– Сколько я должна вам, доктор? – осведомилась пациентка.
– Пятьсот франков, мадам, – ответил Дарио Асфар.
Стареющая женщина расстегнула сумочку и протянула деньги. Поджав губы, она смотрела на него возмущенно, словно бы говоря: «Шарлатан! Дорого же ты продаешь надежду!»
Но в глубине души она ему доверяла. Глаза, голос, улыбка Дарио внушали доверие. Она столько слышала о его чудесных исцелениях! Он брался исключительно за капризные болезни нервной системы, которым тысяча терапевтов ставит тысячу диагнозов. И если вдруг исчезнувшая болезнь возрождалась в новой форме, если возникал новый невроз, никто не осуждал доктора; храня чувство благодарности за купленные несколько месяцев, несколько лет передышки.
Дарио смял в руке купюру, приподнял портьеру, закрывающую дверь в приемную, и пропустил пациентку, еще раз отметив желтый цвет лица, запавшие глаза, неуверенную походку. Она проковыляла к двери. Пациентов в приемной было немного. У самой двери ждала своей очереди женщина, одетая в черное. Он посмотрел на нее и пригласил в кабинет.
Придержал перед ней дверь. Опустив голову, она прошла мимо него. Узнать ее он не узнал, лицо было в тени, но невольно вздрогнул. Одна-единственная женщина в мире двигалась так спокойно, так плавно и так склоняла длинную красивую шею, которую Дарио не мог не заметить, несмотря на черную шляпу с полями.
– Мадам Вардес!
Да, это была Сильви. Они не виделись пятнадцать лет. Должно быть, теперь ей под пятьдесят. Немалый возраст для женщины.
Она села. Он зажег лампу, чтобы лучше ее рассмотреть. Весенний день нахмурился, собиралась гроза. Дарио всматривался в лицо без тени пудры, без капли краски, в лицо женщины, которая не хочет нравиться, – благородные нежные черты, чуть увядшая кожа, большие глаза, смотрящие так ясно, так мудро.
Сильви была бледна, сосредоточенна. Опущенные веки подрагивали.
– Вы? Сильви! Господи, как давно…
– Да, очень давно, – подтвердила она.
Она стала еще бледнее. И медленно скрестила руки. Он вдруг подумал, что дорого бы дал за то, чтобы снять с ее рук черные перчатки, которые скрывали ее пальцы. Как хороши ее руки! Носит ли она по-прежнему бриллиант, который тогда его завораживал?..
– Думаю, вам известно, что я знакома с Даниэлем? Он часто приходит ко мне. Мы с ним добрые друзья. Он ведь говорил вам?
Дарио кивнул:
– Сын сказал, что вы познакомились год назад. И больше никогда не говорил о вас. Даниэль… не слишком откровенен со мной…
– Однако я пришла по его просьбе.
– Я не понимаю…
– Взгляните на меня.
Он поднял на нее красивые глаза с длинными женственными ресницами, столь неподходящими для его сухого злого восточного лица.
– Я пришла от имени Даниэля, ради моего бывшего мужа. Даниэль просил меня узнать, справедливы ли те слухи, что ходят о насильственном лишении свободы Филиппа. Я виделась с Ангелом Мартинелли. Я получила от него письмо. Дарио, если вы не хотите скандала, боитесь суда, оставьте Филиппа в покое. Я добьюсь от него молчания.
У Дарио слова застревали в горле, но он заговорил:
– Оставьте Вардеса там, где он есть. Для суда вы вооружились письмом старого пьяницы и его болтовней? Я его не боюсь.
– Против вас выступят французские врачи. Вы знаете, что вас обвиняют в шарлатанстве. Против вас будут психиатры Венской школы, они обвинят вас в плагиате и дискредитации их теорий. Против вас будут свидетельствовать долги и ваш образ жизни.
– Могу себе представить. Но за меня деньги Элинор, круговая порука, связи во влиятельных авторитетных кругах. Поверьте, дорогая Сильви, это гораздо весомее.
– Дарио, скандал вас погубит.
– Пусть! Я начал игру и проиграл, ничего страшного.
– Я подам жалобу, как только выйду отсюда, если вы не пообещаете выпустить Вардеса, – твердо сказала она.
– Вы грозите огнем утопающему. Как только Вардес окажется на свободе, жалобу подаст он.
– Нет, он не подаст. Я за это ручаюсь. Судебные заседания, экспертизы, месяцы ожидания, двусмысленные издевательские статьи пугают его куда больше, чем вас. Оказавшись на свободе, вернув себе возможность располагать своим состоянием, он покинет Францию и окончит свои дни за границей. Я уверена в этом. Вы больше никогда о нем не услышите.
– Что вам Вардес? Он вам изменял, он вас бросил. Он слаб, испорчен, зол. Если он не сумасшедший, то по меньшей мере двадцать лет живет на грани безумия. Что хорошего он может сделать? Кому помочь? Вспомните ту ночь в «Каравелле», больную Клод, ваше одиночество… Почему? Во имя чего, во имя какой любви вы его прощаете? Он принуждал вас делить с ним его грязную жизнь, – прибавил Дарио, понизив голос. – Думаю, он бывал с вами груб точно так же, как с жалкими созданиями, которых подбирал на тротуаре. Он никогда не бил вас?
– Бил, и часто, – спокойно согласилась она, побледнев еще больше, и лицо у нее сразу постарело и осунулось.
– Вардес – больной! Ненормальный!
– Нет, это не так. Диагноз и характер – разные вещи, вся суть в этой разнице. Вардеса нужно лечить, но не так. Нельзя изгнать его из общества только потому, что он мешает женщине, которая жила с ним, а заодно и вам. Это слишком уж просто.
– Вы меня восхищаете, – сказал он насмешливо. – Вами руководит нравственный закон, запечатленный в вашем сердце. В моем сердце закона нет. Зато я смотрю в глаза реальности. И что я вижу? Этот человек причинил вам все зло, какое только мог, и на свободе будет диким зверем. Ваша дочь носит его имя, и суд запятнает ее отвратительной фязью, потому что вся интимная жизнь Вардеса будет вытащена наружу. Меня, который всегда был и остается вашим преданным верным другом, ваши откровения погубят. Заслуживает жалости и мой сын, чистый, невинный мальчик. Воистину можно позавидовать, что вы так точно знаете, где благо и где правда!
– Со мной всегда свет, он не лжет, – кротко ответила она.
– Вы имеете в виду Господа Бога? Я знаю, что вы религиозны. Я чуть не забыл, что имею дело с детьми света. Их чувства благородны, их души прекрасны. Я вышел из тьмы, я плоть от плоти земных недр. Мне нет дела до небес. Мне нужны земные блага. Другого я не прошу.
– Оставьте в покое Филиппа, – повторила она. – Вы очистите совесть от преступления. Облегчите груз грехов насколько это возможно. Сделайте это из любви к Даниэлю!
– Даниэль, – Дарио пожал плечами, – бедное невинное дитя… Хотел бы я посмотреть на него лет через пять или шесть, когда он после моей смерти получит одни долги! Он будет жалеть о состоянии, которое мог бы получить, и о том, что я вас послушался!
– Бедный Дарио, – возразила Сильви, – не судите о нем по себе. Даниэль заботится в первую очередь не о земных благах.
Дарио ответил с горечью:
– Если бы я всегда был благополучен, как он, думаю, у нас было бы больше общего…
– Во имя любви, которую вы питали ко мне, умоляю вас…
Дарио долго молчал.
– В первый раз вы воспользовались женским оружием… Любви, которую я питал к вам… Вы, казалось, ее не замечали. Почему столько лет спустя вы заговорили о ней?
– Потому что теперь, – ответила она тихо, – это безопасно.
– Сильви, вы отдаете себе отчет, до какой степени я вас любил? Никогда в жизни я не встречал женщины, подобной вам. Это и есть мое несчастье. Все мои беды идут издалека, из детства. Я верил, что в жизни существуют только чудовища. А во что еще я мог верить? Вокруг себя я видел только нищету, насилие, грабежи и жестокость. Но и потом жизнь не слишком старалась меня переубедить. С вами она поступила по-другому. Вас она баловала. Не поскупилась на блага этого мира – дала богатство, уважение и даже искренние привязанности. До последнего дня вы будете смотреть на жизнь глазами доверчивого ребенка – да, на жизнь, на это страшное, пугающее смешение. Только вы могли бы переменить мою душу…
Он говорил глухим хриплым голосом, не глядя на нее.
– Не могла бы. У вас голодная душа, она никогда не насытится.
– Сильви, выслушайте меня. В память моей любви к вам, я откажусь от задуманного и отпущу Вардеса. Тело Вардеса! Вы увидите, что он опять вернется ко мне. Слишком долго он был под моим влиянием… Не смотрите на меня так. Я не демон, но ему не освободиться от моей власти над его душой. Вардес – человек жалкий, растративший свои силы, потерявший душу и сердце – вместо них у него порывы, желания, мечты, решения, но даже их подсказываю ему я. Вы дали мне слово. Я знаю, вы проследите, и Вардес не навредит мне. Но он вернется, снова окажется у меня в руках и тогда…
– Он не вернется.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления