Онлайн чтение книги Король — узник Фантомаса Un Roi prisonnier de Fantômas
4. ЗА КОГО ВЫ МЕНЯ ПРИНИМАЕТЕ?

Первые лучи занимающегося утра начали просачиваться сквозь пыльные окна отделения полиции, освещая грязноватым светом просторную комнату, где находились бригадир Масон и один из его сослуживцев.

— Ну, хватит! — вдруг заявил бригадир, решительно вставая. — Мы попали в такую кашу, которую нам самим не расхлебать. Я пошёл за комиссаром…

— Как, прямо к нему домой? — спросил второй полицейский, подчёркивая своим тоном всю серьёзность такого поступка.

— Да, прямо к нему! Пусть мне лучше нагорит за то, что я его разбудил, чем за то, что я допустил халатность…

Бригадир направился к двери тяжёлым шагом человека, проведшего бессонную ночь. В отсутствие комиссара именно он отвечал за порядок в отделении и должен был самостоятельно принимать решения по поводу всевозможных нарушений. Он составлял протоколы, проводил допросы, подвергал предварительному заключению подвыпивших кучеров и разных прочих бузотёров. Обычно в часы ночного дежурства бригадир Масон чувствовал себя на высоте положения и никому не позволил бы вмешиваться в свою компетенцию.

Но преступление, происшедшее на улице Монсо и приведшее к гибели Сюзи д'Орсель, выбило его из привычной колеи. Впервые бремя ответственности показалось ему слишком тяжёлым. Должен ли он подвергнуть аресту странного индивида, которого доставили в отделение его подчинённые? Как с ним следует обращаться? Что предпринять дальше? И хотя перед подчинёнными он сохранял уверенный начальственный вид, в глубине души он был растерян.

Надев шинель и кепи, на котором в предутреннем свете поблёскивали два серебряных галуна, знак его офицерского звания, он повернулся к подчинённым:

— Пока меня не будет, смотрите в оба! Действовать в соответствии с предписаниями. Если он о чём-нибудь попросит, — выполнить. Но ни в коем случае не давать ему уйти. Понятно? Впрочем, я вернусь через две минуты: комиссар-то живёт совсем рядом…

Но, прежде чем уйти, бригадир для очистки совести ещё раз пересёк большую комнату и, отперев дверь в глубине, заглянул внутрь.

— Дрыхнет без задних ног, как последний пьянчуга… — пробормотал он, осторожно запирая дверь, так, чтобы ключ не щёлкнул в замке.

Бригадир Масон вышел из помещения отделения полиции. Хотя симпатичный служака был уже не молод, он шёл чётким, бодрым шагом, ритмично размахивая руками, как будто маршировал в строю. Он поступил в полицию после многих лет службы в армии и гордился своей военной выправкой.

Была половина шестого утра, небо было закрыто тёмными тучами, грозившими разразиться снегом. На пустынных улицах бригадиру встретился только фургон молочника, запряжённый двумя тощими клячами, с бутылками, громыхавшими внутри кузова, да ещё дворники с мётлами выполняли свою обычную работу, поднимая облака пыли. Бригадир свернул в переулок, вблизи улицы Лежандр, и остановился перед домом вполне приличного вида. Парадная дверь была открыта — здесь, видимо, уже успели побывать булочник, молочник и почтальон, доставивший утренние газеты.

Стараясь не шуметь, бригадир Масон поднялся на четвёртый этаж. Он был далеко не так спокоен, как пытался недавно показать своим подчинённым. Дело в том, что господин комиссар был не только строгим начальником, он ещё имел несчастье быть мужем госпожи комиссарши, отличавшейся на редкость неприятным и вздорным характером. «Если дверь откроет именно она, — подумал бригадир, — моя песенка спета…»

Он нерешительно нажал на кнопку звонка и услышал слабый дребезжащий звук внутри квартиры. Минуту спустя, загремели многочисленные цепочки и запоры, дверь приоткрылась, и через эту щель женский голос спросил:

— Кто там? В чём дело?

— Это я, госпожа комиссарша… бригадир Масон.

— Что вам угодно?

— Надо, чтобы господин комиссар немедленно пришёл в отделение…

Бригадир не успел закончить фразу и вынужден был в ужасе отступить, потому что дверь с треском распахнулась, и на пороге во всей своей красе появилась госпожа комиссарша. Ей было лет сорок, японский пеньюар болтался не её тощем теле, а в волосах торчали бумажные папильотки.

— Нужно, чтобы Луи пришёл в отделение? — переспросила она, скрестив руки на груди и со свирепым выражением лица.

— Извините, мадам, — бормотал бригадир Масон, отступая к самым ступенькам лестницы, — но у нас чрезвычайное происшествие, арест… Присутствие господина комиссара необходимо…

— Ах, его присутствие необходимо! — взорвалась комиссарша. — Стало быть, его нет в отделении! Тогда где же он, скажите на милость? Мне всё ясно: опять сказал мне, что идёт на дежурство, а сам шляется по бабам!..

И дверь с грохотом захлопнулась.

Бригадир Масон спускался по лестнице, повесив голову.

— Какой же я идиот! — ворчал он себе под нос. — Как же я не сообразил, что он у своей любовницы, мадемуазель Бланш…

Несколько минут спустя бравый служака уже звонил перед дверью другой квартиры, расположенной в соседнем доме. Он вновь обрёл свой осанистый вид и был уверен, что на этот раз пришёл туда, куда надо. Он вновь позвонил, и диалог сквозь дверь повторился.

— Кто там?

— Это я, бригадир Масон…

Дверь распахнулась, и бригадир увидел молодого человека в ночной рубашке и полосатых пижамных штанах.

— Господин комиссар… — начал бригадир и осёкся, потому что узнал в молодом человеке секретаря комиссара полиции! Добряк Масон готов был провалиться в пролёт лестничной клетки.

— Я… я… я ищу… — лепетал он.

— Дорогой бригадир! — заявил молодой человек, улыбаясь без тени смущения. — Мне очень жаль, но шефа вы здесь не найдёте: мы предпочитаем приходить сюда порознь и в разное время! Я надеюсь на вашу скромность…

С этими словами он тихонько затворил дверь.

Несколько минут Масон стоял в растерянности, затем стал спускаться по лестнице в ещё более угнетённом состоянии духа, чем раньше, рассуждая про себя о недостойном поведении некоторых людей, бегающих по ночам с места на место, так что за ними даже невозможно уследить!

Едва бригадир переступил порог отделения, как на него обрушился град упрёков и обвинений:

— Ну вот, наконец-то вы явились, Масон! Где же вы пропадали, друг мой? Оставить своё служебное место в такой ответственный момент! Я крайне недоволен вашим поведением! Вы обманули моё доверие! Честное слово, я просто вынужден подать на вас рапорт… Где вы были, в конце концов?

Распекавший бригадира Масона человек с ленточкой почётного легиона был не кто иной, как сам комиссар! Встретив Новый год в какой-то весёлой компании, он решил мимоходом заглянуть в своё отделение…

«Я сплю или бодрствую?» — спрашивал себя Фандор, с трудом приоткрывая глаза. Всё тело у него ломило, в горле саднило и ужасно хотелось пить… Но главное, он никак не мог отдать себе отчёт: где он находится и как сюда попал. В полумраке он различал вокруг совершенно незнакомые предметы — кресла, конторку, письменный стол, гардины на окнах… Борясь со сном, он хотел протереть глаза, и тут заметил, что он спит, одетый во фрак. Теперь он почувствовал, как крахмальный воротничок врезается ему в шею, а манжеты сползли на кисти рук. Кроме того, связка ключей, лежавшая в кармане, больно колола ему бок… Сомнений не было: он спал почему-то одетый, укрытый вместо одеяла своей шубой, а неподалёку на стуле зловеще отсвечивал его цилиндр. И тут сознание, наконец, вернулось к нему…

Ну да, чёрт возьми, он был в комиссариате полиции на улице Курсель, его привели сюда полицейские, арестовавшие его на улице Монсо по подозрению в убийстве Сюзи д'Орсель… По мере того как он восстанавливал в памяти события истекшей ночи, им овладевала растущая тревога. «Куда же это меня поместили? — спрашивал он себя. — Это явно не камера для заключённых. А где король? Интересно, его тоже арестовали?»

С трудом присев на диване, на котором но провёл ночь, он более внимательно оглядел комнату. На стенах в рамках из красного дерева и позолоченного багета висели английские хромолитографии, изображавшие охотничьи сцены, портреты актрис, дешёвые офорты. В одном углу стояли полки с книгами, в другом громоздились папки с делами. На массивном письменном столе стояли не менее массивные пресс-папье и чернильный прибор без чернил, зато непосредственно перед прибором красовалась скромная бутылочка чернил стоимостью в два су. Стулья, два кресла, газовая печка и диван, на котором в данный момент сидел Фандор, дополняли меблировку. Журналист внимательно осматривал все эти предметы, стремясь навести ясность в мыслях и привязать их к простым и ясным вещам.

«Это рабочий кабинет комиссара полиции, — думал он, — но почему, чёрт возьми, они поместили меня сюда?» Он припомнил, сколь обходительно обращались с ним полицейские во время ареста, и вдруг догадка осенила его: «Меня принимают за какую-то высокопоставленную персону! Поскольку арестовали меня у любовницы короля Фридриха-Христиана, меня считают одним из его приближённых… И потому не решаются обращаться со мной, как с обычным убийцей… Правда, мне от этого не легче: всё равно надо мной тяготеет обвинение в убийстве, или, самое меньшее, — в соучастии… И я не могу привести никаких доказательств в своё оправдание… Одна надежда на короля. Мне кажется, если не ошибаюсь, что в последний момент он сказал мне, чтобы я не волновался… что он вызволит меня… или что-то в этом роде… Да, сказать-то легко, а вот как он поступит на деле?»

Но таков уж был склад ума Жерома Фандора, что, в какие бы трагические переделки он ни попадал, он всегда умел видеть и комическую сторону. Улыбнувшись, он проворчал себе под нос:

— Моя невиновность станет ясна как день, едва только найдут настоящего преступника… Вот только найдут ли его? Зато какой сенсационный репортаж сможет у меня получиться! А пока — наберёмся терпения и не будем совершать необдуманных поступков… Меня должны подвергнуть допросу, и по тому, какие вопросы мне станут задавать, я смогу составить представление о собственном положении… Не вечно же мне сидеть в кабинете комиссара полиции! Может быть, хозяину этого кабинета — как это ни невероятно — вдруг захочется поработать?.. Попробую всё же напомнить о своём существовании…

И, подойдя к двери, он крикнул:

— Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Фандор понимал, что его вопрос звучит глупо: в отделении полиции всегда кто-нибудь да есть. Дверь тотчас же отворилась, и какой-то господин в чёрном костюме и белом галстуке вошёл в комнату. Он раздвинул гардины на окнах и повернулся к Фандору:

— Вы изволили проснуться… сударь?

Журналист обратил внимание и на почтительный тон вопроса, и на многозначительную паузу, которая предшествовала слову «сударь». Охваченный изумлением, он молчал некоторое время. Кто был этот вежливый господин? Сам комиссар или его секретарь?

— Да, изволил… — ответил он в тон своему собеседнику. — Ох, всё тело ломит…

Всё так же почтительно господин в чёрном проговорил:

— Я вас понимаю… Надеюсь, вы извините нас… К сожалению, меня не было в отделении, а простые полицейские… вы понимаете?.. Я лично хотел принести вам извинения…

«Ну и нравы царят в здешнем отделении полиции! — с изумлением подумал Фандор. — Какая великосветская любезность в обращении с преступниками! Правда, меня, вероятно, принимают за приближённого короля Фридриха-Христиана…» И, приняв вид непоколебимого достоинства, он заявил:

— Хорошо, я принимаю ваши извинения, господин… господин?

— Господин Перража, комиссар окружного отделения полиции! — поторопился подсказать его собеседник.

— Да, да… Прекрасно!

Фандор едва удержался, чтобы не добавить: «Очень рад познакомиться!» В данной ситуации это было бы уже слишком!

Между тем комиссар продолжал:

— Принимая во внимание некоторые обстоятельства… прискорбные обстоятельства… я счёл за благо… я отдал распоряжение… В общем, экипаж будет готов через несколько минут… Вы можете быть уверены в скромности моих подчинённых… Они ни о чём не подозревают…

— Прекрасно! Прекрасно! — повторял Фандор, стараясь не выдавать своего недоумения. Что за экипаж будет готов через несколько минут? Куда его собираются везти? Что означают слова: «Они ни о чём не подозревают»?

«Мне кажется, — подумал журналист, — что он призывает меня не разглашать случившееся… Что ж, это и в моих интересах! Если меня собираются освободить по ходатайству короля, то лучше мне держать язык за зубами и не объявлять, кто я такой на самом деле».

— Вы можете рассчитывать на меня, — сказал он вслух.

— Я уже распорядился, чтобы предупредили консьержку, — продолжал комиссар всё тем же почтительным тоном. — Она будет молчать… Впрочем, она вам очень предана… Главное, чтобы об этом не узнал ни один журналист… Я имею в виду события этой ночи…

Словоизлияния комиссара были прерваны появлением бригадира Масона, доложившего, что экипаж подан. Фандор встал и снова удивился, когда комиссар бросился подавать ему шубу.

— Вы желаете ехать в сопровождении или один? — спросил комиссар.

Фандор едва не расхохотался.

— Я поеду один, чего уж там! — ответил он небрежно.

«Должен ли я пожать ему руку? — подумал он про себя. — Пожалуй, нет: надо сохранять достоинство!»

Но комиссар, казалось, и не рассчитывал на такую сердечность. Он предупредительно распахнул перед Фандором дверь, пропустил его вперёд и последовал за ним к закрытому экипажу, ожидавшему у подъезда. Сидевший на козлах кучер привстал и приветствовал Фандора глубоким поклоном. Садясь в экипаж, журналист с неудовольствием заметил, что какой-то тип, одетый в пальто бутылочного цвета, — несомненно, переодетый агент полиции, — вскочил в фиакр, стоявший тут же, вплотную к экипажу.

«Ясное дело, — подумал Фандор, — фиакр поедет следом за мной… Значит, нечего и думать выскочить по дороге… Хотел бы я всё-таки знать, к какому чёрту на кулички они собираются меня везти!».

Действительно, когда экипаж тронулся, журналист мог убедиться, что фиакр с переодетым агентом едет следом. Удивительно было другое: не прошло и десяти минут — и они выехали на Елисейские Поля. Ещё немного, и, к невыразимому удивлению журналиста, он оказался перед входом в роскошный «Рояль-Палас». Швейцар, предупреждённый агентом в штатском, кинулся открывать дверцу экипажа, где находился Фандор, и торжественно повёл его через холл к лифту, причём, выстроившиеся в ряд лакеи и посыльные склонялись в почтительном поклоне.

«Уф, — с облегчением подумал Фандор, — не иначе как меня ведут на встречу с королём! Стало быть, он выполнил своё обещание и вызволил меня из этой неприятной истории!»

Лифт, в котором он находился, с лёгким щелчком остановился на уровне второго этажа. Лакей, уже поджидавший на площадке, провёл журналиста в роскошно обставленный салон и почтительно затворил за ним дверь. Оставшись один, Фандор, не торопясь осмотрел салон, видимо, служивший королю в качестве приёмной. Затем он положил свой цилиндр на стол и уселся в глубокое кресло. Прошло ещё несколько минут.

«Мой „августейший друг“ заставляет себя ждать, — подумал Фандор. — Но я не могу на него сердиться! Хоть он и подвёл меня под арест этой ночью, но не оставил в беде: сейчас половина двенадцатого утра — и я уже на свободе!.. Надеюсь, что он всё-таки не имеет отношения к убийству бедной Сюзи…»

Фандор ждал уже не менее двадцати минут и начал проявлять признаки нетерпения.

— Это хуже, чем у зубного врача, — ворчал он. — А ещё говорят, что точность — вежливость королей!

В комнате было жарко. Журналист снял шубу и бросил её на стул. В углу, на низеньком столике, он увидел кипу иллюстрированных журналов и взял один из них, чтобы почитать… Он был погружён в рассматривание сатирических рисунков, когда дверь отворилась и вошедший метрдотель торжественно протянул ему на серебряном подносе какую-то бумагу, оказавшуюся, при ближайшем рассмотрении, ресторанным меню.

«Кажется, мне предлагают заказать завтрак, — подумал Фандор. — Ну что ж, раз Фридрих-Христиан задерживается, воспользуемся его любезностью и подкрепим скудеющие силы!» И он указал наугад несколько блюд.

— Куда прикажете подать? — спросил метрдотель. — В будуар?

— В будуар… — ответил журналист, стараясь не выказывать своего удивления.

Не успел метрдотель удалиться, как появился рассыльный с подносом, на котором на этот раз лежала телеграмма. Фандор поспешно открыл её, надеясь найти в ней разгадку происходящих с ним странных вещей. Но напрасно он вглядывался в переданный телеграфом текст: он не мог разобрать ни слова и вскоре убедился, что перед ним была шифровка. Подойдя к окну, чтобы лучше разглядеть таинственное послание, он вдруг заметил, что оно было адресовано Фридриху-Христиану.

— Чёрт возьми! — воскликнул журналист. — Почему мне вручили телеграмму, адресованную королю? Что всё это означает? После событий прошедшей ночи всё дьявольски запуталось! Неужели меня принимают за?..