Онлайн чтение книги Властитель душ
29

Прошло два года, и Вардес вернулся к Дарио. День был неприемный. «Доктора нет дома, – сказали посетителю, – он вернется часам к семи». Вардес попросил позволения подождать.

Слуга отвел его в пустую полутемную гостиную и собрался зажечь люстру. Вардес остановил его: не стоит, еще светло. На дворе стоял март месяц. Яркий свет был сейчас нестерпим для Вардеса. Он сделал несколько шагов и уселся напротив холодного камина. Так и просидел, не шевелясь, в кресле до семи часов.

В семь часов Дарио вернулся, собираясь переодеться к вечеру. При виде ожидающего Вардеса первой мыслью Дарио было: «Сейчас он убьет меня. Как собаку».

И невольно вздрогнул, ощутив леденящий ужас, но и ужас доставил ему странное острое наслаждение. Он не спешил принять Вардеса и пошел переодеваться, дорожа короткими минутами неизвестности – главной усладой игроков: надежда и безнадежность в эти минуты достигают предела напряженности и сливаются воедино.

Потом пригласил Вардеса в кабинет. Они долго молча смотрели друг на друга.

– Вы обошлись со мной жестоко и подло. Подай я жалобу, любой суд признал бы это.

– Почему же не подали?

– Вы прекрасно знаете почему. Побывав у вас в руках, человек уже невластен над собственной душой. Вы отняли у меня силу, волю, инстинкт самосохранения. Вы это и сами знаете. И воспользовались этим, отпустив меня.

– Зачем вы пришли ко мне? Погодите, не лгите. Сейчас вы скажете, что хотите меня убить, уничтожить, на самом деле вы нуждаетесь во мне.

– Неправда! – заорал Вардес.

– Неправда?

Дарио подошел к нему и ласково положил руку ему на плечо.

– Вы только что сделали весьма существенное признание, сказав, что ваша душа больше вам не принадлежит. Но в этом и есть ваше спасение и, если хотите, ваше здоровье. Придя ко мне в первый раз, вы показали мне отягощенную тоской душу, как хирургу показывают опухоль; вы просили: «Исцелите меня. Изгоните бесов». И пока вы находились у меня в руках, как вы выразились, бесы вас не мучили.

– И это неправда! Нет! Тысячу раз нет!

– Тогда почему вы вернулись?

Вардес молчал.

– Ведь вы теперь живете нормальной, полноценной жизнью?

– Да.

– Так для чего же я вам понадобился?

– Погодите, – голос Вардеса звучал пронзительно, – за два прошедших года все улучшения, которых вы добились, сошли на нет. И если сегодня я опять у вас, то это свидетельство моего отчаяния. Я перестал вас бояться.

Он помолчал и повторил:

– Да, больше я вас не боюсь. Игру, в которую вы со мной играли, невозможно начать сызнова. К тому же я написал письмо, оно в верных руках, и как только… Жалоба будет подана немедленно!

Лицо его напряглось, покраснело.

– Успокойтесь и немедленно замолчите, – тихо и властно произнес Дарио. – Ваши слова, ваша ненависть – яд, вы нравственно себя отравляете.

– Затеяла все Элинор, не так ли? – спросил Вардес гораздо тише. – Я не могу на нее пожаловаться, в мое отсутствие она безупречно справлялась с делами. Но сделали вы все это вместе…

Дарио перебил его:

– Вы хотите меня оскорбить и попросить помощи? Поверьте, мне известно лучше вас, в каком вы состоянии. Я не сомневался, что однажды вы вернетесь. Только я способен вас успокоить.

– Так оно и есть. Хотя я знаю, что вы – мерзавец и способны не только задумать, но и хладнокровно совершить преступление. В отношении меня вы его совершили. Но при этом вы единственный можете меня спасти, если спасают наркотики и алкоголь.

– Ваши обвинения – постыдная клевета, – ласково сказал Дарио. – Или бред сумасшедшего.

– Нет, не бред. Да, я ваш пациент, но при этом я… я был Филиппом Вардесом. И я знаю, что такое деньги. Вы меня продали, сдали моей жене, связав по рукам и ногам, за миллион франков, она заплатила треть, остальное, похоже, заплатил совет директоров, который хотел избавиться от меня и моих, слишком дерзких для кризиса, планов. Вот и вся правда.

– Мне было больно, но я неукоснительно выполнил свой врачебный долг. Изоляция, хоть и принудительная, была вам необходима. Вы сами признали, что вам стало хуже с тех пор, как вы со мной расстались.

Вардес гневно выпрямился.

– Не дурите мне голову! Здоровое питание, свежий воздух, отсутствие алкоголя, безусловно, улучшили мое состояние, но вы не хуже меня знаете, зачем люди вроде меня обращаются к вам – мы хотим жить, как нам нравится и при этом не мучиться.

– Есть зеленый виноград и не чувствовать оскомины, – пробормотал Дарио.

Он прикрыл глаза.

– Дело в том, дело в том… Уже много времени. Я обедаю в английском посольстве. Вы хотите по-прежнему у меня лечиться?

– Я хочу попробовать! Хочу выздороветь! Но повторяю: жалоба прокурору республики лежит у моего нотариуса. При первой попытке, первом шаге против меня разразится скандал. Я спокоен – ваших коллег обрадует возможность заставить вас расплатиться за нажитое состояние и почести, которые так вас изнуряют. – Он иронически кивнул на ордена Дарио. – На этот раз вы дорого, очень дорого заплатите за попытку лишить меня свободы. Но представьте, я уверен, что вы и пытаться не станете. Подобные вещи удаются только однажды.

– Повторяю, – проговорил Дарио ледяным тоном, – мрачный заговор против вас – плод больного воображения. Вы страдаете. Вы обратились ко мне. У меня есть возможность вас успокоить. Этой же ночью вы заснете без страхов, без дрожи ужаса. Что вы можете мне сообщить о своем теперешнем образе жизни?

– Со стороны он совершенно нормален, но ко мне вернулись ночные приступы страха и стали еще мучительнее, чем раньше.

– Участились? Два-три раза в месяц? Или чаще?

– Каждую ночь, – простонал Вардес.

Он побледнел, губы у него дрожали.

– Страх, который меня мучает, полагаю, знаком любому человеку, но у меня он невыносим: я боюсь смерти.

Он деланно расхохотался.

– Вы только представьте себе, доктор! В моем-то возрасте подростковая фобия! Я же воевал. И знаете, никогда не трусил, напротив, был смел, отважен. А сейчас боюсь смерти. Боюсь! Нет! Это слишком слабо сказано. Я ложусь и не могу вытянуться в постели, мне сразу представляется гроб. Не могу погасить свет, иначе мне видится темнота, в которой я окажусь под землей. Не могу закрыть глаза, боюсь, что больше их не открою. Если простыня прикоснется ко рту, я… Я боюсь сесть в машину, боюсь железной дороги, самолета. Мне все время снится один и тот же сон.

Он медленно провел рукой по лицу.

– Мне снится разрушенный бомбежкой город, горят дома, я иду по пустынной улице, вокруг груды обломков, охваченных пламенем. Я избавлю вас от описания подробностей, вы понимаете сами, не в них главное… Слышу женский плач, стоны раненых… Вопль одной девки, ужасной, крашеной девки… – он вздрогнул, – звенит у меня в ушах до сих пор. Потом я вижу окно, вижу женщину, она наклоняется, манит меня… Лицо у нее меняется. Иногда я вижу Сильви, совсем молоденькую. Я поднимаюсь, говорю, что меня ищут, прошу спрятать меня… Потом сон превращается в кошмар, кишащий чудовищами. Не знаю, почему я обвиняю эту женщину в предательстве. Во мне просыпается гнев, знаете, даже не гнев, а слепая ярость, жажда все смести, уничтожить. Я толкаю женщину к открытому окну, но не успеваю столкнуть ее, увидеть, как она летит в пустоту, – просыпаюсь. Но это бы ничего. У меня бывают галлюцинации, еще страшнее, еще ужаснее.

Дарио подошел к Вардесу и ласково положил ему руку на плечо.

– Ложитесь вот тут на кушетку. Ничего больше не говорите. Ни единого слова. Видите, я кладу руку вам на лоб. Я успокаиваю вас. Слушайте мой голос. Отчаяние уходит. Возвращается радость. Вы поправитесь. Я спасу вас.