Онлайн чтение книги Тень друга. Ветер на перекрестке
АТАКА ВЫСОТЫ,. ИЛИ. ЧТО ТАКОЕ БОЕВАЯ ГЕОГРАФИЯ

1

Однажды поздно вечером, покончив с редакционными делами и приходя в себя от многочасовой нервотрепки с разными материалами — правкой, проверкой, вычеркиванием, дописыванием, сочинением заголовков (редактор любил, чтобы ему представляли пять, десять на выбор для каждой статьи), — я ощутил, как тяжелая тоска сдавила мне сердце.

Накануне я вернулся из 20-й армии вместе с ныне здравствующим полковником Михаилом Зотовым. Страстный птицелов, он пишет теперь тонкие новеллы о людях и птицах, а в то время был фронтовым корреспондентом «Красной звезды», золотым, безотказным работником, надежным товарищем.

Сначала мы побывали у Паши — не турецкого, а нашего, генерала Паша. Он был начальником армейского политотдела. До войны мы знали его как начальника Театра Красной Армии. А сейчас вспоминали давние премьеры и то, как газета советовала театру перелистать на его сцене мировую драматургию, связанную с войной и армией. Поспорили на эту тему.

Потом я пошел в разведотдел, а Зотов — к политотдельцам.

Вечером поехали в батальон — на рассвете там ожидались события. На этом участке наши войска пытались вернуть деревню, захваченную противником.

Деревни, собственно, не было — одни печные трубы. Был рубеж, позиция. Она господствовала над местностью, вдавалась клинышком в наше расположение, и ее следовало отбить. «Наши войска» — тоже сильно сказано. Действовал батальон со средствами усиления. Ничего в тот день не вышло. И сам день был унылым: все вокруг было серо-грязное. Тусклое, недужное солнце еле освещало открытое поле перед высоткой, взлохмаченное снарядами. «Сей в грязь — будешь князь», — вспомнил я поговорку курских земледельцев. Здесь никто ничего не сеял. И только война уже не один день и по многу раз засевала эту землю железом. Снег и лед вмерзали в схваченную ночным холодом грязищу, но ее снова и снова отогревал, превращал в жидкую кашу военный огонь. Здесь каждый шаг давался с трудом. И вязли не «спицы расписные в расхлябанные колеи», а в топкое бездорожье погружались люди, упряжки, техника.

Мы потеряли два танка, прорвавшиеся вперед, гитлеровцы отсекли пулеметным огнем нашу пехоту, и дело застопорилось. Страшно было смотреть на измученных пехотинцев в передовой траншее, на командира батальона, немолодого майора с желтым лицом и лихорадочно блестевшими глазами. Он повторял два слова: «Не взяли, не взяли...»

Зотов и я переждали в блиндаже артиллерийский налет противника и уже в сумерки вернулись к Паше.

Настроение было из рук вон плохое. Зотов подавленно молчал. Мы, военные литераторы, делали свое дело и не могли себя ни в чем упрекнуть. Но всякий раз, находясь на передовой, испытывали нечто вроде комплекса вины. Все-таки мы возвращались в редакции и спали на продавленном диване или топчане, под крышей комнаты или накатом землянки.

Были среди нас такие, как Сергей Борзенко, Петр Огин или Леонид Коробов. Каждый из них взял на себя командование боевым участком, когда из строя вышли все командиры. Зотов, как и многие, многие наши товарищи корреспонденты — невозможно перечислить все имена, — бывал в опасных переплетах. Случалось, попадал в переделки и я, а однажды летел через линию фронта и десантировался в тылу врага.

Но все это было разовым делом. Мигом, часом, днями. А наши войска, особенно матушка пехота, месяцами не выходили из боев, мерзли от холода, задыхались от жары, круглосуточное напряжение не давало передыха.

Каждая атака поднимает людей к надежде. И вот — неудача.

Мы наскоро попрощались с Пашой — не хотелось и вспоминать наш вчерашний разговор о театральных премьерах — и поехали в Москву. Она была рядом и встретила нас огненным небом, гулом самолетов, разрывами зенитных снарядов. Столица отражала вражескую бомбардировку.

Я рассказал Павленко о злополучной атаке, и он неожиданно спросил:

— Как называется деревня?

Я не знал, помнил только отметку той высоты.

— Будем наступать, вот тогда география перейдет в наименование частей, — раздраженно ответил я. — Как в старину.

— А ты не бездельничай, — это был ужасный выпад. — Готовься сейчас. Наступать все равно будем, — хладнокровно посоветовал Павленко. — Вот тогда и расскажешь об этой традиции.

Я молча лег спать. Но через два дня что-то меня толкнуло, и я на час-два отлучился в Ленинку. На следующей неделе, выкроив время, пошел в военно-историческую библиотеку, потом в течение многих дней забегал в книгохранилище редакции. Искал, рылся в «Военных сборниках», находил.

2

В русской армии именной знак отличия частей издавна был правилом. Оно восходит к поре образования военной силы нашей страны. Еще в начале XVI века в России утвердилась система поселенных или поместных войск из людей, которым в мирное время в городах и слободах отводились дворы с прирезанной землей. В военную годину эти «боярские дети» повинны были по зову князя являться к месту сбора и приводить с собой отряды или, как тогда говорили, «приходить людно, конно, оружно». Такие войска, собиравшиеся одновременно из определенных мест, назывались уже в то время по пунктам их формирования — «туляки», «смоляне», «володимерцы». Именно эти отряды, отличавшиеся определенной степенью внутреннего единства и землячества, наиболее ярко выражали тогда образ русского воина, привязанного к своему родному краю и готового защищать его кровью.

Создание русских регулярных поименованных полков принято обычно в популярных источниках относить ко времени Петра I, сформировавшего полки Преображенский и Семеновский, которые получили название по селам, где они были расквартированы. Это не совсем так. Еще в 1642 году в Москве были созданы два выборных полка солдатского строя. Один из них получил название Бутырского. И именно ему официально принадлежало старшинство среди наименованных частей русской армии. В 1786 году полк вошел в состав Егерского корпуса и был отправлен на Кавказ. Там он, спустя немалый срок, за боевые заслуги получил наименование лейб-гренадерского Эриванского. Нося это экзотичное для той поры название, эриванцы, однако, имели на своих погонах золотые вензеля, вышитые славянскими буквами. Это отличие служило солдатам и офицерам постоянной памятью о седом XVII веке, древнем зубчатом Кремле, неподалеку от которого, в Бутырской слободе, началась жизнь полка. «Бутырцы-эриванцы» — так называли себя эти воины..

С петровской эпохи принцип наименования полков по месту формирования или длительной дислокации становится твердым правилом. Шли годы. Названия русских городов и сел оживали в доблести героических полков. Страна как бы узнавала свою географию заново. Громовое эхо битв разносило по всей России вести о подвигах орловцев, ахтырцев, тобольцев, изюмцев. Многие захолустные места, отдаленные края загремели на весь мир военной славой — их возвеличило мужество воинов, носивших имена родных земель.

Названия полков, бывшие сначала признаком формирования или дислокации, с течением времени, освещенные огнем боев, становились символом полковой чести.

Наступили дни суворовских походов. Над русской армией ярко засверкало солнце побед. На полях битв появился знаменитый Фанагорийский полк, традициям которого суждено было сыграть животворящую роль во всей последующей истории вооруженных сил страны. В 1784 году Суворов с отдельными гренадерскими батальонами воевал на реке Кубани. На одном из островов в устье реки некогда была древнегреческая колония Фанагория. Через несколько лет после кубанского похода, желая увековечить в армии его память, князь Потемкин предписал Суворову: «Почитаю я за полезное для службы, состоящие у вас батальоны гренадерские, соедини наименовать оные фанагорийским гренадерским полком». Уже спустя несколько месяцев полк получил боевое крещение под Измаилом, и Суворов доносил в Петербург: «Фанагорийские гренадеры дрались как львы».

Когда прибывали в полк новобранцы, старые солдаты-фанагорийцы быстро переделывали их на «свою колодку», воспитывая из них заправских служак. С почетом и уважением относилась к ветеранам молодежь. Покрытые ранами, закаленные в боях, они были живыми свидетелями боевых подвигов полка. Часто на походе вспоминалось прежнее время. Придут люди на ночлег — пора бы с перехода и спать, но еще долго горят в полку бивачные костры, а около них сидят и слушают солдаты. Идут рассказы про старые походы, про страны иноземные, про ледяные Альпийские горы и Кубань-реку с островком Фанагория, откуда пошло имя полка.

Присвоение полку наименования в память боевых заслуг считалось особо выдающимся событием. Бывало, что такое наименование воинская часть получала и не только непосредственно после достопамятного сражения, но и спустя много лет после него. В честь победоносного штурма первоклассной крепости-твердыни Измаил получил свое имя 189-й Измаильский полк. В ознаменование разгрома неприятеля на реке Рымник, когда силы врага вчетверо превосходили русские, 192-а пехотный полк был назван Рымникским. Победа российских войск при Ларге и Кагуле, когда под командованием генерала Румянцева находилось всего четырнадцать тысяч штыков, а армия противника насчитывала восемьдесят тысяч солдат, украсила 191-й пехотный полк наименованием Ларго-Кагульского. В память взятия крепости Очаков 208-й пехотный полк носил имя Очаковского. Некоторое время полк даже был расквартирован в том самом месте, где свыше ста лет назад русские солдаты в крови и дыму карабкались по осадным лестницам на крепостные валы Очакова.

Среди офицеров и генералов «дивного века Суворовских побед» было много людей, понимавших значение полковых традиций. А еще больше тех, кто не понимал их роли и не хотел понимать. Суворов водил дружбу с солдатами-ветеранами, хранителями боевой славы. Всю армию облетел его знаменитый возглас после удачного боя: «Кашу буду есть с фанагорийцами!»

По всем этим причинам и прослыл он при царском дворе «спятившим с ума стариком». Павел I отставил его от службы и сослал в деревню Кончанское, под надзор полиции. Когда по Европе зашагали наполеоновские генералы, Англия и Австрия запросили Суворова в качестве командующего союзными силами. Надев сапоги старых походов, он поспешил к войскам. И началась серия его блистательных побед. Они давались нелегко.

В сражении у Цюриха лейб-гренадерский полк упорно отбивался от численно превосходящих сил генерала Массены. В безмолвном ожесточении дрались люди, но, изнемогая под натиском врага, начали колебаться и отходить.

И в это время, покрывая шум битвы, раздался громовый голос суворовского любимца — полковника Гарина:

— Разве вы не те екатеринославцы, что прежде?! Вперед, вперед, екатеринославцы! Вперед, богатыри!

Гарин выхватил знамя из рук знаменщика и отважно ринулся в гущу неприятельской колонны. Наэлектризованные этими словами, воспрянули гренадеры. Они ударили в штыки и отбросили противника. Геройский подвиг екатеринославцев спас все правое крыло русских войск от смертельной опасности.

3

Историческое значение этого эпизода кампании 1799 года, зафиксированного в ряде источников, примечательно особыми обстоятельствами. К тому времени русские полки повелением Павла были лишены своих исторических наименований и отличались по фамилиям их шефов, в большинстве случаев сановников императорского двора. И у екатеринославцев отняли их наименование. В сражении у Цюриха они как бы вернули его себе в бою.

Армия, Суворов крайне неодобрительно встретили нововведение Павла I, пресекавшее традиции полков и дававшее им имена никому не известных придворных. Генерал Михаил Семенович Воронцов — о нем речь еще впереди — в своих мемуарах пишет, что, когда он, не зная об этих переменах, возвратился из дальних странствий, на все его вопросы к встречным солдатам и офицерам: «Какого полка?» — следовал один и тот же ответ: «Прежде были такого-то, а теперь не знаем, есть какой-то шеф...» Понятно поэтому, какой восторженный отклик в душе гренадер-екатеринославцев пробудил их командир напоминанием о подлинном славном имени полка.

Павел сохранил лишь одно общее наименование воинских частей: «Гатчинские» — по селу Гатчина, где еще до его воцарения на престол располагались полки, вымуштрованные им согласно системе «оловянных солдатиков» Фридриха II. Однако воинам было далеко не безразлично, как называться.

Однажды павловский сановник, по близорукости не разглядев как следует офицера, прибывшего к вахтпараду, воскликнул:

— А-а, здравствуй, старый гатчинец!

И офицер почтительно, но с достоинством ответил:

— Я старый изюмец, ваше превосходительство. А гатчинец я молодой, малюсенький. Тем и горжусь!

После смерти Павла исторические наименования полков были немедленно восстановлены. Блистающая славой русского оружия эпоха битв с Наполеоном укрепила символику отличий, ибо, как говорил один военный писатель, «только в озарении подвига сверкает имя полка». И спустя много лет правнуки героев Прейсиш-Эйлау и Бородина черпали силы в мужестве своих предков. Сохранилась стихотворная история возникновения двух молодых полков, как памятник уважения воинов к имени своей родной части:

Узами военного братства связывало имя полка солдатскую семью. Ничто не могло зачеркнуть этого имени, если оно было окружено ореолом военной славы. В сражении под Аустерлицем тяжелые испытания выпали на долю старого русского полка — Нарвского, названного так еще Петром в честь успешного штурма Нарвы. В кровопролитной, беспощадной битве полк, жертвуя собой ради интересов всей армии, полностью погиб. Казалось, он уже не может возродиться.

Но в живых остался гренадер-нарвец Нестеров. По грудам трупов он ползком подобрался к убитому знаменщику, сорвал драгоценное полотнище и спрятал его на своей груди. Спустя некоторое время Нестеров предстал перед фельдмаршалом, а тогда еще генералом, Михаилом Илларионовичем Кутузовым и вручил ему сбереженную святыню — знамя с именем полка. Так воскрес Нарвский полк и был вновь занесен в списки русской армии.

Лучшие, передовые офицеры русской армии стремились сделать имя полка, дивизии средством воинского воспитания, укрепления боевых традиций. Речь шла о том, чтобы каждая часть имела свой оттенок, чтобы солдату люди другой части говорили: «Ну, с первого взгляда виден ахтырец», «Вот за версту признали эриванца» — и чтобы действительно такое отличие существовало. Опытные генералы признавали вполне боеспособной ту часть, где солдаты и офицеры считали свой полк первым, свято хранили его старые предания и недавнюю славу.

Многие воинские части ревниво оспаривали друг у друга боевое первенство. Характерна в этом смысле песня Изюмского полка, которая гордо утверждает:

Каждый полк но хотел и мысли допустить, чтобы другой превзошел его мужеством, а в бою один человек крепко стоял за другого. «Надобно знать, — писал известный военный историк А. Норцов, — до какой степени напоминание славного имени полка действует на солдат. «Помните, что вы кабардинцы» — эта фраза всегда равнялась нескольким сотням подкреплений».

4

В годы гражданской войны, когда военная символика, соединившись с идеями Октябрьской революции, стала истинно народной, полки и дивизии получали наименования главным образом за исключительные боевые заслуги. Широко известна Чонгарская дивизия.

Вспоминая о боях 6-й кавалерийской дивизии, которая вместе с 30-й стрелковой после жестокого боя взяла казавшиеся неприступными укрепления Чонгарского полуострова, ее командир Ока Городовиков писал: «На всем карьере к дивизии прискакали Ворошилов и Буденный. Поздравили меня с победой.

— Ну, — говорят, — 6-ю дивизию нужно переименовать.

— Если хотите переименовать, ее нужно назвать Чонгарской, — ответил я.

— Совершенно правильно. Раз она взяла Чонгарские укрепления, мы ее переименуем в Чонгарскую дивизию».

Гремела на Дальнем Востоке слава 2-го Советского полка, переименованного в Волочаевский и награжденного орденом Красного Знамени. Полк получил свое имя в память штурма Волочаевки, когда люди бросались на колючую проволоку заграждений и, приминая ее своими телами к земле, открывали остальным бойцам путь к наступлению. Полк получил знамя с надписью: «За беспримерный по доблести Волочаевский бой 12 февраля 1922 г.».

Памятные места сражений гражданской войны остались в наименованиях Сивашской и Богучарской дивизий. Рассказывая о рукопашной схватке с белыми, старый богучарец писал: «Это было первое сражение, связавшее нас, бойцов, братством по крови, на этом укрепилась дисциплина дивизии и засияло ее имя».

Когда дивизия была расформирована, а часть ее старых кадров вместе с боевыми знаменами влилась в 4-й Украинский полк, съезд боевых земляков-богучарцев принял решение: «В ознаменование славных традиций и заслуг 40-й Богучарской дивизии съезд возбуждает ходатайство о переименовании 4-го Украинского полка в 4-й Богучарский».

Возрождение в дни Отечественной войны принципа именного отличия частей и соединений было полно глубокого смысла.

Восемь корпусов Красной Армии — пять танковых и три механизированных, особо отличившихся в боях за Отечество, — получили названия, навеки связавшие их со славой побед у Волги и на Дону, — Сталинградский, Тацинский, Кантемировский, Котельниковский и другие.

Приказ народного комиссара обороны о присвоении наименований этим соединениям возродил давний обычай русской армии. Значение этого события для развития войскового товарищества и поддержки боевых традиций было весьма велико.

Вся история нашей Отечественной войны увековечена в названиях героических полков и дивизий Советской Армии. Герои Дорогобужа, ельнинские храбрецы, защитники Севастополя, Одессы, Ленинграда, Сталинграда, воины, постоявшие за великую Москву и другие города и села нашей Родины, освободители Европы приняли как бесценную награду почетные наименования, связанные с местом их подвигов.

А теперь в Москве по Красной площади парадным строем уже много лет традиционно проносится гвардейская Краснознаменная ордена Суворова Таманская мотострелковая дивизия имени М. И. Калинина.

И тихая Тамань с ее тайной лермонтовской ночи и военной судьбой вдруг оживает в почетном имени боевого соединения.