Онлайн чтение книги Букет фиалок The Black Benedicts
Глава 14

Всю следующую неделю Мелори лихорадочно утрудилась над задачей, которую поставил перед ней Райф Бенедикт. Огромную помощь оказала ей в этом миссис Карпентер — составила список всех местных жителей, расположив их по степени важности. Экономка не была в восторге от самой идеи костюмированного бала, особенно после того, как услышала, что он затевается ради удовлетворения очередной прихоти мисс Мартингейл, и с сомнением поглядывала на Мелори, которой было поручено разослать приглашения. Фиппс, однако, считал, что давно пора устроить в «Морвене» нечто сенсационное, и втайне одобрял решение своего господина, сетуя на то, что тот до сих пор остается холостяком и так редко приглашает в гости даже ближайших соседей.

Серена же была на седьмом небе от счастья. Услышав о маскараде, она потащила Мелори в картинную галерею и заставила внимательно изучить все до единого портреты, чтобы выбрать самое прекрасное платье.

— Если дядя Райф не закажет для меня маскарадный костюм в Лондоне, — сказала она, — мы поедем в Бимстер и купим материал, а миссис Хоуленд сошьет платье по рисунку!

Миссис Хоуленд была деревенской швеей, непревзойденной мастерицей в изготовлении обивки для кресел и штопке простыней, но Мелори сильно сомневалась в том, что она сумеет скопировать платье, которое носила в древности какая-нибудь красавица из рода Бенедикт. Однако Серена была полна энтузиазма, и у гувернантки просто не хватило духу разочаровать малышку, не поговорив прежде с ее дядей. В конце концов, девочка нашла свой идеал и указала пальчиком на прекрасную даму с портрета кисти Гейнсборо:

— Вот! В этом платье я буду такая же красивая! А вы? Что наденете вы, мисс Гувер? Давайте выберем и вам что-нибудь!

Но Мелори при мысли о том, что после каторжной работы по организации этого мероприятия от нее могут потребовать еще и появления на балу в маскарадном костюме, скорчила такую мину, что Серена удивленно уставилась на нее. С одной стороны (но это Мелори не считала необходимым объяснять своей подопечной), расходы на подходящее для такого случая платье были вне обсуждений; с другой — она слишком отчетливо представила себе презрительную гримаску, которую скроит Соня Мартингейл, когда ей сообщат, что гувернантке будет позволено присутствовать на карнавале (рассуждения об этом тоже не предназначались для детских ушей). Нет, что бы там ни случилось, она не покажется на празднике! Стремясь прекратить разговоры о костюме, Мелори сказала Серене, без какой-либо жалости к себе, что она нанята на работу ее дядей как своего рода прислуга, а даже старшая прислуга не получает приглашений на графские балы.

Но Серена лишь округлила большие черные глаза:

— А дядя Райф знает, что вы не пойдете?

Мелори пожала плечами:

— Он и не думает, что я собираюсь пойти.

— Но он же недавно попросил вас поужинать с ним и со мной, а миссис Карпентер он никогда об этом не просит. — Девочка победоносно заулыбалась. — Миссис Карпентер — прислуга, значит, вы — нет!

Мелори не стала больше спорить, но все же ясно дала понять Серене, что вечер, на который назначен бал, она намерена провести в своей комнате.

Перед балом еще многое нужно было сделать, чтобы не ударить в грязь лицом перед мисс Мартингейл. Предполагалось, что к ее приезду все уже будет в состоянии полной готовности, и с этой целью был заранее открыт большой бальный зал в южном крыле дома, с мебели сняты чехлы. Огромную хрустальную люстру, зеркала и канделябры слуги начистили так, что они сверкали, словно бриллианты. У Мелори, когда она впервые увидела зал, от восхищения перехватило дыхание. Такие комнаты не часто используются в наши дни, да и затраты на их содержание в чистоте и порядке слишком велики, но если уж их открывают, украшают красивыми гирляндами потолок и позолоченные карнизы, они выглядят волшебно, обеспечивая прекрасный фон для грациозных танцоров.

Мелори помогала миссис Карпентер и ее команде, собранной в ближайшей деревне, вытирать пыль с холстов, полировать хрупкие детали мебели в стиле хепплуайт[9]Хепплуайт — появившийся в XVIII в. стиль мебели преимущественно красного дерева, отличается овальными и веерообразными спинками кресел, изогнутыми ножками и подлокотниками, славится изяществом и тонкостью отделки. Назван по имени столяра-краснодеревщика Дж. Хепплуайта. и снимать чехлы с обитых дамастом кушеток. Когда вся тяжелая работа была завершена, осталось только украсить зал, для чего в поместье пригласили профессионального дизайнера.

Бал должен был состояться через неделю после того, как в «Морвен-Грейндж» приедет мисс Мартингейл.

В тайниках своей души Мелори боялась ее возвращения, и не только потому, что Соня получит право оценить работу по подготовке бала. Девушка знала: ей, как это однажды уже случилось, вновь придется наблюдать за исчезающими в тенистых уголках поместья элегантными фигурами Райфа Бенедикта и знаменитой балерины, видеть, как они обмениваются нежными улыбками, как смотрят друг на друга… Они смотрели друг на друга, как люди, которые собираются провести остаток своей жизни вдвоем…

Мелори почти не видела своего хозяина с того вечера, когда они вместе шли по залитому лунным светом саду и он спас ее от падения с лестницы в розарии. Нет, она не делала попыток держаться от него в стороне, но когда они встречались, Райф казался слишком озабоченным. По словам миссис Карпентер, он проводил часы, закрывшись в библиотеке, где никто не осмеливался его тревожить. Мелори было ясно, что он скучает по мисс Мартингейл и поэтому с головой погружается в работу. У него не находилось времени даже для племянницы, но та была слишком взволнованна всем происходившим вокруг и даже не замечала, что обожаемый дядя Райф пренебрегает ею.

Утренние прогулки верхом больше не повторялись, а когда он выезжал один, Мелори нервничала и мысленно убеждала себя в том, что Саладину теперь можно доверять, что конь ведет себя прилично, что несчастный случай, в результате которого хозяин поместья сломал ключицу, никогда не повторится. Она знала, что это нелепо — так беспокоиться о мужчине, чье сердце отдано блистательной танцовщице, великолепной Соне Мартингейл, но ничего не могла с собой поделать.

В день приезда хозяйки бала Мелори заперлась в своей гостиной и не открывала дверь никому, даже Серене. Она наотрез отказалась дежурить с девочкой у окна, чтобы посмотреть, как машина плавно остановится перед особняком и из нее появится Соня, еще более прекрасная, чем всегда, и ликующая от того, что возвращается наконец… к себе домой.

Серена с Дарси наблюдали за прибытием из окна классной комнаты, выходившего на дорогу, а Мелори сидела у себя, в кресле возле камина, с сиамским котенком Марком Антонием на коленях и впервые с тех пор, как приехала в «Морвен», страстно желала снова оказаться в лондонском предместье, в старом коттеджике с матерью, братьями и сестрой, и навсегда забыть о суровых просторах Уэльса.

Девушка понимала, что пройдет еще немного времени и сердечная боль станет невыносимой, если не предпринять каких-то решительных мер. И единственное, что она сумела придумать, — это уехать прочь из «Морвена» как можно скорее.

Райф Бенедикт сказал, что ее работа здесь всего лишь временная, и теперь, припомнив эти его слова, она была ему благодарна, но вместе с тем почувствовала холодную пугающую пустоту в сердце.

Мелори съежилась в кресле, вздрагивая от каждого звука шагов за дверью и на лестнице, всей душой желая, чтобы подольше не наступал тот момент, когда Серена влетит к ней с радостным воплем: «Она приехала!»

Но девочка все же ворвалась к ней, полная впечатлений, и принялась взахлеб рассказывать об изысканном наряде мисс Мартингейл и о том, что балерина привезла свою обожаемую собаку. Мелори тогда подумала, что это был тот самый пес, который приветствовал Соню по утрам, облизывая ей лицо, и чуть позже, встретив его в первый раз, очень удивилась, обнаружив, что это не какая-нибудь изящная болонка, а огромный и свирепый на вид эльзасец[10]Английское название восточноевропейской овчарки..

Белинде вторжение чужой собаки такой внушительной комплекции категорически не понравилось, тем более что эльзасцу было позволено занять место в жилой части «Морвена», и Серене, с целью избежать возможных неприятностей, пришлось держать свою любимицу в заключении в детском крыле, как называлась часть дома, включающая ее спальню, апартаменты Мелори и классную комнату.

Таксу, неустанно заявлявшую тоскливыми подвываниями протест произволу, все же не так трудно было удерживать взаперти, но вот Марк Антоний, склонный рассматривать себя как вольного скитальца, узником стать не захотел. Когда его заключили в тюрьму в гостиной Мелори, он ухитрился удрать в открытое окно, спуститься по водосточной трубе и вновь обрести свободу. Однако радость его от этих успехов была недолгой — едва кот приземлился всеми четырьмя лапками на траву, на террасе тут же появился эльзасец мисс Мартингейл и немедленно выразил ему величайшее неодобрение. Мелори, которая в это время вошла в свою комнату за корзинкой для рукоделия, чтобы заштопать дырку на летнем платье Серены, услышала перебранку, начавшуюся под окном, и, убедившись, что Марка Антония нигде нет, выглянула из дома. К своему ужасу, она увидела, что эльзасец, угрожающе рыча, продвигается в сторону оцепеневшего от испуга кота.

Девушка бросилась вон из комнаты, слетела вниз по лестнице и, выскочив во двор, метнулась к тропинке под окном гостиной, где противники уже стояли друг против друга. К Марку Антонию вернулась часть его мужества, и теперь он злобно шипел, обещая дорого продать свою жизнь. Но Мелори не собиралась ждать наступления этого момента и подхватила маленького героя как раз в ту секунду, когда эльзасец прыгнул. Девушка пошатнулась и выпустила из рук котенка. Падая, она только чудом не ударилась головой о каменную вазу с каскадом ярких цветов, а Марк Антоний, совершив путешествие по водосточной трубе, благополучно добрался до крыши и разразился возмущенным мяуканьем.

Мелори поднялась с гравийной дорожки. Эльзасец, оскалив зубы и не сводя с девушки горящих страшным красным огнем глаз, готовился к новому прыжку. Но прежде чем ему удалось это сделать, на террасе появился Райф Бенедикт и заорал, приказывая овчарке убираться прочь, после чего с беспокойством, отчетливо читавшемся на смуглом лице, повернулся к Мелори:

— Мисс Гувер, что с вами?

Девушка испуганно смотрела на него, чувствуя боль в ушибленном локте и противную тошноту от мысли, что она могла разбить голову о каменную вазу. Пробормотав, как всегда автоматически, что с ней все в порядке, она вдруг вспомнила о сиамском котенке, судьба которого ей была неизвестна.

— Марк Антоний! О боже, где он?!

— Не волнуйтесь за Марка Антония, Фиппс найдет его и принесет домой, но вы… у вас рука в крови! — Райф спрыгнул на траву и подбежал к девушке. — Покажите! — приказал он, когда Мелори судорожно одернула рукав, чтобы спрятать рану.

— Пустяки! — пролепетала она. — Всего лишь царапина.

— Но я видел, как эта зверюга Аякс на вас набросился! Вы могли получить серьезную травму, если бы ударились о ту вазу! — Он бросил на каменную вазу враждебный взгляд.

В этот момент на террасу выпорхнула Соня Мартингейл и, спустившись по ступеням, томно повисла у него на руке.

— Что происходит? — осведомилась балерина холодным, безразличным голосом. — Аякс вовсе не зверюга, Райф! Я не хочу, чтобы ты его так называл! — Она взглянула на Мелори, как будто делая мысленное усилие вспомнить, кто это, и в то же время осуждая ее за устроенную прямо под окнами гостиной неприятную сцену. — Право, дорогой, все собаки бросаются на кошек, и ваш глупый Марк Антоний удрал бы, если бы мисс… мисс Гувер, кажется?.. не попыталась схватить его на глазах бедного Аякса! Ну что за глупость! Она сама напросилась на неприятности. Впрочем, я не думаю, что случилось что-то серьезное.

— Не думаешь?

Мелори удивилась, услышав ледяные нотки в голосе Райфа Бенедикта. Нет, он не может так говорить с дамой своего сердца, ради которой готов на все! Наверное, почудилось, решила Мелори, списав все на потрясение после пережитого и тошноту от вида крови, струившейся по правой руке.

— Ну, это твое мнение, и я, так уж случилось, его не разделяю. А теперь будь добра, забери Аякса и привяжи его где-нибудь на конюшне, а я отведу мисс Гувер в библиотеку и позабочусь о ее руке.

— Но… — начала было Соня, как будто не в состоянии поверить, что он разговаривает с ней таким тоном, однако, заглянув ему в глаза, спорить не стала, проявив достойные похвалы сдержанность и самообладание. — Хорошо.

Впоследствии Мелори почти не помнила, что происходило в библиотеке после того, как они туда вошли, знала только, что у нее в руке оказался бокал с чем-то вкусным и крепким и прозвучал приказ выпить это немедленно. Она выпила — горло обожгло, и в голове сразу прояснилось. Усадив ее в кресло, Райф Бенедикт вызвал звонком миссис Карпентер, экономка прибежала с тазом теплой воды и йодом и принялась обрабатывать царапины. Мелори старалась не морщиться, когда йод делал свою работу, но, вопреки всем усилиям, слезы жалили глаза, и сквозь их пелену она видела мрачное лицо хозяина, молча смотревшего на нее. К ее ужасу, плотину вдруг прорвало, и поток пролился на щеки, образовав две реки слез, хлынувшие вниз к подбородку.

Девушка с усилием сглотнула, представив, какой малодушной он, должно быть, ее считает, и, опять вспомнив о Марке Антонии, принялась дрожащим голосом умолять Райфа проверить, все ли в порядке с котенком.

— Уверяю вас, с ним все в полном порядке. Фиппс уже получил распоряжение снять его с крыши. В данный момент он, вероятно, достает длинную лестницу.

— Л-лестницу? — запинаясь, произнесла Мелори, чтобы хоть что-то сказать.

— Да. И на будущее: не пытайтесь больше вмешиваться в спор собаки и кота. — Голос Райфа был обидно резок, и Мелори поняла, что он не на шутку раздосадован произошедшим по ее вине неприятным эпизодом, из-за которого его отношения с мисс Мартингейл стали немного натянутыми…

Она посмотрела в полные сочувствия глаза миссис Карпентер, и та ласково улыбнулась:

— Нет необходимости вызывать врача, милая. Царапина чистая и неглубокая. До свадьбы заживет. Думаю, хорошо бы вам подняться теперь к себе. Дарси приглядит за Сереной, а вам надо немного отдохнуть.

— Я хорошо себя чувствую, — заверила Мелори. Она чувствовала бы себя еще лучше, если бы Райф не был так зол! — Я вовсе не инвалид.

Позже, днем, к ней прискакала Серена и сообщила, что приглашена на чай в гостиную и что мисс Мартингейл привезла для нее фантастический наряд из Лондона.

— Правда, здорово?! — восклицала девочка, в восторге прыгая по комнате. — Его срисовали с картины какого-то Ромни[11]Ромни Джордж (1734–1802) — английский живописец-портретист.. Я надену большую шляпу и волосы уложу локонами! Ну разве не чудо? — И она крепко сжала Мелори в объятиях, так бурно выразив свой восторг, что гувернантка невольно поморщилась от боли. Девочка, заметив это, сочувственно охнула и тут же ее отпустила. — Бедный Марк Антоний! — Серена погладила котенка, лежавшего на коленях Мелори. — Но, как говорит Соня, вы не должны были вмешиваться, Аякс не сделал бы ему ничего плохого. А теперь невинного песика заперли на конюшне, и Соня из-за этого ужасно сердится.

— Я сожалею, — утомленно произнесла Мелори. — Возможно, она права, но я все же рада, что Марк Антоний в данный момент жив и здоров. А теперь беги пить чай и посмотри на свой наряд.

Если разрешат, ты можешь остаться внизу до ужина, потом Дарси уложит тебя спать.

Когда Серена ушла, девушка представила себе домашнюю сцену в гостиной, как обычно уставленной цветами: Соня главенствует за чайным столом, Серена в восторге ахает над своим фантастическим костюмом, а хозяин дома стоит, добродушно наблюдая за ними, если, конечно, он вновь обрел хорошее настроение…

Пара слезинок скатилась по щекам Мелори, и даже мурлыканье Марка Антония не смогло утешить ее.