Онлайн чтение книги Противостояние The Stand
Глава 17

Старки стоял перед монитором номер два, глядя на специалиста второго класса Фрэнка Д. Брюса. Когда он видел Брюса в последний раз, тот сидел, уткнувшись лицом в миску супа с кусочками говяжьей вырезки. С тех пор ничего не изменилось, если не считать того, что удалось достоверно установить личность Брюса. Ситуация нормальная, полная жопа.

Задумчиво сцепив руки за спиной, словно генерал, инспектирующий войска, – генерал Черный Джек Першинг[42]Имеется в виду Джон Джозеф Першинг по прозвищу Черный Джек (1860–1948) – генерал американской армии, участник Испано-американской и Первой мировой войн. Прозвище получил за службу в частях, состоявших преимущественно из чернокожих солдат., кумир детства Старки, – он перешел к монитору номер четыре, на котором как раз наблюдались изменения к лучшему. Доктор Эммануэль Эзвик по-прежнему неподвижно лежал на полу, но центрифуга остановилась. Прошлым вечером, в 19.40, из центрифуги потянулись тонкие щупальца дыма. В 19.55 микрофоны, установленные в лаборатории Эзвика, начали фиксировать постукивания, напоминавшие далекую барабанную дробь. Дробь эта распадалась на отдельные удары ( ронк-ронк-ронк ), которые становились все громче и сильнее. В 21.07 в центрифуге в последний раз что-то ронкнуло, и она начала замедлять ход, пока не остановилась. Кажется, Ньютон сказал, что где-то далеко, за самой дальней звездой, может находиться тело в состоянии абсолютного покоя. «Ньютон оказался прав во всем, кроме расстояния, – подумал Старки. – Совсем не обязательно отправляться в такую даль». Проект «Синева» воплощал собой именно это состояние. И Старки это радовало. Центрифуга создавала последнюю иллюзию жизни. По его приказу Стеффенс поставил перед центральным компьютером (посмотрев при этом на него как на безум ца, и что с того, Старки сам задавался вопросом, в своем ли он уме) следующую задачу: как долго будет вращаться центрифуга? Ответ компьютер выдал через шесть целых шесть десятых секунды: «3 ГОДА ВЕРОЯТНОСТЬ ВЫХОДА ИЗ СТРОЯ В БЛИЖАЙШИЕ ДВЕ НЕДЕЛИ 0,009 % МЕСТО ВЕРОЯТНОЙ ПОЛОМКИ ПОДШИПНИКИ 38 % ГЛАВНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ 16 % ОСТАЛЬНЫЕ УЗЛЫ 54 %». Умный компьютер. Старки велел Стеффенсу повторно ввести ту же задачу, уже после того как цент рифуга Эзвика сгорела. Компьютер связался с банком данных инженерных систем и подтвердил, что центрифуга действительно спалила подшипники.

«Помни об этом, – думал Старки, когда за спиной призывно запикал интерком. – На последней стадии разрушения перегревшиеся подшипники издают “ронк-ронк-ронк”».

Он подошел к интеркому и нажал на кнопку, обрывая пиканье:

– Слушаю, Лен.

– Билли, у меня срочный звонок от одного из наших подразделений в Сайп-Спрингсе, Техас. Почти в четырехстах милях от Арнетта. Они заявляют, что должны поговорить с тобой. Сами принять решение не имеют права.

– В чем там дело, Лен? – спросил Старки спокойно. За последние десять часов он принял шестнадцать «расслаблялок» и по большому счету прекрасно себя чувствовал. Никакого намека на «ронк-ронк-ронк».

– Пресса.

– Господи! – вырвалось у Старки. – Соедини меня с ними.

Он услышал приглушенные помехи и голос, произносящий что-то нечленораздельное.

– Минутку, – встрял Лен.

Атмосферные помехи постепенно исчезли.

– …«Лев», группа «Лев», как слышите, база «Синева»? Как слышите нас? Раз… два… три… четыре… говорит группа «Лев».

– Слышу вас, группа «Лев», – ответил Старки. – Говорит база «Синева-один».

– Кодовое обозначение проблемы – «Цветочный горшок», – произнес металлический голос. – Повторяю, «Цветочный горшок».

– Я прекрасно знаю, что такое гребаный «Цветочный горшок», – сказал Старки. – В чем там дело?

Металлический голос из Сайп-Спрингса говорил почти пять минут подряд. Сама по себе ситуация Старки не слишком-то интересовала, потому что уже два дня назад компьютер проинформировал его, что это (в той или иной форме) произойдет до конца июня с вероятностью восемьдесят восемь процентов. Подробности значения не имели. Если у вещи есть две штанины и шлевки, то это брюки. Вне зависимости от цвета.

Врач из Сайп-Спрингса высказал несколько логичных предположений, и репортеры хьюстонской ежедневной газеты связали происходящее в Сайп-Спрингсе с тем, что уже произошло в Арнетте, Вероне, Коммерс-Сити и городке Поллистон, штат Канзас. В этих местах процесс развивался так стремительно и так неблагоприятно, что военным уже отдали приказ ввести карантин. В компьютере имелся список других двадцати пяти городов в десяти штатах, где начала проявляться «Синева».

Ситуация в Сайп-Спрингсе не имела особого значения, потому что не была уникальной. Возможно, они и могли конкурировать с Арнеттом – но упустили свой шанс. Значение имело другое: «ситуация» грозила выплеснуться на страницы без грифа «особой важности», если бы Старки не принял превентивные меры. И решать, принимать их или нет, ему не пришлось. Когда металлический голос смолк, Старки осознал, что уже все решил. Причем не сейчас, а более двадцати лет тому назад.

Суть сводилась к ответу на вопрос: что имеет значение? Он точно знал, что сам факт болезни значения не имеет. Как и другой факт – то, что в Атланте болезнь каким-то образом вырвалась наружу, и им не оставалось ничего другого, как перенести операцию по борьбе с вирусом в куда менее приспособленный для этого научный комплекс в Стовингтоне, штат Вермонт. Даже быстрое распространение вируса «Синева», так ловко маскировавшегося под обыкновенную простуду, не имело значения.

– Что имеет значение…

– Повторите еще раз, база «Синева-один»! – В голосе слышалась озабоченность. – Мы не расслышали.

Важным Старки полагал только одно: сам прискорбный инцидент, который, увы, имел место быть. Мысленно он перенесся на двадцать два года в прошлое, в тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год. Он находился в офицерском клубе в Сан-Диего, когда пришла весть о лейтенанте Колли и о том, что произошло в Миай-Лаи[43]Речь идет о резне в Сонгми, учиненной подразделением американской армии во Вьетнаме 16 марта 1968 г., когда были убиты более 100 мирных жителей.. Старки играл в покер с четырьмя другими мужчинами, двое из которых теперь заседали в Объединенном комитете начальников штабов. Они напрочь позабыли о покере, обсуждая, как случившееся отразится на армии – не на отдельном роде войск, а на армии в целом – в атмосфере охоты на ведьм, которую развернула вашингтонская «четвертая власть». И один из них, человек, который мог напрямую звонить жалкому червю, маскировавшемуся после двадцатого января тысяча девятьсот пятьдесят девятого года под верховного главнокомандующего, аккуратно положил карты на зеленое сукно стола и сказал: Господа, произошел прискорбный инцидент. А когда происходит прискорбный инцидент, в который вовлечено подразделение любого рода войск армии Соединенных Штатов, мы не задаем вопросов о причинах инцидента, но думаем о том, как наилучшим образом очистить этот род войск от скверны. Служба для нас – отец и мать. И если вы находите вашу мать изнасилованной или отца избитым и ограбленным, то, прежде чем звонить в полицию или начинать расследование, вы прикрываете их наготу, потому что любите их .

Никогда Старки не слышал, чтобы кто-нибудь так красиво говорил.

А теперь он отпер ключом нижний ящик своего письменного стола и вытащил оттуда тонкую синюю папку, обклеенную красной бумажной лентой. Надпись на обложке гласила: «ЕСЛИ ЛЕНТА СОРВАНА, НЕМЕДЛЕННО ИЗВЕСТИТЕ ВСЕ СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ». Старки сорвал ленту.

– Вы на связи, база «Синева-один»? – прозвучал голос. – Мы вас не слышим. Повторяю, не слышим.

– Я здесь, «Лев», – ответил Старки.

Он уже открыл последнюю страницу, и его палец скользил по колонке, озаглавленной «ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЕ КОНТРМЕРЫ ПРИКРЫТИЯ».

– Вы слышите меня, «Лев»?

– Слышу вас отчетливо, база «Синева-один».

– Троя, – отчетливо произнес Старки. – Повторяю, «Лев»: Троя . Повторите, пожалуйста. Прием.

Молчание. Отдаленный треск помех. Старки вспомнил о тех рациях, которые они делали в детстве: две жестяные консервные банки «Дель монте» и двадцать ярдов вощеной бечевки.

– Повторяю…

– Господи! – донесся из Сайп-Спрингса совсем юный голос.

– Повтори, сынок, – настаивал Старки.

– Т-т-троя, – послышался дрожащий голос. Потом более уверенно: – Троя.

– Очень хорошо, – подбодрил его Старки. – Благослови тебя Бог, сынок. Конец связи.

– И вас, сэр. Конец связи.

За щелчком последовали сильные помехи, снова щелчок, молчание и голос Лена Крайтона:

– Билли?

– Да, Лен.

– Я слышал весь разговор.

– Прекрасно, Лен. – Голос Старки звучал устало. – Ты можешь доложить об этом, как сочтешь нужным. Естественно.

– Ты не понял, Билли. Ты поступил правильно. Или ты думаешь, что я этого не понимаю?

Старки позволил глазам закрыться. На мгновение все замечательные «расслаблялки» перестали действовать.

– Благослови и тебя Бог, Лен. – Он говорил так тихо, что сам едва слышал себя. Затем отключил интерком и вновь встал перед монитором номер два. Сцепил руки за спиной, как Черный Джек Першинг, оглядывающий войска, и смотрел на Фрэнка Д. Брюса и место его упокоения. Через некоторое время он вновь в достаточной мере успокоился.

Выехав из Сайп-Спрингса на федеральное шоссе 36 и двинувшись на юго-восток, вы направитесь в сторону Хьюстона, до которого можно добраться за день. Скорость несшегося по дороге автомобиля – трехлетнего «понтиака-бонневилла» – составляла никак не меньше восьмидесяти миль в час, и это едва не привело к аварии: «понтиак» взлетел на холм, а внизу дорогу перегораживал неприметный «форд».

Водитель, тридцатишестилетний внештатный репортер крупной хьюстонской ежедневной газеты, ударил по тормозам. Завизжали покрышки, «понтиак» клюнул капотом, и автомобиль повело влево.

– Боже мой! – завопил фотограф, сидевший рядом с водителем. Он уронил фотоаппарат на пол и ухватился за ремень безопасности.

Водитель чуть отпустил педаль тормоза, объезжая «форд» по обочине, потом почувствовал, что левые колеса тащит по мягкой земле. Чуть нажал на педаль газа, сцепление колес с обочиной улучшилось, и «бонневилл» вернулся на твердое покрытие. Из-под покрышек вырывался сизый дымок. Радио орало и орало:

Водитель вновь нажал на тормоз, и «понтиак» наконец-то остановился посреди жаркого пустынного дня. Водитель шумно, со всхлипом, вдохнул и разразился приступом кашля. Он начал злиться. Включил заднюю передачу, и «понтиак» покатился к «форду» и двум стоявшим за ним мужчинам.

– Послушай! – нервно бросил фотограф, толстяк, который в последний раз дрался в девятом классе. – Послушай, может, нам лучше…

Его бросило вперед, потому что репортер вдавил педаль газа в пол, вновь заставив «понтиак» скрипнуть покрышками, резким движением руки перевел рукоятку переключения скоростей на «парковку», вылез из кабины и зашагал к «форду», сжав руки в кулаки.

– Ладно, сучьи дети! – закричал он. – Вы нас чуть, нах, не угробили, и я хочу…

Он служил в армии четыре года. Добровольцем. Ему как раз хватило времени на то, чтобы определить тип автоматических винтовок – М3А, – которые они подняли из-за «форда». Ошеломленный, он застыл под палящим техасским солнцем и обмочил штаны.

Начал кричать и мысленно повернулся, чтобы бежать к «бонневиллу», но ноги не сдвинулись с места. Мужчины открыли огонь, и пули вспороли репортеру грудь и пах. Когда он падал на колени, молча протягивая руки, словно прося пощады, следующая пуля попала ему в лоб, на дюйм выше левого глаза, и снесла полголовы.

Фотограф, перегнувшийся через спинку сиденья, не мог понять, что произошло, пока двое молодых людей не переступили через тело репортера и не направились к нему с винтовками на изготовку.

Он сдвинулся на водительское сиденье, в углах его рта пузырилась теплая слюна. Ключ торчал из замка зажигания. Фотограф завел двигатель и тронул автомобиль с места, прежде чем они начали стрелять. Он почувствовал, как «бонневилл» бросило вправо, словно какой-то великан пнул заднее левое колесо. Руль начал вырываться из рук. Автомобиль подпрыгивал на спущенном колесе, и фотографа подбрасывало вверх-вниз. Мгновением позже от «пинка великана» досталось второму заднему колесу. Удерживать руль стало еще труднее. Из асфальта летели искры. Фотограф выл. Задние покрышки «понтиака» превратились в черные лохмотья, шлепающие по асфальту. Молодые люди побежали к «форду», номер которого значился в списках транспортного управления Пентагона, и, развернув машину, ринулись за «понтиаком». Капот подпрыгнул вверх, когда «форд», вернувшись с обочины на проезжую часть, переваливался через тело репортера. Сержант, сидевший рядом с водителем, от неожиданности чихнул, брызнув слюной на ветровое стекло.

«Понтиак» на двух спущенных задних колесах полз со скоростью поливальной машины. Вцепившийся в руль толстяк-фотограф плакал, видя в зеркале заднего обзора, как черный «форд» с каждым мгновением увеличивается в размерах. Он до предела утопил в пол педаль газа, но «понтиак» с пробитыми шинами не разгонялся больше сорока и его мотало по всей дороге. На радио Ларри Андервуда сменила Мадонна, заверявшая всех, что она материалистка.

«Форд» обогнул «понтиак», и на мгновение у фотографа вспыхнула надежда, что он помчится дальше и исчезнет за горизонтом, оставив его в покое.

Но «форд» приблизился, и мотающийся из стороны в сторону передний бампер «понтиака» ткнулся в его крыло. Послышался скрежет раздираемого металла. Фотографа бросило вперед, он ударился лицом о руль, из его носа хлынула кровь.

В ужасе, то и дело оборачиваясь, он заскользил по теплому, словно смазанному жиром пластику сиденья и выбрался из салона через пассажирскую дверь. Побежал с обочины вниз по откосу. Вдоль шоссе тянулось ограждение из колючей проволоки, и он прыгнул через него, ощущая себя дирижаблем. У меня получится , подумал он. Я буду бежать, бежать …

Он упал на другой стороне, зацепившись ногой за колючки. Крича в небо, пытался освободить брючину и жирную белую плоть, когда двое молодых людей спустились с обочины с винтовками в руках.

«За что?» – хотел спросить он у них, но из горла вырвался лишь тихий и беспомощный клекот, а потом его мозги вылетели через затылок.

В тот день газеты не написали ни о болезни, ни о каких-либо других происшествиях в Сайп-Спрингсе, штат Техас.