Онлайн чтение книги Шелковый путь The Silk Roads: A New History of the World
2. Путь веры

В древности не только товары перемещались по артериям, которые соединяли Тихий океан, Центральную Азию, Индию, Персидский залив и Средиземноморье, но и идеи. И среди самых мощных идей были те, которые касались божественного. Интеллектуальный и религиозный обмен между регионами всегда был достаточно оживленным. Теперь он стал более сложным и конкурентным. Местные культы и верования вошли в контакт с прочно установившейся космологией. Все эти идеи буквально сплавлялись, перемешивались друг с другом, как в огромном котле.

В то время как Александр Великий и его кампании принесли греческие идеи на Восток, мысли и идеи с Востока двигались в обратном направлении. Идея буддизма быстро прошла через всю Азию, особенно после того, как ее приверженцем стал император Ашока, который якобы обратился в буддизм, придя в ужас от огромных сумм, затраченных на ведение военных кампаний, в результате которых была создана великая империя в Индии в III веке до нашей эры. Надписи того времени свидетельствуют о том, что очень много людей соблюдали принципы и догмы буддизма в то время. Их можно было найти на всем пути до самой Сирии и даже дальше. Верования секты, известной как «Терапевты», которая процветала в Александрии в Египте на протяжении многих веков, имели определенные сходства с буддизмом, включая использование аллегорических высказываний, преданность просветлению, достигаемому через молитву, и отстранение от себя самого для достижения внутреннего спокойствия[134]H. Falk, Asókan Sites and Artefacts: A Source-book with Bibliography (Mainz, 2006), р. 13; E. Seldeslachts, ‘Greece, the Final Frontier? – The Westward Spread of Buddhism’, in A. Heirman and S. Bumbacher (eds), The Spread of Buddhism (Leiden, 2007), esр. рр. 158–160..

Неоднозначность источника материала затрудняет определение степени распространения буддизма. Тем не менее удивительно, какое количество литературы, описывающей, как религия была привезена из Индии и распространилась по другим странам, существует в наше время. Местные правители должны были решить: терпеть новую религию, искоренить ее или принять и поддерживать. Одним из последних свой выбор сделал бактрийский царь Менандр в I веке до нашей эры, потомок одного из людей Александра Великого. Согласно тексту под названием «Вопросы Милинды», правитель решил следовать новому духовному пути благодаря заступничеству вдохновившего его монаха, ум которого, проявленное им сострадание и смирение были выше и сильнее в современном мире. Этого было вполне достаточно, чтобы убедить правителя искать просветления через буддистские практики[135]Sick, ‘When Socrates Met the Buddha’, р. 271; о современной палийской литературе – T. Hinüber, A Handbook of Pali Literature (Berlin, 1996)..

Все интеллектуальные и теологические пространства Шелкового пути были полны народа. Божества, культы, священники и местные правители буквально «толкались» друг с другом. Ставки были высоки. Это было время, когда общество было весьма восприимчиво к объяснениям разного рода, от мирских до сверхъестественных, а религия предлагала решение множества проблем. Борьба между различными конфессиями носила политический характер. Во всех религиях, независимо от их происхождения – были ли они родом из Индии, как индуизм, джайнизм и буддизм, или из Персии, как зороастризм и манихейство, или появились западнее, как иудаизм и христианство, а со временем и ислам, – триумф на поле боя или за столом переговоров сопровождался демонстрацией культурного превосходства и божественного благословения. Уравнение было столь же простым, сколь и могущественным: общество, защищенное и благословленное правильным богом, процветало; те же, кто чтил фальшивых идолов и пустые обещания, были обречены на страдания.

У правителей были достаточно сильные стимулы, чтобы инвестировать в правильную духовную инфраструктуру, например строительство роскошных мест отправления культа. Это давало им рычаг внутреннего контроля и позволяло укреплять отношения с духовенством, которое в любых основных религиях имело как духовную, так и политическую власть. Это вовсе не означало, что светское правительство было пассивным, следующим доктринам, заданным независимым классом (или в некоторых случаях кастой). Напротив, целеустремленные правители могли утвердить свою власть, привнеся новые религиозные практики.

Кушанская империя, которая простиралась от северной Индии и занимала большую часть Центральной Азии в первых веках нашей эры, может послужить отличным примером. Ее правители взяли под свое покровительство буддизм, но в то же время приветствовали постоянное развитие буддистских идей. Для правящей династии это было важно, поскольку было необходимо дать обоснование превосходства чуждых для данной местности идей.

Для этого пришлось перемешать несколько разных источников, чтобы сформировать единый концепт, к которому захотят обратиться как можно больше людей. В результате династия Кушан спонсировала постройку храмов, которые назывались devakula , или «храмы святого семейства». Они способствовали развитию мысли, которая уже укоренилась в регионе: правители являются связующим звеном между небесами и землей[136]G. Fussman, ‘The Mat Devakula : A New Approach to its Understanding’, in D. Srivasan (ed.), Mathurā: The Cultural Heritage (New Delhi, 1989), рр. 193–199..

Чуть ранее Менандр отчеканил монеты, на которых значилось, что он не только временный правитель, но еще и спаситель – личность настолько значимая, что на его монетах это было записано сразу на двух языках: греческом (soteros) и хинди (tratasa)[137]Например, Р. Rao Bandela, Coin Splendour: A Journey into the Past (New Delhi, 2003), рр. 32–35.. Династия Кушан пошла гораздо дальше. Ее представители установили культ, который утверждал их божественное происхождение и создавал огромную дистанцию между правителями и подданными. Это подтверждается надписями, найденными в Таксиле в Пенджабе. Правитель, как смело утверждается в рамках этого культа, был «великим королем, королем королей и сыном Бога»[138]D. MacDowall, ‘Soter Megas, the King of Kings, the Kushana’, Journal of the Numismatic Society of India (1968), рр. 28–48.. Эта фраза перекликается со Старым и Новым Заветом в отношении того, что правитель является спасителем и проводником в следующую жизнь[139]Обратите внимание, например, на описание в «Книге Псалмов» – «Бог Бога … Господь господствующих» (Пс. 136: 2–3, или «Бог богов и Господь господствующих» (Второзаконие 10:17). «Книга откровений» рассказывает, как зверь будет побежден, потому что Агнец – «Господь господствующих и Царь царей» (Откр. 17:14)..

Буддизм был сродни революции для I века нашей эры: преобразование происходило таким образом, что вера формировала повседневную жизнь своих приверженцев. Основы учения Будды в традиционной форме очень просты. Они пропагандируют уход от страданий (на санскрите duhkha), что должно привести к состоянию покоя (нирваны) путем следования благородному восьмеричному пути. Путь к просветлению не требовал привлечения третьих лиц и не затрагивал материальный и физический мир каким-либо значимым образом. Путь был исключительно духовным, метафизическим и исключительно индивидуальным.

Все изменилось кардинальным образом, когда появились новые способы достижения состояния измененного сознания. То, что раньше было внутренним путешествием, свободным от внешних влияний, теперь было дополнено советами и помощью. Организовывались специальные места, в которых достижение просветления и сам буддизм выглядели более убедительно. Были построены ступы, или святыни, якобы связанные с Буддой. Они стали объектами паломничества, а тексты, в которых говорилось, как следует вести себя в таких местах, делали буддизм более реальным и ощутимым. В Saddharmapundarīka , также известной как «Лотосовая сутра», – сочинении, относящемся к тому же периоду, отмечалось, что подношения при посещении святыни в виде цветов или благовоний способствуют скорому спасению. С теми же целями часто нанимали музыкантов, играющих на «барабанах, рожках и раковинах, свирелях, флейтах, лютнях, гонгах, арфах, гитарах и цимбалах»: это должно было помочь преданному приверженцу достичь Будды[140] The Lotus of the Wonderful Law or The Lotus Gospel: Saddharma Pundarīka Sūtra Miao-Fa Lin Hua Chung , tr. W. Soothill (London, 1987), р. 77.. Это были преднамеренные попытки сделать буддизм более заметным и более конкурентоспособным в «шумной» религиозной обстановке.

Еще одной новой идеей стали пожертвования, особенно в пользу вновь построенных монастырей, которые появлялись на путях, веером расходившихся из Индии по всей Центральной Азии. Пожертвования в виде денег, драгоценностей и других даров стали обычной практикой. Бытовало мнение, что дарители будут «перенесены через океаны страданий» в награду за их щедрость[141]X. Liu, Ancient India and Ancient China: Trade and Religious Exchanges AD 1–600 (Oxford, 1988), р. 102.. В «Лотосовой сутре» даже были перечислены ценные предметы, наиболее подходящие для пожертвования: жемчуг, хрусталь, золото, серебро, лазурит, коралл, бриллианты и изумруды – такие дары приветствовались[142] Sukhāvatī-vyūha: Description of Sukhāvatī, the Land of Bliss , tr. F. Müller (Oxford, 1883), рр. 33–34; Lotus of the Wonderful Law , рр. 107, 114..

Крупномасштабные ирригационные проекты в долинах, где сейчас находятся Таджикистан и южная часть Узбекистана, реализованные на рубеже эпох, показывают, что это был период достатка и процветания, а также расширения и улучшения культурного обмена[143]D. Schlumberger, M. Le Berre and G. Fussman (eds), Surkh Kotal en Bactriane , vol. 1: Les Temples: architecture, sculpture, inscriptions (Paris, 1983); V. Gaibov, ‘Ancient Tajikistan Studies in History, Archaeology and Culture (1980–1991)’, Ancient Civilizations from Scythia to Siberia 1.3 (1995), рр. 289–304.. Пропагандой религии занялись богатые и влиятельные люди, и очень скоро монастыри стали приютом для ученых, которые занимались компиляцией буддистских текстов, их копированием и переводом на местные языки, что делало их доступнее для более широкого круга. Это также было частью программы распространения религии в ее более доступном формате. Коммерция позволила вере свободно распространяться[144]R. Salomon, Ancient Buddhist Scrolls from Gandhara (Seattle, 1999)..

Около I века нашей эры буддизм быстро распространился из северной Индии по торговым путям вместе с торговцами, монахами и паломниками. К югу, на плато Декан, было построено множество пещерных храмов, которые буквально усеяли индийский субконтинент[145]J. Harle, The Art and Architecture of the Indian Subcontinent (New Haven, 1994), рр. 43–57.. На севере и востоке буддизм весьма энергично распространяли согдийские купцы, которые сыграли важную роль в соединении Китая с долиной Инда. Это были странствующие торговцы из самого сердца Центральной Азии. С учетом того, что у них были хорошие связи и они рационально использовали средства, эти торговцы были идеальными посредниками[146]См., главным образом, E. de la Vaissière, Sogdian Traders: A History (Leiden, 2005)..

Ключом к их коммерческому успеху была целая сеть надежных перевалочных пунктов. Чем больше согдийцев становились буддистами, тем больше пещерных храмов было построено вдоль основных торговых путей, как, например, в долине реки Хунза на севере Пакистана. Проходящие тут согдийцы вырезали на камне свои имена, а также изображения Будды в надежде, что их длительное путешествие будет успешным и безопасным – горькое напоминание о необходимости душевного комфорта для путешественника вдали от дома[147]K. Jettmar, ‘Sogdians in the Indus Valley’, in Р. Bertrand and F. Grenet (eds), Histoire des cultes de l’Asie centrale préislamique (Paris, 1991), рр. 251–253..

Но о распространении буддизма говорят не только мелкие царапины на камне. Кабул был буквально окружен сорока монастырями, включая тот, который позже был с благоговением описан одним из посетителей. Он писал, что красота монастыря была сравнима с весной: «…тротуары из оникса, стены из прекрасного мрамора, двери сделаны из литого золота, в то время как полы – из чистого серебра. Повсюду храм украшен звездами, а у входа – золотой идол, прекрасный как луна, восседающий на украшенном драгоценными камнями троне»[148]C. Huart, Le Livre de Gerchāsp, poème persan d’Asadī junior de Toūs , 2 vols (Paris, 1926–1929), 2, р. 111..

Вскоре идеи и практики буддизма через горы Памира распространились на восток и достигли Китая. К началу IV века нашей эры буддистские святилища стали встречаться по всей провинции Синьцзян на северо-востоке Китая, примером могут служить пещеры Кизил в бассейне Тарима, которые включают в себя залы поклонения, места для медитаций и просторные жилые помещения. До тех пор Западный Китай был буквально усеян местами, которые превратили в святилища, например, в Кашгаре, Куче и Турфане[149]R. Giès, G. Feugère and A. Coutin (eds), Painted Buddhas of Xinjiang: Hidden Treasures from the Silk Road (London, 2002); T. Higuchi and G. Barnes, ‘Bamiyan: Buddhist Cave Temples in Afghanistan’, World Archaeology 27.2 (1995), р. 282ff.. К 460 году буддистские практики и искусство стали частью культуры Китая, вполне успешно конкурируя с традиционным для данной страны конфуцианством, представлявшим собой обширное учение, которое в основном затрагивало вопросы личной этики и духовных убеждений, и имевшим тысячелетнюю историю. Этому способствовало агрессивное продвижение новой религии представителями новой правящей династии, которые, как завоеватели из степи, были аутсайдерами. Так же как и в случае с Кушанским царством до этого, династия Северная Вэй могла получить многое, продвигая новое и покровительствуя идеям, которые подтверждали ее легитимность. Огромные статуи Будды были возведены в Пинчене и Лояне, далеко на востоке страны. Вместе с ними возникли хорошо обеспеченные монастыри и святилища. Вне всякого сомнения, Северная Вэй стала триумфатором, и произошло это потому, что ее представители стали частью божественного замысла, а не просто варварами-завоевателями[150]M. Rhie, Early Buddhist Art of China and Central Asia , vol. 1 (Leiden, 1999); Wei, Ancient Chinese Architecture: Buddhist Buildings (Vienna, 2000)..

Буддизм также сильно продвинулся по торговым путям в западном направлении. Целые скопления пещер вокруг Персидского залива, наряду с находками около Мерва в современном Туркменистане и надписями в самом сердце Персии, говорят о способности буддизма конкурировать с местными верованиями[151]G. Koshelenko, ‘The Beginnings of Buddhism in Margiana’, Acta Antiqua Academiae Scientiarum Hungaricae 14 (1966), рр. 175–183; R. Foltz, Religions of the Silk Road: Premodern Patterns of Globalization (2nd edn, Basingstoke, 2010), рр. 47–48; R. Foltz, ‘Buddhism in the Iranian World’, Muslim World 100.2–3 (2010), рр. 204–214..

Засилье заимствованных слов в Парфянском царстве говорит об интенсивном обмене идеями в этот период[152]N. Sims-Williams, ‘Indian Elements in Parthian and Sogdian’, in R. Röhrborn and W. Veenker (eds), Sprachen des Buddhismus in Zentralasien (Wiesbaden, 1983), рр. 132–141; W. Sundermann, ‘Die Bedeutung des Parthischen für die Verbreitung buddhistischer Wörter indischer Herkunft’, Altorientalische Forschungen 9 (1982), рр. 99–113..

Разница, однако, в том, что углубление экономического сотрудничества заставило Персию пойти по другому пути. Для ее экономики, политики и культуры настала пора возрождения. Когда самосознание персов вновь заявило о себе, буддисты обнаружили, что их не сильно жалуют и даже преследуют. Жестокость такого преследования привела к тому, что святыни в Персидском заливе остались покинутыми, а ступы, построенные вдоль дорог на персидской территории, разрушены[153]W. Ball, ‘How Far Did Buddhism Spread West?’, Al-Rāfidān 10 (1989), рр. 1–11..

По всей Евразии возникали и исчезали религиозные верования. Их представители сражались друг с другом за аудиторию, лояльность и авторитет. Общение с божественными силами было чем-то большим, нежели необходимость вмешательства в повседневную жизнь, – это стало вопросом спасения или вечного проклятья. Конкуренция стала жесткой. Первые четыре столетия первого тысячелетия, когда из Палестины по Средиземноморью и Азии стало стремительно распространяться христианство, ожесточенные религиозные войны велись повсеместно.

Решающий момент наступил, когда власть захватила династия Сасанидов, свергнув правящую династию в Персии в ходе восстания. Они убивали соперников и искусно поддерживали сумятицу, возникшую после военных неудач на границе с Римом и по всему Кавказу[154]T. Daryaee, Sasanian Persia: The Rise and Fall of an Empire (London, 2009), рр. 2–5.. После захвата власти в 224 году нашей эры Ардашир I и его преемники приступили к полномасштабной трансформации государства. Помимо прочего, они утвердили четкую линию национального самосознания и особенно выделили крепкие связи государства с великой империей персов древности[155]Многие ученые писали о переменах. См. Canepa, The Two Eyes of the Earth: Art and Ritual of Kingship between Rome and Sasanian Iran (Berkeley, 2009)..

Это было достигнуто путем сплавления современных физических и символических реалий с прошлым. Ключевые места древнего Ирана, такие как Персеполис, столица империи Ахменидов, некрополь Накше-Рустам, который ассоциировался с великими царями Дарием и Киром, были использованы для культурной пропаганды. Новые надписи, монументальная архитектура и резьба на камне – они игнорировали новый режим, заменяя его воспоминаниями о славном прошлом[156]M. Canepa, ‘Technologies of Memory in Early Sasanian Iran: Achaemenid Sites and Sasanian Identity’, American Journal of Archaeology 114.4 (2010), рр. 563–596; Weber, ‘Wahram II: König der Könige von Eran und Aneran’, Iranica Antiqua 44 (2009), рр. 559–643.. Была восстановлена система чеканки, и греческие надписи и изображения Александра Великого, которые были представлены на монетах столетиями, были заменены на царский профиль с одной стороны и жертвенник с другой[157]О сасанидской чеканке в целом – R. Göbl, Sasanian Numismatics (Brunswick, 1971)..

Последнее было намеренной провокацией, заявлением о новой самоидентификации и отношении к религии. Хотя источники достаточно скудные, они показывают, что правители этого региона столетиями проявляли толерантность в вопросах веры, что позволяло разным конфессиям сосуществовать достаточно мирно[158]M. Boyce, Zoroastrians: Their Religious Beliefs and Practices (London, 1979)..

Возникновение новой династии привело к ужесточению отношения к религии. Учение Заратустры (или Зарадушты) продвигалось за счет остальных. Древним грекам он был известен как Зороастр – великий персидский пророк, который жил около 1000 года до нашей эры, если не раньше. Его учение гласило, что во Вселенной существуют два основных начала (духа) – Ахура Мазда (Господь мудрый) и Ангра-Майнью (враждебный дух), которые находятся в постоянной борьбе. Было важно поклоняться первой силе, которая отвечала за порядок. Разделение мира на благотворные и нежелательные силы распространялось на все аспекты жизни, в том числе классификацию животных[159]R. Foltz, ‘Zoroastrian Attitudes toward Animals’, Society and Animals 18 (2010), рр. 367–378.. Ритуальное очищение, прежде всего через огонь, – важная часть зороастрийского поклонения. Ахура Мазда как символ веры может принести «добро от зла, свет от тьмы» и спасение от демонов[160] The Book of the Counsel of Zartusht , рр. 2–8, in R. Zaehner, The Teachings of the Magi: A Compendium of Zoroastrian Beliefs (New York, 1956), рр. 21–22. См. также M. Boyce, Textual Sources for the Study of Zoroastrianism (Manchester, 1984)..

Эта космология позволила Сасанидам связать свое правление с золотыми временами древней Персии, когда великие цари заявляли о своей преданности Ахуре Мазде[161]См., например, M. Boyce, Textual Sources for the Study of Zoroastrianism (Manchester, 1984), рр. 104–106.. Но также это дало возможность задать настрой на военную и экономическую экспансию: постоянный акцент на борьбе подготовил умы для битвы, в то время как сфокусированность на порядке и дисциплине подчеркнула необходимость административных реформ, которые стали основой возрождающегося государства. Зороастризм включал целый набор верований, которые отлично сочетались с военным характером обновления империи[162]M. Boyce and F. Grenet, A History of Zoroastrianism (Leiden, 1991), рр. 30–33. О зороастрийских верованиях, включая молитвы и вероучения, см. Boyce, Textual Sources , рр. 53–61; о ритуалах и практиках – рр. 61–70..

Реализуя политику агрессивной экспансии, Ардашир I и его сын Шапур I присоединяли к империи города-оазисы, торговые пути и даже целые регионы или же принуждали их к сотрудничеству. Такие важные города, как Систан, Мерв и Балх, были захвачены в ходе ряда кампаний, которые начались в 220-х годах. Большая часть территорий Кушанского царства стала вассальной и находилась под управлением чиновников Сасанидов, которые стали называть себя правителями Кушана[163]J. Harmatta, ‘Late Bactrian Inscriptions’, Acta Antiqua Hungaricae 17 (1969), рр. 386–388.. Триумфальная надпись на Накше-Рустам показывает масштаб достижений и отмечает, насколько глубоко на восток раскинулись владения Шапура I – они достигали Пешавара и границы Кашгара и Ташкента[164]M. Back, ‘Die sassanidischen Staatsinschriften’, Acta Iranica 18 (1978), рр. 287–288..

Когда Сасаниды захватили власть, приверженцы зороастризма позиционировали себя как приближенных к власти и сделали многое для того, чтобы сосредоточить административную власть в своих руках за счет других, менее многочисленных религиозных верований[165]S. Shaked, ‘Administrative Functions of Priests in the Sasanian Period’, in G. Gnoli and A. Panaino (eds), Proceedings of the First European Conference of Iranian Studies , 2 vols (Rome, 1991), 1, рр. 261–273; T. Daryaee, ‘Memory and History: The Construction of the Past in Late Antiquity’, Name-ye Iran-e Bastan 1.2 (2001–2002), рр. 1–14.. Такая политика проецировалась и на новые районы, попавшие под контроль персов. Надписи, сделанные первосвященником Кирдиром в середине III века нашей эры, прославляют распространение зороастризма. Религия и ее служители повсеместно почитались, а на землях, захваченных у римлян, процветали «многие религиозные учебные заведения». Для того чтобы распространить свою религию, требовалось проделать большую работу, но, как скромно заметил Кирдир: «Я усердно трудился на благо язат (божеств), земных правителей и на благо моей собственной души»[166]Back, ‘Sassanidischen Staatsinschriften’, р. 384. Полную надпись см. в M. – L. Chaumont, ‘L’Inscription de Kartir à la Kaʿbah de Zoroastre: text, traduction et commentaire’, Journal Asiatique 248 (1960), рр. 339–380..

Продвижение зороастризма сопровождалось подавлением местных культов и враждебных воззрений, которые были отвергнуты как учения зла. Иудеи, буддисты, индуисты, манихейцы и представители прочих религий преследовались; места отправления культа были разграблены, «идолы разрушены, святилища демонов снесены и превращены в храмы богов»[167]M.-L. Chaumont, La Christianisation de l’empire iranien, des origines aux grandes persécutions du IV siècle (Louvain, 1988), р. 111; G. Fowden, Empire to Commonwealth: Consequences of Monotheism in Late Antiquity (Princeton, 1993), рр. 28–29.. Расширение Персии сопровождалось усилением ценностей и верований, которые представлялись как традиционные и необходимые для политической и военной победы. Тех же, кто предлагал другие объяснения или конкурирующие воззрения, преследовали и нередко убивали, как, например, Мани – харизматичного пророка III века, чьи воззрения, представляющие собой смесь идей из западных и восточных источников, когда-то отстаивал Шапур I. Теперь его учение было признано подрывающим основы, вредным и опасным, а его приверженцы жестоко преследовались[168]R. Merkelbach, Mani und sein Religionssystem (Opladen, 1986); J. Russell, ‘Kartir and Mani: A Shamanistic Model of their Conflict’, Iranica Varia: Papers in Honor of Professor Ehsan Yarshater (Leiden, 1990), рр. 180–193; S. Lieu, History of Manicheanism in the Later Roman Empire and Medieval China: A Historical Survey (Manchester, 1985). О Шапуре и Мани см. M. Hutter, ‘Manichaeism in the early Sasanian Empire’, Numen 40 (1993), рр. 2–15..

Среди тех, кто подвергался преследованию и жестокому обращению, в списке Кирдира значатся nasraye и kristyone , то есть назаряне и христиане. В свое время велись дебаты, какие именно группы населения имелись в виду. Сейчас ученые договорились, что первые – это коренное население империи Сасанидов, которое перешло в христианство, а вторые – христиане, которых массово депортировали на восток при Шапуре I, сразу после завоевания находящейся под римским началом Сирии, которое застало местные и центральные власти врасплох[169]Р. Gigoux (ed. and tr.), Les Quatre Inscriptions du mage Kirdir, textes et concordances (Paris, 1991). А также C. Jullien and F. Jullien, ‘Aux frontières de l’iranité: “nasraye” et “kristyone” des inscriptions du mobad Kirdir: enquête littéraire et historique’, Numen 49.3 (2002), рр. 282–335; F. de Blois, ‘ Naṣrānī Ν αζωραȋος ) and ḥanīf ( ἐθνικός ): Studies on the Religious Vocabulary of Christianity and of Islam’, Bulletin of the School of Oriental and African Studies 65 (2002), рр. 7–8..

Одной из причин, почему зороастризм настолько прочно вошел в сознание жителей Персии III века, была реакция на быстрое распространение христианства по торговым путям с Запада, так же как в свое время распространялся буддизм на Востоке. Резкая драматизация зороастрийской философии именно в это время была ускорена враждебной реакцией по отношению к христианским идеям и мыслям, которые привезли торговцы и заключенные, переселившиеся в Персию после депортации из Сирии[170]S. Lieu, ‘Captives, Refugees and Exiles: A Study of Cross-Frontier Civilian Movements and Contacts between Rome and Persia from Valerian to Jovian’, in Р. Freeman and D. Kennedy (eds), The Defence of the Roman and Byzantine East (Oxford, 1986), рр. 475–505..

Долгое время христианство ассоциировалось со Средиземноморьем и Западной Европой. Отчасти это было связано с тем, что руководство католической, англиканской и православной церквей находилось в Риме, Кентербери и Константинополе (современный Стамбул) соответственно. Но на самом деле каждый аспект раннего христианства был связан с Азией. Географически христианство происходило из Иерусалима, именно там располагались места, связанные с рождением, жизнью и распятием Иисуса. Изначально отправление культа происходило на арамейском языке, относящемся к семитской группе языков Ближнего Востока. Теологической и духовной базой христианства был иудаизм, возникший в Израиле и во время исхода и распространившийся в Египте и Вавилоне. Его история была сформирована воздействием пустынь, наводнений, засух и голода, что было нехарактерно для Европы[171]A. Kitchen, C. Ehret, S. Assefa and C. Mulligan, ‘Bayesian Phylogenetic Analysis of Semitic Languages Identifies an Early Bronze Age Origin of Semitic in the Near East’, Proceedings of the Royal Society B , 276.1668 (2009), рр. 2702–2710. Некоторые исследователи говорят о североафриканском происхождении семитских языков, например, D. McCall, ‘The Afroasiatic Language Phylum: African in Origin, or Asian?’, Current Anthropology 39.1 (1998), рр. 139–144..

Исторические причины распространения христианства по Средиземноморью установлены, но в начале своего пути развитие христианства было куда более многообещающим на Востоке, чем в районе Средиземноморья, где оно распространялось морскими путями[172]R. Stark, The Rise of Christianity: A Sociologist Reconsiders History (Princeton, 1996), и R. Stark, Cities of God: The Real Story of How Christianity Became an Urban Movement and Conquered Rome (San Francisco, 2006). Взгляды и методология Старка оказались противоречивыми, см. Journal of Early Christian Studies 6.2 (1998).. Сначала римские власти не трогали христианство. Они были озадачены страстью его самых ранних последователей. Плиний младший, к примеру, писал императору Траяну во II веке, чтобы спросить совета, что делать с христианами, которых привезли ему из Малой Азии. «Я никогда не участвовал в процессах над христианами, – писал он. – Поэтому я не знаю, какой тип наказания к ним применять и насколько тщательно следить за их деятельностью». Некоторых из них он казнил, поскольку полагал, «что независимо от их верований их упрямство должно быть наказано»[173]Pliny the Younger, Letter 96, ed. and tr. B. Radice, Letters and Panegyricus , 2 vols (Cambridge, MA, 1969), 2, рр. 284–286.. В ответ император посоветовал быть терпимым, не искать христиан специально и разбирать каждый случай отдельно, «так как невозможно определить набор правил, которые можно было бы применять независимо от обстоятельств дела».

«Но ни в коем случае нельзя исходить из слухов или анонимных обвинений. Поступая иначе, – писал он несколько надменно, – мы поступаем совсем не в духе нашего времени»[174]Там же, Letter 97, 2, рр. 290–292..

Вскоре после этого отношение ужесточилось, отражая все более глубокое проникновение христианства в римское общество. Имперские военные стали рассматривать новую религию с ее негативным отношением к греху, сексу, смерти и жизни в целом как угрозу традиционным милитаристским ценностям[175]J. Helgeland, R. Daly and Р. Patout Burns (eds), Christians and the Military: The Early Experience (Philadelphia, 1985).. Начиная со II века, в ходе жестокого преследования были убиты тысячи христиан. Зачастую такие убийства были частью развлечения толпы. В память о мучениках, которые потеряли жизнь из-за веры, был создан обширный свод текстов[176]M. Roberts, Poetry and the Cult of the Martyrs (Ann Arbor, 1993); G. de Ste Croix, Christian Persecution, Martyrdom and Orthodoxy (Oxford, 2006).. Ранние христиане должны были бороться против предрассудков. В результате появились воззвания, полные страдания. Например, Тертуллиан (160–225 годы нашей эры), которого один из выдающихся ученых сравнивал с Шейлоком Шекспира, буквально умолял: мы, христиане, «живем рядом с вами, делим с вами еду, одежду, обычаи, у нас такие же потребности, как и у вас»[177]Tertullian, Apologia ad Nationes , 42, in Tertullian: Apology: De Spectaculis , ed. and tr. T. Glover (London, 1931), р. 190; G. Stoumsa, Barbarian Philosophy: The Religious Revolution of Early Christianity (Tübingen, 1999), рр. 69–70.. «Только потому, что мы не посещаем римские религиозные церемонии, – писал он, – не означает, что мы не люди. Или у христиан другое устройство зубов, другие рты и другие, склонные к кровосмесительному блуду жилы?»[178]Tertullian, Apologia , 8, р. 44..

Изначально христианство распространялось на восток через еврейские общины, которые после изгнания из Вавилона жили в Месопотамии[179]W. Baum and D. Winkler, Die Apostolische Kirche des Ostens (Klagenfurt, 2000), рр. 13–17.. Информация о жизни и смерти Иисуса доходила до них не в греческих переводах, которые изучали новообращенные адепты на Западе, а на арамейском языке, языке самого Иисуса и его учеников. Так же, как и в Средиземноморье, торговцы сыграли важную роль в евангелизации на Востоке. Из-за своего расположения на перекрестке дорог особенно значимым в этом процессе стала Эдесса – современный город Урфа на юго-западе Турции[180]S. Rose, Roman Edessa: Politics and Culture on the Eastern Fringes of the Roman Empire, 114–242 CE (London, 2001)..

Очень скоро евангелисты добрались до Кавказа. Погребальные ритуалы и надписи на захоронениях в Грузии говорят о том, что там существовала субпопуляция новообращенных евреев[181]T. Mgaloblishvili and I. Gagoshidze, ‘The Jewish Diaspora and Early Christianity in Georgia’, in T. Mgaloblishvili (ed.), Ancient Christianity in the Caucasus (London, 1998), рр. 39–48.. Вскоре христианские общины появились в районе Персидского залива. Шестьдесят захоронений возле Бахрейна, вырезанные прямо в камне на берегу, показывают, как далеко зашли религиозные верования к началу III века[182]J. Bowman, ‘The Sassanian Church in the Kharg Island’, Acta Iranica 1 (1974), 217–220.. В «Книге законов стран», написанной примерно в это же время, говорится, что христиане проживали по всей Персии и дальше на востоке до самого Кушанского царства – на территории современного Афганистана[183] The Book of the Laws of the Countries: Dialogue on the Fate of Bardaisan of Edessa , tr. H. Drijvers (Assen, 1965), р. 61..

Распространению религии способствовал массовый исход христиан из Персии во время правления Шапура I в III веке. Среди ссыльных были известные лица, например Деметрий, епископ Антиохский, которого перевезли в Бет Лапат, современный Гундешапур на юго-западе Ирана. Там он собрал вокруг себя братьев-христиан и основал новое епископство[184]J. Asmussen, ‘Christians in Iran’, in The Cambridge History of Iran: The Seleucid, Parthian and Sasanian Periods (Cambridge, 1983), 3.2, рр. 929–930.. В Персии встречались высокопоставленные христиане, например, римлянка по имени Кандида, которая была любимой фавориткой при дворе, но после того как она отказалась отринуть свою веру, она стала мученицей, тем самым подтверждая слухи о кровожадности шаха и его окружения[185]S. Brock, ‘A Martyr at the Sasanid Court under Vahran II: Candida’, Analecta Bollandiana 96.2 (1978), рр. 167–181..

Упомянутые тексты попадают под категорию литературы, призванной установить превосходство христианских обычаев и верований над традиционными практиками. Источники весьма скудны, но из них мы можем почерпнуть сведения о битвах, которые разворачивались в то время. Один из авторов писал, что, в отличие от других жителей Персии, «ученики Христа» в Азии не «практикуют скверные привычки этих язычников». Другой отмечал, что это следует рассматривать как знак того, что христиане повысили стандарты в Персии и в других восточных странах. «Персы, которые стали Его учениками, больше не вступают в брак со своими матерями», в то время как жители степи больше не «питаются человеческой плотью, потому что слово Христово дошло и до них». И такие изменения нужно горячо приветствовать, подчеркивал данный автор[186]Eusebius, Evaggelike Proparaskeus , ed. K. Mras, Eusebius Werke: Die Praeparatio Evangelica (Berlin, 1954), 1.4, р. 16; A. Johnson, ‘Eusebius’ Praeparatio Evangelica as Literary Experiment’, in S. Johnson (ed.), Greek Literature in Late Antiquity: Dynamism, Didacticism, Classicism (Aldershot, 2006), р. 85..

Увеличение присутствия христиан в Персии в середине III века стало причиной жесткой реакции зороастрийских священнослужителей и повторения событий, которые произошли в Риме[187]Р. Brown, The Body and Society: Men, Women and Sexual Renunciation in Early Christianity (London, 1988); C. Wickham, The Inheritance of Rome: A History of Europe from 400 to 1000 (London, 2009), рр. 55–56.. Однако слова Кирдира свидетельствуют о том, что в Персии ужесточилось отношение не только к христианам, но и к представителям других религий. Штамповка альтернативных космологий шла рука об руку с процветающим зороастризмом, который был характерен для возрожденной Персии. Стала появляться государственная религия, которая провозглашала зороастрийские ценности синонимом персидских и стала «столпом, поддерживающим империю Сасанидов»[188]B. Dignas and E. Winter, Rome and Persia in Late Antiquity (Cambridge, 2007), рр. 210–232..

Была запущена целая серия цепных реакций, конкуренция за ресурсы и военное противостояние стимулировали развитие сложных религиозных систем, которые давали только видимость победы и успеха, но напрямую отрицали достижения враждебных соседей. В случае с Персией это означало бы появление еще более самоуверенного духовенства, роль которого в обществе стала бы более политизированной, об этом свидетельствуют тексты того периода.

Такая политика имела негативные последствия, особенно когда государственную религию стали насаждать в приграничных регионах и на вновь завоеванных территориях. Постройка храмов огня была предметом особой гордости Кирдира, однако такое насаждение веры силой приводило к возникновению раздоров среди населения. Зороастризм стал синонимом Персии. Совсем скоро вместо того, чтобы стать способом духовного освобождения, эта религия стала инструментом захвата. Вследствие этого христианство стало рассматриваться как антидот властного насаждения верований персидскими властями.

До сих пор не выяснены точные обстоятельства, при которых правители Кавказа приняли христианство. Условия принятия армянским царем Трдатом III христианства в самом начале IV века были описаны несколько позже. Появление данного описания было обусловлено тем, что христиане хотели поведать хорошую историю[189]См. A. Sterk, ‘Mission from Below: Captive Women and Conversion on the East Roman Frontiers’, Church History 79.1 (2010), рр. 1–39.. Согласно преданию, Трдат обратился в веру после того, как был превращен в свинью, слонялся по полям и был излечен святым Григорием, который оказался брошен в змеиную яму за отказ почитать армянских богов. Григорий излечил Трдата, сделав так, чтобы его рыло, клыки и свиная кожа исчезли, а затем крестил благодарного монарха в Евфрате[190]О конверсии см. R. Thomson (ed. and tr.), The Lives of St Gregory: The Armenian, Greek, Arabic and Syriac Versions of the History Attributed to Agathaneglos (Ann Arbor, 2010). W. Seibt, Die Christianisierung des Kaukasus: The Christianisation of Caucasus (Armenia, Georgia, Albania) (Vienna, 2002), и M.-L. Chaumont, Recherches sur l’histoire d’Arménie, de l’avènement des Sassanides à la conversion du royaume (Paris, 1969), рр. 131–146..

Трдат был не единственным влиятельным политиком, который обратился к христианству в этот период. В начале IV века эту веру принял Константин, один из наиболее влиятельных деятелей Рима. Решающий момент наступил во время гражданской войны, когда Константин победил своего соперника Максенция на Мильвийском мосту в Центральной Италии в 312 году нашей эры. Исследователи предполагают, что незадолго до этой битвы Константин смотрел в небо, увидел знак в форме креста прямо над солнцем и услышал слова: «Со знаком этим ты победишь». Полное значение произошедшего стало понятно после того, как он увидел сон, в котором ему явился Иисус и объяснил, что с помощью креста он победит всех своих врагов. По крайней мере, именно так многие предпочитали трактовать произошедшее[191]Eusebius of Caesarea, Bios tou megalou Konstantinou , ed. F. Winkelmann, Über das Leben des Kaisers Konstantin (Berlin, 1992), 1.28–30, рр. 29–30. Об обращении Константина и в целом о ситуации в то время см. сборник эссе N. Lenski (ed.), The Cambridge Companion to the Age of Constantine (rev. edn, Cambridge, 2012)..

Христианские источники показывают, с каким энтузиазмом император взялся за развитие христианства за счет других религий. От одного из авторов мы узнаем, например, что новый город Константинополь не был «загрязнен алтарями, греческими храмами или языческими жертвоприношениями», зато обогащен «прекрасными домами молитвы, в которых Бог обещал благословить усилия императора»[192]Sozomen, Ekklesiastike Historia , ed. J. Bidez, Sozomenus: Kirchengeschichte (Berlin, 1995), 2.3, р. 52.. Другой автор утверждает, что известные центры отправления культов были закрыты императором, а оракулы и прорицатели, очень характерные для римской теологии, были запрещены. Обычные жертвоприношения перед официальными событиями также были объявлены вне закона, а языческие статуи были сброшены и тоже оказались под запретом[193]Eusebius, Bios tou megalou Konstantinou , 2.44, р. 66.. Историю, рассказанную последним автором, чтобы показать религиозное рвение Константина, невозможно понять неправильно.

Кстати, преобразования Константина были гораздо сложнее, чем описано в источниках при его жизни и вскоре после смерти. С одной стороны, принятие христианства большим количеством военных было дальновидным ходом, с другой – статуи, монеты и тексты, которые представляют Константина как верного защитника культа Непобедимого Солнца (Sol Invictus), говорят о том, что он больше сомневался в принятии новой религии, чем описывается в хвалебных речах. Кроме того, несмотря на то что многие утверждали обратное, империя не изменила свой облик в одночасье. Первые лица Рима, Константинополя и других городов продолжали следовать традиционным верованиям еще достаточно долго после того, как у императора наступило прозрение и он с энтузиазмом взялся за насаждение новой религии[194]A. Lee, ‘Traditional Religions’, in Lenski, Age of Constantine , рр. 159–180..

Тем не менее принятие Константином христианства привело к значительным изменениям в Римской империи. Гонения, которые достигли своего пика при правлении Диоклетиана всего десять лет назад, подошли к концу. Гладиаторские бои, которые долгое время являлись одним из основных развлечений римлян, были отменены из-за стойкого отвращения христиан к зрелищам, обесценивающим святость жизни. «Кровавые зрелища нам неприятны», – гласит отрывок из закона, выпущенного в 325 году и сохранившегося при более поздней кодификации имперского законодательства. «Мы (поэтому) полностью запрещаем само существование гладиаторов». Тех, кого раньше посылали на арену в наказание за совершенные преступления или за веру, которую они отказались отринуть, сейчас отправляли «работать в шахтах, чтобы они могли отбыть наказание за свои преступления, не проливая крови»[195] Codex Theodosianus , tr. C. Pharr, The Theodosian Code and Novels and the Simondian Constitutions (Princeton, 1952), 15.12, р. 436..

Поскольку на поддержку развития христианства по всей империи тратилось огромное количество ресурсов, Иерусалим был выделен для проведения грандиозных строительных работ на щедрые пожертвования. Если Рим и Константинополь являлись административными центрами империи, то Иерусалим должен был стать духовным центром.

Некоторые части города разровняли, а земля, на которой стояли языческие храмы, была извлечена и отнесена как можно дальше, так как она была «запятнана, как будто на ней поклонялись дьяволу». При раскопках было найдено множество святынь, включая пещеру Рождества, которая была восстановлена, так же как «возродился Спаситель»[196]Eusebius, Bios tou megalou Konstantinou , 3.27–8, р. 96..

Константин лично контролировал эти работы, указывая, какие материалы надлежит использовать во время постройки храма Гроба Господня. Император делегировал выбор тканей и настенных украшений, но хотел лично выбрать тип мрамора, который будет использоваться при возведении колонн. «Я хотел бы знать ваше мнение, – писал он Макарию, епископу Иерусалимскому, – стоит ли обшить потолок панелями или украсить совсем в другом стиле, и если обшить потолок панелями, следует ли украшать его золотом». «Такой выбор, – продолжал он, – требует личного одобрения»[197]Там же, 3.31–2, р. 99..

Знаменитые преобразования Константина положили начало новой главе в истории Римской империи. Хотя христианство и не стало государственной религией, послабления ограничений и наказаний открыли новые возможности для новой веры. Это были отличные новости для христиан на Западе, но привело к катастрофе для христианства на Востоке. Хотя Константин начал с постепенного обращения, при этом он использовал монеты с языческими изображениями и возвел в новом городе статую, изображающую его как Гелиоса-Аполлона, очень скоро он стал жестче[198]Р. Sarris, Empires of Faith (Oxford, 2012), р. 22–23.. Вскоре он стал представлять себя как защитника христианства повсюду, за пределами Римской империи в том числе.

В 330-х годах стали распространяться слухи о том, что Константин собирается напасть на Персию, пользуясь тем, что при римском дворе просил политического убежища недовольный шахом его брат. Должно быть, персы сильно перенервничали, когда получили письмо от Константина, в котором говорилось, что он был очень рад узнать, что в «самых прекрасных провинциях Персии живет огромное количество людей, от имени которых я говорю; я имею в виду христиан». Правителю Персии Шапуру II он послал отдельное послание: «Я вверяю этих людей вам и вашей защите… относитесь к ним с добротой, и вы поймете, что их непоколебимая вера принесет пользу как вам, так и нам»[199]Eusebius, Vita Constantini , 4.13, р. 125; перевод в Dodgeon and Lieu (eds), The Roman Eastern Frontier and the Persian Wars A. D. 226–363: A Documentary History (London, 1991), р. 152. Даты см. в G. Fowden, Empire to Commonwealth: Consequences of Monotheism in Late Antiquity (Princeton, 1993), рр. 94–99.. Это должно было стать добрым советом, но прозвучало как угроза.

Незадолго до этого Рим раздвинул свои границы далеко в глубь персидской территории, и чтобы защитить новые приобретения, там были построены фортификационные сооружения и дороги[200]J. Eadie, ‘The Transformation of the Eastern Frontier 260–305’, in R. Mathisen and H. Sivan (eds), Shifting Frontiers in Late Antiquity (Aldershot, 1996), рр. 72–82; M. Konrad, ‘Research on the Roman and Early Byzantine Frontier in North Syria’, Journal of Roman Archaeology 12 (1999), рр. 392–410..

Когда царь Грузии, еще одного кавказского государства, имеющего коммерческую и стратегическую ценность, решился на крещение, которое, конечно же, было гораздо менее красочным, чем крещение Константина (царь просто узрел свет после того, как тьма поглотила его на охоте), беспокойство превратилось в панику[201]Sterk, ‘Mission from Below’, рр. 10–11.. Воспользовавшись отсутствием Константина на Дунае, Шапур II предпринял внезапную атаку на Кавказе, сместив местного правителя и посадив на его место своего человека. Константин ответил незамедлительно и жестоко. Он собрал огромную армию и велел епископам сопровождать его. Была изготовлена точная копия Скинии, которая использовалась для размещения Ковчега Завета. Затем он объявил, что хочет провести карательную операцию в Персии и креститься в реке Иордан[202]Eusebius, Vita Constantini , 5.56, р. 143; 5.62, рр. 145–146..

Амбиции Константина не имели пределов. Он заранее отчеканил новые монеты, давая своему племяннику новый королевский титул – правитель Персии[203]T. Barnes, ‘Constantine and the Christians of Persia’, Journal of Roman Studies 75 (1985), р. 132.. После того как было перехвачено письмо Афрата, главы одного из крупных храмов возле Мосула, христианский мир всколыхнулся: «Благодать снизошла на людей божьих». Именно этого он ждал. Похоже, на Востоке могло появиться христианское царство. «Будьте уверены, – писал он в заключении, – чудовище будет убито в предназначенный час»[204]Aphrahat, Demonstrations , M. – J. Pierre, Aphraate le sage person: les exposés (Paris, 1988–1989), no. 5..

Персы готовились к яростному сопротивлению, и удача повернулась к ним лицом. Еще до начала похода Константин заболел и умер. Шапур II в отместку за агрессию Константина поспешил низвергнуть христианское население Персии в пучину ада. Подстрекаемый верхушкой зороастрийского культа, шах «жаждал крови святых»[205]J. Walker, The Legend of Mar Qardagh: Narrative and Christian Heroism in Late Antique Iraq (Berkeley, 2006), 6, р. 22.. Очень многие стали мучениками, в одном из манускриптов из Эдессы упоминается о казни не меньше, чем шестнадцати епископов и пятидесяти священников только в начале V века[206]См. в целом J. Rist, ‘Die Verfolgung der Christen im spätkirchen Sasanidenreich: Ursachen, Verlauf, und Folgen’, Oriens Christianus 80 (1996), рр. 17–42. Доказательства не без проблем интерпретации – S. Brock, ‘Saints in Syriac: A Little-Tapped Resource’, Journal of East Christian Studies 16.2 (2008), рр. 184–186.. Христиане теперь рассматривались как пятая колонна, которая должна была открыть путь Римской империи в Персию с западной стороны. Епископов обвинили в подстрекательстве последователей шаха и его народа к бунту против царя, чтобы потом превратить их в рабов императора, который разделяет их веру[207]J. Wiesehöfer, Ancient Persia, 500 BC to 650 AD (London, 2001), р. 202..

Кровавая баня стала результатом принятия Римом христианства. Гонения, учиненные шахом, напрямую были связаны с тем, что Константин продвигал Римскую империю под христианскими лозунгами. Идеи императора впечатляли таких людей, как Афрат, но они были слишком сложны для правителей Персии. До крещения Константина образ Римской империи был достаточно четким. Но теперь император и его последователи стремились защитить не только Рим и его жителей, но и всех христиан в целом. Эту карту можно было удачно разыграть дома, где диалог нужно было вести лишь с епископами и верующими. Для тех же, кто жил за пределами империи, эта идея обернулась сущей катастрофой, и все ее последствия испытали на себе жертвы Шапура II.

Парадоксально: Константин известен тем, что заложил основы христианства в Европе, однако нигде никогда не упоминается, какую цену пришлось заплатить, чтобы упасть в объятия новой религии. Будущее христианства на Востоке оказалось под угрозой. Вопрос заключался в следующем: сможет ли учение Христа пережить испытание, с которым ему пришлось столкнуться в Азии?