Онлайн чтение книги Убить пересмешника To Kill a Mockingbird
Глава 8

По причинам, непостижимым для самых дальновидных пророков округа Мейкомб, в тот год после осени настала зима. Две недели стояли такие холода, каких, сказал Аттикус, не бывало с 1885 года. Мистер Эйвери сказал – на Розеттском камне[12]Розеттский камень – найденная в 1799 г. в Египте близ г. Розетта базальтовая плита с высеченными на ней иероглифическими надписями, которые были расшифрованы французским египтологом Жаном Франсуа Шампольоном. записано: когда дети не слушаются родителей, курят и дерутся, тогда погода портится; на нас с Джимом лежала тяжкая вина – мы сбили природу с толку и этим доставили неприятности всем соседям и напортили сами себе.

В ту зиму умерла старая миссис Рэдли, но ее смерть прошла как-то незаметно, ведь соседи видели миссис Рэдли, кажется, только когда она поливала свои канны. Мы с Джимом решили, что это Страшила наконец до нее добрался, но Аттикус ходил в дом Рэдли и потом, к нашему разочарованию, сказал – нет, она умерла естественной смертью.

– Спроси его, – зашептал мне Джим.

– Ты спроси, ты старше.

– Вот поэтому ты и спрашивай.

– Аттикус, – сказала я, – ты видел мистера Артура?

Аттикус строго посмотрел на меня поверх газеты.

– Нет, не видел.

Джим не дал мне спрашивать дальше. Он сказал – Аттикус все еще не забыл нашего похода на Страшилу, так что лучше давай про это помолчим. И еще Джиму казалось, Аттикус подозревает, что в тот вечер летом дело было не только в раздевальном покере. Джим сказал – у него нет никаких оснований так думать, просто он нюхом чует.

Наутро я проснулась, поглядела в окно и чуть не умерла от страха. Я так завизжала, что из ванной прибежал Аттикус с намыленной щекой.

– Конец света! Аттикус, что делать?!

Я потащила его к окну.

– Это не конец света, – сказал Аттикус. – Это идет снег.

Джим спросил, долго ли так будет. Он тоже никогда не видал снега, но знал, какой он бывает. Аттикус сказал – он знает про снег не больше Джима.

– Но думаю, если он будет такой мокрый, как сейчас, он превратится в дождь.

Когда мы завтракали, зазвонил телефон – и Аттикус вышел из-за стола. Потом вернулся и сказал:

– Звонила Юла Мэй. Цитирую: «Поскольку в округе Мейкомб снега не было с тысяча восемьсот восемьдесят пятого года, в школе сегодня занятий не будет».

Юла Мэй была главная телефонистка нашего города. Она всегда передавала разные важные новости, приглашения на свадьбы, возвещала о пожаре и в отсутствие доктора Рейнолдса советовала, как оказать первую помощь.

Когда Аттикус наконец велел нам успокоиться и смотреть не в окна, а в свои тарелки, Джим спросил:

– А как лепить снеговика?

– Понятия не имею, – сказал Аттикус. – Мне жаль вас огорчать, но, боюсь, снега не хватит даже на порядочный снежный ком.

Вошла Кэлпурния и сказала – вроде не тает. Мы выбежали во двор – он был покрыт тонким слоем мокрого снега.

– Не надо по нему ходить, – сказал Джим, – от этого он пропадает.

Я оглянулась: там, где мы прошли, оставались талые следы. Джим сказал – надо подождать, пускай снегу нападает побольше, мы его весь соберем и слепим снеговика. Я подставила язык под пушистые хлопья. Они обжигали.

– Джим, снег горячий!

– Нет, просто он такой холодный, что даже жжется. Не ешь его, Глазастик, не трать зря. Пускай падает.

– А я хочу по нему походить!

– Ага, придумал! Пойдем походим у мисс Моди.

И Джим запрыгал по двору. Я старалась попадать след в след. На тротуаре напротив дома мисс Моди к нам подошел мистер Эйвери. Лицо у него было розовое, из-под ремня выпирал толстый живот.

– Вот видите, что вы наделали? – сказал он. – В Мейкомбе снега не было с незапамятных времен. Погода меняется, а все из-за непослушных детей.

Я подумала – может, мистер Эйвери знает, как мы летом ждали, чтоб он повторил свое представление? Что ж, если снег послан нам в наказание, пожалуй, стоит грешить. Откуда мистер Эйвери берет свои метеорологические сведения, я не задумывалась: конечно же, прямо с Розеттского камня.

– Джим Финч, а Джим Финч!

– Джим, тебя мисс Моди зовет.

– Держитесь оба посреди двора! У веранды снегом засыпало левкои, смотрите не наступите на них!

– Не наступим! – отозвался Джим. – А красиво, правда, мисс Моди?

– Да провались она, эта красота! Если ночью будет мороз, пропали мои азалии!

На старой, с широченными полями соломенной шляпе мисс Моди поблескивали снежинки. Она наклонилась над какими-то кустиками и окутывала их пустыми мешками. Джим спросил, для чего это.

– Чтоб они не озябли, – сказала мисс Моди.

– Как цветы могут озябнуть? У них же нет кровообращения?

– Этого я не могу тебе объяснить, Джим Финч. Я знаю одно: если ночью будет мороз, цветы замерзнут, – вот я их и укрываю. Понятно?

– Да, мэм. Мисс Моди…

– Да, сэр?

– Можно мы с Глазастиком одолжим у вас снега?

– О господи, да берите весь! Там под крыльцом есть старая корзинка из-под персиков, наберите в нее и тащите. – Тут мисс Моди прищурилась. – Джим Финч, а что ты собираешься делать с моим снегом?

– Вот увидите, – сказал Джим, и мы перетащили со двора мисс Моди столько снегу, сколько могли. Это была очень мокрая и слякотная работа.

– А дальше что, Джим? – спросила я.

– Вот увидишь, – сказал он. – Бери корзинку и тащи с заднего двора в палисадник весь снег, сколько соберешь. Да смотри зря не топчи, ступай по своим следам.

– У нас будет маленький снеговичонок?

– Нет, настоящий большой снеговик. Ну, давай принимайся, дела много.

Джим побежал на задворки, достал мотыгу и начал быстро-быстро рыть землю за поленницей, а всех червей откидывал в сторону. Потом сбегал в дом, принес бельевую корзину, насыпал в нее доверху земли и поволок в палисадник.

Когда мы натащили туда пять корзин земли и две корзины снегу, Джим сказал – можно начинать.

– Что-то грязь получается, – сказала я.

– Это сейчас грязь, а после будет хорошо, – ответил Джим.

Он стал лепить из земли ком, а на нем второй, все больше и больше, и получилось туловище.

– Джим, разве бывают снеговики-негры? – спросила я.

– Потом он не будет черный, – буркнул Джим.

Он принес из-за дома персиковых прутьев, сплел их по нескольку штук и согнул, получились кости, их надо было облепить глиной.

– Это мисс Стивени Кроуфорд, – сказала я. – Сама толстая, а ручки тоненькие.

– Сейчас сделаю потолще. – Джим облил грязевика водой и прибавил еще земли. Поглядел, подумал и слепил толстый живот, выпирающий ниже пояса. Потом поглядел на меня, глаза у него блестели. – Мистер Эйвери ведь похож на снеговика, верно?

Потом он набрал в горсть снега и налепил сверху. Мне он позволил лепить снег только на спину, а все, что будет на виду, делал сам. Понемногу мистер Эйвери побелел.

Джим воткнул ему сучки на место глаз, носа, рта и пуговиц, и мистер Эйвери стал сердитый. Для полноты картины в руки ему дали полено. Джим отступил на шаг и оглядел свое творение.

– Прямо как живой! – сказала я. – До чего здорово, Джим!

– Правда неплохо? – смущенно сказал Джим.

Мы не могли дождаться Аттикуса к обеду, а позвонили в суд, что у нас для него сюрприз. Он пришел и, видно, удивился, что мы всю землю из-за дома перетащили в палисадник, но сказал – мы отлично поработали!

– Я не совсем понимал, из чего ты его вылепишь, – сказал он, – но впредь я могу за тебя не волноваться, сын, ты всегда что-нибудь да придумаешь.

У Джима даже уши покраснели от такой похвалы, но Аттикус отступил на шаг, и он насторожился. Аттикус разглядывал снеговика. Весело улыбнулся, потом засмеялся.

– Не знаю, что из тебя выйдет, сын, – инженер, адвокат или художник-портретист. Но сейчас тебя, пожалуй, можно судить за публичное оскорбление. Придется этого малого замаскировать.

И Аттикус предложил Джиму поубавить брюшко снеговика, дать в руки вместо полена метлу и повязать фартук.

Джим объяснил, что тогда опять будет не снеговик, а грязевик.

– Ну, сделай по-другому, но что-то сделать надо, – сказал Аттикус. – Ты не имеешь права лепить карикатуры на соседей.

– Это не критикатура, – сказал Джим. – Он на самом деле такой.

– Мистер Эйвери может с тобой не согласиться.

– Придумал! – сказал Джим.

Он побежал через улицу, скрылся за домом мисс Моди и вернулся гордый и довольный. Нахлобучил на снеговика ее широкополую соломенную шляпу, а в согнутую руку сунул садовые ножницы. Аттикус сказал – вот и прекрасно.

Из дому вышла мисс Моди и остановилась на крыльце. Поглядела через улицу. И вдруг усмехнулась.

– Джим Финч, ах ты, чертенок! – крикнула она. – Подайте сюда мою шляпу, сэр!

Джим поглядел на Аттикуса, Аттикус покачал головой.

– Она это не серьезно, – сказал он. – Просто она поражена твоими… талантами.

Аттикус перешел улицу, и они с мисс Моди оживленно заговорили о чем-то, размахивая руками; до меня донеслось только:

– …выставить во дворе самого настоящего Мофродита! Хорошо же ты их воспитываешь, Аттикус!

Днем снег перестал, похолодало, и к ночи сбылись худшие предсказания мистера Эйвери: Кэлпурния не переставая, топила все печи, а мы все равно мерзли. Вечером Аттикус сказал: плохо наше дело – и спросил Кэлпурнию, может, ей лучше остаться у нас ночевать. Кэлпурния обвела взглядом большие окна и высокие потолки и сказала – у нее дома, наверно, теплее. И Аттикус отвез ее в автомобиле.

Перед сном Аттикус подбросил угля в печку у меня в комнате. Он сказал – сейчас шестнадцать градусов, он не упомнит такого холода, а наш снеговик совсем заледенел.

Мне показалось, прошло совсем мало времени, и вдруг кто-то трясет меня за плечо. Я проснулась и увидела поверх одеяла пальто Аттикуса.

– Разве уже утро?

– Вставай, малышка.

Аттикус протянул мне мой купальный халат и пальто.

– Сперва надень халат, – сказал он.

Рядом с Аттикусом стоял Джим, весь встрепанный, его качало. Одной рукой он придерживал ворот, другую сунул в карман. Он был весь какой-то толстый.

– Быстрее, дружок, – сказал Аттикус. – Вот твои носки и башмаки.

Я ничего не поняла, но обулась.

– Уже утро?

– Нет еще, второй час. Ну-ка, побыстрее.

Наконец до меня дошло: что-то не так.

– А что случилось?

Но теперь ему уже незачем было объяснять. Как птицы знают, что пора укрыться от дождя, так я знала, когда на нашу улицу приходила беда. Я услышала какое-то шелковистое шуршанье, шорохи, приглушенную суету, и мне стало страшно.

– У кого это?

– У мисс Моди, дружок, – мягко сказал Аттикус.

С веранды мы увидели, что у мисс Моди из окон столовой рвется пламя. И словно затем, чтоб мы скорей поверили своим глазам, взвыла над городом пожарная сирена – все тоньше, визгливее – и никак не умолкала.

– Все сгорит? – жалобно спросил Джим.

– Наверно, – сказал Аттикус. – Теперь вот что. Подите оба к дому Рэдли и стойте там. И не вертитесь под ногами, слышите? Видите, с какой стороны ветер?

– О-о! – сказал Джим. – Аттикус, может, надо уже вытаскивать мебель?

– Пока еще рано. Делай, что я велю. Ну, бегите! Смотри за сестрой, Джим, слышишь? Не отпускай ее ни на шаг.

И Аттикус подтолкнул нас к воротам Рэдли. Мы стояли и смотрели, нашу улицу все тесней заполняли люди и автомобили, а тем временем огонь молча пожирал дом мисс Моди.

– Ну что они так долго, что они так долго… – бормотал Джим.

Но мы понимали, в чем дело. Старая машина не заводилась на морозе, и целая толпа катила ее по улице, просто подталкивая руками. А когда шланг прикрутили к водоразборной колонке, он лопнул, струя брызнула вверх и окатила мостовую.

– Ой, Джим!..

Джим обнял меня за плечи:

– Тише, Глазастик. Подожди волноваться. Я тебе тогда скажу.

Жители Мейкомба, более или менее одетые, через двор выносили мебель мисс Моди на улицу. Аттикус тащил тяжелую дубовую качалку, и я подумала, какой он умный, спас ту самую вещь, которую мисс Моди любит больше всего.

По временам слышались крики. Потом в окне мансарды появился мистер Эйвери. Он выкинул под окно тюфяк и бросал на него разные вещи, пока все не закричали:

– Спускайтесь, Дик! Лестница горит! Уходите оттуда, мистер Эйвери!

Мистер Эйвери стал вылезать в окно.

– Застрял… – выдохнул Джим. – Ох, Глазастик…

Мистер Эйвери не мог двинуться ни взад, ни вперед. Я уткнулась Джиму под мышку и зажмурилась. Потом Джим крикнул:

– Он выбрался, Глазастик! Он живой!

Я подняла голову. Мистер Эйвери был уже на балконе. Перекинул ноги через перила, стал съезжать по столбу вниз, но не удержался и с воплем свалился в кусты мисс Моди.

Тут я заметила, что люди пятятся от дома мисс Моди все ближе к нам. Никто уже не таскал мебель. Огонь охватил верхний этаж и дошел до самой крыши, чернели оконные рамы, а внутри все так и светилось оранжевым.

– Джим, правда там все рыжее, как тыква?..

– Смотри, Глазастик!

От нашего дома и от дома мисс Рейчел повалил дым, будто поднялся туман от реки, и к ним уже тянули шланги. Позади нас взвизгнули шины, из-за угла вынеслась пожарная машина из Эбботсвила и остановилась напротив нашего дома.

– Книжка… – сказала я.

– Какая книжка? – спросил Джим.

– Про Тома Свифта… она не моя, а Дилла…

– Подожди волноваться, Глазастик, – сказал Джим. И показал пальцем: – Гляди-ка!

Среди соседей, сунув руки в карманы пальто, стоял Аттикус. Вид у него был такой, будто он смотрит футбол. Рядом стояла мисс Моди.

– Видишь, он пока не волнуется, – сказал Джим.

– А почему он не на крыше?

– Он слишком старый, он сломает себе шею.

– Может, скажем ему, что надо вытаскивать вещи?

– Нечего к нему приставать, он сам знает, когда вытаскивать, – сказал Джим.

Эбботсвилские пожарные начали поливать водой наш дом; какой-то человек стоял на крыше и показывал, куда первым делом лить. Наш Самый Настоящий Мофродит почернел и развалился, соломенная шляпа мисс Моди так и осталась лежать на куче грязи. Садовых ножниц не было видно. Между домами мисс Моди, мисс Рейчел и нашим было так жарко, что все давно скинули пальто и купальные халаты, работали в пижамах или в ночных рубашках, заправленных в штаны. А я все стояла на одном месте и совсем закоченела. Джим обнял меня за плечи и старался согреть, но это не помогало. Я высвободилась и обхватила себя обеими руками. Начала приплясывать, и ноги понемногу согрелись.

Прикатила еще одна пожарная машина и остановилась перед домом мисс Стивени Кроуфорд. Колонка была только одна, не к чему прикрутить второй шланг, и пожарные стали поливать дом мисс Стивени из огнетушителей.

Железная крыша мисс Моди преградила путь огню. Дом с грохотом рухнул; пламя брызнуло во все стороны; на соседних крышах люди накинулись с одеялами на летящие искры и головешки.

Только когда рассвело, все начали понемногу расходиться. Мейкомбскую пожарную машину покатили обратно. Эбботсвилская уехала сама, третья осталась. Днем мы узнали – она приехала из Кларк-Ферри, за шестьдесят миль.

Мы с Джимом тихонько перешли улицу. Мисс Моди стояла и смотрела на черную яму, которая дымилась посреди ее двора, и Аттикус покачал головой – значит, говорить с ней не надо. Он повел нас домой, а сам держался за наши плечи, потому что мостовая была очень скользкая. Он сказал – мисс Моди пока поживет у мисс Стивени. Потом спросил: