Онлайн чтение книги Братья Львиное Сердце The Brothers Lionheart
Глава 8

Да, Йосси! Именно Йосси.

Я не сразу поверил собственным глазам. Йосси, такой добрый, веселый и краснощекий, подаривший мне печенье и утешавший меня, оказался предателем.

А теперь сидел у костра всего в нескольких шагах от меня с воинами Тенгила – он звал их Ведиром и Кадиром–и оправдывался, почему не приехал раньше.

— Сегодня ночью в горах Хуберт охотится на волков, а его мне нужно опасаться, понимаете?

Ведир и Кадир косо поглядывали на него, и Йосси удвоил рвение.

— Хуберт, вы что, о нем забыли? Ему тоже место в пещере Катлы, он ненавидит Тенгила не меньше Софии.

— Вот ты тогда и возьмешь его на себя, — сказал Ведир.

— Ведь это ты как–никак наш человек в долине, — вторил товарищу Кадир.

— Конечно же, конечно, — отвечал Йосси.

Он угодничал и хотел подлизаться к ним, но Ведиру и Кадиру совсем не нравился. Наверное, так уж устроено, что ник то не любит предателей – даже те, кто использует их.

Но уши ему оставили, их не отрезали. Хотя придумали кое–что похлестче – заклеймили его знаком Катлы.

— Все люди Тенгила должны носить на себе знак Катлы. Даже предатели, как ты, — сказал Ведир. — Чтобы ты мог показать, кто такой есть, если в Вишневую проберутся лазутчики, не знающие тебя в лицо.

— Конечно же, конечно, — засуетился Йосси.

Ему велели расстегнуть куртку и рубаху и железным клеймом, разогретым в костре, выжгли на груди знак Катлы. Йосси закричал, когда раскаленное железо коснулось его.

— Прочувствуй хорошенько! — сказал Кадир. — Теперь на веки вечные запомнишь, что ты — один из наших, хоть и предатель.

Ни разу в жизни мне не выпадало такой длинной и труд ной ночи. По крайней мере, с тех пор, как я попал в Нангиялу. И все–таки среди всех ее ужасов ужаснее всего было лежать и слушать, как Йосси бахвалится всем, что придумал на погибель Вишневой долине.

Софию и Хуберта он им быстренько поймает, говорил Йосси. Враз обоих.

— Но дельце надо обделать таким образом, чтобы никто не догадался, кто за всем этим стоит. Как же иначе я смогу оставаться вашим тайным человеком в Вишневой?

«Ну, тайным тебе, положим, ходить недолго, — думал я. — Потому что совсем рядом тот, кто разоблачит тебя, да так, что ты побледнеешь, краснощекий негодяй!»

Но потом этот Йосси сказал такое, отчего сердце у меня подпрыгнуло:

— Вы уже поймали Юнатана Львиное Сердце? Или он до сих пор гуляет по Шиповничьей долине?

Ведиру и Кадиру вопрос, как видно, не понравился.

— Мы напали на его след, — сказал Ведир. — Сотня людей ищет его днем и ночью.

— И мы найдем его, даже если придется выпотрошить в Шиповничьей долине каждый дом, — добавил Кадир. — Тенгил ждет его.

— Понимаю, — посочувствовал Йосси. — Молодец Львиное Сердце опасней любого другого, я же говорил. Он и воистину лев.

И я загордился, лежа в тени, что Юнатана назвали львом. И с какой радостью узнал, что Юнатан жив! Хотя тут же за плакал от ярости, когда понял, что сказал Йосси. Ведь он предал Юнатана! Только Йосси мог выведать о его тайной поездке в Шиповничью долину и донести о ней Тенгилу. Из–за Йосси сотня людей искала моего брата днем и ночью.

Но все–таки он был жив, жив! И к тому же на свободе. Хотя почему тогда звал на помощь? Я лежал в моей черной тени под скалой и думал, узнаю ли об этом когда–нибудь.

Зато, не сходя с места, я узнал многое другое. Йосси продолжал:

— Хуберт, о котором я вам говорил, завидует Софии. Из за того, что мы выбрали ее главной. Этот глупец считает себя ловчее и умнее всех.

Ага, так вот в чем дело! Я вспомнил, каким злым показался мне голос Хуберта, когда он повторил за мной: «И чего это такого в ней особенного?» Понятно, он всего–навсего завидовал Софии. Но ведь можно завидовать и в остальном быть хорошим человеком. А я, я с самого начала уверил себя, что Хуберт предатель, и все, что бы он после ни сказал или ни сделал, мерил этой меркой. Надо же, как легко можно ошибиться в человеке! Бедный Хуберт, он–то охранял меня, спас мне жизнь, подарил баранину, и все такое, а в благодарность я крикнул ему: «Не надо убивать меня!» Неудивительно, что он так взбеленился. Прости меня, Хуберт, думал я, прости меня, я и вправду. попрошу у него прощения, если увижу еще раз.

Йосси приободрился. Он был явно доволен собой. Но, видно, знак Катлы на груди побаливал, Йосси иногда стонал, а Кадир приговаривал:

— Прочувствуй хорошо! Прочувствуй!

Мне тут же захотелось хоть краем глаза взглянуть на этот знак Катлы. На что он похож? Хотя скорее всего он просто отвратительный, и лучше ничего не видеть.

Йосси все бахвалился тем, что сделал и что задумал сделать, а потом с минуту подумал и вдруг сказал:

— у молодца Львиное Сердце есть маленький брат. Он любит его больше всего на свете.

Я молча заплакал и затосковал по Юнатану.

— И мальчишечку можно использовать как наживку, на которую клюнет София.

— Что ж ты, голова кабацкая, раньше об этом молчал? воскликнул Кадир. — Брат! Да попади он нам, и мы легко вы маним Львиное Сердце из его логова. Где бы этот молодец ни прятался и ни таился, а ведь все равно проведает , что мы взяли братца.

— И выйдет к нaм, — подхватил Ведир. — Мол, отпустите брата и заберите меня. Что еще ему останется, если он действительно его любит и захочет уберечь сами знаете от чего. у меня даже слезы на глазах высохли, до того я перепугался. А Йосси надулся и заважничал.

— Я все мигом устрою, как вернусь домой, — заверил он. — Заманить Калле Львиное Сердце в ловушку проще простого, да и стоить–то будет горстку печенья. А потом я за маню туда же Софию — спасать малыша!

— София — женщина башковитая, — усомнился Кадир. Сможешь ли ты надуть ее?

— Всенепременно. Она даже не заподозрит, кто все под строил. София мне верит! — И Йосси затрясся от смеха. — А потом, когда вы получите и ее, и малыша Львиное Сердце, сколько белых лошадей даст за них Тенгил, как войдет в Вишневую долину?

Ну это мы еще посмотрим, подумал я. Ах вот как, Йосси, ты, значит, поедешь домой, чтобы заманить Калле Львиное Сердце в ловушку! А если его не окажется в Вишневой доли не, тогда что? И я развеселился в первый раз за всю долгую и трудную ночь. До чего глупый будет у Йосси вид, когда он узнает, что я исчез!

Но потом Йосси сказал:

— Малыш Калле Львиное Сердце, конечно, хороший мальчик, но воистину его нельзя назвать львом. Пугливей вороны не сыскать. Заячье Сердце – самое ему имя.

И Йосси сказал правду. Я и сам знал, что никакой я не храбрец. И что не имею права называться Львиное Сердце, как Юнатан. Но услышать такое от него!

Лежа в темноте, я застыдился, я подумал, что должен, обязательно должен стать хоть немного храбрее. Но не сейчас, сейчас мне слишком боязно.

Йосси замолчал. Он выказал всю свою подлость. Больше

хвастать было нечем. И он поднялся.

— Я должен поспеть домой до зари.

Они наставляли его до последней минуты.

— Смотри же, не оплошай с Софией и братцем! — наказывал Ведир.

— Будьте покойны, — ответил Йосси. — Но и вы должны пообещать мне, что не сделаете мальчонке ничего дурного. Не знаю, жалко мне его, что ли?

«Большое спасибо, я это уже заметил», — подумал я.

— Да, не забудь пароль, если случится приехать в Шипов ничью долину С какими вестями, — предупредил Кадир. - Если хочешь попасть за–стены живым.

- Слава Тенгилу, нашему освободителю! — повторил Йосси. — Я помню пароль днем и ночью. А Тенгил не забудет, что мне обещал, а? — Йосси уже сидел в седле, готовый тронуться в путь. — Йосси, ярл Вишневой долины! — гордо произнес он. — Тенгил мне обещал, он не забудет?

— Тенгил ничего не забывает, — ответил Кадир.

И Йосси поехал. Он скрылся за той же скалой, из–за которой появился, а Ведир и Кадир долго сидели и молча смотре ли ему вслед.

— Этот, — сказал Ведир, — пойдет Катле, когда мы по кончим с Вишневой.

По тому, к а к он это сказал, я понял, что значит достаться Катле. Я знал о ней совсем немного, но задрожал и едва не пожалел Йосси, хотя он и оказался негодяем.

Костер на каменной площадке догорел. И я стал надеяться, что Ведир и Кадир сейчас тоже уедут. Я представил себе, как они уезжают, и все тело у меня заныло от нетерпения. Я рвался освободиться от них, как крыса от капкана. Только бы вывести их лошадей из пещеры. Если бы удалось вывести их до того, как воины войдут сюда, думал я. Тогда бы я был спасен, и Ведир с Кадиром никогда бы не узнали, что им ничего не стоило схватить младшего брата Юнатана.

И тут Кадир сказал:

— Пошли в пещеру, соснем часок!

Ну вот и конец, подумал я. Ладно, не все ли равно, больше я этого не вынесу. Пусть хватают, но только побыстрей!

Ведир возразил ему:

— К чему спать? Скоро утро. Хватит с меня гор! Я хочу домой, в долину.

И Кадир согласился.

— Как хочешь, — сказал он. — Ступай выведи коней! Иногда в момент настоящей опасности делаешь то единственное, что нужно для спасения. Я бесшумно юркнул назад и забился в самый темный угол пещеры, совсем как маленький легкий зверек. И тут же увидел у входа фигуру Ведира; в следующую секунду она растворилась в кромешной тьме. Я больше не видел его, но слышал и страшно боялся. Он тоже не видел меня, но ведь тоже мог услышать. Мог услышать мое сердце, как оно стучало в то время, когда я лежал и ждал, что случится, если Ведир обнаружит трех лошадей вместо двух.

Они тихо заржали, когда он вошел. Все трое, Фьялар то же. Я бы различил ржание Фьялара среди тысяч других. Но Ведир, тупица, ничего не понял, надо же, он даже не заметил, что в пещере три лошади! И выгнал наружу двух, стоявших ближе к выходу, — их собственных — и вышел за ними сам.

Не теряя ни секунды, я бросился к Фьялару и ладонью прикрыл ему ноздри. Милый, милый Фьялар, ради бога, молчи, взмолился я. Ведь стоило Фьялару заржать сейчас, и они снаружи услышали бы его и заподозрили неладное. А Фьялар — какой он все–таки умница! — он понял все. Чужие кони ржали. Они говорили ему: «До свиданья!» Но Фьялар стоял тихо и не отвечал им.

Я видел, что Ведир и Кадир уже на конях, и, конечно, воз ликовал. Еще миг, и я свободен! Чудом, но я вырвался из кап кана. Так мне казалось.

А Ведир вдруг сказал:

— Я забыл огниво. — Спрыгнул с коня и начал искать во круг кострища. Потом недовольно буркнул: — Его здесь нет. Наверное, я обронил его в пещере.

С треском и скрежетом капкан захлопнулся, меня поймали. Ведир вошел в пещеру за своим проклятым огнивом И прямиком наткнулся на Фьялара.

Я знаю, лгать нехорошо, но ради спасения жизни, наверное, нужно.

у него, у Ведира, к тому же оказались жесткие кулаки, ни разу в жизни со мной не обращались так грубо. Мне было больно, и я разозлился — да, я разозлился даже больше, чем испугался. И, наверное, потому врал так складно.

— Долго ты лежал там и шпионил? — проревел Ведир, когда выволок меня из пещеры.

— Со вчерашнего вечера, — пропищал Я. — но я только спал. — И сощурился, словно только что проснулся.

— Спа–ал? — протянул Ведир. — Ты что же, хочешь сказать, не слышал, как мы тут орали целую ночь? Только не ври!

Наверное, он был страшно доволен своей хитростью: они ночью и не думали петь. Но я оказался еще хитрее.

— Может, я и слышал немножко, как вы пели, неуверенно пробормотал я, будто стараясь им угодить.

Ведир и Кадир переглянулись, теперь они точно знали: я и вправду спал и ничего не слышал.

Но мне это нисколько не помогло.

— А ты знаешь, что ездить этой тропой запрещено под страхом смертной казни? — спросил Ведир.

Я притворился, что ничего не знаю: ни о смертной казни и вообще ни о чем.

— Я хотел только посмотреть на лунный свет в горах, еще раз пискнул я.

— И из–за этого рисковал жизнью, дурак? Откуда ты? Из Вишневой или из Шиповничьей долины?

— Из Шиповничьей долины.

Ведь Карл Львиное Сердце жил в Вишневой, а я скорее бы умер, чем позволил им догадаться, кто я такой.

— Кто твои родители? — продолжал допрос Ведир.

— Я живу … с дедом.

— Как его зовут?

— Я зову его просто дедом, — ответил я, притворившись совсем глупеньким.

— А где он живет?

— В доме … в маленьком белом домике. — Ведь дома в долинах наверняка одинаковые.

— Ну ты нам сам покажешь и свой дом, и своего деда, сказал Ведир. — А теперь на коня!

И мы поехали. Над горами Нангиялы взошло солнце. Небо вспыхнуло красным огнем, и вершины гор засияли. Ничего прекраснее, грандиознее я не видел никогда в жизни. И если бы не спина Кадира и не черный круп его коня, мозолившие мне глаза, я, наверное, ликовал бы от восторга. Но я, ясное дело, не ликовал, радоваться было нечему.

Тропа продолжала петлять и кружить среди скал. Но скоро пошла круто вниз. Я понял, что мы приближаемся к Шипов ничьей долине. И все–таки едва поверил своим глазам, когда внезапно увидел ее прямо внизу подо мной.

О, она была так же прекрасна, как Вишневая, и лежала в нежной утренней дымке со всеми ее домами, дворами, зелены ми пригорками и цветущими зарослями шиповника. Отсюда, сверху, долина казалась настоящим морем с розовой пеной на зеленых волнах. Да, не зря ее назвали Шиповничьей долиной.

Но не будь со мной Ведира и Кадира, мне бы никогда в нее не попасть. Потому что вокруг всей долины тянулись стены, построенные жителями по приказу Тенгила: ведь он хотел лишить их свободы и сделать своими рабами. Юнатан рассказывал мне.

Ведир и Кадир, видно, забыли спросить, как это мне удалось выбраться из наглухо запертой долины, и я взмолился, чтобы они и не вспомнили. Что бы я им ответил? Как человек мог выбраться отсюда, да еще и на коне?

Воины Тенгила в черных шлемах с мечами и копьями ходили по стенам, куда бы я ни бросил взгляд. И так же тщательно охранялись ворота. Как раз к воротам и вела тропа, идущая от Вишневой долины.

Рукоятью меча Ведир постучал в них. Открылось небольшое окошечко, и здоровенный верзила высунул из него голову.

— Пароль! — заорал он.

Ведир и Кадир шепнули ему что–то на ухо. Наверное, что бы я не расслышал. Только зря они старались. Я ведь знал па роль: «Слава Тенгилу, нашему освободителю!»

Человек посмотрел на меня из окошечка и сказал:

— А этот? Что он за птица?

— Слабоумный мальчишка, мы подобрали его в горах, — объяснил Кадир. — Только, видать, не такой уж он слабоумный, раз проехал здесь на коне вчера вечером. Как считаешь, начальник стражи? Порасспросил бы ты своих людей, чем они занимаются на службе по вечерам, а?

Начальник стражи разозлился. Потом открыл ворота. Но все бранился и ругался и меня пропускать не хотел, только Ведира и Кадира.

— В пещеру Катлы его! — орал ОН. — Там ему место! Но Ведир и Кадир заупрямились–я должен проехать с ними, твердили они, и доказать, что не солгал им. Они отвечают за это перед Тенгилом.

Так с моим эскортом, Ведиром и Кадиром, я въехал в долину.

И подумал: если когда–нибудь я увижусь с Юнатаном, то первым делом доложу ему, как Ведир и Кадир помогли мне миновать стражу. Он долго будет смеяться.

Но мне–то сейчас было не до смеха. Я попал в отчаянное положение. Во что бы то ни стало нужно отыскать домик с дедом, иначе мне одна дорога–в пещеру Катлы.

— А ну, вперед, показывай дорогу! — крикнул Ведир. Сейчас поговорим с твоим стариком!

Я тронул поводья и поехал по окраине. Как и в Вишневой долине, белых домов здесь стояло предостаточно. Но я не осмеливался показать ни на один из них, потому что не знал, кто в домах живет. Я боялся сказать: «Здесь живет мой дед», — наверняка Ведир и Кадир войдут внутрь, а там, может, не окажется ни одного даже самого завалящего старикашки. Или такого, кто согласился бы назваться моим дедом.

Ну и в историю же я влип, я ехал, а на лбу у меня проступал холодный пот. Соврать про деда ничего не стоило, но теперь выдумка не казалась удачной.

Возле домов, в садах и огородах, работало много людей, но я не видел никого, кто бы мало–мальски годился мне в деды, и начал все больше и больше отчаиваться. Да и невесело было смотреть, как жили люди Шиповничьей долины, какими они все казались бледными, оголодавшими и несчастными по крайней мере, те, кто попадался мне на глаза. Совсем не то что жители Вишневой. Правда, нас Тенгил еще не захватил, мы не трудились на него как каторжные, он не отбирал у нас все до последнего.

Я ехал и ехал. Ведир и Кадир стали про являть нетерпение, а я все ехал и ехал, словно собрался на край земли.

— Далеко еще? — спросил Ведир.

— Да нет, не очень, — ответил я. В голове у меня все пере–путалось, я уже не соображал, что делаю и говорю, и только ждал, когда же меня бросят в пещеру Катлы.

Но случилось чудо. Хотите–верьте, хотите–нет, но возле белого домика на самой окраине сидел на скамейке старик и кормил голубей. Может, я и не осмелился бы на то, что сделал в следующую минуту, если бы среди его серых голубей не ходил еще один голубь — белоснежный. Единственный!

Глаза сразу же наполнились слезами, белоснежных голу бей я видел только у Софии и еще один раз на моем подоконнике–давным–давно в другом мире.

И я решился на неслыханное. Спрыгнул с Фьялара и бросился к старику. Повиснув у него на шее, я отчаянно зашептал:

— Помоги мне! Спаси меня! Скажи, что ты мой дед!

Я страшно боялся, был уверен, сейчас он оттолкнет меня, как только увидит позади черные шлемы Ведира и Кадира.

Ведь к чему бы ему лгать и обманывать их? Кто я ему? Из за одного этого он мог угодить в пещеру Катлы.

Но он не оттолкнул меня. Он обнял меня, и я почувство вал на спине его добрые руки, защищавшие от всего злого и гадкого.

— Ах, мальчишка, — сказал он громко, чтобы Ведир и Кадир услышали, — где же ты так долго пропадал? И что наделал ты, злосчастный сорванец, раз приехал домой с солдатами?

Бедный мой дед, как только не обругали его Ведир и Кадир! Они орали, и оскорбляли его, и грозили, что если он и впредь не сможет держать своих внуков в ежовых рукавицах и будет позволять им шляться по горам, то скоро внуков у него не останется, пусть уяснит и запомнит раз и навсегда. На сей раз они его прощают, сказали они, устав ругаться. И уехали. Скоро их шлемы замелькали черными точками далеко далеко на спускавшемся от домика широком склоне.

И тут я заплакал. Я лежал на груди у моего деда и ревел.

Ночь тянул ась так долго и страшно, но теперь она наконец–то кончилась. А мой дед все еще обнимал меня. И немного покачивал, ох, как бы я хотел, как хотел, чтобы он и в самом деле был моим настоящим дедом, сказал я ему, все еще хныча.

— Да, я, наверное, гожусь тебе в деды, — сказал он. — Но вообще–то меня зовут Маттиасом. А как зовут тебя?

— Карл Льви … — Я тут же прикусил язык. С ума сошел, что ли, как можно было называть свое имя в Шиповничьей долине! — Добрый дедушка, мое имя под секретом, — вывернулся я. — Называй меня Сухариком!

— Понятно, Сухарик, — сказал Маттиас и хмыкнул. Иди–ка ты на кухню, Сухарик, и подожди меня там! А я пока заведу лошадь в конюшню.

Я вошел в дом. В бедную кухню с небольшим столом, деревянной лавкой, несколькими стульями и очагом. И с большим буфетом у стены.

Когда вернулся Маттиас, я сказал ему:

— Вот такой же буфет стоит у нас дома в Виш… — И осекся.

— … Дома в Вишнёвой долине, — кончил за меня Маттиас, и я с опаской взглянул на него–опять я проболтался.

Но ничего больше Маттиас не добавил. Он подошел к окну и выглянул наружу. И долго еще стоял и приглядывался, словно хотел убедиться, что никого вокруг нет. Потом повернулся ко мне и тихо сказал:

— А буфетик–то у меня с секретом. Подожди, сейчас сам увидишь!

Он уперся в буфет плечом и сдвинул его в сторону. За буфетом в стене была дверка. Старик отворил ее, и я заглянул в комнатку, совсем крошечную. Кто–то лежал в ней на полу и спал.

В комнатке лежал Юнатан.