Онлайн чтение книги Берег варваров Barbary Shore
Глава четвертая

Примерно через неделю после того, как я обосновался на новом месте, Гиневра заглянула ко мне в комнату, чтобы поменять белье. В тот раз она вновь была одета более чем странно. Дело было часов в девять вечера, а она при этом выглядела так, словно ее только что разбудили, причем с утра пораньше. На ней была ночная сорочка поверх еще какого-то белья. Целая сетка из всяческих бретелек, ленточек, ремешков и подвязок вырисовывалась у нее на плечах сквозь ткань короткого в цветочек халата, запахнутого не настолько плотно, чтобы полностью прикрыть ее впечатляющий бюст.

— А это… Здрасьте, — сказал я и на некоторое время замолчал, не зная, как продолжить разговор. Гиневра оторвала меня от работы, и я не без труда вновь возвращался к реальности. — Я так понимаю, что с меня четыре доллара, — выдавил я наконец из себя.

— Ну, вроде так, — сказала Гиневра таким тоном, словно деньги ее интересовали меньше всего.

Я покопался в ящике письменного стола, выудил из него бумажник и рассчитался с хозяйкой. Она тем временем сняла с моей кровати старое белье и бросила на угол моей лежанки свежую простыню и полотенце. Закончив эту тяжкую работу, она вздохнула — глубоко, громко и явно намеренно.

— Как дела? — только и оставалось спросить мне у нее.

— Да так себе.

Глядя на нее, я бы этого не подумал.

— Я смотрю, вы устали, — заботливо заметил я. — Присядьте, отдохните немного.

Гиневра посмотрела на пачку свернутых простыней, переброшенных через ее руку, и пожала плечами:

— Ах да, пожалуй, я так и поступлю. Учитывая, что дверь в комнату открыта, я, наверное, могу себе это позволить. — Эти слова Гиневры были насквозь пропитаны вульгарной благопристойностью, пошлой и фальшивой.

Подсев ко мне на краешек кровати, она вновь тяжело вздохнула. Я закурил сигарету и заметил при этом, что руки у меня дрожат, причем дрожат сильно. Этой женщине удалось не на шутку взволновать меня.

— Может быть, и мне сигаретку дадите? — попросила она.

Внутри меня все просто колотилось, и чтобы не рисковать тем, что она заметит мое волнение, я, к удивлению Гиневры, не помог ей прикурить, а просто положил пачку сигарет и спички ей на колени — и это при том, что сидели мы буквально в одном футе друг от друга. Она выразительно вскинула брови, удивленно посмотрела на меня и поднесла спичку к сигарете. Убей бог, в тот момент я не представлял, о чем с ней говорить дальше.

По крайней мере, эту проблему Гиневра решила за меня.

— Ну и денек сегодня выдался, — со вздохом сказала она. — Просто кошмар какой-то.

— Белье?

— Нет, — с театральной сокрушенностью произнесла она и, покачав головой, посмотрела мне в глаза. — Нервы… Нервы что-то шалят в последнее время.

На этот раз ее губы были подкрашены иначе, какая-то новая синевато-розовая помада была наложена так, что не меняла естественную форму губ Гиневры, а, наоборот, подчеркивала ее. По правде говоря, так она выглядела менее привлекательно.

— А что у вас с нервами-то? — спросил я.

Накручивая кудряшки волос на палец, Гиневра ответила:

— Да ничего, просто я слишком нервная. Нервная и впечатлительная.

Ее взгляд остановился на моей пишущей машинке, и у меня возникло ощущение, что, даже пробыв у меня в комнате некоторое время, она лишь в этот момент вспомнила, когда и где ей доводилось встречаться со мной раньше.

— Вы ведь у нас писатель, если не ошибаюсь?

Я кивнул, и в следующую секунду она произнесла те самые слова, которых я от нее, в общем-то, уже ждал.

— А ведь я, между прочим, тоже могла бы стать писательницей. Уверяю вас, у меня бы получилось, особенно если учесть, сколько жизненных драм я повидала на своем веку, — в ее голосе послышались интонации радиодиктора. — Да и самой мне жизненного опыта не занимать. Жизнь у меня была яркой и насыщенной событиями, хотя я прекрасно понимаю, что, глядя на меня сейчас, этого, наверное, не скажешь. Если честно, я могла бы заработать целое состояние, просто изложив на бумаге хотя бы часть своей жизни.

Контакт между нами все не устанавливался — мы не чувствовали, не понимали друг друга. Печальная и задумчивая, Гиневра говорила так, словно вещала по радио, обращаясь к невидимой и незнакомой аудитории. Я кашлянул и заметил:

— Ну, сели бы и написали все, что считаете нужным.

— Ой нет, что вы, я бы не смогла. Я просто не могу сосредоточиться на такой работе. — Гиневра нервно теребила стопку простыней. Поймав мой взгляд, она решила привести наглядный пример. — Вот сегодня у нас смена белья, а я за целый день так и не собралась взяться за дело. Сидела и смотрела на груду простыней и полотенец до тех пор, пока муж не вернулся домой с работы. Ему самому пришлось готовить ужин — для меня и для себя… Ах, что мне пришлось пережить вчера вечером, это просто ужас.

— Что же случилось?

— Ой нет, я даже говорить об этом не хочу.

— Нет-нет, что вы, обязательно расскажите!

Гиневра провела ладонями по животу, привычным движением поправила бюстгальтер, добившись того, что ложбинка на ее груди оказалась приоткрытой для посторонних взглядов едва ли не на целую четверть дюйма больше.

— Ну, вы ведь знаете, что наша с мужем квартира находится внизу, на первом этаже. В такую погоду окна у нас, сами понимаете, открыты. Так вот, вы представляете себе, что произошло. В окно с улицы запрыгнула какая-то кошка и легла на кровать у меня в ногах. Было это часа в четыре утра. Я проснулась и увидела, что кошка смотрит мне прямо в глаза. — Гиневра опять вздохнула, еще более тяжело и болезненно. — Странно еще, что я не раскричалась на весь дом. Вполне могла бы всех вас перебудить. Мужу пришлось успокаивать меня, наверное, целый час, если не дольше. Но это еще полбеды. Сегодня утром открываю я кухонный буфет, а кошка — та же самая, черная вся такая и здоровенная, — как прыгнет прямо на меня! Вот, даже лицо мне расцарапала. Смотрите. — Гиневра показала пальцем на едва заметную красную черточку на своей щеке.

— Ладно вам, что было, то было, но теперь-то это все в прошлом, — сказал я.

Гиневра поморгала, глядя прямо на не прикрытую абажуром голую лампочку, одиноко свисавшую с потолка прямо над моим письменным столом.

— Ничего подобного, — произнесла она театральным шепотом. — Надеюсь, вы понимаете, что это была не просто кошка. — Еще чуть понизив голос, она произнесла: — Это был сам Дьявол!

Я никак не мог решить, рассмеяться мне в полный голос над этой чушью или промолчать, и пошел на компромисс, ограничившись ироничной улыбкой и выражением недоверия на лице.

— А вы не смейтесь, не смейтесь, — с убежденностью в голосе продолжала Гиневра. — Вы, может быть, по молодости этого и не знаете, но черная кошка всегда считалась одним из земных воплощений дьявольского начала. Да-да, именно черная кошка. Даже в Священном Писании сказано, что Дьявол — падший брат Бога — появляется на земле в образе кота, черного кота. Между прочим, именно поэтому черные кошки приносят несчастье.

Я всерьез задумался, не шутит ли она. Последние слова Гиневра произнесла смиренно и с почтительным придыханием. Этот голос никак не связывался в моем сознании с голосом той женщины, которая, стоя руки в боки, вульгарно улыбалась Динсмору и говорила: «Ох уж мне эти писатели».

— Почему вы так в этом уверены? — поинтересовался я.

— Все дело в вере, — ответила Гиневра. — Я принадлежу к церкви Свидетелей Иеговы, то есть мы с мужем оба — Свидетели. И я точно знаю, что Дьявол приходил ко мне, чтобы еще раз попытаться заполучить мою душу. Как видите, я хорошо в этом подкована. А чем больше человек знает, тем меньше у Дьявола шансов завладеть его душой. Вот он и подбрасывает нам искушения на каждом шагу.

На этот раз я не выдержал, и моя физиономия расплылась в улыбке.

— Ну да, конечно, вы мне не верите, но если бы вы знали, каким искушениям я подвергалась всю эту неделю. — Подумав, она, по всей видимости, решила перейти к наглядным примерам свалившихся на ее бедную душу испытаний. — Честное слово, стоит мне оказаться в чьем-либо доме или на улице, как откуда ни возьмись появляется очередной мужчина, который тотчас же начинает делать мне нескромные предложения.

Пухлая ручка Гиневры скользнула в ложбинку на груди и вроде бы изо всех сил подтянула бюстгальтер кверху. Тот немедленно съехал еще дальше вниз, чему я, собственно говоря, уже не удивился. Не могу не признаться в том, что не пялиться на эти шикарные формы было попросту невозможно.

— Если мужчины рискуют обращаться к вам со столь нескромными предложениями, то, по всей видимости, у них есть на это какие-то причины, — вкрадчивым голосом предположил я.

— Что? — хрипло взвизгнула она. — Да вам, кобелям, не то что причины — повода никакого не нужно. Вы готовы за нами бегать высунув языки, от зари до зари.

Тут Гиневра почувствовала, что сбилась со взятой высокопарной тональности, и вновь заговорила негромко и печально:

— Не знаю даже, как жить дальше. Этот мир погряз в грехе. Никто не любит своего ближнего, а ведь придет день Страшного суда, и, как учат Свидетели, Иисус вернется, призовет всех нас, и нам придется держать ответ за свою греховную жизнь.

— Боюсь, очень немногие сдадут этот экзамен.

— Вы абсолютно правы. Я мужу всегда так говорю. Вы ведь человек не глупый. Уж я-то понимаю. Мне стоило только посмотреть на вас, и я сразу же сказала себе: «А ведь у этого парня с котелком все в порядке». — Чуть откинувшись на кровати, она выпустила изо рта дым и так и осталась сидеть, слегка вытянув, но не сомкнув губы.

Я даже забеспокоился: уж не ждет ли она, что я ее поцелую. Впрочем, не дав мне времени прийти к какому-либо определенному выводу, Гиневра продолжила:

— Нет, в политике я, конечно, не слишком хорошо разбираюсь. Но из того, что мне понятно, я делаю один вывод: в наше время все идет не так, как предписано Богом. Люди наплевали на все законы и заповеди. Путь наш лежит в Гефсиманский сад, вот ведь в чем дело. И это испытание окажется нам не под силу.

Я поймал себя на том, что внимательно прислушиваюсь к шуму двигателя машины, припарковавшейся прямо у нашего дома. Глушитель этого автомобиля, судя по всему, прогорел, и выхлопные газы с ревом вырывались из мотора, заставляя вздрагивать воздух даже здесь, в комнате под самой крышей. При этом, глядя в окно, я видел, как ярко-голубое при свете дня небо на глазах становится вечерним — густым и темно-синим. Одновременно я отчаянно пытался вспомнить, какое символическое значение имеет в библейской традиции Гефсиманский сад.

— Да, — печально продолжила Гиневра, — вы все — потерянные души, ибо вы свернули с пути истинного. Помяните мои слова, очень скоро разразится катастрофа, и этот мир рухнет. — Тем же самым тоном, безо всякого перехода, она, неожиданно для меня, поинтересовалась: — Какую религию вы исповедуете?

— Никакую, — заверил ее я.

— Тогда вы обречены.

— Увы, похоже, что так.

Покачав головой, Гиневра сказала:

— Видите ли, юноша, раньше я была такой же, как вы, но в какой-то момент я осознала, что нас в будущем ждут войны, эпидемии и голод. Спасутся же только Свидетели, ибо им одним ведом истинный, праведный путь, заповеданный нам Господом Богом. И они, то есть мы, мы не поклоняемся лже-богам и не творим себе кумиров. Я, например, никогда не встаю при поднятии государственного флага, никогда ему не салютую, и никто не заставит меня поступить иначе. Такова моя вера.

— Значит, в день Страшного суда спасутся только Свидетели? — на всякий случай решил уточнить я.

Похоже, этот прямой и, в общем-то, вполне логичный вопрос, застал ее врасплох.

— По правде говоря, я в этом не совсем уверена. — Гиневра произнесла эти слова с видом посетительницы женского клуба, обсуждающей с подружками, как лучше вложить полученную по акциям прибыль. — Скорее всего, среди спасенных окажутся в основном те, кто принадлежит к нашей церкви. Ну, может быть, к ним будут присоединены и те, кто исповедует те же взгляды, но принадлежит к другим, близким нам по духу организациям. Наконец, вполне возможно, что среди спасенных окажутся представители нескольких близких церквей и те, кто им непосредственно сочувствует и разделяет их взгляды хотя бы в главном.

Чтобы выиграть время и сменить тему разговора, Гиневра взяла из моей пачки еще одну сигарету и закурила.

— Забавно, что вы оказались здесь, — ни с того ни с сего заявила она. — Я имею в виду, что вы решили снять эту комнату.

— Жить где-то нужно, вот и все, — несколько сбитый с толку, пробормотал я.

— Ну да, — задумчиво произнесла Гиневра, явно взвешивая мои слова. — Странный вы народ, писатели. Никогда не знаешь, чего от вас ждать. — Договорив, она, неожиданно для меня, хлопнула ладонью по стопке простыней и встала с кровати. — Ну все, пойду я, — сообщила она мне. — Было приятно побеседовать.

Я попытался задержать ее.

— Что вы скажете, если я предложу вам взять на себя труд по уборке комнаты? — предложил я ей.

— Убирать вашу комнату? — без большого энтузиазма переспросила она.

— Я прекрасно понимаю, что вы вовсе не обязаны делать это. Я просто поинтересовался… Естественно, не бесплатно. Не знаю даже, устроит ли вас доллар в неделю. — Едва договорив эту фразу, я пришел в ужас. Этот доллар пришлось бы отрывать от тех денег, что были выделены на еду.

— Дело не в деньгах, у меня просто дел невпроворот, — заявила Гиневра. — Дом, может быть, на первый взгляд и небольшой, но, уверяю вас, для одного человека тут и без вашей комнаты работы более чем достаточно.

— Ну найдите для меня еще немного времени. — Почувствовав, что хозяйка действительно не в восторге от моего предложения, я в тот же миг перестал жалеть столь не лишний для меня доллар в неделю.

— Ну я прямо не знаю. Вот что, Ловетт, мне нужно будет подумать над вашим предложением.

Назвав меня по имени, она буквально в одно мгновение перевернула с ног на голову всю атмосферу, в которой протекал наш разговор. У меня в памяти вновь всплыли уже подзабытые предположения о ее, вполне возможно, близких отношениях с Динсмором.

— Нет, вы, мужчины, действительно какие-то странные. Вам, например, не приходило в голову убраться в комнате самому и сэкономить таким образом доллар?

— Я думаю, мы еще об этом поговорим, — примирительным тоном сказал я. — Надеюсь, что через денек-другой мы с вами увидимся, вот тогда и обсудим мое предложение. Надеюсь, вы к этому времени…

Гиневра, не дослушав меня, безучастно закивала:

— Где меня найти, вам известно. Я почти все время дома.

Поддав ногой открытую дверь, она вышла на площадку, бормоча себе под нос: «Работа, работа, целыми днями, с утра до вечера…»

Она обернулась уже с лестницы и достаточно решительным тоном сказала:

— И все-таки, я думаю, будет лучше, если вы начнете сами убирать у себя в комнате.

Я сидел на кровати и слышал, как шаркают по ступенькам шлепанцы Гиневры.