Онлайн чтение книги Титус Гроун Titus Groan
ОТКРЫТИЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ БАРКВЕНТИНА

Герцог выбился из сил от очередного обряда, во время которого ему пришлось трижды восходить и спускаться по крутой лестнице в Кремневой башне. Кроме того, ему приходилось наполнять вином из бутылки стаканчики, расставленные на площадках лестницы. Потускневшие посудинки возвышались на специальных деревянных подставках, изъеденных жуками. Ритуал, значения которого уже не знал никто, утомил аристократа и заставил его удалиться в свою комнату раньше положенного времени. Попутно лорд Сепулкрейв принял большую дозу успокоительного, к помощи которого старался прибегать не слишком часто, как на том настаивал доктор Прунскваллер. Запершись в комнате, Гроун размышлял: этот его нынешний упадок сил – он к чему: к душевному подъему или, наоборот, к упадку?

Утрата библиотеки была сильнейшим ударом по состоянию духа хозяина Горменгаста. Настолько сильнейшим, что он остался безучастным ко всему, что обычно огорчало его. Инстинктивно герцог чувствовал, что теперь его спасение – в бурной деятельности. Нужно максимально посвятить себя хозяйству и повседневным делам, не давая тревоге свить гнездо в душе. Недели шли, но боль потери не желала проходить. Он любил книги не только за то, что они переносили его в разные исторические эпохи и разные страны, но и за то, что каждая была кусочком разума неведомого мастера, даже не одного – кто-то занимался переплетом, кто-то тиснением по сафьяну, кто-то вырезал причудливые заглавные буквы. И теперь он уже не может, как прежде, перелистывать книги и любоваться чудесными миниатюрами. Но больнее всего было ощущать невозможность вечернего уединения в библиотеке. Каждый день лорд Сепулкрейв, терзаясь, вспоминал прочитанные в разное время сочинения по истории, географии, ботанике и медицине. На ум невзначай приходили названия поэм и романов, всплывали из глубин памяти сюжеты сказок и легенд. Иногда память издевательски услужливо подсказывала, в каком шкафу, на какой полке стояла та или иная книга, и тогда он просто не находил себе места. Чтобы спастись от терзающих душу видений, лорд Гроун старался посвящать свое время бесчисленным обрядам и церемониям, которые ему чуть ли не ежедневно приходилось выполнять. Во время пожара библиотеки он не пытался спасти ни одной книжки, потому что заранее знал – каждая строчка будет только усиливать его тоску. Если уж лишиться, то всего сразу, чтобы спасенная книжка не служила укором в пренебрежении к собратьям, оставшимся в огне.

Вскоре после похорон Саурдаста (вернее того, что осталось от его тела после пожара) вспомнили, что теперь некому напоминать хозяину Горменгаста о предстоящих церемониях. Лорд Сепулкрейв допытывался у слуг: неужели Саурдаст был одинок? Выяснилось, что у того был сын. Герцог немедленно распорядился: найти! Поиски были долгими, но в конце концов увенчались успехом – отпрыск Саурдаста был обнаружен спящим в неприметной каморке с удивительно низким потолком. Обитель сына архивариуса поражала своей убогостью и захламленностью – стены и потолок засижены мухами, повсюду пыль и паутина. Устроенное на уровне пола окно покрыто слоем пыли. Кроме расшатанной кровати хозяина, в комнате было несколько колченогих стульев и грубо сбитый из плохо оструганных досок стол. Поначалу переступившие порог помещения слуги даже не могли понять, есть ли здесь кто. Лежащий на кровати сын безвременно погибшего хранителя традиций казался свертком из тряпок. Но, помня необычно строгий приказ герцога отыскать этого человека немедля, слуги для очистки совести решили потревожить и этот, как им показалось, куль. И не зря – куль оказался искомым двуногим. Хлопая сонными глазами, человек растерянно глядел на гостей, послу чего сразу представился Барквентином.

– Ты сын Саурдаста? – спросили слуги хором.

И к своему вящему удовольствию получили удовлетворительный ответ.

Барквентин раздраженно посмотрел на непрошеных гостей.

– Что нужно?

Слуги молчали – двадцатилетние парни, они думали, как поступить с обнаруженным сыном архивариуса: посвятить ли его во все тонкости последних событий или просто потащить за шиворот под господские очи. Последнее импонировало слугам больше всего, поскольку Флей перед началом поиска сообщил, что им предстоит искать семидесятичетырехлетнего старика.

Слуги вопросительно смотрели на своего старшего. Тот решительно выступил вперед и откашлялся, пытаясь собраться с мыслями. Наверное, подумал лакей, будет лучше обрисовать Барквентину обстановку в самых общих чертах, чтобы тот излишне не упрямился. Но только это нужно сделать в сжатой форме, чтобы не терять времени. Глядя Барквентину в глаза, слуга не нашел сказать ничего лучшего, как: «Он умер».

– О ком ты, олух? – бросил раздраженно хозяин каморки, почесывая затылок.

– О вашем батюшке, – возвестил слуга, глуповато улыбаясь.

– Как? – воскликнул Барквентин, чувствуя, что раздражение все сильнее охватывает его. – Что же вы стоите и молчите? Когда это случилось? Каким образом?

– Вчера, – последовал равнодушный ответ. – Несчастный случай. Пожар библиотеки и все такое прочее. Одни кости остались.

– Подробнее, – голова старика закачалась из стороны в сторону. – Я хочу знать все детали. Тупицы! Убирайтесь! Убирайтесь прочь с дороги! Уходите из моей комнаты, будьте вы прокляты!

Соскочив с кровати, Барквентин извлек из кучи тряпья в изголовье кровати нечто, отдаленно напоминающее камзол, только жутко измятый. Накинув одежду и торопливо застегивая пуговицы, старик направился к выходу. Слуги – за ним, то и дело нагибая головы, чтобы не расшибить лбы – кое-где потолок провалился, так что существовал небольшой риск удариться сходу головой о причудливо изогнувшуюся доску.

Хозяин отвратительной комнаты первым вышел в коридор. Остановившись у двери, он вопросительно посмотрел на провожатых.

Слуги повели старика за собой, попутно объясняя его новые обязанности: принять на себя функции архивариуса. В ближайшие же несколько часов он должен освоиться в отцовском жилище, разобраться в висящих на связке у двери ключах, просмотреть книгу записей и все такое прочее… Лорд Сепулкрейв ждать не любил.

С появлением Барквентина в жилом корпусе все пришло в движение – никому не хотелось раздражать герцога, потому люди спешили посвятить нового архивариуса в его обязанности.

Лорд Сепулкрейв встретил нового секретаря с распростертыми объятиями. Он сообщил растерянному Барквентину, что он может не беспокоится за свои обязанности – конечно, работы много, но к новичкам всегда относятся снисходительно, да и первый блин, как известно, всегда выходит комом… Так что, приговаривал герцог, вперед, за работу.

Лорд Сепулкрейв старался выглядеть сдержанным и спокойным, но на лице его были хорошо заметны следы хронической бессонницы. Слуги шепотом обсуждали круги под глазами хозяина замка, строя самые различные предположения. Конечно, они просто не могли представить себе, что лорд Сепулкрейв убивается по потерянным книгам.

Герцог боролся с бессонницей испытанным, но опасным способом – природными и искусственными препаратами, которые он буквально клянчил у доктора. Альфред Прунскваллер ворчал, что вопреки врачебному долгу помогает пациенту подрывать здоровье, но лорд Гроун настаивал, и доктору не оставалось ничего другого, как развешивать все новые дозы порошков и микстур. Жадно проглотив зелье, герцог погружался в липкий бессодержательный сон, после которого ломило виски и тело охватывала жуткая вялость. Аристократ проклинал свою слабость, но продолжал изводить Прунскваллера каждый вечер. Тем не менее даже сильнодействующие средства не помогали – с каждым днем мрачная меланхолия герцога все сильнее превращалась в нечто более страшное. Иногда, глядя на свое отражение в зеркале, хозяин Горменгаста и сам ужасался.

А ужасаться было чему: глаза его сверкали лихорадочным блеском, щеки запали, взлохмаченные волосы торчали во все стороны, хотя лорд Сепулкрейв причесывался намного чаще, чем раньше.

Стирпайк еще до поджога библиотеки полагал, что лорд Сепулкрейв начнет сходить с ума. Но в планы бывшего поваренка совсем не входило появление среди действующих лиц Барквентина. Сын почившего в бозе Саурдаста оказался невероятно деятельным и развил бурную активность, чего от него не ожидал никто, даже лорд Сепулкрейв. Стирпайк расстроился – он ведь изначально нацеливался на место Саурдаста, по логике вещей благодарный герцог должен был предложить ему любую должность на выбор. Юноша считал, и не без оснований, что с его памятью и расторопностью только и работать архивариусом. Справедливо полагая, что он – единственная кандидатура на должность секретаря лорда Гроуна, юноша предвкушал вызов к его сиятельству и назначение на почетную должность. В данном случае одним выстрелом убивались два зайца: во-первых, Стирпайк оказывался бы уже в непосредственной близости от хозяина замка, в его окружении, во-вторых, он получил бы доступ к тайнам Горменгаста. Должность секретаря герцога сулила невероятные возможности. Стирпайк размышлял – нужно только воспользоваться этими возможностями, тогда он себя покажет.

Появление Барквентина спутало все планы хитреца; и немудрено – из семидесяти четырех лет жизни шестьдесят сын Саурдаста провел в добровольном отшельничестве, только немногие в замке, включая поваров на кухне, кормивших Барквентина, знали о его существовании.

Несмотря на непредвиденные трудности, Стирпайк сумел использовать полученный при спасении герцога и его приближенных «капитал» намного эффективнее, чем предполагал это сделать первоначально – хотя бы потому, что Флей коренным образом переменил свое отношение к бывшему поваренку. Еще бы: ученик доктора спас господина, не говоря уже о его семье.

Однако в глубине души камердинер все-таки испытывал горечь: он всегда соблюдал приличия, но ему было не слишком приятно демонстрировать дружеское отношение к человеку, вышедшему из кухни Свелтера.

Не хотел Флей мириться и с существованием Барквентина. Впрочем, к сыну Саурдаста старик не испытывал вражды – не только потому, что знал трагически погибшего секретаря с хорошей стороны, но и потому, что должность хранителя столь же необходима в Горменгасте, сколь и должность камердинера. И, к сожалению, должность шеф-повара. Да, думал Флей, как много еще несправедливостей на белом свете…

Что касается Фуксии, то она отнеслась к появлению Барквентина скептически, а потом уж ее отношение к старику и вовсе переросло в отчужденность. По мнению девочки, Барквентин чересчур возомнил о себе – даже имел наглость делать ей какие-то замечания, что-то бормотал о дисциплине и о «долге юной леди». Хорошо известно, что молодых просто коробит от одного только слова «дисциплина».

Юная герцогиня была наблюдательна – она быстро запомнила шаркающую походку Барквентина и при первых ее звуках бросалась в ближайший закоулок, чтобы не слышать скучного монолога «о благоприличии, благопристойности и благовоспитанности; следи за своими манерами, если хочешь, дам тебе катехизис…» и так далее. Ну скажите, кому нравится читать пропахшие пылью и мышами катехизисы времен каменного века? Фуксия решила, что при первом удобном случае отплатит нахальному секретарю – чтобы он наконец понял, где его место.