Саймон ждал возвращения матери. Она выскользнула из дому, выгадав время между подачей блюд, – сказала, что должна отлучиться по одному поручению и скоро вернется. Но это было очень давно. Саймон прокрался в ее спальню и высунул голову в окно. Он наблюдал, как женщины возвращаются с городской водокачки, неся воду; как проехал мимо возчик в своей повозке; как медленно, с видимым усилием подметает мусор уличный уборщик. Двое мужчин из церковной коллегии уже начали свой обычный обход. Удлинились вечерние тени, а мать все не возвращалась. Теперь в любую минуту его могла позвать миссис Баттеруорт своим громким и резким, как у каркающей вороны, голосом, но не будет ему покоя, пока он не узнает, где мама.
И вдруг снизу до Саймона донеслись голоса. Он узнал один голос и косынку на голове. Это был Черный Джек с приятелем. Саймон поспешно отпрянул от окна. Черный Джек провел полдня в пивной и все время настойчиво уговаривал Мари потанцевать с ним. Саймон любил смотреть, как она танцует, вскакивая на столы и хлопая в ладоши. Ее лицо освещалось какой-то загадочной улыбкой, словно никого вокруг не было. Однако ему не нравилось, как смотрят на мать мужчины, когда она приподнимает юбки. Особенно ему не нравился Черный Джек. В нем был какой-то жесткий и холодный блеск – как у оловянного блюда. Прижавшись к оконной раме, Саймон прислушался.
– Значит, она тебе нравится, – сказал друг Черного Джека.
И голос Черного Джека ответил:
– Да, она ничего.
– А ты думаешь, она с тобой пойдет?
Черный Джек что-то пробормотал, но Саймон не расслышал его слов, которые сопровождались тихим неприятным смехом.
И тут Саймон увидел мать, приближающуюся к дому со стороны церкви. Со сжавшимся сердцем он наблюдал за Мари, которая шла танцующей походкой.
Черный Джек тихо сказал своему приятелю:
– Теперь уходи. – и сам отступил в тень ближайшего переулка.
Когда Мари поравнялась с ним, Черный Джек шагнул к ней и схватил за руку. Саймон услышал, как она вскрикнула «Ой!» от удивления, когда Черный Джек потащил ее в переулок. Саймон так далеко высунулся из окна, что чуть не выпал, пытаясь увидеть, что там происходит. Он услышал, как они переговариваются шепотом, и мать пытается возражать. Она вырвалась из рук Черного Джека и вернулась на улицу, но тот сгреб ее в охапку и поцеловал. Она снова вырвалась и побежала в трактир.
Саймон замер, сердце его бешено колотилось. Он услышал, как его зовет миссис Баттеруорт, но даже не шевельнулся, пока на лестнице не застучали ее тяжелые шаги.
– Проклятый мальчишка! И куда это он подевался?
Саймон выскользнул из комнаты матери и грубо протиснулся мимо миссис Баттеруорт, стоявшей на площадке.
За весь вечер не выдалось и минутки, чтобы поговорить с матерью. В трактире становилось все многолюднее, и посетители напивались все сильнее. Мари танцевала и пела для них, а в промежутках носилась между кухней и залом. На лбу ее поблескивали капельки пота. Саймон нарезал хлеб, раскладывал жаркое, мыл горшки. Он действовал еще более неуклюже, чем обычно, и проливал все больше. Наконец миссис Баттеруорт велела ему мыть пол. Затем ему пришлось притащить бочки из подвала и принести воду с водокачки. В трактире завязалась драка – правда, не страшнее, чем обычно, – и миссис Баттеруорт вышвырнула драчунов на улицу. Однако скоро все они вернулись.
Выглядывая из кухонной двери, Саймон видел, как компания Черного Джека разгуливается все веселее. Он требовал у матери Саймона одну песню за другой, а когда мимо проходила Сьюзен, пытался усадить ее к себе на колени. Сьюзен отталкивала его, хихикая. Лицо Саймона горело от ненависти, когда он наблюдал за происходящим. У Черного Джека были черные волосы с сединой, выбивавшиеся из-под косынки, щетина на подбородке; в расстегнутом вороте рубашки проглядывались более темные волосы на груди. На тыльной стороне обеих рук вытатуирована роза. Однако к облегчению Саймона Черный Джек и его приятели удалились еще до того, как пришло время закрывать кабак.
Постепенно трактир опустел, потому что назавтра был рыночный день, и всем придется рано вставать. Мари вошла на кухню, заправляя волосы под чепчик. Она устало улыбнулась сыну, но Саймон не ответил ей улыбкой.
– Что он тебе сказал? – спросил он по-цыгански.
– Кто? – осведомилась мать, все еще занятая своими волосами.
– Фу! Какая вонь в этой комнате! – сказала Сьюзен, входя торопливой походкой. – Помоги-ка нам – нужно отскрести столы.
Мари взяла тряпку, но Саймон поймал ее за рукав.
– Я тебя видел! – заявил он, на этот раз по-английски.
Мать удивленно взглянула на него, но потом поняла, о чем он говорит.
– В пивном зале? – осторожно спросила она.
– Нет – на улице.
Сначала Саймону показалось, что она хочет отчитать его за то, что он шпионит за ней, но мать лишь сказала:
– То, что обычно говорит всем служанкам.
Саймон знал, что она лжет, и это задело его больнее, чем, бывало, побои.
Мать повернулась, чтобы идти, но Саймон остановил ее:
– Он мне не нравится.
– О, Саймон, – вздохнула мать. Она не смотрела ему в глаза, и вид у нее был расстроенный. – Он ничего такого не сказал – просто хотел удостовериться, что я буду для него петь. Вот и все.
«Нет!» – хотелось закричать Саймону, но он не мог.
– Не уходи, – прошептал он.
Теперь мать смотрела на него. Она коснулась его лица и прижала к своей щеке его руку. Он был выше ее.
– Саймон, – произнесла она мягко. – Я никогда тебя не оставлю.
И он наконец-то расслабился, потому что знал, что теперь она говорит правду.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления