занятий – тебя ли, Брока, или Горта. – Она нежно посмотрела на него. – Нет?

– Да, – сказал он. – Я обожаю тебя за твою проницательность.

– Ты обожаешь меня, потому что я безумно свожу тебя с ума, но при этом и сплю с тобой, сплю, пока ты не лопаешься. – Она рассмеялась, очень довольная собой. – Дальше: пусть они начнут строить свой дом. Завтра же. Направь их мысли на свой дом, и они забросят слушать фан-квэя Горта. Она ведь совсем юная, да? Поэтому мысль о собственном доме фантастически займет весь ее ум. Это разозлит Броков, и они начнут долго решать, что за дом и так дальше, а это разозлит ее и приведет ее к тебе, кто дал ей дом. Горт должен абсолютно противничать быстрому браку – почему и Кулум отвернется от него, потому что он лишится своего – как вы это говорите? – «валета в рукаве».

– Туза в рукаве. – Он восторженно обнял ее. – Ты фантастическое создание! Я должен был бы сам до этого додуматься. На следующей неделе проводится еще одна распродажа земли. Я куплю для тебя прибрежный участок. За твою мудрость.

– Ха! – сердито воскликнула она. – Ты думаешь, я оберегаю своего мужчину из-за клочка паршивой гонконгской земли? Одного единственного разнесчастного пригородного участка? Из-за серебряных тэйлов? Нефрита? Кто, по-твоему, эта бесценная Т'чунг Мэй-мэй, хейа? Грязный ломотик продажного собачьего мяса?

Она продолжала тараторить и возмущаться и лишь с большой неохотой позволила ему успокоить себя, гордясь тем, что он так хорошо понимал значение собственной земли для цивилизованного человека, и благодарная ему за то, что он дал ей такое лицо, притворившись, будто не понял, как она довольна в глубине души его предложением.

В комнате теперь было тихо, только комары звенели чуть слышно.

Мэй-мэй свернулась калачиком рядом со Струаном и задумалась над третьей проблемой Тай-Пэна. Она решила думать об этом на мандаринском, а не на английском, потому что не знала достаточного количества слов с правильными оттенками значений. Например, «тонкость», подумала она. Как бы ты сказала это на варварском языке? Или «искусность»? Решение третьей проблемы требовало истинно китайской тонкости и величайшей искусности.

Все так восхитительно просто, радостно думала она. Нужно убить Горта. Подстроить его убийство так, чтобы никто даже не заподозрил, будто его убийцы могут быть кем-то, кроме пиратов или разбойников. Если проделать все это тайно и именно таким образом, одной опасностью для моего Тай-Пэна будет меньше, Кулум окажется защищен от явной угрозы в будущем, а старый Брок ничего не сможет поделать, потому что он по-прежнему будет связан по рукам и ногам той поразительной, невероятной окончательностью, с которой все варвары воспринимают свои «священные» клятвы. Очень простое решение. Но чреватое опасностью. Я должна быть очень осторожна. Если мой Тай-Пэн когда-нибудь узнает об этом, он сам притащит меня к одному из этих варварских судей – может быть, к этому отвратительному Mayccy! Мой Тай-Пэн обличит меня перед ним – даже меня, свою обожаемую наложницу. И меня повесят. Какая нелепость!

После всех этих лет, что я изучаю их – учу их язык и изо всех сил стараюсь понять их, – некоторые представления варваров и сейчас остаются для меня абсолютно непостижимыми. Как глупо иметь один закон для всех – и для богатых, и для бедных. Зачем же тогда работать, исходить потом, чтобы становиться богатым и могущественным?

Ну ладно, так какой же способ будет наилучшим, спросила она себя. Я так мало знаю об убийствах. Как это сделать? Где? Когда?

Мэй-мэй не смыкала глаз всю ночь. С первыми лучами солнца она наконец решила, что ей следует предпринять. Потом погрузилась в сладкий сон.