Онлайн чтение книги Калле Блюмквист и Расмус Kalle Blomkvist och Rasmus
15

Скоро они уедут отсюда, через несколько мгновений отчалят и никогда больше не увидят этот остров. Калле немного помедлил, прежде чем прыгнуть в лодку. Он ещё раз взглянул на то, что было их домом несколько беспокойных дней и ночей. Вот и скала: в лучах утреннего солнца она так привлекательна, а в ложбинке за скалой – их шалаш. Отсюда его не видно, но Калле знал, что шалаш там, стоит пустой и покинутый. Никогда вновь он не станет их пристанищем.

– Ну прыгай же наконец! – Ева-Лотта нервничала. – Я хочу уехать отсюда, и поскорей, ничего другого не хочу…

Она сидела на корме рядом с Расмусом, ей больше остальных не терпелось покинуть этот остров. Она знала, что дорога каждая секунда. Она очень хорошо представляла себе, как разъярён Петерс их побегом, и знала: он сделает всё возможное, чтобы их найти. Надо спешить, это понимали все, и прежде всего Калле. Больше медлить нельзя. Андерс уже сидел на вёслах, и Калле ловким прыжком вскочил в лодку.

– Что ж, пора! – сказал он.

– Да, поехали! – ответил Андерс и начал грести. Но вдруг остановился и в сердцах сказал: – Ох, я же забыл там свой карманный фонарик! Да-да-да, знаю, я растяпа, но ведь забрать его – секундное дело!

Он выскочил из лодки и исчез.

Они ждали. Сначала нетерпеливо. Потом страшно нетерпеливо. Только Расмус сидел совершенно спокойно, играя пальчиками в воде.

– Если он сейчас не вернётся, я закричу, – сказала Ева-Лотта.

– Нашёл небось какое-нибудь птичье гнездо или что-нибудь в этом роде, – с горечью заметил Калле. – Сбегай, Расмус, скажи ему, что мы уезжаем.

Расмус послушно выскочил из лодки. Они видели, как он вприпрыжку побежал вверх к скале.

И они опять стали ждать. Они ждали и ждали, не сводя глаз с уступа скалы, откуда, надеялись, те двое вот-вот появятся. Но никто не появлялся. Скала казалась такой одинокой и пустынной, словно здесь никогда не ступала нога человека. Весёлый окунёк играл в воде около лодки, что-то шелестело в прибрежных камышах. А вокруг было тихо-тихо, и эта тишина показалась им вдруг зловещей.

– Что происходит? Что они там делают? – Калле был очень встревожен. – Побегу посмотрю.

– Тогда бежим вместе! Одна я тут не останусь.

Калле привязал лодку, они выпрыгнули на берег и побежали вверх – туда, где скрылись Андерс и Расмус.

Вот и шалаш в расщелине. Но ни души и никаких голосов. Только эта жуткая тишина…

– Если это очередная Андерсова шуточка, то я его…

Калле не успел договорить. Ева-Лотта, которая шла в двух шагах позади него, услыхала лишь сдавленный возглас и закричала дико и отчаянно:

– Что это, Калле, что это?!

В ту же секунду она ощутила на своём затылке чью-то жёсткую руку, и знакомый голос сказал:

– Ну, бесёнок, искупалась? Или как?

Это был Никке, лицо его раскраснелось от гнева. А из шалаша показались Блюм и Сванберг – они вели трёх пленников. Глаза у Евы-Лотты наполнились слезами. Это был конец. Теперь всё пропало. Всё было напрасно. Хотелось лечь на мох и умереть…

У Евы-Лотты защемило сердце, когда она увидела Расмуса. Он был в ярости и делал отчаянные попытки освободиться от чего-то, засунутого ему в рот и мешавшего ему кричать. Никке бросился к нему и освободил от кляпа. Но Расмус не выказал никакой благодарности. Как только он смог говорить, он плюнул в сторону Никке и закричал:

– Ты глупый, Никке! Уй-юй, какой же ты глупый!

Возвращение было горьким. «Пойманные беглые каторжники в джунглях, когда их возвращали обратно на Дьявольский остров, чувствовали, наверное, то же самое», – подумал Калле. Да, их действительно вели, словно беглых каторжников. Калле, Андерс и Ева-Лотта были связаны одной верёвкой. Рядом шёл Блюм, надсмотрщик-тюремщик – хуже не бывает, а позади них – Никке. Он нёс Расмуса, без устали повторявшего, что, по его мнению, Никке ну просто невероятно глупый. Сванберг захватил лодку со всеми их запасами, и теперь направлялся в лагерь похитителей с добычей.

Никке, судя по всему, был в прескверном настроении. А ведь должен был бы радоваться, что возвращается к Петерсу с таким отличным уловом. Но если он и был рад, то тщательно это скрывал и всё время ворчал:

– Проклятые чертенята… Вы зачем лодку взяли? Думали, мы не заметим, да? А раз уж увели лодку, так почему сидели на острове, идиоты?

«Вот именно, почему, – с горечью подумал Калле. – Почему они не уехали вчера вечером, даже если Расмус устал, лил дождь и было темно? Почему не уехали, пока было время? Прав Никке – мы просто идиоты. Но не странно ли, что именно Никке упрекает их в этом? Сдаётся, он и правда не очень радуется тому, что их поймали».

– По-моему, похитители совсем не добрые, – сказал Расмус.

Никке ничего не ответил, только сердито взглянул на Расмуса, продолжая ворчать.

– И почему вы забрали те злополучные бумаги, а? Эй, вы, два олуха, там, впереди, зачем они вам?

«Два олуха» молчали.

Они продолжали молчать и позже, когда об этом же их спросил инженер Петерс.

Они сидели на раскладушках в домике Евы-Лотты и были настолько убиты случившимся, что у них не осталось сил бояться Петерса, хоть он и делал всё возможное, чтобы их застращать.

– Это вещи, в которых вы ничего не смыслите, – говорил он. – И вам не следовало в это вмешиваться. Если вы не расскажете мне, куда дели вчера вечером те бумаги, вам не поздоровится.

Он вперил в них свои чёрные глаза и прорычал:

– Ну, выкладывайте, живо! Что вы сделали с бумагами?

Они не отвечали. Оказалось, это был верный способ довести его до бешенства. Петерс вдруг набросился на Андерса, словно собирался убить его. Он обхватил его голову руками и начал неистово трясти.

– Ну, отвечай, – орал он, – где бумаги, иначе я тебе шею сверну!

Тут за него вступился Расмус:

– А ты всё-таки дурак. Андерс ведь не знает, где бумаги, это Калле знает. Потому что лучше, чтобы только один человек знал, так Калле сказал.

Петерс отпустил Андерса и посмотрел на Калле.

– Вот, значит, как… – сказал он и повернулся к Калле: – Насколько я понимаю, Калле – это ты. Вот что, мой дорогой Калле, даю тебе час на размышление. Час, и ни минуты больше. После этого с тобой случится нечто ужасно неприятное. Хуже этого в твоей жизни ещё ничего не было, понял?

Калле вёл себя весьма уверенно и спокойно, как и подобает знаменитому сыщику Блюмквисту в подобных ситуациях. Он ответил с чувством собственного превосходства:

– Не пытайтесь меня запугать, поскольку это невозможно. – А про себя он добавил: «Я уже и так напуган дальше некуда».

Петерс зажёг сигарету. Пальцы его дрожали. Он испытующе взглянул на Калле и продолжал:

– Интересно, достаточно ли ты умён, чтобы можно было поговорить с тобой о деле? Если да, то уж постарайся использовать все свои умственные способности, чтобы понять, о чём идёт речь. Значит, так: по ряду причин, о которых я тебе рассказывать не стану, я взялся за дело в высшей степени противозаконное. В Швеции, если я тут задержусь, меня могут приговорить к пожизненному тюремному заключению, поэтому я не останусь здесь ни на минуту дольше, чем необходимо. Я уеду отсюда и увезу с собой те самые бумаги. Тебе ясно? Ты ведь не настолько глуп, чтобы не понять, что я пойду до конца. Я готов на всё, абсолютно на всё, лишь бы заставить тебя рассказать, куда ты их спрятал.

– Я подумаю, – коротко ответил Калле. И Петерс кивнул:

– Хорошо. Подумай часок, пораскинь мозгами, если они у тебя есть.

Петерс вышел, и Никке, с мрачным видом слушавший их разговор, направился вслед за ним к двери.

Но когда Петерс исчез из виду, Никке вернулся. Он больше не был таким сердитым и раздражённым, как утром. Почти умоляюще посмотрев на Калле, он тихо сказал:

– Может, ты всё-таки скажешь ему, где эти чёртовы бумаги, а, Калле? Чтобы уж как-нибудь покончить с этим… Скажи ему, Калле! Ну, ради Расмуса…

Калле не ответил, и Никке собрался уходить, но в дверях остановился и горестно посмотрел на Расмуса:

– Я тебе потом сделаю новую лодочку, большую…

– Не надо мне никакой лодки! – резко ответил Расмус. – Теперь я знаю, что похитители вовсе не добрые.

И Белые розы остались одни. Они слышали, как Никке запер дверь снаружи. А потом – ни звука, лишь шум ветра в кронах деревьев.

Они долго сидели, не говоря ни слова, пока Андерс не произнес:

– Чертовски дует сегодня.

– Да, – согласилась с ним Ева-Лотта. – И прекрасно! Может, будет шторм, и лодка со Сванбергом перевернётся, – сказала она с надеждой и, посмотрев на Калле, добвила: – У нас есть всего час. Через час он вернётся. Калле, что мы будем делать?

– Тебе придётся рассказать, куда ты их спрятал, – произнёс Андерс, – иначе он тебя прикончит.

Калле подёргал себя за вихры. «Используй свои умственные способности», – сказал Петерс. Калле твёрдо решил последовать его совету. «Если использовать свои умственные способности на все сто, можно что-нибудь придумать».

– Если бы я мог убежать… – сказал он вслух. – Если бы я мог убежать… Было бы здорово!

– Как же, если б ты ещё мог луну с неба достать, тоже было бы неплохо, – заметил Андерс.

Калле не отвечал. Он думал.

– Вот что, – сказал он наконец. – Обычно в это время Никке приносил вам еду, так?

– Да, – ответила Ева-Лотта. – В это время он приносил завтрак. Но сейчас Петерс, наверное, вздумает уморить всех нас голодом.

– Всех, но не Расмуса, – возразил Андерс. – Расмуса Никке в обиду не даст.

– А что если, когда Никке придёт с кормёжкой, мы набросимся на него все разом, – предложил Калле. – Как думаете, сможете повисеть на нём, пока я не сбегу?

Ева-Лотта просияла:

– Сможем! Уверена, что сможем. Мне давно не терпится треснуть его по башке!

– И я тоже тресну Никке по башке! – с восторгом заявил Расмус. Но, вспомнив про лук со стрелами и лодочки из коры, добавил задумчиво: – Только не очень сильно, ведь он всё-таки добрый, Никке.

Но Расмуса уже никто не слушал. Никке мог прийти с минуты на минуту, и надо быть наготове.

– А когда ты убежишь, что ты будешь делать? – спросила Ева-Лотта возбуждённо.

– Поплыву на материк и сообщу в полицию, а профессор пусть думает что хочет. Без полиции нам никак не обойтись, давно надо было её вызвать.

Ева-Лотта вздрогнула:

– Так-то оно так, но ведь никто не знает, что Петерс может натворить до их приезда.

– Тс-с-с, – шепнул Андерс. – Никке идёт.

Они бесшумно вскочили и встали по обе стороны двери. Шаги приближались, было слышно, как дребезжит посуда на жестяном подносе. Вот ключ в замке поворачивается… Они напрягли каждый нерв, каждый мускул… Ещё секунда и…

– Расмусик, я тебе яичницу принёс! – крикнул Никке с порога. – Ты же любишь яи…

Но он так и не узнал, что думает Расмус о яичнице, потому что в ту же секунду все дружно накинулись на него. Поднос со звоном грохнулся на пол, яичница разлетелась в разные стороны. Они повисли на его руках и ногах, повалили на пол, ползали по нему, садились на него, дёргали за волосы и били его головой об пол. Никке рычал как раненый лев, а Расмус, радостно повизгивая, скакал вокруг. Ведь это была почти что война Роз, и он считал своим долгом помогать нападающим. Он поколебался немного (ведь, несмотря ни на что, Никке был его другом), но, тщательно всё обдумав, подошёл и дал Никке хорошего пинка. Ева-Лотта и Андерс дрались как никогда, и Калле пулей вылетел за дверь. Через несколько секунд всё было кончено. Никке обладал гигантской силой, и как только он оправился от неожиданности и удивления, то высвободился с помощью двух ударов своих сильных рук. Злой и смущённый, вскочил он на ноги и тут же обнаружил, что Калле исчез. Разъярившись, Никке бросился к двери, рванул её, но она оказалась запертой. Несколько секунд он стоял и тупо смотрел на дверь. Потом со всей силой навалился на неё, но дверь была сработана на совесть и не поддалась.

– Кто, к дьяволу, запер дверь? – кричал он гневно.

Расмус всё ещё приплясывал, весёлый и возбуждённый.

– Я запер! – крикнул он. – Я! Калле убежал, а я запер.

Никке крепко схватил мальца за руку.

– Куда ты подевал ключ, шельмец?

– Ой, больно же! Пусти, глупый Никке!

Никке потряс его ещё разок.

– Ты куда спрятал ключ, я тебя спрашиваю!

– А я его выбросил в окошко. Во как!

– Браво, Расмус! – крикнул Андерс.

Ева-Лотта громко и от души смеялась:

– Теперь, милый Никке, ты видишь, каково это сидеть взаперти.

– Ага, и очень интересно, что Петерс скажет по этому поводу, – заметил Андерс.

Никке тяжело опустился на стоявшую рядом раскладушку. Очевидно, он старался привести в порядок свои мысли. И когда это ему удалось, он громко расхохотался.

– И правда, будет интересно, что он скажет. На самом деле, интересно! – Но тут Никке вдруг снова стал серьёзным: – Дело дрянь! Я должен найти парня, пока он ещё чего-нибудь не натворил.

– Ты хочешь сказать, пока он не привёл сюда полицию? – спросила Ева-Лотта. – В таком случае, поторопись, дорогой Никке!