Онлайн чтение книги Слишком много клиентов Too Many Clients
Глава вторая

Через два часа, в семь двадцать, я сидел в такси, припаркованном на Шестьдесят седьмой улице, между Второй и Третьей авеню, повернувшись так, чтобы вести наблюдение через заднее стекло. Если бы Йигер вышел из дома ровно в семь, в 7.04 он сидел бы в машине Эла Голлера, а в 7.06 Эл завернул бы на Шестьдесят седьмую улицу. Но было уже 7.20, а о них ни слуху ни духу.

Гадать о причинах задержки было бесполезно, но именно этим я и занялся. К 7.30 я составил целую коллекцию догадок, не менее дюжины, от простых до самых фантастических. В 7.35 я был уже слишком раздражен, чтобы гадать. В 7.40 я сказал Майку Коллинзу, таксисту и своему парню: «Чепуха какая-то. Пойду посмотрю», вылез из машины и дошел до угла.

Такси Эла все еще стояло перед закусочной. Дождавшись зеленого света, я пересек улицу, подошел к машине и спросил Эла:

– И где он?

Тот зевнул и ответил:

– Я знаю только, где его нет.

– Пойду позвоню ему. Если придет, пока я буду звонить, будь так добр, сделай вид, что машина не заводится, повозись, пока я не появлюсь и не дойду до Майка.

Он кивнул, готовясь снова зевнуть, а я вошел в закусочную, отыскал в глубине телефон-автомат и набрал номер Ч5–3232. Через четыре гудка мне ответил мужской голос:

– Квартира мистера Йигера.

– Могу я с ним поговорить?

– Нет, это невозможно. Простите, а кто его спрашивает?

Я повесил трубку. Я не только узнал голос сержанта Пэрли Стеббинса из отдела по расследованию убийств, но даже вспомнил, как несколько лет назад учил его: когда отвечаешь на телефонный звонок в доме убитого, надо говорить не «квартира мистера такого-то», а «квартира миссис такой-то».

Итак, я повесил трубку, вышел, сделал знак Элу Голлеру оставаться на посту, дошагал до угла Шестьдесят восьмой улицы, свернул направо и протопал достаточно далеко, чтобы разглядеть копа за рулем полицейской машины во втором ряду перед домом номер 34, того самого парня, что обычно возит Стеббинса.

Я развернулся, той же дорогой проследовал обратно в закусочную к телефону, набрал номер «Газетт» и попросил позвать Лона Коэна. Когда он подошел, я собрался спросить, не случалось ли в последнее время какого-нибудь резонансного убийства, но не успел и рта раскрыть.

– Арчи? – спросил он.

– Точно. Ты не…

– Откуда, черт подери, ты знал, что Томаса Дж. Йигера убьют, когда звонил мне три часа назад?

– Я не знал. И сейчас не знаю. Я просто…

– Ага, как же! Но я оценил. Спасибо за заголовок для первой полосы: НИРО ВУЛЬФ ОПЯТЬ ОБОШЕЛ КОПОВ. Я как раз передовицу сочиняю. Вот послушай: «Ниро Вульф, необыкновенный частный сыщик, ринулся расследовать дело об убийстве Йигера более чем за два часа до того, как труп обнаружили в траншее на Западной Восемьдесят второй улице. В пять часов пять минут вечера его подручный Арчи Гудвин позвонил в редакцию „Газетт“, чтобы получить…»

– Сядешь в лужу. Всем известно, что я не подручный, а помощник, и чтобы Ниро Вульф куда-нибудь «ринулся»?.. Кроме того, сейчас я звоню тебе впервые за этот месяц. Если кто-то и звонил тебе, имитируя мой голос, то, возможно, это был убийца. Если бы у тебя хватило сообразительности подержать его на телефоне, пока копы не засекут, откуда звонят, то, возможно…

– Ладно. Начнем с нуля. Когда ты мне сможешь что-нибудь подкинуть?

– Когда будет что подкинуть. Я же всегда подкидываю, когда есть что, верно? Сделай вид, будто я не знал о смерти Йигера, пока ты мне не сказал. Где там копают на Западной Восемьдесят второй улице?

– Между площадью Колумба и Амстердам-авеню.

– Когда нашли тело?

– В семь десять. Пятьдесят минут назад. Под брезентом на дне траншеи, вырытой рабочими из «Консолидейтед Эдисон»[4] «Консолидейтед Эдисон»  – компания коммунального энергоснабжения, обслуживающая Северо-Восток США. – Перев. . У мальчишек мяч туда упал – полезли доставать.

Я помедлил секунду:

– А труп, должно быть, «упал» туда после пяти. Именно в это время обычно уходят парни из «Кон Эд», если нет аварии. Может, кто-то видел, как он туда упал, и накрыл его брезентом?

– Откуда мне знать? Нам всего полчаса назад сообщили.

– Сомнений, что это он, нет?

– Точно он. Один из наших – мы туда послали людей – знал его. Звонил мне буквально пять минут назад.

– Почему вы думаете, что он был убит?

– Официально это еще не установлено, но у него в голове сбоку дырка, и он явно ее не пальцем проковырял. Послушай, Арчи. Когда я получил «молнию», его досье из нашего архива лежало здесь, у меня на столе. И часа не пройдет, как в газете все будут знать, что я затребовал папку за два часа до известия о смерти. Нет, я не прочь поиграть в таинственность, но пересаливать с этим не стоит: может выйти боком. Итак, я говорю, что затребовал папку по твоей просьбе, а кто-нибудь услужливый сообщает об этом в отдел по расследованию убийств. И что тогда?

– Тогда я, как обычно, взаимодействую с полицией. Буду у тебя через двадцать минут.

– Отлично. Всегда рад повидаться.

Я вышел на улицу, сел в машину к Элу и велел ему ехать за угол к Майку. Выруливая на проезжую часть, Эл напомнил, что, согласно инструкции, может сажать в машину только пассажира, который скажет, что ему не мешало бы побриться. И я, раз уж Элу так приспичило, посоветовал ему побриться.

У тротуара на Шестьдесят седьмой рядом с Майком не было места. Мы пристроились с другого бока. Я вышел и встал между двумя автомобилями, таксисты опустили боковые стекла.

– Вечеринка отменяется, – объявил я. – События вышли из-под контроля. Я не назвал вам точной таксы, потому что некоторые обстоятельства были мне неизвестны. Например, сколько времени это займет. Но так как вам пришлось всего-навсего чуток посидеть в машинах, полагаю, по двадцатке на брата будет достаточно. Как вы думаете?

Майк сказал:

– Ага.

Эл подхватил:

– Без вопросов. А что случилось-то?

Я достал из бумажника шесть двадцаток:

– Тогда утроим. Потому что вы не немые. Имени клиента я не называл, но описал вам его и сказал, что он должен выйти из-за угла Шестьдесят восьмой улицы и отправиться на Западную Восемьдесят вторую. Поэтому, когда завтра вы прочтете в газете о том, что накануне вечером, в семь десять, в траншее на Западной Восемьдесят второй улице обнаружен труп с дыркой в голове некоего Томаса Дж. Йигера, проживавшего в доме номер тридцать четыре по Восточной Шестьдесят восьмой улице, вам станет интересно. А человек любит поговорить о том, что ему интересно. Так что вот вам по шестьдесят зеленых. Я всего лишь хочу, чтобы у меня была возможность удовлетворить свое любопытство и чтобы полиция не мешала мне, допытываясь, зачем я в это ввязываюсь. Вот к чему вся эта самодеятельность? Держался бы составленного нами плана. Добавлю: он не говорил и даже не намекал, что ожидает или опасается нападения. Всего лишь хотел, чтобы я выяснил, следят ли за ним, а если следят – помешал бы этому и по возможности выяснил, кто следит. Вот я вам все и рассказал. Так оно и было на самом деле. Не имею ни малейшего представления, кто его убил и почему. Вам известно ровно столько же, сколько мне. И очень хотелось бы, чтобы никто больше этого не узнал, пока я не разберусь, что к чему. А сколько мы с вами знакомы, ребята?

– Пять лет, – сказал Майк.

– Восемь, – поправил Эл. – Как ты пронюхал, что его пришили, если тело нашли только час назад?

– Я позвонил ему домой и услышал в трубке знакомый голос. Это был сержант Пэрли Стеббинс из убойного отдела. Я вышел, завернул за угол, увидел машину перед домом номер тридцать четыре и срисовал физиономию водителя: еще один знакомец. Позвонил приятелю-газетчику, спросил, не слышно ли чего, ну и узнал новости. Ничего от вас не утаиваю. Все рассказал. Вот вам по шестьдесят долларов.

Эл ухватил одну из двадцатидолларовых бумажек большим и указательным пальцами и вытянул ее из пачки.

– Хватит и этого, – рассудил он. – За простой достаточно, а насчет того, чтобы держать рот на замке, так на то у меня свои причины. Мне это даже в радость. Встречу копа – подумаю: ну что, придурок, вот я знаю кое-что, а ты – нет.

Майк, осклабившись, взял свои три двадцатки.

– А я не такой, – пояснил он. – Кому надо и не надо, всем разболтал бы. Включая копов. А теперь вот не могу: тогда придется возвращать тебе сорок баксов. Я, может, и не благородный, но честный. – Он положил купюры в карман и протянул мне ручищу: – Но лучше для верности ударить по рукам.

Мы ударили по рукам, я сел в машину к Элу и велел везти меня в «Газетт».

Если у Лона Коэна и есть официальная должность, то мне она неизвестна, да и сомневаюсь я, что она есть. Только имя и фамилия значатся на двери его комнатушки на двадцатом этаже, через две двери от углового кабинета владельца газеты. И можно подумать, что ни одна песчинка из смерчей, ежедневно сотрясающих редакцию, не должна залететь к нему. Но он всегда ухитряется быть в курсе не только того, что недавно случилось, но и того, чему еще лишь предстоит случиться. Мы с ним не считались услугами, но, если бы сочлись за все эти годы, вероятно, получилось бы поровну.

Лон очень темный. Маленькое, довольно правильное лицо, туго натянутая темная кожа, темно-карие глубоко посаженные глаза, почти черные волосы, гладко зачесанные назад с крутого лба. Он второй по классу игрок в покер из всех, с кем мне когда-либо случалось просидеть ночь за карточным столом (с первым – Солом Пензером – вы познакомитесь позже).

В тот вечер, когда я вошел в маленький кабинет Лона, он говорил по телефону. Я сел на стул в торце письменного стола и стал слушать. Разговор тянулся несколько минут, и за это время Лон произнес только одно слово «нет», но зато девять раз. Когда он положил трубку, я поддел:

– Только и знаешь, что поддакивать.

– Мне нужно сделать еще один звонок, – объявил он. – Вот, развлекись пока. – Он передал мне картонную папку и снова повернулся к телефону.

Это было досье на Томаса Дж. Йигера. Не сказать, что пухлое: десяток или около того газетных вырезок, четыре отпечатанные на машинке заметки, несколько листков из статьи в отраслевом журнале «Пластики сегодня» и три фотографии.

Два снимка были сделаны в студии, и внизу значились фамилии. Третий отсняли в банкетном зале отеля «Черчилль» во время какого-то сборища, и к ней был подклеен машинописный текст: «Томас Дж. Йигер произносит речь на банкете Национальной ассоциации производителей пластиков в отеле „Черчилль“, Нью-Йорк, 19 октября 1958 года». Он стоял на сцене у микрофона с поднятой рукой.

Я пробежал глазами заметки, просмотрел вырезки и читал статью, когда Лон закончил говорить по телефону и обратил взгляд на меня.

– Ну, выкладывай! – потребовал он.

Я закрыл папку и положил ее на стол.

– Пришел заключить сделку, – заявил я. – Но сначала тебе следует кое о чем узнать. Итак, я никогда не видел Томаса Дж. Йигера, не говорил с ним и вообще не имел никаких сношений. И мистер Вульф тоже. Я не знаю об убитом ничего, кроме рассказанного тобой по телефону и только что прочитанного.

Лон расплылся в улыбке:

– Для официальной версии неплохо. А если строго между нами?

– Да то же самое. Хочешь – верь, хочешь – нет. Но как раз перед тем, как позвонить тебе в пять часов, я кое-что услышал. И это возбудило мое любопытство. Пока предпочту держать услышанное при себе. По крайней мере сутки. А может, и дольше. Думаю, я буду сильно занят в ближайшее время. И мне не улыбается проторчать весь завтрашний день в прокуратуре… Так что лучше никому не знать, что я звонил тебе сегодня днем, чтобы расспросить о Йигере.

– А по мне, так лучше, чтобы знали. За папкой-то посылал я. Если я скажу, будто мне было виде́ние про этого типа, пойдут разговоры.

Я усмехнулся:

– Ну перестань! У тебя ни одного козыря на руках. Говори все что в голову взбредет. Можешь сказать, что раздобыл кое-какую информацию в строго конфиденциальном порядке, без права ссылаться на источник, что связан словом. Кроме того, я предлагаю тебе бонус. Если ты до поры до времени позабудешь о проявленном мною интересе к Йигеру, обязуюсь внести тебя в список тех, кому рассылаю рождественские открытки. В этом году будет репродукция абстрактного полотна в двадцати тонах. Текст следующий: «Примите в дар эту картину. На ней изображено, как мы купаем нашу собаку. С наилучшими пожеланиями Арчи, Мехитабель, дети».

– Нет у тебя никакой Мехитабели и никаких детей.

– Конечно. Именно потому это и будет абстрактная живопись.

Он бросил на меня испытующий взгляд:

– Мог бы подкинуть мне что-нибудь, а я бы пообещал не ссылаться на тебя. Или придержал бы информацию, пока ты не разрешишь дать ей ход.

– Нет. Не сейчас. Если что, я знаю твой номер телефона.

– Как всегда. – Он воздел руки. – У меня дел полно. Заходи как-нибудь.

У него зазвонил телефон, он повернулся, чтобы взять трубку, а я вышел.

Спускаясь в лифте, я прикинул, что к чему. Вульфу я сказал, что вернусь к ночи, а сейчас всего лишь девять. Я голоден. Можно зайти в буфет перекусить и за едой прикинуть, что́ предпринять, но вот беда: я отлично знаю, что́ хочу сделать, и на это может потребоваться целая ночь.

Кроме того, хотя и подразумевается, что на задании я должен руководствоваться собственными способностями и опытом, как однажды сформулировал это Вульф, также предполагалось, что в случае осложнений я обо всем доложу боссу.

В данном случае телефонный звонок исключался. И не только потому, что Вульф не любит обсуждать дела по телефону, но и потому еще, что все должно быть по правилам, а иначе он откажется играть.

В итоге я поймал такси и назвал водителю адрес старого особняка на Западной Тридцать пятой улице.

Доехав, я поднялся по семи ступенькам и нажал на кнопку звонка. Что толку иметь ключ, если на дверь накидывают цепочку? А когда я ухожу, так обычно и делают. Мне открыл Фриц.

Он изо всех сил старался не смотреть на меня вопросительно, но вопрос явственно читался в его взгляде – тот же самый, которого он так и не задал мне днем: «У нас клиент?» Я сообщил ему, что такая возможность все еще существует, а также добавил, что в животе у меня пусто, так не даст ли он мне ломоть хлеба и стакан молока? Он ответил, что, конечно, все принесет. И я прошел в кабинет.

Вульф сидел за столом с книгой, откинувшись на спинку единственного в мире кресла, в которое он мог сесть не скорчив гримасы. Кресла, сделанного на заказ по его чертежам и под его наблюдением.

Горели только лампы для чтения над ним и за его спиной, и, освещенный под таким углом, он казался крупнее обычного – гора, из-за которой встает солнце. Войдя, я включил свет, вернув ему обычные размеры, и он заговорил.

– Гм, – исторг он из себя. А когда я прошел к своему столу, спросил: – Ты ел?

– Нет.

Я уселся.

– Фриц что-нибудь принесет.

– Принесет? – Удивление с оттенком досады.

Обычно, когда дела заставляют меня пропустить очередной прием пищи и я возвращаюсь домой голодный, то просто иду на кухню и ем. Исключения делаю только в том случае, если у меня есть что сообщить, причем безотлагательно. Между тем Вульф уже настроился провести вечер с книгой, и ему вовсе не улыбалось выслушивать сообщения, неважно какие.

Я кивнул:

– Меня кое-что гнетет.

Он поджал губы, заложил пальцем, чтобы не потерять страницу, большую толстую книгу, которую держал обеими руками, тяжело вздохнул и произнес:

– Ну?

Я решил не ходить вокруг да около. К его настроениям надо приноравливаться, как к переменам погоды.

– У вас на столе лежит конверт, – сказал я. – Это баланс нашего банковского счета за вычетом тех чеков. Через тридцать семь дней, в июне, придется платить налоги. Конечно, можно подать декларацию с поправками – если только за это время к нам за помощью не обратится кто-нибудь с действительно большой проблемой и столь же большим кошельком.

Он бросил на меня сердитый взгляд:

– Сколько можно твердить одно и то же?

– Я не твержу одно и то же. Молчал об этом целых три дня и сейчас говорю только для того, чтобы с вашего разрешения попытаться раздобыть какого-нибудь клиента, а не сидеть сиднем и не ждать, пока он сам подвернется. У меня уже мозоли на заднице.

– Ну и каков твой план? Уличная реклама? Человек-сэндвич?

– Нет, сэр. Я наметил себе цель. Не знаю, правда, насколько она достижима. Я про того типа, который приходил нанять меня, чтобы я разобрался с его «хвостом». Про Томаса Дж. Йигера. Я взял две машины. В семь часов они были на месте. Одна должна была везти его, на другой я собирался следовать за ним. Он не появился. Я устал ждать и позвонил ему домой. По телефону мне ответил Пэрли Стеббинс. Я завернул за угол и обнаружил там, напротив дома Йигера, машину с шофером Пэрли Стеббинса. Я позвонил Лону Коэну, и он поинтересовался, как вышло, что я наводил у него справки про Томаса Дж. Йигера за два часа до того, как труп этого самого Йигера нашли в траншее на Западной Восемьдесят второй улице. С дыркой в черепе. Итак, наш клиент ушел из жизни. Однако сдается мне, что его уход поможет нам заполучить другого клиента. Покойный был большой шишкой в своей области, занимал хорошую должность и владел уютным домом в приличном районе. Очень может быть, что, кроме меня, никто не знал о его подозрениях насчет слежки. Опять же, тело его нашли в том самом квартале, на той самой Западной Восемьдесят второй улице, куда – к дому сто пятьдесят шесть – он опасался притащить «хвост». Так что я потратил некоторое количество наших денег. Оплатил двум таксистам простой, да еще дал каждому из них по сорок долларов, чтобы забыли, где простаивали. Вернее, дал Майку Коллинзу. Эл Голлер предпочел обо всем забыть из соображений личного характера.

– Ну, это была твоя самодеятельность, – проворчал Вульф. – Убийцу, возможно, уже взяли.

– Что ж, тогда вы потеряли впустую сорок долларов плюс пятьдесят три доллара шестьдесят центов на расходы по делу, которые мы не сможем получить с клиента, поскольку он мертв. Но все не так просто. Дело в том, что наш клиент не умер. Или, если сформулировать иначе, у нас и не было клиента. По дороге домой я заглянул в «Газетт» к Лону Коэну – просил забыть про мой звонок насчет Томаса Йигера. На столе у Лона лежала папка с кое-какими сведениями об Йигере. Там среди прочего сыскалось три его портрета, и я на них посмотрел. Мужчина, который приходил сегодня днем меня нанимать, был не Йигер. Ни малейшего сходства. Так что точнее будет сказать, что у нас не было клиента.