Глава 7

Онлайн чтение книги Убить пересмешника To Kill a Mockingbird
Глава 7

Целую неделю Джим был мрачный и молчаливый, я попробовала влезть в его шкуру и походить в ней, как посоветовал мне тогда Аттикус: если бы мне пришлось в два часа ночи пойти одной во двор к Рэдли, назавтра бы меня хоронили. Поэтому я оставила Джима в покое и старалась ему не надоедать.

Начались занятия в школе. Второй класс оказался не лучше первого, даже хуже: у нас перед носом опять махали карточками и не позволяли ни читать, ни писать. По взрывам хохота за стеной можно было судить, как подвигается дело в классе у мисс Кэролайн; впрочем, там осталась целая команда вечных второгодников, и они помогали наводить порядок. Одно хорошо, теперь у меня было столько же уроков, сколько у Джима, и обычно в три часа мы шли домой вместе.

Один раз возвращаемся мы через школьный двор домой, и вдруг Джим заявляет:

– Я тебе еще кое-что не рассказал.

За последние несколько дней он мне и двух слов кряду не сказал, надо было его подбодрить.

– Про что это? – спросила я.

– Про ту ночь.

– Ты мне про ту ночь вообще ничего не говорил.

Джим отмахнулся, как от комара. Помолчал немного, потом сказал:

– Я тогда вернулся за штанами… когда я из них вылез, они совсем запутались в проволоке, я никак не мог их отцепить. А когда вернулся… – Джим шумно перевел дух. – Когда вернулся, они висели на изгороди, сложенные… как будто ждали меня.

– Висели и ждали…

– И еще… – Джим говорил очень ровным голосом, без всякого выражения. – Вот придем домой, я тебе покажу. Они были зашиты. Не как женщины зашивают, а как я бы сам зашил. Вкривь и вкось. Как будто…

– …как будто кто знал, что ты за ними придешь.

Джим вздрогнул.

– Как будто кто прочитал мои мысли… и знал, что я буду делать. Ведь никто не может заранее сказать, что я буду делать, для этого надо знать меня самого, правда, Глазастик?

Он говорил очень жалобно. Я решила его успокоить:

– Этого никто не может сказать заранее, только свои, домашние. Даже я и то иногда не знаю, что ты будешь делать.

Мы шли мимо нашего дерева. В дупле от выпавшего сучка лежал клубок бечевки.

– Не трогай, Джим, – сказала я. – Это чей-то тайник.

– Непохоже, Глазастик.

– Нет, похоже. Кто-нибудь вроде Уолтера Канингема приходит сюда в большую перемену и прячет разные вещи, а мы их у него отнимаем. Знаешь, давай не будем ничего трогать и подождем два дня. Если никто не возьмет, тогда возьмем мы, ладно?

– Ладно, может, ты и права, – сказал Джим. – Может, какой-нибудь малыш прячет тут свои вещи от больших. Ты заметила, в каникулы тут ничего не бывает.

– Ага, – сказала я, – но летом мы тут и не ходим.

Мы пошли домой. На другое утро бечевка была на том же месте. На третий день Джим взял ее и сунул в карман. С тех пор все, что появлялось в дупле, мы считали своим.


Во втором классе можно было помереть со скуки, но Джим уверял, что с каждым годом будет лучше, у него сперва было так же, только в шестом классе узнаешь что-то стоящее. Шестой класс ему, видно, с самого начала понравился; он пережил короткий египетский период – старался делаться плоским, как доска, одну руку выставлял торчком перед собой, другую заводил за спину и на ходу ставил одну ступню перед другой, а я смотрела на все это разинув рот. Он уверял, будто все древние египтяне так ходили. Я сказала – тогда непонятно, как они ухитрялись еще что-то делать, но Джим сказал – они сделали куда больше американцев, они изобрели туалетную бумагу и вечное бальзамирование, и что бы с нами было, если б не они? Аттикус сказал мне – отбрось прилагательные, и тогда все выйдет правильно.

В Южной Алабаме времена года не очень определенные: лето постепенно переходит в осень, а за осенью иногда вовсе не бывает зимы – сразу наступают весенние дни, и за ними опять лето. Та осень была долгая и теплая, даже почти не приходилось надевать куртку. Как-то в погожий октябрьский день мы с Джимом быстро шагали знакомой дорогой, и опять пришлось остановиться перед нашим дуплом. На этот раз в нем виднелось что-то белое.

Джим предоставил мне хозяйничать, и я вытащила находку. Это были две куколки, вырезанные из куска мыла. Одна изображала мальчика, на другой было что-то вроде платья.

Я даже не успела вспомнить, что колдовство бывает только в сказках, взвизгнула и отшвырнула фигурки.

Джим мигом их поднял.

– Ты что, в уме? – прикрикнул он и стал стирать с куколок рыжую пыль. – Смотри, какие хорошие. Я таких никогда не видал.

И он протянул мне фигурки. Это были точь-в-точь двое детей. Мальчик – в коротких штанах, клок волос падает до самых бровей. Я поглядела на Джима. Прядь каштановых волос свисала от пробора вниз. Прежде я ее не замечала.

Джим перевел взгляд с куклы-девочки на меня. У куклы была челка. У меня тоже.

– Это мы, – сказал Джим.

– По-твоему, кто их сделал?

– Кто из наших знакомых вырезывает?

– Мистер Эйвери.

– Он совсем не то делает. Я говорю – кто умеет вырезывать фигурки?

Мистер Эйвери изводил по полену в неделю: он выстругивал из полена зубочистку и потом жевал ее.

– И еще кавалер мисс Стивени Кроуфорд, – подсказала я.

– Верно, он умеет, но ведь он живет за городом. Ему на нас и смотреть-то некогда.

– А может, он сидит на веранде и смотрит не на мисс Стивени, а на нас с тобой. Я бы на его месте на нее не смотрела.

Джим уставился на меня не мигая, и наконец я спросила, что это он, но он ответил только – ничего, Глазастик. Дома он спрятал кукол к себе в сундучок.

Не прошло и двух недель, как мы нашли целый пакетик жевательной резинки и наслаждались ею вовсю: Джим как-то совсем забыл, что вокруг Рэдли все ядовитое.

Еще через неделю в дупле оказалась потускневшая медаль. Джим отнес ее Аттикусу, и Аттикус сказал – это медаль за грамотность; еще до нашего рожденья в школах округа Мейкомб бывали состязания – кто лучше всех пишет, и победителю давали медаль. Аттикус сказал – наверно, кто-то ее потерял, мы не спрашивали соседей? Я хотела объяснить, где мы ее нашли, но Джим меня лягнул. Потом спросил – а не помнит ли Аттикус, кто получал такие медали? Аттикус не помнил.

Но лучше всех была находка через четыре дня: карманные часы на цепочке и с алюминиевым ножичком; они не шли.

– Джим, по-твоему, это такое белое золото?

– Не знаю. Покажем Аттикусу.

Аттикус сказал – если бы часы были новые, они вместе с ножиком и цепочкой стоили бы, наверно, долларов десять.

– Ты поменялся с кем-нибудь в школе? – спросил он.

– Нет, нет, сэр! – Джим вытащил из кармана дедушкины часы, Аттикус давал их ему поносить раз в неделю, только осторожно, и в эти дни Джим ходил как стеклянный. – Аттикус, если ты не против, я лучше возьму эти. Может, я их починю.

Когда Джим привык к дедушкиным часам, ему наскучило весь день над ними дрожать и уже незачем было каждую минуту смотреть, который час.

Он очень ловко разобрал и опять собрал часы, только одна пружинка и два крохотных колесика не влезли обратно, но часы все равно не шли.

– Уф! – вздохнул он. – Ничего не выходит. Слушай, Глазастик…

– А?

– Может, надо написать письмо тому, кто нам все это оставляет?

– Вот это хорошо, Джим, мы скажем спасибо… чего ты?

Джим заткнул уши и замотал головой.

– Не понимаю, ничего не понимаю… сам не знаю, Глазастик… – Джим покосился в сторону гостиной. – Может, сказать Аттикусу… Нет, не стоит.

– Давай я скажу.

– Нет, не надо. Послушай, Глазастик…

– Ну чего?

Весь вечер у него язык чесался что-то мне сказать: то вдруг повернется ко мне, а у самого глаза блестят, то опять передумает. Передумал и на этот раз:

– Да нет, ничего.

– Давай писать письмо. – Я сунула ему под нос бумагу и карандаш.

– Ладно. Дорогой мистер…

– А почем ты знаешь, что это мужчина? Спорим, это мисс Моди… Я давно знаю, что это она.

– Э-э, мисс Моди не жует жвачку! – Джим ухмыльнулся. – Ох, она иногда здорово разговаривает. Один раз я хотел ее угостить, а она говорит – нет, спасибо, жвачка приклеивается к нёбу, и тогда становишься бес-сло-вес-ной! Красиво звучит, правда?

– Ага, она иногда очень красиво говорит. Хотя верно, откуда ей было взять часы и цепочку?

«Дорогой сэр, – стал сочинять Джим. – Мы вам очень признательны за ча… за все, что вы нам положили в дупло. Искренне преданный вам Джереми Аттикус Финч».

– Если ты так подпишешься, он не поймет, что это ты.

Джим стер свое имя и подписался просто: «Джим Финч». Ниже подписалась я: «Джин-Луиза Финч (Глазастик)». Джим вложил письмо в конверт.

На другое утро, когда мы шли в школу, он побежал вперед и остановился у нашего дерева. Он стоял ко мне лицом, глядел на дупло, и я увидела – он весь побелел.

– Глазастик!!!

Я подбежала.

Кто-то замазал наше дупло цементом.

– Не плачь, Глазастик, ну, не надо… ну, не плачь, слышишь… – повторял он мне всю дорогу до школы.

Когда мы пришли домой завтракать, Джим в два счета все проглотил, выбежал на веранду и остановился на верхней ступеньке. Я вышла за ним.

– Еще не проходил… – сказал он.

На другой день Джим опять стал сторожить – и не напрасно.

– Здравствуйте, мистер Натан, – сказал он.

– Здравствуйте, Джим и Джин-Луиза, – на ходу ответил мистер Рэдли.

– Мистер Рэдли… – сказал Джим.

Мистер Рэдли обернулся.

– Мистер Рэдли… э-э… это вы замазали цементом дырку в том дереве?

– Да. Я ее запломбировал.

– А зачем, сэр?

– Дерево умирает. Когда деревья больны, их лечат цементом. Пора тебе это знать, Джим.

Весь день Джим больше про это не говорил. Когда мы проходили мимо нашего дерева, он задумчиво похлопал ладонью по цементу и потом тоже все о чем-то думал. Видно, настроение у него становилось час от часу хуже, и я держалась подальше.

Вечером мы, как всегда, пошли встречать Аттикуса с работы. Уже у нашего крыльца Джим сказал:

– Аттикус, посмотри, пожалуйста, вон на то дерево.

– Которое?

– На участке Рэдли, вон то, поближе к школе.

– Вижу, а что?

– Оно умирает?

– Нет, почему же? Смотри, листья все зеленые, густые, нигде не желтеют…

– И это дерево не больное?

– Оно такое же здоровое, как ты, Джим. А в чем дело?

– Мистер Рэдли сказал, оно умирает.

– Ну, может быть. Уж наверно, мистер Рэдли знает свои деревья лучше, чем мы с тобой.

Аттикус ушел в дом, а мы остались на веранде. Джим прислонился к столбу и стал тереться о него плечом.

– Джим, у тебя спина чешется? – спросила я как можно вежливее.

Он не ответил. Я сказала:

– Пойдем домой?

– После приду.

Он стоял на веранде, пока совсем не стемнело, и я его ждала. Когда мы вошли в дом, я увидела – он недавно плакал, на лице, где положено, были грязные разводы, но почему-то я ничего не слыхала.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
1 - 1 29.06.16
Часть первая
Глава 1 29.06.16
Глава 2 29.06.16
Глава 3 29.06.16
Глава 4 29.06.16
Глава 5 29.06.16
Глава 6 29.06.16
Глава 7 29.06.16
Глава 8 29.06.16
Глава 7

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть