Онлайн чтение книги Братья Львиное Сердце The Brothers Lionheart
Глава 9

Я хорошо помню несколько случаев в моей жизни, когда счастье настолько переполняло меня, что, казалось, еще немного – и я сойду с ума. Один раз, когда я был совсем маленьким и получил от Юнатана подарок на рождество — салазки; он долго–долго копил на них деньги. И другой раз, когда я попал в Нангиялу и нашел Юнатана внизу на речке; я как сейчас помню тот неслыханно чудесный вечер в Рыцарском подворье — я был просто ненормальный от счастья. Но н и ч т о, ничто не могло сравниться с минутой, когда я нашел Юнатана в доме Маттиаса, я даже представить себе не мог, что так обрадуюсь! Словно кто–то засмеялся у меня в душе или еще в каком–то месте, где прячется в человеке радость.

Я не дотронулся до Юнатана. И не стал будить его. И не издал вопля радости, не запрыгал. Я молча лег рядом и заснул.

И долго ли спал? Не знаю. Наверное, целый день. Но когда проснулся! .. Да, когда я проснулся, рядом на полу сидел Юнатан. Он сидел и улыбался, а никто на всем свете не умеет улыбаться так, как Юнатан. Я все боялся, что он рассердится на меня за то, что я приехал. Что он, может, уже забыл, как звал на помощь. Но теперь я увидел, что он тоже обрадовался. Значит, и мне можно было улыбнуться в ответ, так мы сидели, смотрели друг на друга и долго не говорили ничего.

— Ты звал на помощь, — сказал я наконец. Юнатан больше не улыбался. — Почему ты кричал?

Наверное, при одном воспоминании он не мог не помрачнеть. И, казалось, не хотел отвечать, но потом тихо сказал:

— Я увидел Катлу, — произнес он. — И видел, что сделала Катла.

Я не хотел мучить его расспросами, мне ведь столько надо было рассказать ему. И прежде всего о Йосси.

Юнатан не хотел верить. Он побледнел и почти плакал.

— Йосси? Нет, нет, только не Йосси! — твердил он.

Но потом вскочил на ноги.

- Надо немедленно сообщить об этом Софии!

- А как? — беспомощно спросил я.

- У нас здесь одна из ее голубок. Мы пошлем Бьянку сегодня же вечером.

Значит, у скамейки и в самом деле ходил один из голубей Софии! Как же я раньше не догадался? Я рассказал Юнатану, что если б не Бьянка, то наверняка угодил бы в пещеру Катлы.

— Все–таки настоящее чудо — из всех домов Шиповничьей долины я попал именно сюда, к Маттиасу! Не гуляй голубь возле дома, я проехал бы мимо.

— Бьянка, Бьянка! Спасибо тебе! — сказал Юнатан. Он больше меня не слушал и зацарапал ногтем о дверку, звук по лучился совсем тихий, словно скребется крыса. Но не прошло и минуты, как дверка открылась и к нам заглянул Маттиас.

— Сухарик все спит и спит … — начал было он. Юнатан не дал ему продолжить.

— Принеси, пожалуйста, Бьянку! — попросил ОН. — Мы отправим ее сегодня же, как только начнет темнеть.

А потом объяснил, зачем это нужно, и рассказал Маттиасу о Йосси. Маттиас только головой покачал, как все старики, когда их что–нибудь огорчает.

— Йосси! Я знал, что это кто–то из Вишневой долины, сокрушенно сказал ОН. — И из–за него Орвар сидит в пещере Катлы. Боже мой, как таких людей земля носит!

Потом он ушел за Бьянкой, но перед этим прикрыл дверку и заставил ее буфетом.

В доме Маттиаса Юнатан нашел хорошее убежище. Мы сидели в маленькой комнатке без окон с единственным выходом через дверку в стене, загороженным буфетом. Мебели в комнатке не было, только на полу лежал матрац, а в углу стоял светильник из рога, он еле–еле рассеивал темноту.

Лежа возле него, Юнатан сочинил письмо Софии: «Навеки проклятое имя предателя – Йосси Золотой Гребешок. Займитесь им немедленно! Мой брат сейчас здесь, со мной». — Как раз из–за тебя прилетела вчера Бьянка, — сообщил Юнатан. — Мы узнали из письма Софии, что ты уехал искать меня.

— Значит, София разгадала мою загадку! — сказал Я. Когда принесла суп.

— Какую загадку? — удивился Юнатан.

— «Я ищу его за горами, за долами". — И я рассказал ему, что написал на стене в кухне. — Я не хотел, чтобы София понапрасну обо мне беспокоилась.

— Чтобы не беспокоилась? Вот так придумал! А как на счет меня? Как ты думаешь, я успокоился, когда узнал, что ты один бродишь где–то в горах? — Наверное, Юнатан заметил, что я сконфузился, и поспешил добавить: — Маленький храбрый Сухарик, конечно же, в конце концов все обернулось к лучшему! А самое лучшее, что ты сейчас здесь!

Впервые в жизни меня назвали храбрым, и я подумал, если так и дальше пойдет, кто знает, может, когда–нибудь я заслужу свое имя и у Йосси не будет повода насмехаться над ним.

Тут я вспомнил, что написал в конце загадки там, дома.

О рыжей бороде и белых лошадях. Пришлось Юнатану добавить одну строчку: «Карл говорит, что с рыжей бородой вышла ошибка». Еще я рассказал ему, как Хуберт спас меня от волков, и Юнатан ответил, что всю жизнь будет благодарен храброму охотнику.

Когда мы отправляли Бьянку, на Шиповничью долину уже опускались сумерки. Повсюду в домах загорались огни. Долина лежала внизу, мирная и спокойная. Глядя на нее, легко было представить, как люди сидят по домам, ужинают, беседуют друг с другом, играют с детьми, поют им песенки и кругом покой и довольство. Но мы знали, что это не так. Мы знали, что людям нечего есть и вовсе не спокойно и не весело, а уж о счастье и говорить нечего. И вид стражи Тенгила с мечами и копьями в руках быстро напоминал о не счастье тем из них, кто вдруг вздумал бы размечтаться.

В окнах домика Маттиаса не горел свет. Он стоял, окутанный серой мглой, тихий и словно вымерший. В нем и на самом деле никого не было, хотя мы отошли совсем недалеко. Маттиас сторожил на углу с фонарем, а я и Юнатан с Бьянкой осторожно крались меж кустов шиповника.

В усадьбе Маттиаса шиповник рос повсюду. А я его очень люблю. За запах–тонкий–тонкий! Но в те минуты я думал: «Я никогда не смогу больше вдыхать запах шиповника спокойно. Сердце у меня забьется, я вспомню, как мы крадемся сейчас затаив дыхание среди его колючих зарослей». Ведь со всем рядом на стене стража чутко вглядывалась и вслушивалась в темноту с одной только мыслью – поймать человека по имени Львиное Сердце.

Юнатан нарочно выпачкал себе лицо и низко надвинул на глаза капюшон. И совсем не походил на Юнатана, ничуть. Но все равно он рисковал жизнью каждый раз, когда выбирался из потайной комнатки за буфетом, он называл ее «уголок». Сотня людей искала его днем и ночью, я знал об этом и сказал ему, но он отмахнулся:

— Пускай ищут сколько им угодно! Мне–то что!

Бьянка должна была вылететь из Шиповничьей долины не заметно. Для большей уверенности Юнатан хотел послать ее сам. Стражники Тенгила отвечали каждый за свой участок стены. И один из них, толстый, ходил взад–вперед по стене за усадьбой Маттиаса, этого следовало опасаться больше всего.

Потому–то дед и стоял на углу дома. Мы договорились, он будет нам сигналить. Вот что сказал Маттиас:

— Если я опущу фонарь, замрите и не двигайтесь: Толстый Додик близко. А как только я фонарь подниму–все в порядке: он за углом, где обычно болтает с другим стражником. Тут вы времени не теряйте и выпускайте Бьянку!

Так мы и сделали.

— Лети, лети, — прошептал Юнатан, — лети, Бьянка, над горами Нангиялы в Вишнёвую долину! И берегись стрел Иосси!

Не знаю, понимали ли голуби Софии человечий язык, но Бьянка Юнатана поняла. Она ткнулась клювом ему в щеку, словно хотела успокоить, а потом взвилась ввысь. И замерцала в сумерках белизной, своей опасной белизной. Додику ни чего не стоило заметить ее, если бы он посмотрел в нужную сторону.

Но он не смотрел в нужную сторону. Он о чем–то разболтался с приятелем и ничего не видел и не слышал; Маттиас следил за ним и не опускал фонаря.

Мы увидели, как исчезла в темноте Бьянка, и я сразу потянул Юнатана за рукав, чтобы он вернулся в свое убежище. Но он не хотел уходить. Или еще не хотел. Ведь стоял такой прекрасный вечер, воздух был свежим и теплым, нам легко и вольно дышалось. Конечно же, Юнатану совсем не хотелось лезть обратно в тесную душную конуру. Я понимал его как никто другой: мне самому столько пришлось пролежать взаперти на кухне, когда мы жили в городе.

Юнатан сидел в траве, обхватив колени руками. Он сидел спокойно и, казалось, не собирался уходить отсюда весь вечер, сколько бы воинов Тенгила ни прохаживалось у него за спиной.

— Почему ты не хочешь идти и сидишь? — спросил я.

— Потому что мне нравится здесь, — ответил Юнатан. — Потому что я люблю эту долину в сумерках. И прохладный воздух, в котором купается лицо, его я тоже люблю. И колючий шиповник, от которого пахнет летом.

— И мне, мне он тоже нравится, — признался я.

— И еще я люблю цветы в траве, и деревья, и луга, и леса, и маленькие красивые озера … я люблю смотреть, как восходит солнце и как оно садится, как светит луна, как сияют звезды, да и много еще чего — разве вспомнишь!

— И мне, мне тоже это нравится, — повторил я.

— Разве только тебе. Всем людям! И если им не нужно ничего больше, то скажи мне, почему они не могут жить спокойно, почему обязательно должен появиться Тенгил? — Я не мог ему ответить, и Юнатан сказал: — Ладно! Нечего сидеть! Пойдем лучше в дом!

Но мы не могли просто взять и пойти. Мы не знали, как там дела у Маттиаса и где сейчас Толстый Додик.

Стало совсем темно. Возле дома горел фонарь.

— Он держит его высоко. Значит, никаких додиков, сказал Юнатан. — Бежим!

Но едва мы пробежали несколько метров, как фонарь молнией врезался в землю, и мы замерли на месте. Послышался стук копыт: ехали галопом. Потом стук пропал, кто–то заговорил с Маттиасом. Юнатан крепко подтолкнул меня кулаком в спину.

— Иди туда! — шепнул он. — Иди к Маттиасу! Сам он скользнул в гущу зарослей.

А я, испуганный и дрожащий, пошел на свет фонаря.

— Да вот вышел подышать свежим воздухом, - послышался голос Маттиаса. — Сегодня такой прекрасный вечер.

— Вечер прекрасный? — ответил ему грубый бас. — А знаешь, что полагается тем, кто гуляет после захода солнца, а? Смертная казнь, понял?

— Ты старый наглый дед, вот ты кто! — подхватил другой голос. — Кстати, где сейчас твой мальчишка?

— Вот он идет, — сказал Маттиас. Я уже подходил к ним. И, конечно, сразу узнал тех двоих на конях — Ведира и Кадира.

— Ну как, сегодня ты не собираешься в горы посмотреть на луну, а? — спросил Ведир. — Как тебя зовут, маленький плут, ты нам так и не сказал?

— Меня зовут просто Сухариком, — ответил я. Я ничего не опасался, никто не знал меня под этим именем, ни Йосси и ни кто другой, только Юнатан и Маттиас.

— Ты и вправду cyxaрь, — сказал Кадир. — А скажи, Сухарь, как ты думаешь, зачем мы приехали?

У меня ноги подкосились.

Наверное, они пожалели, что отпустили меня в прошлый раз, подумал я, а теперь приехали, чтобы забрать и посадить в пещеру Катлы, зачем же еще им приезжать.

— Так вот, заруби себе на носу, — продолжал Кадир. - Мы объезжаем долину по вечерам, чтобы присматривать, как повинуются люди приказам Тенгила. Твой дед, видно, стал туго соображать, может, ты втолкуешь ему, что случится с ним да и с тобой тоже, если вы не будете сидеть дома, как положено, после наступления темноты.

— И учти! — добавил Ведир. — Еще раз ты так легко от нас не отделаешься, если мы застанем тебя не там, где надо, запомни накрепко, Сухарь! Дед твой, жив он или мертв, кому какая разница. А ты еще молод и, верно, хочешь вырасти в доброго воина, а?

Воина Тенгила, ну нет, никогда, скорее умру, подумал я, но ничего такого не сказал. У меня сердце сжималось от страха за Юнатана, я не осмеливался перечить им и поэтому угодливо ответил:

— Да, конечно, хочу.

— Вот и отлично! — сказал Ведир. — Тогда приходи рано утром к речным воротам и сам увидишь Тенгила. Завтра он прибудет сюда на золоченой ладье по реке Изначальных Рек и причалит к большой пристани.

И они поехали. Но Кадир в последний момент придержал коня.

— Эй, слышь, старик! — прокричал он входившему в дом Маттиасу. — Тебе не встречался такой красивый светловолосый юноша по имени Львиное Сердце, а?

Я держался за руку Маттиаса. и почувствовал, как дед вздрогнул, но ответил он спокойно:

— Не знаю я никакого Львиного Сердца.

— Ага, понятно, — продолжал Кадир. — Но вдруг ты встретишь его ненароком? Ты знаешь, наверное, что ждет тех, кто его укрывает? Смертная казнь, понял?

Маттиас захлопнул за собой дверь.

— Смертная казнь, смертная казнь. У них только одно на уме.

И едва снаружи стих стук копыт, как он снова стоял на углу с фонарем, а потом в дом вошел Юнатан; он расцарапал руки и лицо, но был доволен и рад, что все обошлось и что Бьянка уже летит над горами.

Поздно вечером мы сели ужинать. В кухоньке Маттиаса.

И с открытой дверкой тайника, чтобы Юнатан мог тотчас спрятаться, если заявятся непрошеные гости.

Но сначала мы пошли с Юнатаном на конюшню. Было очень приятно смотреть на лошадей: они снова оказались вместе. И стояли голова к голове. Словно рассказывали друг другу, что им пришлось пережить. Я дал им овса. Юнатан хо тел остановить меня, но потом махнул рукой.

— Пускай полакомятся в последний раз! Но овес, овес в Шиповничьей долине лошадям не дают.

Когда мы вошли в кухню, Маттиас ставил на стол большую корчагу с супом.

— Больше ничего нет, да и суп–то–одна вода, - вздохнул он. — но она по крайней мере теплая.

Я оглянулся, где же котомка? Я вспомнил, что в ней лежит. А когда выложил на стол лепешки и баранину, оба они – и Маттиас, и Юнатан–вздохнули, и глаза у них засветились. А я обрадовался, что смог устроить им что–то вроде праздника. Я нарезал окорок крупными кусками, и мы принялись за еду и ужинали супом, хлебом и окороком, мы ели и ели. И никто ничего не говорил долгое время. Но наконец Юнатан сказал:

— Подумать только, как хорошо наесться досыта! Я почти забыл, что значит быть сытым.

Мое лицо, наверное, сияло от удовольствия, в первый раз я почувствовал, что приехал в Шиповничью долину не зря, что поступил правильно и хорошо. А потом мне снова пришлось рассказать о своих приключениях — обо всем, что случилось, с минуты, как я выехал из Рыцарского подворья, и до того, как Ведир и Кадир проводили меня к Маттиасу. Вообще–то я уже все рассказывал, но Юнатан хотел послушать меня еще раз. И долго смеялся над Ведиром и Кадиром, как я и ожидал. Маттиас смеялся тоже.

— Да, не так уж они хитры, воины Тенгила, — сказал он. — Хотя считают себя большими умниками.

— Точно. Даже мне удалось провести их, — сказал я. Если б они только знали, что как раз братца, которого хоте ли заполучить, сами проводили в Шиповничью долину и отпустили, ничего не заподозрив! — И тут я задумался. — Юнатан, а каким образом въехал в долину ты?

Он рассмеялся.

- А я запрыгнул сюда.

— Как … запрыгнул? Вместе с Гримом?

— С ним, — ответил Юнатан. — Другого коня у меня нет.

Я же видел, знал, какие прыжки делал он на Гриме. Но чтобы перепрыгнуть такую высокую стену, как здесь, — в это никто бы не поверил.

— Понимаешь, в одном месте было не так высоко, сказал Юнатан, — не очень высоко, не так, как в других местах. Хотя и не очень низко. Пришлось постараться.

— Да, — сказал я. — А что же стража, тебя никто не заметил? Юнатан откусил от лепешки и опять засмеялся.

— За мной их гналась целая туча. Грим получил стрелу в зад. Но я ускакал от них, а один добрый человек спрятал нас с Гримом в сарае. А потом ночью он проводил нас к Маттиасу. Теперь ты знаешь все.

— Ну нет, ты еще не знаешь всего, — возразил Маттиас. - Ты не знаешь, что народ долины слагает песни об этой скачке. Давно люди так не радовались — с тех самых пор, как долину захватил Тенгил и сделал нас рабами. «Юнатан – наш освободитель», — поют в народе и верят, что он освободит нас. И я тоже верю. Вот теперь ты знаешь все.

— И опять ты не знаешь всего, — подхватил Юнатан. Ты еще не знаешь, кто возглавляет борьбу с Тенгилом. Маттиас! Теперь, когда Орвара схватили и бросили в пещеру Катлы. Нет, это Маттиаса должны славить как освободителя, а не меня!

— Зачем ты зря говоришь, Юнатан? — снова возразил Маттиас. — Я слишком стар, чтобы возглавлять борьбу. Он ведь правду сказал, этот Ведир, — жив ли я, мертв ли, кому какая разница!

— Ты не должен так говорить, — вмешался я. — Теперь ты–мой дед.

— Ну, тогда, значит, есть еще ради чего жить. Но возглавлять борьбу – на это я не гожусь. Тут нужна молодость. — Он вздохнул. — Если бы Орвар был с нами. Но он сидит в пещере и достанется Катле.

Я увидел, как побледнело лицо Юнатана.

— Посмотрим, — пробормотал он, — кто достанется Катле. — А потом сказал: — Теперь за работу! Ты еще одного не знаешь, Сухарик, здесь, на нашей даче, спят днем, а работают по ночам. Пойдем покажу!

Он пролез через люк в свой «уголок», отбросил матрац, на котором мы спали, и поднял две незакрепленные половицы. Я увидел глубокую черную дыру.

— Отсюда начинается мой подземный ход, — гордо сказал Юнатан.

— А где он заканчивается? — спросил я, хотя догадывался, каким будет ответ.

— В лесу за стеной, — ответил Юнатан. — Еще несколько ночей работы, и ход будет готов. — Он влез в дыру. — Хотя попотеть еще придется, — добавил он. — Сам понимаешь, мне не улыбается вылезти из–под земли и тут же попасть в объятия Толстого Додика.

Юнатан пропал в темноте, а я долго сидел и ждал. Вернулся он, толкая перед собой корыто с землей. Он подал мне корыто, а я выволок его через дверку к Маттиасу.

— Еще землицы на мое поле, — довольно сказал Маттиас. — Теперь бы немного бобов и гороха на семена – и конец голодухе!

— Ничего тебе поле не даст, — спокойно сказал ему Юнатан. — Ты, видно, забыл, что из десяти горошин девять заберёт Тенгил?

— И то правда, — Поморщился Маттиас. — Пока он хозяйничает в Шиповничьей долине, от голода да от нужды не уйдешь.

Теперь Маттиасу предстояло прокрасться в поле и опорожнить там корыто, а я должен был стоять у двери и быть на чеку.

— 3асвисти, — сказал Юнатан, — если заметишь хоть что то подозрительное.

Я умел насвистывать одну песенку, мы с Юнатаном выучили ее давным–давно, когда еще жили на земле. В то время мы часто насвистывали вместе. Дома по вечерам. Так что свистеть я умел.

Юнатан залез в свою дыру копать дальше, а Маттиас закрыл дверку и задвинул ее буфетом.

— Запомни, Сухарик, пусть это накрепко отпечатается у тебя в голове! Никогда, никогда не забывай закрывать люк и ставить на место буфет! Помни, ты сейчас живешь в долине, над которой властвует Тенгил! Не забудешь?

— Не забуду, — обещал я.

В кухне было почти темно. Фонарь, стоявший на столе, горел тускло. Маттиас загасил его.

— Пусть во всей долине стоит черная ночь, — сказал он. — Слишком в ней много глаз, которые хотят видеть то, что им видеть не следует.

Потом он взял корыто и пропал с ним, а я встал у открытой двери. И в самом деле, во всей Шиповничьей долине стояла черная ночь. Темнота окутывала дома, темнота нависала над ними сверху. Не светила луна, не сияли звезды, повсюду густела черная тьма, и я ничего не видел. Зато и глаза ночи, о которых говорил Маттиас, они ведь тоже ничего не видели, одно это чуть утешало меня.

Но стоять у двери было тоскливо и одиноко, да и жутко тоже. Маттиас все не приходил. Я начал тревожиться и с каждой минутой беспокоился все больше и больше. Почему он не идет? Я вперился взглядом в темноту, но ничего не видел. Хотя темнота уже не казалась такой черной. Она чуть посветлела. Или к ней привыкли глаза? И тут я заметил. Сквозь облака понемногу стала пробиваться луна. Не могло случиться ничего худшего! Я молился про себя, чтобы Маттиас шел поскорее, поскорее шел обратно, пока еще темно, пока можно спрятаться. Но он бы уже не успел. Луна выплыла из облаков и залила долину потоками яркого света.

И тут довольно далеко от меня я увидел Маттиаса с коры том в руках, он пробирался в зарослях шиповника. Я в панике оглянулся. И увидел … Толстого Додика, спускавшегося со стены по веревочной лестнице.

Не так–то просто насвистывать песенку, когда ты напуган до смерти. Песенка просто не получалась. Но все–таки я вы давил из себя что–то похожее на нее и увидел краем глаза, как Маттиас юркнул в кусты.

А Додик уже нависал надо мной.

— Ты чего свистишь? — проревел он.

— Я … я только что выучил эту песенку, — пропищал Я. — Она у меня никак не получалась, а сейчас взяла и получилась. Хотите послушать?

И я опять засвистел, но Додик не дал мне продолжить.

— А ну брось! — гаркнул он. — Вообще–то я не знаю, запрещено свистеть или нет, но скорее всего запрещено. Наверное, Тенгилу это бы не понравилось. И потом дверь в доме должна быть закрыта, понял?

— Тенгилу бы не понравилось, что дверь открыта?

— Не суйся, куда тебя не просят! — сказал Додик. — Делай как говорят! Нет, подожди! Дай мне ковшик воды, ходишь–ходишь тут из–за вас взад–вперед, в пору помереть от жажды.

Я подумал: а что, если он пойдет за мной на кухню и не за станет там Маттиаса? Как быть тогда? Бедный Маттиас! Смертная казнь тому, кто гуляет по ночам, — про это я уже наслышался.

— Сейчас принесу, — заторопился я. — Одну минутку, мигом обернусь.

Я побежал в кухню и стал нашаривать бочку. Она стояла в углу. Потом нащупал ковш и зачерпнул воды. И тут почувствовал, что кто–то стоит в темноте у меня за спиной. Никогда еще я не испытывал такой жути.

— Зажги свет! — рявкнул Додик. — Хочу посмотреть на вашу крысиную нору.

Руки у меня дрожали, все дрожало, но я как–то сумел за жечь фонарь. Своими огромными ручищами Додик взял ковш и стал пить. Он пил и пил, казалось, живот у него без донный. А потом кинул ковш на пол, огляделся вокруг и за дал вопрос, которого я ждал и боялся:

— Старик Маттиас, что здесь живет, где он сейчас?

Я не отвечал. Я не знал, что ответить.

— Ты что, оглох? Я тебя спрашиваю! — загрохотал Додик. — Где старик Маттиас?

— Он спит, — ответил я. Что же еще я мог ответить?

— Где?

Рядом с кухней в маленькой каморке стояла кровать Маттиаса, я прекрасно знал об этом. Но знал также, что сейчас его там нет. И все же ткнул пальцем в дверь:

— Там.

Не сказал, я едва слышно пискнул. Воображаю, какой жалкий был у меня вид. Додик расхохотался.

— Не умеешь ты врать! — сказал он. — Ладно, сейчас по смотрим.

Он был страшно доволен собой, он же знал, что я солгал, а ему, видно, очень хотелось подвести Маттиаса под смертную казнь, чтобы его похвалил Тенгил или еще зачем.

— Дай–ка мне свет! — приказал он и забрал у меня фонарь.

Я тут же решил броситься, прыгнуть в дверь, побежать к Маттиасу, крикнуть ему, чтобы он бежал, бежал, пока не поздно. Но я с места сдвинуться не мог. Голова у меня кружилась, ноги подкашивались, я боялся …

А Додик понимал все и, наверное, наслаждался. Он не спешил, нет, он ухмылялся и тянул время, чтобы я совсем сошел с ума от страха. Наконец, наухмылявшись вдоволь, он сказал:

— А теперь пойдем, пойдем, мой мальчик, и покажи мне, где, как ты говоришь, лежит и спит Маттиас!

Он пнул ногой дверь в каморку, я влетел в нее от тычка Додика, споткнулся о порог и растянулся. Додик взял меня за шиворот и поставил на ноги.

— Ну, обманщик, показывай! — сказал он и поднял фонарь повыше.

Я не смел ни поднять глаз, ни вздохнуть … я был в полном отчаянии!

И тут, в этот страшный момент, я услышал рассерженный голос Маттиаса:

— Что здесь творится? Что? Уже спать по ночам запрещено?

Я взглянул и увидел его. Да, Маттиас сидел в углу на кровати и щурился на свет. Старик сидел в одной рубахе со всклокоченными волосами, словно только что проснулся. А возле окна стояло прислоненное к стене корыто. Ну и дедушку я заполучил, проворней ящерицы!

Вид у Додика был жалкий. В жизни не видел фигуры глупее. Он стоял, ошарашенно глядел на Маттиаса, а потом хмуро промямлил:

— Я зашел выпить ковшик воды.

— Ах воды? Очень хорошо! — сказал дед. — Ты, верно, забыл, что Тенгил запрещает брать воду у нас. Мы ведь можем отравить ее! И если ты еще раз разбудишь меня ночью, так я и сделаю!

Как он не боялся дерзить Додику? Но, видно, только таким образом и можно было разговаривать с людьми Тенгила. Додик буркнул что–то про себя и пропал в темноте.