Онлайн чтение книги Последние флибустьеры The Last Pirates
Глава III. ОХОТА НА ПРИЗРАКОВ

Четверо мужчин, полных решимости освободить винный погреб таверны «Эль Моро» от духа бледного блондина, потому что в душах стражников уже крепло убеждение, что это был какой-нибудь демон, спускались по длиннющей лестнице, которая насчитывала не меньше пятидесяти ступеней. Однако спустившись всего на десяток ступеней, дон Баррехо решил сделать короткую передышку и быстрыми широкими движениями начертал в воздухе своей драгинассой знак креста.

Призраки, кажется, быстро привыкли к этому христианскому знаку и продолжили удары молотком и волочение цепей, ударяя ими по бочкам и производя поистине адский грохот. Офицер и двое алебардщиков поспешно поднялись на несколько ступенек, толкнув прекрасную кастильянку, очень высоко поднявшую свой вертел.

— Сеньор офицер, — сказал гасконец, притворившись очень испуганным. — Вы хотите оставить меня наедине с духом этого таинственного человека?

— Нет, нет, я только переведу дыхание, — ответил сильно побледневший офицер.

— Придется глотнуть еще несколько капелек, прежде чем углубиться в эти катакомбы.

— А погреб ваш большой?

— Мне никогда не удавалось весь его обойти. Говорят, он заканчивается в оссуарии [25] Оссуарий — в латинском языке это слово обозначало погребальную урну; в новых языках используется для обозначения места, где хранятся человеческие кости (не обязательно кладбища). городского кладбища.

— Брр!.. — поморщился офицер. — Худшего помещения не найдешь.

— Так говорят, но я не смог это проверить.

— Не хотел бы я владеть подобным погребом, дражайший трактирщик, — ответил офицер.

Стражники, на которых произвели глубокое впечатление слова трактирщика, поколебались немного, прежде чем продолжить спуск.

Если бы предстояло помериться силами с разбойниками-индейцами или с флибустьерами, они без малейшего колебания храбро выполнили бы свой долг, не заставляя просить себя, но история о призраках, которую они слышали, да еще упоминание об оссуарии, вселили в их души ужас, впрочем, вполне извинительный в те времена.

— Ну, так идем? — спросил дон Баррехо, слегка покачивавший лампой, чтобы показать, как он дрожит от нарастающего страха. — Карамба! Нам придется обеими руками вцепиться в наши души.

— Прибавьте света, — отозвался офицер. — Кажется, ваши руки излишне дрожат.

— Еще бы!.. Я иду впереди всех, а стало быть, меня первого поймают и утащат в ад или в оссуарий. Подумайте о том, что у меня есть жена, да и красотка к тому же.

— Значит, вам надо показать при ней свою храбрость.

— Раз для Панчиты, то я быстренько спущусь и перебью всех призраков, которые проникли в мой погреб, — ответил гасконец, с трудом удерживаясь от смеха.

Он высоко поднял лампу, еще раз начертал в воздухе знак креста и отважно продолжил спуск, хотя внизу все время слышались удары цепей о бочки, а время от времени — и улюлюканья, напоминавшие вой бешеных волков. Гасконец на всякий случай забормотал молитвы. Добравшись до двадцать пятой ступеньки, то есть до половины лестницы, он снова остановился.

— Сеньор офицер, — сказал он взволнованно. — Ноги мне больше не подчиняются.

— Не показывайте свою трусость перед женой, — ответил командир. — Кому-то же надо идти первым, а вы как-никак привыкли к своему погребу. И потом: разве мы здесь не для того, чтобы поддержать вас?

— Но разве вы не слышите эти шумы?

— Я не глухой.

— Как вы думаете, отчего они возникают?

— Узнаем, когда доберемся донизу. Не робей, трактирщик! Будь посмелее и покрепче держи в руке шпагу!

— А если это и в самом деле привидения? — спросил с дрожью в голосе один из стражников. — Вы же знаете, начальник, что их не убьешь.

— И что алебарды пройдут сквозь их тела, как сквозь облачко дыма, — добавил другой.

— Мы их еще не видели, — отрезал офицер. — Если они и в самом деле появятся… Ну что же! Тогда мы поймем, что надо делать.

— Удирать во всю мочь, — сказал дон Баррехо.

Офицер не ответил. Он был слишком растерян, чтобы возразить.

Глубоко вздохнув, гасконец наконец-то решился спуститься еще на двадцать или двадцать пять ступенек и добраться до пола.

Перед спускавшимися открылся обширный и очень высокий погреб, весь заставленный, как мы уже сказали, более или менее полными бочками. Трем полицейским и трактирщику явился ужасающий спектакль, от которого могла бы застыть кровь даже у флибустьера.

Стоны, завывания, грохотание железа прекратились, но вместо этого неожиданно появились два привидения, соскочивших с верхних бочек последнего ряда; они принялись с бешеной скоростью крутиться, вздымая свои белые одеяния.

Дон Баррехо испуганно заорал и тут же выпустил из рук лампу.

— Бежим!.. Быстрее!.. — взревел он душераздирающим голосом.

Стражники мигом развернулись и, тяжело дыша, стали карабкаться вверх, подталкивая вперед Панчиту, испускавшую такие дикие вопли, словно с нее сдирали кожу. В одну минуту все трое выбрались в таверну. Стражники мертвенно побледнели и тяжело дышали; казалось, они лишились дара речи.

К счастью, на столе еще оставалось вино, и несколько бокалов старого хереса, выпитых один за другим, немного приободрили несчастных.

— Твой погребок проклят, — проговорил офицер, едва успел перевести дух. — А это действительно были призраки?

— А то?.. — возмутился дон Баррехо. — Спросите у своих стражников или у моей жены.

— Да, да, командир, — поспешили в один голос подтвердить алебардщики. — Это были настоящие призраки.

— Тогда, мой дорогой, закопайте этот погреб, как сможете, — предложил офицер. — Я такими вещами не занимаюсь. Откройте дверь.

— Как!.. Вы уже уходите, сеньор офицер? — вскрикнула Панчита, упавшая на стул, изображая неописуемый испуг.

— Солдаты никогда не бьются с тенями, милая моя, — ответил командир дозора, который никак не мог дождаться того мгновения, когда он окажется на улице. — Наши шпаги и алебарды здесь будут совершенно бесполезны.

— А куда же нам, с вашего позволения, отправиться спать? Под ливень? — спросил дон Баррехо, притворяясь, что рвет на своей голове волосы.

— Попроситесь переночевать к кому-нибудь из соседей.

— Тогда мне придется рассказать, почему мы с женой убежали, и наутро весь квартал узнает, что в мой винный погреб наведываются духи из оссуария.

— И тогда мы будем совершенно разорены, — вздохнула прекрасная кастильянка.

— Не знаю, что вам делать, дорогие, — ответил офицер, который как зачарованный смотрел на оставшуюся открытой дверь в погреб, словно боялся, будто с минуты на минуту появится один из этих гигантских призраков. — Могу вам только дать совет.

— Дайте, сеньор офицер, — плаксиво произнес дон Баррехо.

— Завтра утром обратитесь к аббату ближайшего монастыря и попросите прислать полдюжины братьев, чтобы они отслужили обедню с крестами и большим количеством святой воды.

— А вы останетесь здесь до завтра?

— Нет, дорогой мой трактирщик, хватит с нас таинственных событий, случившихся здесь. Завтра, при свете дня, мы, может быть, вернемся сюда, чтобы кое-что узнать. Отоприте немедленно дверь и позвольте нам уйти.

— Но на улице еще идет дождь.

— Предпочитаю вымокнуть, чем еще один раз спуститься в твой погреб. Пошли, друзья.

Дон Баррехо, изображая отчаяние, открыл дверь таверны, и все, включая Панчиту, вышли на улицу. Мимо прошли несколько полуночников, не боявшихся дождя, лившего как из ведра. Увидев, что двери таверны открылись и из нее вышли люди, которых сразу даже различить было невозможно, потому что стражники закутались в свои широкие плащи, ночные прохожие подошли к таверне, и один из этой группы, казавшийся сильно подвыпившим, спросил:

— А можно ли выпить бутылочку?

— Вот вам и компания, — сказал офицер дону Баррехо. — Эти храбрецы не уйдут, пока вы не дадите им выпить.

— Но кто же пойдет за вином в погреб, если в нем веселятся привидения?

— Как? В вашем доме поселились привидения? — спросил другой пьянчуга из той же компании, набожно перекрестившись.

— Да, кабальеро, и такие страшные, что заставили удрать даже ночную стражу.

Полуночники ни о чем больше не хотели слышать и поспешно удалились, тогда как дозор ушел в другую строну, прижимаясь к стенам домов.

Дон Баррехо дождался, пока совсем затихнет шум шагов, а потом вернулся в таверну и, пока его жена торопливо закрывала дверь, опустился на стул и довольно расхохотался, да так громко, что привлек внимание двух призраков, которые не замедлили появиться на пороге погреба в своем белом одеянии.

— Изыди, Сатана!.. — крикнул гасконец, хватая бутылку. — Ты слишком пропах серой.

— Боже правый! — воскликнул баск, в свою очередь хватая еще не до дна опустошенную бутылку. — Объявляю тебя, дон Баррехо, самым великим и самым хитрым гасконцем, какого только вскормила земля дуэлянтов и искателей приключений.

— Да, он храбрец, — согласился Буттафуоко, искавший, чем бы можно было ополоснуть горло.

— Они удрали, как зайцы, — ответил дон Баррехо. — Эх, ну и комедия, друзья!.. Уж и не знаю, как мне удалось удержаться от смеха. Я едва вытерпел.

— А если они вернутся? — спросил Мендоса.

— Вот этого я и боюсь. Они могут вернуться сюда, прихватив с собой дюжину монахов. Вот чего я боюсь, друзья. Дело на этом наверняка не закончится, потому что маркиз де Монтелимар пожелает узнать, что произошло с телом и душой нашего приятеля Пфиффера. Этот фламандец начинает становиться опасным, даже когда он мертвецки пьян. Как вы полагаете, сеньор Буттафуоко?

— К сожалению, у нас могут быть большие неприятности, потому что маркиз де Монтелимар подозревает нас и пошлет по нашим следам своих людей, — поделился своими сомнениями буканьер.

— Тогда я возвращаюсь к своей первоначальной идее, — сказал гасконец. — Пойду в погреб, вскрою одну из бочек и брошу туда фламандца. Для пьяницы это будет сладкая смерть: утонуть в десяти гектолитрах хереса.

— А потом его можно вытащить, — добавил Мендоса.

— Разумеется!.. Завтра же я его выловлю, выкопаю яму и похороню его в одном из углов погреба. Что же касается вина, я сумею продать его, даже если мертвец пролежит в бочке двенадцать часов.

— Ах, каналья!..

— О, у индейцев и метисов не такой рафинированный вкус.

— Нет, — еще раз повторил Буттафуоко. — Я думаю, что этот человек может быть нам очень полезен. Если он — доверенное лицо маркиза, то мы можем узнать от него немало ценного.

— А если завтра маркиз пошлет новых людей искать его? Как только фламандца найдут, меня повесят, сеньор Буттафуоко.

— Нет ли какого укрытия в твоем погребе? — спросил Мендоса. — Может быть, у вас есть зерновой склад?

Дон Баррехо задумался, потом жахнул кулаком по столу и воскликнул:

— Нашел!.. И я открыл Америку!..

— Эй, гасконец, ты что, рехнулся? — спросил Мендоса. — Может быть, привидения и на тебя повлияли?

— Мозги гасконцев накрепко закрыты в черепной коробке вместе с двумя виноградными гроздьями; их не так просто попортить. Говорю тебе, что нашел великолепное укрытие.

— Мы тебя слушаем, — сказал Буттафуоко.

— Несколько дней назад я приобрел новую бочку, да такую обширную, что мы все сможем там поместиться. Я хотел использовать ее под мецкаль. Теперь я возьму нашего приятеля Пфиффера и затолкаю его в пустую бочку, так он, по крайней мере, не захлебнется хересом.

— Да ты находчив со своими бочками! — восхитился Мендоса.

— А разве я не стал трактирщиком?

— А если стражники вернутся и наш приятель Пфиффер, как ты его называешь, примется кричать внутри пустой бочки и предаст тебя?

— Никогда!..

— Это почему же?

— Да потому, что если он проснется, я вместо подслащенной воды волью ему в горло целую бутылку агуардьенте ;[26] Агуардьенте ( исп. ) — водка. он снова запьянеет.

— Да ты после женитьбы стал кровожаднее каймана, — сказал Мендоса.

— Ну уж нет, сеньор мой, — запротестовала прекрасная кастильянка, — он стал после женитьбы смиреннее ангела, мой Пепито.

— Оставим в покое Пепито, речь совсем не о нем. Давайте лучше займемся Пфиффером. Вам нравится моя идея?

— Если уж нет ничего лучшего, затолкаем его на время в бочку, — высказался Буттафуоко. — Он там пробудет как можно меньше, потому что мы наняли шлюпку и отправимся искать Равено де Люсана.

— Надо не перепоить его, этого бедного дьявола, — сказал Мендоса. — Мы не хотим его смерти.

— За кого ты меня принимаешь? — возразил гасконец. — За последнего из трактирщиков, которые только существуют в обеих Америках? Я дам ему выпить самой лучшей агуардьенте, которая обходится мне в четыре пиастра за бутылку.

— Давайте покончим с этим и пойдем, — сказал Буттафуоко. — Сеньорита Инес ди Вентимилья будет беспокоиться. Она наверняка еще не ложилась.

— Как!.. Она вас примет ночью? — удился дон Баррехо.

— Мы не можем видеться днем. Предосторожности никогда не повредят, когда мы играем партию с Монтелимаром.

Они взяли лампы и спустились в погреб, быстро добравшись до конца двух рядов бочек. Там находился огромный чан, похожий на маленькую башню, из-под малаги; в нем без труда могло уместиться четыре человека.

— Как видите, бочка и в самом деле новая, — сказал дон Баррехо. — Пфифферу не грозит опасность задохнуться.

Он взял молоток и сбил верхние обручи, чтобы сбить клепки и поднять крышку. Мендоса и Буттафуоко помогали ему как могли, хотя и были неопытными в этом ремесле, тогда как гасконец уже познал его основы, и даже, может быть, лучше бочара.

— Гнездо готово и может принять дрозденка, — сказал дон Баррехо через несколько минут. — Разыщите Пфиффера, пока я снимаю крышку.

Несчастный фламандец блаженно храпел под бочками, словно в своей постели.

Буттафуоко и Мендоса взяли это неподвижное тело и передали его гасконцу, который опустил фламандца в чан, даже не посмотрев на дно монументального резервуара; после этого он быстро поставил на место крышку, но не стал как следует подгонять ее, так что воздух мог свободно циркулировать туда и обратно.

— Я не боюсь, что кто-нибудь его найдет, — сказал дон Баррехо, справившись с этой работой.

— Однако можно же услышать, что внутри кто-то сопит или храпит, — усомнился Мендоса, приложив ухо к бочке.

— Ошибаешься, дружище, — ответил гасконец. — Хорошее вино всегда бурлит. Разве оно не булькает, когда начинает ферментироваться?

— Ты бесподобен, дон Баррехо, — сказал Буттафуоко. — Уверен, что с вашей помощью можно без труда увезти сеньориту ди Вентимилья к месту рождения ее матери и получить наследство, оставленное великим касиком.

— Вы хотите сказать, сеньор Буттафуоко, что все еще рассчитываете на мою драгинассу, — сказал дон Баррехо.

— Мы приехали сюда, чтобы забрать вас с собой. Хватит, побыли в трактирщиках. Вы же дворянин, и со шпагой управляетесь куда лучше, чем с бутылками.

— Я и в самом деле начал смертельно скучать и оплакивать былые времена, когда под командой сына Красного корсара шел на приступ какого-нибудь судна или какого-то дома не реже одного раза в неделю. А моя жена?

— Оставь ее здесь, хозяйничать в таверне, — сказал Мендоса. — Когда мы вернемся, тебе не надо будет торговать вином, и Панчита сможет хвастаться драгоценностями и богатыми одеждами, сколько захочет. Пошли, сеньор Буттафуоко.

Они поспешно поднялись по лестнице, накинули плащи, проверили шпаги и кинжалы, а потом, потрепав по щеке прекрасную кастильянку, так что дону Баррехо нечего было и сказать, флибустьер и буканьер осторожно выглянули на улицу.

По-прежнему шел проливной дождь, а штормовой, холоднющий ветрило хлопал ставнями домов и монументальными вывесками магазинов. Издалека доносился мрачный рев Тихого океана, волны которого разбивались об откосы порта.

— Когда мы увидимся? — спросил дон Баррехо.

— Если ты нам будешь нужен завтра, то наше письмо принесет индейский мальчишка, — ответил Буттафуоко. — Тем временем надо постараться побыстрее избавиться от фламандца, чтобы не скомпрометировать себя и…

Буканьер резко прервался и положил руку на рукоять шпаги.

— Кто это сюда идет? — тревожно спросил он.

Пять или шесть человек, одетых в серые плащи и державших в руках фонари, приближались к таверне, бормоча молитвы.

— Похороны в такой час? — удивился Мендоса.

Однако почти сразу же он, поняв, что происходит, разразился хохотом.

— Полиция предупредила отца-настоятеля соседнего монастыря, что твой винный погреб наводнен духами, и вот братья проворно собрались благословлять твои бочки святой водой. Прими их хорошенько и тяни время, как можешь. Сеньор Буттафуоко, смываемся!..

Авантюристы мигом удалились, а шестеро монахов, с хромым пономарем впереди, который нес большой сосуд со святой водой, остановились перед таверной.

Они едва обогнули угол улицы, когда мужчина, до того прятавшийся в густой тени, которую отбрасывал старинный портик,[27] Портик — выступающая перед фасадом здания открытая галерея, которую образуют несущие перекрытие колонны или столбы. бросился по их следам.