Онлайн чтение книги Встретить змею Yu she
Брак по договоренности

Если бы кто-то другой пережил подобный бурный первый раз, то он, скорее всего, из-за усталости отключился бы, только накрывшись одеялом. Однако Шэнь Цинсюань никогда не умел быстро переключаться. С грузом мыслей в голове ему было слишком сложно просто взять и уснуть. Хотя он был истощен морально и физически и хотел спать так, что не мог даже разлепить веки, этой ночью ему так и не удалось хорошо выспаться. До самого рассвета, атакованный причудливыми грезами, он метался в поту по сбитой постели, и только когда за окном начало светлеть, ему удалось забыться глубоким сном. Солнце уже поднялось[1], а он так и не проснулся.

[1] 日上三竿 rìshàngsāngān жишансаньгань солнце уже на высоте трех бамбуковых шестов — обр. в знач.: солнце уже высоко, позднее утро; около 8-9 часов утра.

Молодой хозяин усадьбы редко спал так долго, так что сегодня не так? Убирающие двор слуги не заподозрили ничего необычного, но личная горничная Шэнь Цинсюаня сразу поняла, что что-то здесь не так. С раннего утра она ждала у дверей с тазом воды для умывания, но так и не услышала призывный звон медного колокольчика. В сердце девушки зародилось подозрение: а не случилось ли чего-то плохого с телом ее хворого хозяина? Снедаемая беспокойством, она тихо толкнула дверь флигеля и на цыпочках вошла в комнату.

Эта девушка вошла в семью Шэнь, когда ей было пять лет, и сначала служила хозяйке дома. Она была миловидной, сообразительной и умела ясно выразить свои мысли. Матушка Шэнь Цинсюаня никогда не обращалась с ней как с обычной прислугой. Видя, как ее сын все больше замыкается в себе, она отправила девочку ему в услужение, надеясь, что этот жизнерадостный ребенок сможет скрасить его одинокое существование и вернуть ему радость жизни. Девочка выросла и расцвела, но осталась такой же скромной и искренней, кроме того отлично понимала всю сложность ситуации внутри семьи. Мать Шэнь Цинсюаня надеялась, что когда-нибудь она станет наложницей ее сына и родит наследника, хотя и девочка была бы большой радостью для нее, ведь даже рожденные служанкой дети Цинсюаня все равно будут плотью и кровью семьи Шэнь.

В горной усадьбе все знали о намерениях хозяйки семьи Шэнь, поэтому в доме эта горничная всегда была на особом положении.

Шэнь Цинсюань также знал о планах матери, но никогда не испытывал никакого влечения к девочке, которая выросла у него на глазах, поэтому предпочитал притворяться, что ничего не подозревает. Когда-то он уже думал поговорить с ней начистоту, но никак не мог найти подходящего момента. Кроме того, эта девушка служила ему уже больше десяти лет и давно стала близким человеком, сердце которого он не хотел ранить. В прошлом, несмотря на свою нелюдимость, с ней он был даже слишком мягок и доброжелателен. Скорее всего, служанка не поняла бы отказа Шэнь Цинсюаня, списав все на излишнюю стыдливость молодого господина, который просто не знал, как обращаться с девушками. Так что вопрос надолго подвис в воздухе.

В последние годы его мать часто вызывала к себе горничную сына. Без сомнения во время их долгих приватных разговоров этот щекотливый вопрос поднимался не раз.

Пусть девушке предлагался статус простой наложницы, даже так она стала бы первой женщиной, получившей доступ в опочивальню Шэнь Цинсюаня, и это, без преувеличения, можно было назвать счастливым шансом для нее. Свадьба должна была состояться сразу после Нового года, но дата была назначена без согласования с Шэнь Цинсюанем. Зная это, девушка стала еще более застенчивой и сдержанной в словах и поступках и в своем рвении где-то даже переусердствовала.

Она осторожно толкнула дверь. В комнате царила тишина и только мелкие пылинки парили в лучах ворвавшегося в комнату утреннего солнца. На первый взгляд она не заметила ничего необычного, кроме похожих на снег рассыпанных по полу клочков бумаги, ставших молчаливым свидетельством пережитой молодым господином бури эмоций. При виде этих разорванных страниц сердце горничной тревожно подпрыгнуло в груди и забилось быстрее. В конце концов, хотя Шэнь Цинсюань всегда был сам себе на уме, он никогда и никому не показывал своих истинных эмоций, не говоря уже о такой вопиющей вещи, как рвать книги. 

Осторожно ступая по клочкам бумаги, она подошла к кровати. Занавес алькова был опущен, поэтому ей было сложно увидеть все ясно, но она все же смогла различить силуэт мужчины внутри. Приглядевшись, девушка опять не  увидела ничего необычного. Человек на кровати ровно и глубоко дышал. Погруженный в крепкий сон, он даже не заметил, что она вошла. 

Служанка успокоила свой разум и протянула лилейно-белую руку, чтобы отодвинуть край занавески. Хватило одного взгляда, чтобы  ее красивое[2] бледное личико, стало таким же ярко-розовым, как цветы персика ранней весной.

[2] 鹅蛋脸 édànliǎn эданьлянь «лицо гусиным яйцом» — овальное лицо; считалось эталоном женской красоты в Древнем Китае.

Кровать была в полном беспорядке, вышитая парча смята так, словно кто-то снова и снова грубо комкал ее. В воздухе витал странный запах, от которого кровь прилила к щекам и сердце забилось быстрее. На похожем на гладь озера светло-голубом одеяле отчетливо виднелись белесые пятна, не оставляя сомнений в том, что случилось здесь ранее.

Служанка повернулась, чтобы убежать, но внезапно остановилась. Она подумала, что они живут в глуши и вокруг только горы и лес, да и Шэнь Цинсюань лежит в кровати один. С кем бы он мог совершить этот невероятный акт прелюбодеяния, если в горной усадьбе, кроме нее, красивых девушек днем с огнем не сыщешь? Поколебавшись немного, она наклонилась и осторожно стянула одеяло с молодого хозяина, чтобы увидеть все своими глазами.

Хотя Шэнь Цинсюань не ожидал, что кто-нибудь узнает о случившемся, но все же проявил предусмотрительность и, прежде чем уснуть, попытался прикрыть свое обнаженное тело одеждой. У него совсем не было сил, да и не привык он сам одеваться, поэтому его одежда была в беспорядке, но главное, что она все-таки была. Осмотрев его, горничная лишь подумала, что внутренняя одежда молодого хозяина неподобающе мятая и грязная, но не увидела в этом ничего подозрительного. С красным от смущения лицом девушка стянула одеяло, прикрывающее ноги Шэнь Цинсюаня. Хватило одного косого взгляда, чтобы убедиться, что и штаны были на месте. Развеяв подозрения, она поспешно вернула одеяло не место, а про себя подумала, что, похоже, страдая от одиночества, Шэнь Цинсюань решил сам утешить[3] себя этой ночью. Однако, в конечном счете, в ее сердце все еще остались некоторые сомнения, ведь наполовину парализованному Шэнь Цинсюаню было довольно сложно оставить подобные следы на кровати, но никаких иных предположений у нее не было, поэтому горничная укрыла хозяина, закрыла дверь и ушла.

[3] 自渎 zìdú цзыду «самоосквернение» — книжн. онанизм, мастурбация.

Шэнь Цинсюань так и не узнал об этом вторжении. Проснувшись, он почувствовал слабость и сразу же позвонил в колокольчик, призывая слуг. Облокотившись на кровать, он промыл глаза зеленым чаем и прополоскал рот солевым раствором, потом умылся, что-то съел и снова лег спать.

Проснувшись на следующий день, Шэнь Цинсюань почувствовал себя почти восстановившимся. Он снова сел в инвалидное кресло и занялся рутинными делами, чтением и рисованиемл. Выражение его лица было нечитаемым и безмятежным[4]. Внимательно наблюдавшая за ним горничная так и не смогла найти ключа к разгадке ночного происшествия.

[4] 不显山不露水 bù xiǎn shān bù lù shuǐ бу сянь шань бу лу шуй «неяснее гор, незаметнее росы» — о чем-то неброском и незаметном.

Откуда ей было знать, что любовник проник в тело Шэнь Цинсюаня так глубоко, что еще несколько дней он испытывал очень странные ощущения? Этот дискомфорт постоянно напоминал ему о той самой ночи, такой невероятной и позорной, что Шэнь Цинсюань постоянно гнал прочь мысли о ней.

Удивительно, но промаявшись ночь, Шэнь Цинсюань почувствовал, что его настроение заметно улучшилось, а обуревающие его прежде уныние и хандра исчезли, словно смытые бурным потоком эмоций. Обдумав это, Шэнь Цинсюань решил, что, возможно, причина его прежних бед в том, что он в течение более двадцати лет был один и привык подавлять естественные желания зрелого тела. Иначе как объяснить, что дикому зверю, так дого терзавшему его изнутри, хватило одной ночи удовольствий, чтобы он спрятал клыки, втянул когти и крепко уснул? После этого Шэнь Цинсюань со всей серьезностью начал рассматривать вопрос о своем браке.

Ни один мужчина не пожелал бы, чтобы другой человек занимался с ним чем-то подобным под давлением, и Шэнь Цинсюань тоже такого не хотел. Хотя он получил удовольствие от этого акта, ему хватило ума понять, что И Мо не имел никакого желания брать его тело. Демон не только не снял одежду, но и даже побрезговал излиться в его тело. Доведя его до оргазма, он просто равнодушно отстранился и ушел с высоко поднятой головой, в итоге обставив все так, что с его стороны это была не столько плотская любовь, сколько брошенное из жалости подаяние.

Не говоря уже о том, что один из них был человеком, а другой демоном, один сгорал от желания, а другой ничего такого не хотел. Пропасть между ними была слишком велика, и ему никогда ее не преодолеть, так что он охотно признал поражение. Есть дела, совершить которые не под силу не только людям, но и тысячелетним демонам.

С той ночи прошло уже много дней, а И Мо так и не появился. Шэнь Цинсюань с безмятежной улыбкой смотрел в окно, где буйно отцветали прекрасные цветы, в сердце своем считая дни и даты. Скоро его день рождения, а значит он спустится с гор, чтобы, согласно многолетней традиции, на несколько дней воссоединиться со своей семьей. А потом он вернется, женится и заведет детей, станет респектабельным хозяином Шэнем и спокойно проживет свою заурядную жизнь простого смертного… вместо того, чтобы любить одного неуловимого змея-искусителя.

Даже странно, когда он думал об этом, то не чувствовал особой грусти, только неуловимое зудящее чувство потери, как будто из его сердца что-то исчезло и на его месте осталась гулкая пустота. Однако ни печаль, ни сожаление так и не поселились в нем, так что, похоже, ему все же удалось примириться с судьбой.

Пять дней спустя Шэнь Цинсюань сел в закрытый экипаж. С ним в поездку отправились молодой слуга, несущий полную дичи и иной снеди корзину, и горничная, которая помогла ему забраться внутрь. Кучер всю дорогу гнал лошадей, и они быстро и с ветерком спустилиась с гор. На полпути Шэнь Цинсюань приподнял занавеску, чтобы бросить взгляд назад, и увидел, как величественные горные вершины постепенно тают в туманной дымке. В конце концов, они уехали так далеко, что все, что он мог рассмотреть в окно за проплывающим мимо пейзажем, это накрытую облачной шапкой зеленую вершину. Шэнь Цинсюань долго смотрел на нее, прежде чем решительно опустил занавеску и сел прямо. Его тело слегка покачивалось в такт движению экипажа, глаза же были спокойны, как стоячая вода, в которой не было ни единого намека на рябь волнения.

Родовое гнездо семьи Шэнь прошло через капитальный ремонт только в прошлом году. Крыши были покрыты новой черепицей, высота защитных стен[5] теперь достигала почти двадцати семи метров. Хотя прошел уже год, они все еще сияли белизной побелки, а сорняки еще не успели прорасти в трещины кладки. Мимо этих опрятных чистых стен с запада на восток проехал элегантный экипаж и, свернув к малым южным воротам, въехал под похожую на серп луны арку с широко распахнутыми выкрашенными в ярко-красный цвет воротами. Хорошо одетые слуги выстроились в два ряда у входа в усадьбу. Возглавляла их старая управляющая, прячущая озябшие руки в длинные рукава повседневного зеленого платья.

[5] 风火墙 fēnghuǒqiáng фэнхоцян «стена ветра и огня» — брандмауэр; форма стен в традиционной китайской архитектуре; фронтоны на обоих концах дома с скатной крышей, которые были выше всех других строений и служили для того, чтобы предотвратить распространение огня при пожаре.

Как только экипаж остановился, служанка подняла занавес, и сидевший внутри Шэнь Цинсюань одарил старого управляющую лучезарной улыбкой. Протянув руку, он похлопал ее по плечу и попросил слуг помочь ему выйти и сесть на установленное на носилках кресло из ротанга. 

Лошадей отвели кормить, а четверо слуг подняли бамбуковые носилки и понесли Шэнь Цинсюаня по бесконечным галереям, дворикам и переходам усадьбы. Достигнув сердца резиденции, слуги опустили носилки и помогли молодому господину пересесть в инвалидное кресло. Доверенный слуга повез его по узкой дорожке из идеально округлой гальки и, миновав большой двор, они наконец оказались в Главном Зале поместья.

Мастер Шэнь и его жены уже ждали их внутри. Стоило краю лунно-белых одежд Шэнь Цинсюаня появиться в поле зрения, как они дружно отставили в сторону чашки с чаем и поднялись, чтобы приветствовать его.

Шэнь Цинсюаня поселили в Южном павильоне. Каждый раз, отобедав с семьей, ему нужно было миновать большой двор, чтобы добраться до своего дома. Южный павильон оказался очень светлым, вся мебель и предметы интерьера внутри него были заменены на новые и в свете свечей сияли безупречной новизной. Это был не деревянный флигель в горной глуши, а капитальное здание с множеством комнат. Только в спальне было три двери. Кровать Шэнь Цинсюаня, естественно, была в самой дальней комнате, в изысканно обставленной проходной комнатке жила его личная горничная, а внешняя комната была предназначена для прочей прислуги, ответственной за поддержание тепла в жаровне и заваривание чая.

Шэнь Цинсюань привык к простой жизни. Сейчас, вернувшись в родной дом, он с трудом вновь привыкал к многочисленным ритуалам и правилам этикета. Несмотря на собственную нетерпимость ко всей этой церемониальной шелухе, на приветственном банкете Шэнь Цинсюань ничем не выказал своего истинного отношения, а просто позвал собственных слуг, чтобы они прислуживали ему, и, сославшись на усталость, постарался пораньше отправиться на отдых.

На следующий день, встав пораньше, молодой господин Шэнь отправился отдать долг сыновнего почтения родителям. В комнате матери он задержался, решив обсудить с ней вопрос своего брака.

Матушка Шэнь Цинсюаня знала, что у него нет никакого намерения обзаводиться женой, поэтому уже практически отказалась от этой идеи и приставила к сыну служанку в надежде, что когда-нибудь она станет его наложницей. Когда совершенно неожиданно Шэнь Цинсюань сам заговорил с ней об этом, ее радости не было предела. Она тут же сожгла три ароматические палочки во славу Будды, поклонилась и помолилась за удачный исход. Без ума от свалившегося на нее счастья, она тут же решила, что нужно позвать мачеху Шэнь Цинсюаня, чтобы обсудить с ней все детали, в том числе, какого возраста должна быть будущая невестка и с каким темпераментом девушка лучше всего подойдет ее сыну.

На их расспросы Шэнь Цинсюань только улыбнулся и написал на листе бумаги: 

«Все на усмотрение матушки».

Женщины обсудили много кандидатур, как вдруг мачеха Шэнь Цинсюаня спросила его: 

— Сюань-эр, а твоя горничная, что ты думаешь о ней?

Шэнь Цинсюань на мгновение растерялся. Сообразив, что она имеет ввиду его личную служанку, он, чуть подумав, кивнул и написал: 

— Она тоже подходит.

Через три дня дело было улажено. В качестве будущей жены была выбрана барышня Хуэй из семьи Ван, проживавшей в том же городе. В этом году ей тоже исполнилось шестнадцать лет[6], и она с детства выделялась умом и сообразительностью. Семья Ван в прошлом была очень большим и влиятельным кланом. Хотя сейчас Ваны переживали не лучшие времена, но все же оставались аристократической семьей[7], известной своей порядочностью. Барышня Хуэй была дочерью знатной семьи, и Шэнь Цинсюань уже виделся с ней раньше. Хотя писаной красавицей эта девушка не была, но имела идеальные манеры и была не лишена некоторого очарования. Итак, хозяйка Шэнь приняла решение, и счастливое событие было назначено сразу после следующего Праздника Середины осени. Что же касается его горничной, было решено, что она должна стать наложницей как можно скорее, ведь, в конце концов, эта девушка была частью семьи с самого детства и ей желали только добра. Чем быстрее она разделит постель[8] с молодым хозяином, тем более прочным будет ее положение в доме, когда в него войдет молодая жена из семейства Ван. За год укрепив свои позиции, она точно сможет защитить себя, даже если не придется по нраву новой хозяйке. 

[6] 二八年华 èrbāniánhuá эрбаняньхуа «дважды по восемь — возраст цветенья» — обр. о шестнадцатилетней девушке.

[7] 瘦死的骆驼比马大 shòusǐ de luòtuo bǐ mǎ dà шоусы дэ лото би ма да «худой верблюд больше лошади» — обр. в знач. обедневший аристократ лучше простолюдина.

[8] 陪在枕畔 péi zài zhěnpàn пэй цзай чжэньпань «составить компанию находясь у изголовья» — вступление в регулярные сексуальные отношения.

Что касается даты вхождения в дом наложницы, то мать Шэнь Цинсюаня предложила: 

— Твой день рождения — большая радость, почему бы нам не удвоить ее[9]?

[9] 喜上加喜 xǐshàngjiāxǐ сишанцзяси «радость притягивает/добавляет радость» — о следующих друг за другом счастливых событиях; кроме того 囍 xǐ стандартное обозначение «свадьба», переводится и как «двойное счастье».

Порешили на том, что в день рождения Шэнь Цинсюаня маленький красный паланкин с девушкой внесут в усадьбу через боковую дверь, тем самым узаконив ее положение.

Когда сообщение было доставлено Шэнь Цинсюаню, он, как обычно, улыбнулся и дал тот же ответ: 

«Все на усмотрение матушки».

Так он принял решение жениться и взять наложницу. Все это время, ни на один миг Шэнь Цинсюань не позволял себе вспоминать о сокрытом в горах несравненном красавце.