Глава 19

Онлайн чтение книги Тень Саганами
Глава 19


Абигайль Хернс сидела в кресле второго пилота бота, прижатого тяговым лучом к корпусу легкого атакующего корабля Космических Сил Нунцио. Хотя рядом с "Росомахой" — названной в честь животного с Понтифика, на удивление мало похожего на куда меньшего хищника с Земли — бот выглядел пигмеем, по сравнению с любым настоящим военным кораблём та сама была крошкой. Фактически, при массе едва доходившей до пятнадцати тысяч тонн, она составляла меньше пяти процентов "Гексапумы", при этом являясь одним из самых мощных кораблей флота Нунцио.

"И, — подумала Абигайль, вспоминая ночное небо, усыпанное быстро гаснущими искорками атомных взрывов в глубоком космосе, — она не сильно меньше тех ЛАКов, что были у нас, когда леди Харрингтон уничтожила "Гнев Господень". Возможно, в этом есть некоторая симметрия… если у нас выйдет".

"Росомаха" висела в космосе неподвижно относительно Нунцио-B, оставаясь на месте, в то время как Понтифик — и КЕВ "Гексапума" — непрерывно удалялись от неё с орбитальной скоростью, составлявшей чуть больше тридцати двух километров в секунду. Рядом с нею висели ещё пять ЛАКов — все, что смогли добраться до её теперешней позиции, прежде чем она остановилась, сохраняя позицию при минимальном уровне энергии, и позволила своему домашнему миру лететь прочь. Эти ЛАКи были до предела возможностей систем жизнеобеспечения набиты двумя ротами армии Нунцио, которые, как заверил капитана Терехова коммодор Карлберг, были вполне подготовлены к абордажу и к работе в вакууме. Абигайль надеялась, что Карлберг был прав, хотя, если всё пойдёт нормально, это всё равно не будет иметь значения.

Главную силу абордажной партии составлял взвод морпехов капитана Качмарчика, распределённый — вместе с Абигайль Хернс, Матео Гутиерресом и гардемаринами Аикавой Кагиямой и Рагнхильд Павлетич — по находящимся под её командованием двум ботам. Абигайль взяла Рагнхильд с собой на Хок-Папа-Два, оставив Аикаву на Хок-Папа-Три с лейтенантом Биллом Манном, командиром третьего взвода, и теперь украдкой взглянула на курносый профиль девушки-гардемарина. Та выглядела напряжённой, но если и нервничала, то внешне это проявлялось удивительно слабо. Рагнхильд сидела в пилотском кресле, расслабленно положив руку в перчатке на стоящий на колене шлем, и, вместо того, чтобы не отрывать взгляда от часов, восхищённо рассматривала через остекление кокпита нунцианские корабли.

Возможно потому, что никогда не видела чего-то настолько древнего кроме как в исторической постановке на головидении, ехидно решила Абигайль.

Она улыбнулась, но улыбка поблекла, когда на глаза ей попалось собственное отражение в армопласте позади Рагнхильд. Абигайль выглядела практически как обычно… за исключением спешно изменённых знаков различия на скафандре. На рукавах того по-прежнему были одинокие золотые кольца младшего лейтенанта, но на вороте вместо одного золотистого ромбика было два — знаки различия старшего лейтенанта. Её подмывало поднять руку и потрогать их, но она решительно подавила это желание и сосредоточилась на панели управления.

"Никаких шансов за то, что мне позволят их сохранить, что бы ни случилось. Но это было любезно со стороны шкипера. И, полагаю, практично".

Терехов удивил её временным повышением непосредственно перед тем, как она покинула "Гексапуму". Теоретически, у него было право сделать это повышение постоянным, но только с одобрения Бюро по Кадрам. А учитывая то, что выслуга Абигайль в текущем звании до прибытия на "Гексапуму" составляла меньше восьми месяцев, она весьма сомневалась, что Бюро будет склонно утвердить повышение. На самом деле, её специфический статус грейсонки на мантикорской службе — и единственной дочери землевладельца на оба флота — скорее всего сделает комиссию по назначениям ещё придирчивее обычного. Но, по крайней мере, повышение сделало её формально старше Манна по званию, что было полезно, раз уж капитан подчеркнул, что командует она, а не морпех. Ещё это помогло ей в общении с капитаном Эйнарссоном, командиром "Росомахи" и старшим из офицеров в спешке собранной маленькой эскадры КСН.

Капитан Магнус Эйнарссон явно был одним из нунцианцев, у которых никак не получалось помнить, что мантикорцы, с которыми они имеют дело, в результате воздействия пролонга все как один старше, чем выглядят для нунцианских глаз. Когда он смотрел на Абигайль, то видел подростка, скорее всего лет шестнадцати отроду, а не молодую женщину почти на десять стандартных лет старше. Хуже того, культура Нунцио была бескомпромиссно патриархальной. Горькие века жалкого существования и дурной медицины создали общество, которое вынуждено было стоически переносить чудовищную смертность среди детей. На протяжении большей части их планетарной истории нунцианские женщины были слишком заняты вынашиванием детей — и, зачастую, умиранием от родильной горячки, пока местные медицинские круги не открыли заново, что заболевания возбуждаются микробами — чтобы заниматься чем-либо ещё. Только на протяжении последних двух или трёх поколений медленно прогрессирующий технологический уровень системы сделал возможным изменить эту ситуацию. Но так уж устроено человеческое общество, что изменения такого масштаба не происходят в одночасье.

"Вот и ещё одна параллель с домом, — сардонически подумала грейсонский лейтенант. — Хотя эта атеистическая компания, по крайней мере, не пытается ссылаться на Божью волю! Но без леди Харрингтон, Протектора и преподобного Хэнкса, чтобы пинать их в зад, они в любом случае будут принимать перемены медленнее — и даже с большей долей ослиного упрямства".

Во всяком случае Эйнарссон явно был всерьёз недоволен (хотя, несомненно, думал, что превосходно это скрывает) получением "рекомендаций" даже от старшего лейтенанта, оказавшегося женщиной. Как бы он отреагировал, если бы она оставалась в своём постоянном звании, Абигайль не хотелось даже представлять.

Она ещё раз взглянула на хронометр и кивнула, ибо тот отсчитал пять часов с момента, когда выносные сенсорные массивы засекли незваных гостей. Пять часов, за которые Понтифик переместился больше чем на полмиллиона километров, унося с собой "Гексапуму". Если бандиты ухитрились одурачить "Гексапуму" и сумели запустить наперехват планете беспилотный разведчик в тот момент, когда сами они были у гиперграницы, то его траектория пройдёт достаточно далеко от текущего положения "Росомахи", чтобы сигнал настолько слабый как от импеллерного клина ЛАКа остался им незамеченным. А поскольку сами Бандиты Один и Два всё ещё находились от планеты далеко за пределами дальности действия бортовых сенсоров…

— Готовность к ускорению три минуты, — произнёс у неё в наушнике голос капитана Эйхнарссона.

Три минуты канули в вечность, и шесть ЛАКов с прицепившимися к ним ботами ринулись с места с ускорением пятьсот g.

"Что ж, является шкипер гением тактики или нет, мы узнаем примерно через десять с половиной часов", — подумала Абигайль.


***


Наоми Каплан уселась в тактической секции, повесила шлем на крючок, предусмотренный сбоку на кресле, и быстро, но внимательно оглядела свой пульт, как всегда и делала. Это заняло у неё несколько секунд, а потом она буркнула что-то одобрительное и удовлетворённо откинулась в кресле.

— Пульт мой, — сказала она сидевшей рядом с ней гардемарину, приглядывавшей за обстановкой, пока Каплан поглощала запоздавший завтрак. Корабль находился в состоянии "Браво" — это ещё не было боевой тревогой, но экипаж уже облачился в скафандры — а в традициях КФМ было следить, чтобы люди были хорошо накормлены перед боем. Каплан уже проследила, чтобы все её люди поели… и получила весьма прозрачный намёк от Анстена Фитцджеральда, что тот хочет, чтобы и она тоже поела.

— Так точно, пульт ваш, мэм, — отозвалась Хелен Зилвицкая, и Каплан взглянула на неё.

— Нервничаете? — спросила она достаточно тихо, чтобы никто больше на мостике её не слышал.

— Нет, мэм, — ответила Хелен и сделала паузу. — Ну, нет, если вы хотели спросить боюсь ли я, — продолжила она со скрупулёзной честностью. — Полагаю, что я, наверное, обеспокоена. Больше всего тем, что могу напортачить.

— Так и должно быть, — подтвердила Каплан. — Хотя вы могли бы обратить внимание и на тот факт, что только потому, что мы считаем себя больше и зубастее противника, это не обязательно является истиной. А даже если и является, то все равно не делает нас неуязвимыми. Удар камнем по голове сделает вас ровно настолько же мёртвой, как и снаряд трёхствольника, если вы подпустите противника достаточно близко, и если ему повезёт.

— Да, мэм, — сказала Хелен, вспоминая ощущение ломающихся как сухие ветки человеческих шей в сумраке древней канализации Старого Чикаго.

— Но вы правы в том, что сосредоточились на работе, — продолжила Каплан, не подозревая о воспоминаниях гардемарина. — Прямо сейчас это составляет вашу ответственность, а ответственность является лучшим из известных мне лекарств от более приземлённых страхов, вроде страха оказаться разорванным на мелкие кусочки. — Она улыбнулась при непроизвольном изумленном фыркании Хелен. — И, разумеется, если вам случится в чём-либо напортачить, заверяю вас, что к тому моменту, когда я с вами закончу, вы будете жалеть, что не были разорваны на мелкие кусочки.

Она свирепо нахмурилась, и Хелен кивнула.

— Да, мэм. Я буду это помнить, — пообещала она.

— Замечательно, — сказала Каплан и отвернулась к своему дисплею.

"Славная девочка", — подумала она, хотя изначально у неё были некоторые сомнения, учитывая связи гардемарина с Кэтрин Монтень и Антирабовладельческой Лигой. Не говоря уже о деловых связях её отца-супершпиона с формально запрещённой "Одюбон Баллрум". В отличие от, по её мнению, слишком многих офицеров, Каплан не считала, что политическим взглядам — её, или чьим бы то ни было ещё — есть место во Флоте королевы. Лично она была членом партии центристов, и была счастлива, когда Вильям Александер сменил некомпетентного, коррумпированного, долбаного козла Высокого Хребта, хотя обычно оставалась в стороне от политических дискуссий, которые, похоже, столь занимали её коллег-офицеров. Как центристу, ей не очень по нраву был бескомпромиссный политический стиль Монтень, да и либеральная партия у неё никогда симпатий не вызывала, даже до того, как Новый Киев продалась Высокому Хребту. Но Каплан приходилось признать, что каковы бы ни были недостатки Монтень, в её железобетонной верности собственным принципам, какими бы радикальными те ни были, не было абсолютно никаких сомнений.

Тем не менее, Каплан мучил вопрос, сможет ли человек с таким политизированным прошлым отодвинуть его в сторону. Особенно после того, как младшая сестра Зилвицкой стала облечённой королевской властью главой государства! Однако если и был хоть один случай, когда политические убеждения Зилвицкой сказались на исполнении ею своих обязанностей, Каплан этого не заметила. А девушка была чертовски хорошим тактиком. Не настолько замечательным, как Абигайль, но у неё было чутьё. Так что, если кому-то следовало занять место Абигайль, Зилвицкая была превосходным выбором.

"Но я не хочу, чтобы кто бы то ни было занимал место Абигайль", — подумала Каплан, и слегка удивилась собственному отношению. У юной грейсонки был дар внушать веру в себя, как на личном, так и на профессиональном уровне, не переступая черту фамильярности с начальством или с подчинёнными. Это было редким качеством. Каплан наконец призналась себе самой, что обеспокоена. Что ей не нравится отпускать Абигаль с глаз долой, особенно с этими примитивными сексистами-нунцианцами.

"Разумеется, — ехидно подумалось ей, — у девушки чертовски больше опыта общения с примитивными сексистами, чем когда-либо будет у меня! Скорее всего, их более чем достаточно в её собственной семье, если на то пошло".

Каплан фыркнула при этой мысли и сверилась с часами.

Девять часов с момента, когда выносные сенсорные массивы впервые засекли нарушителей, и пока что всё шло строго по плану.


***


— Мэм, думаю, вам стоит взглянуть на это, — сказала Хелен после повторной, весьма тщательной перепроверки данных. Результат каждый раз получался одним и тем же, как бы дико он не выглядел.

— Что там? — спросила лейтенант-коммандер Каплан.

— Массив Альфа-Двадцать только что снова засёк Бандита-Один, мэм. При этом у него был очень удачный угол наблюдения, и не думаю, что корабль представляет собой именно то, чего кто-либо ожидал.

Каплан оторвалась от проверки плана ракетной атаки, и повернулась, чтобы видеть дисплей Хелен, которой было приказано отслеживать информацию с сенсорных массивов — в основном, как подозревала сама Хелен, чтобы чем-то её занять. Однако теперь, при взгляде на висящие на нём данные и на запись из каталога, выведенную БИЦ[18]боевым информационным центром на боковую вставку по запросу Хелен, брови Каплан поползли вверх.

— Что ж, миз Зилвицкая, — сухо сказала она, — вижу у вас есть истинно грифонский дар к преуменьшению.

После чего ещё несколько секунд изучала дисплей, а Хелен насколько могла незаметно следила за ней.

Данные были переданы лазером, а не СКС, чтобы быть уверенными, что бандиты ничего заметят, поэтому устарели уже на несколько минут. Но для целей идентификации это не имело значения и, ещё секунду спустя, тактик мотнула головой и потянулась к кнопке своего коммуникатора. Нажав кнопку, она две или три секунды ждала, пока в наушнике не раздался голос.

— Капитан слушает.

— Сэр, это Каплан. Мы только что получили подтверждение местонахождения Бандита-Один. Он именно там, где мы ожидали его увидеть, и у массива был очень удачный угол наблюдения. Миз Зилвицкая — тактик коротко улыбнулась и подмигнула Хелен, что оказалось той изумительно приятно — пропустила данные через БИЦ и у нас есть предположительная идентификация.

— И? — спросил Терехов, когда Каплан сделал паузу.

— Шкипер, если верить БИЦ, это тяжёлый крейсер типа "Марс".

— Хев?

В голосе капитана было что-то странное. Какая-то резкость, или заминка. Может быть мимолётное колебание. Что-то. Но Каплан не могла четко на это указать, что бы это ни было. И если она вообще действительно что-то услышала, это полностью отсутствовало в его следующей фразе.

— В БИЦ уверены в результате? — спросил он.

— В достаточной степени, сэр. Они всё ещё называют его предварительным, но я думаю, что это только врождённая осторожность. Однако в данных есть одна странная вещь, шкипер. Сенсорный массив проходил за кормой Бандита-Один, как раз там, где в его маскировочном поле есть прореха, и сделал запись его эмиссии. Именно так мы смогли его идентифицировать. Но по анализу БИЦ нейтринного потока выходит, что на этом корабле установлены старые термоядерные реакторы "Тетеревятник-Три".

— "Тетеревятник-Три"?

— Да, сэр. А по данным РУФ их верфи перешли на установку "Тетеревятников-Четвертых" в процессе постройки третьей серии этого типа, и после перемирия на всех уцелевших кораблях старых серий — которых оставалось немного — была проведена систематическая модернизация. В конструкции "Тетеревятников-Третьих" были допущены серьёзные недочёты, а в "Четвёртых", помимо их устранения, был увеличен выход энергии на пятнадцать процентов. Поэтому для модернизации по всему флоту были приложены нешуточные усилия. По данным РУФ старых "Третьих" больше не должно оставаться в строю.

— Это… весьма интересно, тактик, — голос Терехова был медленным и задумчивым. Он помолчал несколько секунд, а потом спросил: — Есть ли признаки того, что они засекли массив во время прохода?

— Никаких, которые я могла бы заметить, сэр. Они просто продолжают полёт по инерции, в точности так, как и раньше. Массив весьма хорошо замаскирован, шкипер, и мы заблокировали гравитационно-импульсные передатчики на всех платформах. Я думаю, что вероятность того, что они засекли аппарат, крайне низка.

— Согласен, — сказал капитан. — Хорошо, тактик. Спасибо за новости.

— Наша цель — благо клиента, шкипер, — Каплан услышала смешок капитана, отключая связь, улыбнулась сама и повернулась к Хелен.

— Это была хорошая работа, миз Зилвицкая. Действительно, очень хорошая работа.

Она не добавила вслух: "Именно поэтому я позаботилась, чтобы шкипер знал, кто именно это сделал".

— Спасибо, мэм, — ответила Хелен.

Она не добавила вслух: "И спасибо за то, что сказали капитану, кто сделал это".


***


Вымученная усмешка Айварса Терехова увяла, и взгляд его вернулся к устройству для чтения книг, но страницы он не видел. Его мысли — и воспоминания — были слишком заняты. Слишком… беспорядочны.

Хев. Он вспомнил недавний комментарий Фитцджеральда и покачал головой. Ни один из хевенитских кораблей не должен был забраться так далеко от дома. Не почти за тысячу световых лет от системы Хевен.

Он закрыл глаза и интенсивно помассировал веки, пытаясь заставить свой мозг работать, но тот упорно отказывался, находясь в ловушке жутких воспоминаний, переживая заново, как крейсера типа "Марс" разворачиваются бортом для залпа. Видя, как на КЕВ "Непокорный" обрушивается смертоносный ураган. Его ноздри помнили вонь полыхающей проводки и горящей плоти, уши — вопли раненых и умирающих. Воспоминание о кровавой агонии — воспоминание, врезавшееся в душу, гораздо глубже, чем в плоть и кровь — прокатилось по нему. И лица. Лица, которые он так хорошо знал. Лица людей, которых он приговорил к смерти, которую сам каким-то образом обманул.

Он глубоко вдохнул, сражаясь сам с собой, и, внезапно, услышал тихое сопрано.

"Всё кончилось, — сказала Шинед. — Всё кончилось".

Терехов резко выдохнул, открыл голубые глаза и уставился через всю кабину на висящий на переборке портрет. Он почувствовал её голову у себя на плече, её дыхание у себя в ухе, и демон воспоминаний бежал, изгнанный её присутствием.

Краска стыда залила его лицо, а правая рука стиснула читалку. Он не сознавал, что его броня настолько тонка, не представлял, что это воспоминание может ударить так сильно и так внезапно. Холодный укол страха подобно ледяному клинку пробился сквозь пламя стыда при внезапной мысли о том, что могло случиться, если бы подобное произошло во время боя.

"Но этого не случилось, — с яростью сказал он сам себе. — Не случилось. И не случится. Это был сюрприз, неожиданность. Я смогу это выдержать. Теперь, когда знаю, что предстоит".

Он встал, опустив читалку на подушку громадного комфортабельного кресла, которое для него выбрала Шинед, и подошёл к её портрету, посмотрев ей прямо в глаза.

"Я не позволю подобному случится ещё раз", — пообещал он ей.

"Я знаю", — сказали её зелёные глаза, и он ей кивнул. Потом отвернулся и посмотрел на свою правую руку — свою регенерированную правую руку — которой наливал свежий кофе из кофейника, который Джоанна оставила у него на столе. Практически к его собственному удивлению рука была тверда, не выдавая дрожью, насколько сильно был он потрясён.

Взяв кофе, он вернулся к креслу, убрал читалку и снова опустился в него.

Его мозг начинал возвращаться к рабочему состоянию. Он отхлебнул успокаивающе горячего кофе, мысленно заново проигрывая доклад Наоми Каплан. Она была права; это было "странно". Достаточно странно вообще обнаружить здесь хевенитский корабль, забравшимся в такую даль, но корабль с реакторами "Тетеревятник-Три"?

Испытанное им у Гиацинта оставило в Терехове пламенную, жгучую необходимость узнать всё, что только возможно, о кораблях, которые устроили бойню его подразделению и его конвою. Он осаждал РУФ, бессовестно спекулируя статусом "героя войны", пока не узнал имена командира оперативного соединения и командиров каждой из его эскадр. Он изучил состав вражеского соединения, узнал какие корабли его люди уничтожили, а какие повредили. И в процессе он узнал о вражеской технике куда больше, чем знал до той битвы. В том числе узнал он и причину, по которой "Тетеревятник-Три" получил столь неподобающе спешную отставку, как только появились более новые поколения термоядерных реакторов.

"Тетеревятник-Три", как и сами тяжёлые и линейные крейсера, на которых его первоначально устанавливали, был типичным продуктом довоенной технической базы хевов: большим, мощным и грубо слепленным. Не будучи в состоянии достичь уровня совершенства Звёздного Королевства, Народная Республика полагалась на технику, созданную достигать результата грубой силой и рассчитанную на куда более короткие промежутки между капитальными ремонтами. Но "Тетеревятник-Три" был даже для хевов необычайно сырой конструкцией. Он представлял собой переходный этап от довоенного оборудования к более изощрённым конструкциям, которые хевы смогли производить позднее благодаря технической помощи Лиги. Реактор был намного эффективнее своих предшественников, выдавая почти вдвое большую мощность ценой едва десятипроцентного увеличения размеров. Но достигнуто это было ценой экономии на отказоустойчивости, чтобы сократить массу… и привело к появлению чрезвычайно опасного дефекта в системе удержания плазмы. Сбой в этой системе привёл к катастрофическим последствиям как минимум у двух кораблей находившихся на парковочной орбите с реакторами, работающими в дежурном режиме. Никто, включая самих хевов, не знал, сколько было случаев, когда корабли гибли в результате сочетания этого конструктивного дефекта с полученными в бою повреждениями, но число это, несомненно, было куда больше.

Так зачем хевам посылать устаревший корабль, с печально знаменитыми своей ненадёжностью реакторами, за тысячу световых лет от дома? Из тех, кто мог желать зла Звёздному Королевству, Республика Хевен выигрывала от дестабилизации процесса аннексии Талботта меньше прочих. Разумеется, именно этим могло объясняться то, почему они послали устаревший корабль, чьи возможности больше не удовлетворяли фронтовым стандартам и об отсутствии которого в боевых порядках вряд ли кто пожалеет. Но зачем бы им брать на себя труд посылать хоть кого-то? И уж разумеется, если бы они собирались услать какого-нибудь бедолагу-капитана в такую даль, то не повесили бы ему на шею, вдобавок ко всему прочему, ещё и реакторы "Тетеревятник-Три"!

Однако получалось, что они именно так и поступили. Как ни старался, Айварс Терехов не мог придумать никакого объяснения подобному решению, которое имело бы хоть какой-то смысл.

Но пока он размышлял над этой проблемой, глубоко-глубоко, в потайном уголке его мозга билась другая мысль.

"Марс". Снова "Марс". Но в этот раз против него у меня не лёгкий крейсер.

О, нет. Не в этот раз.



Читать далее

Глава 19

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть