Онлайн чтение книги Слишком много клиентов Too Many Clients
Глава третья

Естественно, я рассчитывал на сильную реакцию и добился своего. Вульф выпрямился и потянулся к столу за тоненькой золотой полоской, которой закладывал только книги, достойные пребывать на полках в его кабинете.

В этот самый момент появился Фриц с подносом, который он поставил на мой письменный стол. Увидев, что Вульф откладывает в сторону книгу, Фриц одобрительно мне подмигнул, а я повернулся к подносу. Там была чашка супа из каштанов, сэндвич с креветками и огурцом между поджаренными тостами и еще один – с ростбифом в круглой булочке домашней выпечки, горка кресс-салата, яблоко, запеченное в белом вине, и стакан молока.

Когда мы вкушаем обед или ужин в столовой, любое упоминание о делах находится под строжайшим запретом. Это непреложное правило нашего внутреннего распорядка, можно сказать – табу. С формальной точки зрения на легкие перекусы оно не распространяется, но Вульф твердо убежден, что, когда человек поглощает пищу, ничто не должно мешать работе его вкусовых рецепторов.

Вот и теперь, отложив книгу, он откинулся назад и прикрыл глаза. А я, проглотив несколько ложек супа, заметил:

– Все равно я слишком голоден, чтобы по достоинству оценить вкус. Так что можно продолжить.

Его глаза открылись:

– Ты уверен?

– Да, сэр.

Я снова поднес ко рту ложку и проглотил.

– Его имя стояло под снимками. А еще в папке лежала журнальная вырезка с его фотографией. Такое беличье лицо с заостренным носом и почти без подбородка. А у человека, который приходил днем, лицо было длинное, костистое и широколобое.

– И он назвался Йигером и поделился подозрениями, что за ним последуют, когда он отправится по определенному адресу – на Западную Восемьдесят вторую улицу. А тело Йигера найдено неподалеку от этого дома. Как давно он мертв?

– Не знаю. Установят, дайте срок. Кроме того, что я вам уже рассказал, Лону известно, что тело нашли в котловане, вырытом рабочими «Кон Эдисон». Оно было накрыто брезентом. Его нашли мальчишки, у которых мяч упал в яму.

– Если я санкционирую твою попытку заполучить клиента и заработать денег, что ты намерен делать дальше?

Я отправил в рот очередную ложку супа.

– Ну, сначала съем сэндвичи, потом – яблоко, а после выпью молока. Затем отправлюсь на Восемьдесят вторую улицу. Поскольку тело найдено в траншее, оно, возможно, и не имеет никакой привязки к этому кварталу, улице и дому. Ничто не мешало убийце прикончить Йигера где угодно, а потом отвезти тело по этому адресу и бросить в траншею. Восьмидесятые улицы, между площадью Колумба и Амстердам-авеню, не самый подходящий район для важной шишки из крупной корпорации. Там обретаются пуэрториканцы и кубинцы, по три-четыре человека в комнате. Я хочу выяснить, что́ там забыл Йигер, если он что-то там забыл.

– Поедешь прямо сейчас? На ночь глядя?

– Конечно. Как только очищу поднос.

– Фу! Сколько раз я тебе говорил, что поспешность хороша, только когда промедление опасно.

– О, шесть тысяч раз!

– А ты все такой же порывистый. Утром мы сможем узнать недостающие подробности. Возможно, не останется иных загадок, кроме личности того, кто явился сюда под чужим именем, и тогда дело вообще потеряет всякий интерес. Но пока оно представляется мне любопытным. Сколько времени он провел здесь?

– Двадцать пять минут.

– Возможно, возникнет нужда в записи вашего разговора. Вместо того чтобы сломя голову мчаться на Восемьдесят вторую улицу, проведи вечер за пишущей машинкой. Мне нужна дословная запись вашего разговора и подробный словесный портрет.

Он взял со стола свою книгу и вновь приготовился читать.

Я был обеспечен работой на весь вечер. Мне по-прежнему хотелось бросить взгляд на дом номер 156 по Западной Восемьдесят второй улице до того, как им заинтересуются копы, если уже не заинтересовались. Однако Вульф был прав, и это его деньги я отдал Майку Коллинзу.

Печатая запись своего разговор с лже-Йигером, я не перенапрягся. Это была рутинная работа. Мне случалось устно воспроизводить куда более длинные беседы с гораздо бо́льшим числом лиц. Стучать по клавишам я закончил за несколько минут до полуночи. Сложив листки – оригинал и копию – и убрав их в ящик стола, я вынул увядшие орхидеи из вазы на столе Вульфа и отнес в мусорное ведро на кухню. Босс любит, чтобы ваза была пуста, когда утром он принесет из оранжереи свежие цветы. Потом я запер сейф, удостоверился, что входная дверь закрыта на засов, выключил свет и поднялся, преодолев два лестничных марша, в свою комнату. Вульф был уже у себя, на втором этаже.

Обычно я спускаюсь на кухню к завтраку около половины девятого, но в тот вторник встал раньше, в начале девятого. Меня неудержимо влекло к маленькому столику, где Фриц уже пристроил на подставку свежий номер «Таймс». Но, памятуя, что поспешность хороша, только когда промедление опасно, я заставил себя обменяться приветствиями с Фрицем, получить от него стакан апельсинового сока, взболтать и сделать несколько глотков. Лишь после этого ежеутреннего ритуала я занялся газетой. Неужели на первой полосе я увижу заголовок: УБИЙСТВО ЙИГЕРА РАСКРЫТО?

Но нет. Заголовок гласил: ЗАСТРЕЛЕН КРУПНЫЙ МЕНЕДЖЕР. Я сел и отхлебнул еще глоток.

Вместе с апельсиновым соком, гречишными оладьями, колбасками, джемом из ежевики и двумя чашками кофе я проглотил заметки в «Таймс» и «Газетт». Детали, с вашего позволения, опущу. В частности, не стану называть имена мальчишек, нашедших тело. Довольно с них и упоминания в газетах, к тому же книги эти огольцы вряд ли читают.

Стреляли один раз, с близкого расстояния. Пуля, вошедшая в голову над правым ухом, вызвала мгновенную смерть. Случилось это не раньше чем за сутки и не позднее чем за шестнадцать часов до 19.30, когда освидетельствовали тело, то есть между 19.30 воскресенья и 3.30 понедельника. Вскрытие, возможно, позволит уточнить время.

В понедельник работы в траншее на Восемьдесят второй улице не велись за неимением нужных для ремонта материалов, так что труп могли сбросить туда в воскресенье ночью. Брезент оставили рабочие. Поиски свидетеля, который бы видел Йигера живым в этом квартале или слышал выстрел, не увенчались успехом. Стало быть, не исключалась возможность, что его застрелили в другом месте, а затем перевезли тело.

Дочь Йигера Анна обучалась в Беннингтонском колледже[5] Беннингтонский колледж  – частный колледж в Беннингтоне, штат Вермонт, где основное внимание уделяется изучению и поощрению искусств. Основан как гуманитарное учебное заведение высшей ступени для женщин.. Его сын, Томас Дж. Йигер-младший, жил в Кливленде, работал на одном из предприятий корпорации «Континентальные пластики».

В пятницу вечером Йигер с женой уехали из Нью-Йорка, чтобы провести уик-энд с друзьями за городом. Сам Йигер вернулся в Нью-Йорк в воскресенье днем, а его половина – лишь в понедельник утром. В воскресенье днем семейный особняк на Шестьдесят восьмой улице пустовал. Начиная с 17.02 в воскресенье, когда в Стемфорде Йигер сел в поезд до Нью-Йорка, о его перемещениях ничего не известно.

Полиция пока никого не задержала, окружной прокурор ограничился сообщением, что «ведется следствие».

На фотографии в «Таймс» Йигер демонстрировал стандартный оскал политика. Еще два его снимка поместила «Газетт». Один я видел у Лона в редакции, на другом Йигер лежал у края траншеи, в которой его нашли. Я вырезал фото из «Таймс» и портрет живого Йигера из «Газетт» и вложил в свою записную книжку.

В 8.51 я поставил на столик пустую кофейную чашку, поблагодарил Фрица за завтрак, сказал, что, может быть, вернусь к обеду, а может, и нет, и поднялся этажом выше к Вульфу. На столе у окна стоял поднос с грязной посудой и лежала «Таймс».

Вульф перед зеркалом платяного шкафа завязывал галстук свободным узлом. Понять не могу, зачем нужен галстук утром, когда он собирается наверх, в оранжерею, чтобы провести там два часа. Может, из уважения к орхидеям?

Он буркнул: «Доброе утро», закончил с галстуком и только тогда повернулся ко мне.

– Убываю, – доложил я. – Инструкции?

– На твое усмотрение.

– Нет уж, сэр! Это мы проходили вчера. Вы посылаете меня или нет? Понятно, что ясности не прибавилось, разве только полиция что-то держит в секрете. Он был мертв по крайней мере четырнадцать часов, когда тот тип приходил ко мне вчера. Я записал весь наш разговор, запись лежит в верхнем ящике моего стола. Какой суммой я могу располагать?

– Достаточной.

– Но есть какие-то пределы?

– Разумеется. Их подскажут тебе здравый смысл и осмотрительность.

– Ясно. Ну, когда вернусь, тогда и вернусь.

Спустившись в кабинет, я открыл сейф и взял из суммы, отложенной на текущие расходы, пятьсот баксов потертыми пятерками, десятками и двадцатками. Потом достал из ящика письменного стола плечевую кобуру и сунул в нее заряженный «марли» тридцать второго калибра. Несколько лет назад, нарвавшись на крупные неприятности из-за отсутствия пушки, я зарекся выходить из дому с одним карманным ножом, когда мы расследуем дело об убийстве.

В прихожей меня несколько задержали раздумья о том, надевать ли пальто и шляпу. Ненавижу возиться с ними. На дворе было пасмурно, и в половине восьмого по радио пугали проливными дождями. Какого черта, сказал я себе, кто не рискует… С тем и вышел.

Я прогулялся до Десятой авеню, где поймал такси и велел везти меня на угол Восемьдесят второй и Бродвея.

Никакого плана я не заготовил, решив действовать по обстановке. Очевиден был только первый шаг: выяснить, закончили криминалисты работать на месте обнаружения тела или еще нет. Многие из них знали меня в лицо, как и то, что я не стану просто так, от нечего делать околачиваться поблизости. Поэтому, свернув с Бродвея на восток и перейдя Амстердам-авеню, я остановился на углу, чтобы обозреть окрестности с дальнего конца Восемьдесят второй улицы.

На зрение я не жалуюсь и даже с такого расстояния смог разобрать номер «156» на доме шагах в тридцати от угла. Вдоль тротуара по обеим сторонам улицы были плотно, бампер в бампер, припаркованы автомобили. Траншею обнесли ограждением, но полицейской машины – с опознавательными знаками и без оных – я не углядел.

Квартал был прескверный, форменные трущобы, да простят меня тамошние жители. Полвека назад, когда камень сиял чистотой, а медь сверкала, длинный ряд пятиэтажек мог сделать честь городу, но не сейчас. Можно было биться об заклад, что эти жалкие и неопрятные строения немедленно обрушились бы, не подпирай они друг друга.

Народу по улице сновало немного. Не видно было детей, хотя им самое время идти в школу. Однако возле ограждения, ярдах в пятнадцати от дома номер 156, толклись зеваки. За ними приглядывал полицейский, но ничего особенного, обычный коп. Ни ребятами из убойного отдела, ни прокуратурой не пахло.

Я пересек улицу и двинулся вдоль ограждения. Заглянул в траншею из-за плеча женщины в лиловом платье и увидел там двух рабочих. Значит, эксперты свои труды закончили. Пока я стоял и смотрел на работяг, здравый смысл привел меня к следующим пяти заключениям.

Первое: что-то связывало Йигера с кем-то или чем-то в доме номер 156. Кем бы ни был тип, явившийся меня нанимать, какую бы игру он ни вел, убивал или нет Йигера, адрес точно не с потолка взял.

Второе: если Йигера убили в другом месте, а труп привезли к дому номер 156, чтобы произвести впечатление на кого-то в этой халупе, почему тело просто не оставили на тротуаре перед домом? Зачем скинули в яму? Да не просто скинули, а спустились в траншею и накрыли брезентом? Одно с другим не сходится.

Третье: предположение, будто тело убитого в другом месте Йигера бросили здесь по чистой случайности, просто потому, что по дороге подвернулась траншея, не выдерживает критики. В такое не поверит и законченный осел. Снова не клеится.

Четвертое: Йигера застрелили не на входе и не на выходе из дома номер 156. Ночью на звук выстрела из окон высунулась бы дюжина, да что там дюжина – сотня голов. Убийце пришлось бы уносить ноги или жать на газ, а не волочь труп к траншее, спихивать его вниз и лезть следом, чтобы укрыть тело брезентом. Еще один тупик.

Пятое: Йигера, следовательно, шлепнули в самом доме номер 156. И случиться это могло в любой момент после 19.30 в воскресенье. А уже позже, ночью, когда никто не видел, тело перенесли к траншее, всего-то пятнадцать ярдов, и сбросили туда. Это не объясняет, зачем его накрыли брезентом, но данная деталь не укладывается ни в одну напрашивающуюся версию. По крайней мере, присутствие брезента моих умопостроений не опрокидывает. Возможно, брезент потребовался, чтобы тело не обнаружили до прихода рабочих.

Полезная, однако, штука здравый смысл. Приходишь к заключениям, особо не напрягая и не изнашивая мозги.

Я отошел от ограждения и преодолел пятнадцать ярдов, отделяющих меня от дома номер 156.

И вот что любопытно: над входом отсутствовала табличка: СДАЕТСЯ, которую я приметил на некоторых здешних домах. Зато к столбику у нижней ступеньки крыльца была привязана картонка с кривоватой надписью от руки: УПРАВЛЯЮЩИЙ и стрелкой, указывающей вправо.

Двинувшись в предписанном направлении, я спустился по трем ступенькам, взял налево, через открытый дверной проем попал в маленькое преддверие и получил еще одно подтверждение тому, что дом этот особенный. В дверь был врезан цилиндровый замок марки «Рэбсон». Такие замки ставят люди, способные выложить 61 доллар 50 центов за уверенность, что войти к ним сможет лишь обладатель хитрого ключа – или здоровенной кувалды.

Я надавил на кнопку звонка. Через секунду дверь открылась, и я оказался лицом к лицу с одной из трех красивейших женщин, каких видел в своей жизни.

Судя по улыбке, какими королевы милостиво дарят смиренных подданных, я должен был разинуть рот и задохнуться от благоговейного изумления. Она спросила:

– Вы что-то хотели?

Низкий грудной голос звучал тихо, не прерываемый вздохами.

Меня так и подмывало ответить: «Конечно. Мне нужны вы», но каким-то чудом я удержал эти слова на кончике языка.

Ей было лет восемнадцать. Высокая, статная. Кожа цвета тимьянового меда, который Вульфу присылают из Греции. Она явно чем-то очень гордилась, но не красотой. У женщины, гордящейся своей красотой, улыбка всего-навсего самодовольная.

И тем не менее не думаю, что я заикался, как ожидалось, когда ответил:

– Мне бы управляющего.

– Вы полицейский?

Если ей нравятся полицейские, надо скорее отвечать «да». Но вдруг она не испытывает к ним симпатии?

– Нет, – опроверг я предположение. – Я из газеты.

– Как мило! – Она повернулась и крикнула: – Папа, тут из газеты пришли! – Набрав силу, ее голос зазвучал еще волшебнее.

Девушка снова повернулась ко мне, грациозная, как большая кошка. Она стояла передо мной, сохраняя горделивую королевскую осанку и едва заметно улыбаясь, но теплые темные глаза изучали меня с таким любопытством, будто она никогда раньше не видела мужчин.

Черт, я прекрасно понимал, что нужно что-то сказать, но что? Разве только «выходите за меня замуж». Однако это было невозможно, поскольку мысль о том, что она станет мыть посуду и штопать носки, казалась нелепой. Опомнился я, только сообразив, что поставил ногу на порог, чтобы дверь нельзя было закрыть. И наваждение рассеялось: я всего лишь частный сыщик в погоне за клиентом.

Послышались шаги. Когда они приблизились, красавица отступила в сторону. В поле моего зрения появился мужчина, коренастый, широкоплечий, на пару дюймов ниже дочери, с широким приплюснутым носом и густыми бровями. Я шагнул за порог и представился:

– Моя фамилия Гудвин. Я из «Газетт». Хотел бы снять комнату. С окнами на улицу.

– Ступай, Мария, – бросил управляющий дочери, и она скрылась в темноте. Он повернулся ко мне: – Свободных комнат нет.

– Готов платить сто долларов в неделю, – не отставал я. – Мне заказали статью о том, как выглядит место преступления после трагического происшествия. Стану снимать людей, пришедших поглазеть на траншею. Из окна второго этажа я смогу наблюдать их под нужным углом.

– Я сказал, свободных комнат нет, – изрек он густым грубым голосом.

– Отселите кого-нибудь из жильцов. Двести долларов.

– Нет.

– Триста.

– Нет.

– Пятьсот.

– Вы сумасшедший. Нет.

– Я не сумасшедший. Это вы с ума сошли. От пятисот долларов нос воротите. Как ваше имя?

– Не ваше дело.

– Ой, да перестаньте! Я могу узнать его у соседей или у вон того копа. Что не так с вашим именем?

Он прищурил один глаз:

– С моим именем все так. Мое имя Сесар Перес. Я гражданин Соединенных Штатов Америки.

– Вот и я гражданин. Не сдадите ли мне комнату на неделю за пятьсот долларов, оплата вперед, наличными.

– Я сказал, – он жестикулировал так, что в движение приходили даже плечи, – нет комнаты! Этот человек там мертвый – плохо. Снимать людей из этого дома – нет. Даже если бы есть комната.

Я решил дать волю своей порывистости и идти напролом. Это был тот случай, когда поспешность оправдана, поскольку промедление опасно. Убойный отдел или окружная прокуратура, того и гляди, могли обнаружить, что Йигер был связан с домом. Я достал кое-что из кармана и протянул упрямцу:

– Разберете, что́ тут написано, при таком освещении?

Он и смотреть не стал:

– Что это такое?

– Лицензия. Я не журналист. Я частный детектив, расследую убийство Томаса Дж. Йигера.

Он снова прищурился, сунул мне обратно лицензию, набрал в грудь побольше воздуха и спросил:

– Вы не полицейский?

– Нет.

– Тогда убирайтесь отсюда. Убирайтесь из этого дома! Я уже трем полицейским сказал, что ничего не знаю про человека в яме. И один из них меня оскорбил. Убирайтесь!

– Хорошо, – согласился я. – Это ваш дом.

Я спрятал лицензию в бумажник и положил в карман.

– Но прежде чем уйти, я скажу вам, что́ случится, если вы меня отфутболите. И получаса не пройдет, как в этот дом нагрянет дюжина полицейских с обыском. Они обнюхают здесь каждый дюйм, задержат всех, в первую очередь вас и вашу дочь, сцапают всякого, кто войдет. Потому как я сообщу им, что могу доказать: Томас Дж. Йигер приходил в этот дом в воскресенье вечером и был убит именно здесь.

– Это ложь. Вы как тот полицейский. Это оскорбление.

– Ладно. Пойду кликну копа, что торчит на улице. Он подежурит тут, чтобы вы не смогли никого предупредить.

Я повернулся, готовясь уйти. Сработало! С копами он держался стойко, но я застал его врасплох. Он был вовсе не идиот и сообразил, что и без всяких доказательств я сумею натравить на него полицию.

Итак, я двинулся к двери. И тут он схватил меня за рукав. Я обернулся, увидел, как ходят желваки у него на скулах, и спросил, без всякой враждебности, просто поинтересовался:

– Это вы убили его?

– Вы полицейский, – выпалил он.

– Нет. Меня зовут Арчи Гудвин, и я работаю на частное детективное агентство Ниро Вульфа. Мы рассчитываем заработать на расследовании этого дела. Так мы добываем себе средства к существованию. Поэтому буду честен: мы бы предпочли сами выяснить, почему Йигер приехал сюда, а не перекладывать это на полицию. Но если вы откажетесь оказать нам содействие, мне придется пригласить сюда копа. Так это вы убили Йигера?

Он повернулся и хотел уйти, но я схватил его за плечо и развернул к себе:

– Это вы убили его?

– У меня есть нож, – сообщил он. – В этом доме я имею право ходить с ножом.

– Разумеется. А у меня есть вот что. – Я вытащил из кобуры свой «марли». – И разрешение на него тоже имеется. Так это вы убили его?

– Нет. Я хочу, чтобы пришла моя жена. Она лучше соображает. Пусть придут мои жена и дочь. Я хочу…

Внутренняя дверь распахнулась, и женский голос произнес:

– Мы здесь, Сесар.

Высокая женщина с властным хмурым лицом шагнула к нам, Мария остановилась в дверях. Перес застрекотал по-испански, но жена его оборвала:

– Перестань! Он, чего доброго, подумает, что у нас секреты. При американцах надо говорить на их языке. – Она остановила на мне жесткий взгляд черных глаз: – Мы слышали, что́ вы тут говорили. Я знала, что придут, только думала, что явится полиция. Мой муж – честный человек. Он не убивал мистера Йигера. Мы называем его мистер Дом, потому что это его здание. Откуда вы узнали?

Я вложил «марли» в кобуру.

– Какое это имеет значение, раз я уже все знаю, миссис Перес?

– Да, глупо было спрашивать. Ладно, задавайте свои вопросы.

– Я бы предпочел, чтобы на них отвечал ваш муж. Разговор может затянуться. Нельзя ли нам где-нибудь присесть?

– На вопросы отвечу я. А присесть мы предлагаем только друзьям. Вы же совали мужу под нос пистолет.

– Это я так, похвастать. Ладно, если вам своих ног не жаль, то мне тем более. В котором часу мистер Йигер пришел сюда в воскресенье?

– Я думала, вы знаете.

– Я-то знаю. Но хочу проверить, правдиво ли вы станете отвечать. Если увижу, что юлите и привираете, начну спрашивать у вашего мужа. Или полиция начнет.

Она помедлила минуту:

– Он пришел около семи часов.

– К вам, вашему мужу или дочери?

Она сверкнула на меня глазами:

– Нет.

– Так к кому он пришел?

– Не знаю. Нам это неизвестно.

– Попробуйте еще раз. И довольно глупостей! Я не собираюсь весь день вытягивать из вас правду.

Она смерила меня неприязненным взглядом:

– Вы бывали у него наверху?

– Вопросы задаю я, миссис Перес. К кому он приходил?

– Мы не знаем. – Она повернулась к дочери: – Ступай отсюда, Мария.

– Но, мама, я не…

– Иди!

Мария ушла и закрыла за собой дверь. Оно и к лучшему: не так-то просто смотреть куда надо, а не куда хочется. Мамаша снова повернулась ко мне:

– Он пришел около семи часов и постучал в дверь. Вон в ту. – Она указала на дверь, за которой скрылась Мария. – Поговорил с моим мужем, заплатил ему. Потом пошел к лифту. Мы не знаем, был ли кто-нибудь наверху, пришел ли позже. Мы смотрели телевизор и не слышали, входил ли кто, подходил ли к лифту. Нам этого знать не полагалось. На наружной двери стоит надежный замок. Так что мы и вправду не знаем, к кому он приходил.

– Где лифт?

– Сзади. Там тоже стоит замок.

– Вы спросили, был ли я наверху. А вы были?

– Конечно. Бывали каждый день. Мы там убирали.

– Значит, у вас есть ключ. Давайте поднимемся туда.

Я пошел к двери. Она в замешательстве взглянула на мужа, потом на меня, открыла дверь, за которой исчезла Мария, произнесла что-то по-испански и направилась в глубь холла. Перес последовал за ней, я шагал в хвосте.

У задней стены миссис Перес вынула из кармана юбки ключ и вставила в замок на металлической двери лифта. Вот тебе и на́: еще один цилиндровый замок! Дверь, не то алюминиевая, не то из нержавейки, открылась. Она выглядела абсолютно инородной в задрызганном холле. Как, впрочем, и лифтовая кабина из той же нержавеющей стали, отделанная красными эмалированными панелями с трех сторон. Лифт, правда, был маленький, не то что у Вульфа. Тем не менее поднимался он тихо и плавно. Я так понял, что на самый верхний этаж. Наконец дверцы раздвинулись, и мы вышли.

Перес включил свет, и у меня, во второй уже раз за недавнее время, отвисла челюсть и перехватило дыхание. Случалось мне видеть, пусть и нечасто, апартаменты, владельцы которых просто наизнанку вывернулись, чтобы показать себя, но Йигер перещеголял их всех. Возможно, эффект усиливался по контрасту с обликом трущобного квартала, внешним убожеством дома и нижних его помещений, но эта зала повергла бы вас в изумления, где бы ни находилась.

Первым по глазам било засилье шелка и обнаженной плоти. Шелк, в основном красный, но местами бледно-желтый, послужил не только для отделки диванов и кресел – им были обиты стены, затянут потолок. Добрую треть всех стен оккупировали изображения нагих женских тел, а одну захватил почти в полное владение бледно-желтый ковер, кажется тоже шелковый. И ни одного окна в огромном покое шириной двадцать пять футов, а длиной во всю длину дома. К правой стене примыкало изголовьем колоссальных размеров квадратное ложе, накрытое бледно-желтым шелковым покрывалом. Жалко, Вульф этого не увидит: он питает слабость к желтому цвету. Я потянул носом воздух. Он был свежим, но в нем витал парфюмерный дух. Кондиционер с отдушкой.

Поверхностей, способных сохранять отпечатки пальцев, в комнате набиралось не так уж много: две столешницы, стойка под телевизором, подставка для телефона. Я повернулся к миссис Перес:

– Вы убирали тут после воскресенья?

– Да, вчера утром.

Все, вопрос снят.

– Где дверь на лестницу?

– Сюда не попасть по лестнице.

– Вход на нее внизу заколочен досками, – пояснил Перес.

– Значит, подняться сюда можно только на лифте?

– Да.

– И как давно?

– Уже четыре года. С тех пор, как он купил дом. Мы живем тут два года.

– Как часто он тут появлялся?

– Мы не знаем.

– Конечно знаете, если каждый день приходили сюда убирать. Так как часто?

– Может, раз в неделю, может, чаще.

Я повернулся к Пересу:

– И за что вы его убили?

– Нет. – Он прикрыл глаза. – Я – нет.

– Тогда кто?

– Мы не знаем, – вмешалась его жена.

Я не отреагировал на ее реплику.

– Послушайте, – сказал я управляющему, – мне не хотелось бы сдавать вас полиции без крайней необходимости. Мы с мистером Вульфом предпочли бы сами разобраться. Но если вы будете запираться, то не оставите нам выбора, а времени у нас немного. Полиция наверняка сняла отпечатки пальцев с брезента, которым было укрыто тело. Я знаю, что Йигера убили в этом доме. Если хоть какие-то отпечатки – ваши, вам конец. Вы попались. Раз он был убит в этом доме, хоть что-то вы должны знаете. Что?

Перес вопросительно посмотрел на жену:

– Фелита?

Она уставилась на меня своими черными глазищами.

– Вы частный сыщик, – проговорила она. – Вы сказали моему мужу, что зарабатываете этим себе на жизнь. Тогда мы вам заплатим. У нас есть деньги. Немного. Сто долларов.

– За что вы собираетесь мне платить?

– Чтобы вы работали на нас.

– И что прикажете делать?

– Мы вам объясним. Деньги у нас внизу.

– Сперва я должен их заработать. Хорошо, договорились. Я работаю на вас, но могу бросить работу в любой момент. Например, если приду к выводу, что Йигера убили вы или ваш муж. Так что вы хотите от меня?

– Мы хотим, чтобы вы нам помогли. Отпечатки пальцев. Я говорила ему, что надо надеть перчатки, но он не надел. Мы не знаем, откуда вы проведали так много, но нам известно, что́ будет, если вы расскажете про этот дом полиции. Мы не убивали мистера Дома. Мистера Йигера. Мы не знаем, кто его убил. Мой муж опустил мертвое тело в яму, ему пришлось. Когда хозяин пришел в воскресенье вечером, он отправил моего мужа на ночь глядя в ресторан «У Мондора». Велел купить икры, жареного фазана и всякого такого. А когда мой муж вернулся со всей этой снедью, здесь лежал труп. – Она показала где. – Вот здесь, на полу. Что нам было делать? Он тайно ходил в этот дом. Что было бы, если б мы позвали полисмена? Мы знали, что́ будет. Поэтому сейчас мы платим вам, чтобы вы нам помогли. Может, больше ста долларов. Вы узнаете…

Она резко повернулась. Со стороны лифтовой шахты послышался шум, потом щелчок, а после слабый, едва различимый звук трения. Перес сказал:

– Спускается. Внизу кто-то есть.

– Ну да, – согласился я. – Кто?

– Мы не знаем, – произнесла миссис Перес.

– Что ж, посмотрим. Стойте где стоите, оба.

Я вынул «марли».

– Это полиция, – прохрипел Перес.

– Нет, – успокоила его жена. – У них нет ключа. Они не могли взять ключи мистера Дома, потому что ключи забрали мы.

– Тихо! – шикнул я на них. – Если я работаю на вас, слушайтесь меня. Чтобы никаких разговоров и никакой возни!

Мы застыли у лифта. Я скользнул к стене и прижался к ней спиной на расстоянии вытянутой руки от двери. Кабина была наверху, когда нагрянул неизвестный визитер, и ему пришлось нажать кнопку, чтобы вызвать лифт. Стало быть, он уже знает, что наверху кто-то есть, и, возможно, как и я сейчас, держит палец на спусковом крючке. Снова послышался слабый звук, щелчок, дверь открылась, и из лифта вышла женщина. Я видел ее спину, поскольку она повернулась к миссис Перес.

– Слава богу! – выдохнула незнакомка. – Это вы. Я так и подумала.

– Мы вас не знаем, – возразила миссис Перес.

Зато я ее знал, в чем окончательно убедился, шагнув вперед и разглядев ее профиль. То была Мег Дункан, которой на прошлой неделе я любовался из зрительного зала – место в пятом ряду у прохода, – когда она исполняла свою звездную роль в «Черном ходе на небеса».