Онлайн чтение книги Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии
Нгуен Бинь Кхием 

Мои пораженья, мои победы

мне безразличны равно.

Охотно отдам и заслуги и славу

за лень, за цветы, за вино.

В келье Белого Облака — отдых, безделье,

вдохновение, счастье, веселье.

Хочу лишь покоя; с тщетою мирскою

простился, расстался давно.

В саду весною цветов со мною —

желанных гостей — полно.

Луна — мой светильник, мой друг сокровенный —

со мною во всем заодно.

Вглядитесь лишь сами, своими глазами,

и тогда уже навсегда

Поймете, что красное — всюду кра́сно,

а черное — всюду черно.

Волосы поредели, и расшатались зубы,

и поступь моя неверна.

Передал дом сыновьям и невесткам,

нужна мне лишь тишина,

Шахматный столик в тени бамбука,

цветы и чаша вина…

С тростниковою удочкой выйду порою

к озеру под горою,

Возле костра провожу вечера,

и счастьем душа полна.

Соли морской за трапезой вволю,—

вкусна и свежа еда.

Девяносто весен уже миновало;

конечно, прожил немало,

Но и этой весной наслажусь, а за нею

вновь настанет весна.

Все, что захочешь, есть у природы,

только внимательнее гляди.

Ищи неустанно, и то, что желанно,

сам для себя найди.

Горы и воды, закаты, восходы

путник запомнит на годы.

Бамбук и маи́ будят мысли мои

и жар вдохновенья в груди.

Саду и полю отпущены вволю

и ясные дни, и дожди.

Мужи многоумные славы достигли

и большего ждут впереди.

А здесь душа вопрошает душу,

не помня о ложном стыде.

Бытия дуновение — ветер весенний

всюду, куда ни пойди.

Человеком и зависть и злость помыкают,

он им подчиняться готов.

А ведь мы здесь — из милости приживалы,

приютил нас чужой кров.

Солнца и лу́ны сменяются в срок,

снуют, будто ткацкий челнок.

Красота — не навечно, и жар сердечный

угасает с теченьем годов.

Чем пышней цветы в саду расцветут,

тем быстрей лепестки опадут.

Вода, наполняющая водоем,

не наполнит его до краев.

Незавершенность и завершенность —

судьбой предопределены.

Кто ж изменит небесные предначертанья,

хотя бы движение облаков?

С бамбуковой удочкой к речке пойду,

в огороде вскопаю гряду,

Не помня о прежнем, сердечно привержен

утехам простым и труду.

Я глуп, без сомненья, лишь уединенье

всего для меня драгоценней.

Те, что поумней, к многолюдью стремятся,

им хочется быть на виду.

Мне осенью пища — побеги бамбука,

зимой — молодые бобы.

В озере лотосовом купаюсь

весною, а летом — в пруду.

Спускаюсь я по́д вечер в сад тенистый,

чтоб выпить вина в саду.

Богатство и роскошь мне снятся не чаще,

чем раз или два в году.

Вода неспокойна — приливы, отливы,

то вздуется, то опадет река.

Лодки скользят по воде осенней,

ныряет луна в облака.

На лодочных водорезах — лики,

в их глазницах — лунные блики.

Кое-где паруса поднимают на лодках,—

стал порывистей свист ветерка.

Белым-бела голова рыбака,

будто прожил на свете века.

А вода зелена и прозрачна сейчас,

точно кошачий глаз.

Чайки и цапли вряд ли случайно,—

вернее, что с думой тайной,—

За мною следят и следуют всюду

то близко, то издалека.

В этой жизни истинная человечность,

как бесценный алмаз, редка.

Богатство ценится много выше,

чем мудрая речь старика.

Когда приходил с пустой мошною —

едва разговаривали со мною.

А явился с дарами — всплеснули руками,

радость родных велика.

Не зная, чем ублажить меня,

восторгается мною родня.

Я с почетом встречаем, — потчуют чаем

и вином, и беседа сладка.

Как ведется от века — на суть человека

люди глядят свысока.

Нет дела до сути, — сколь мудры ни будьте,

богатство дороже им наверняка.

¹ Лачуга эта — не дворец

«Зеленый Океан».

Но этот небольшой надел

мне во владенье дан.

Проходят тучи без следа,

драконы дремлют в бездне.

Ныряет рыба в ручейке

ключ Персиковый прян.

Движенье — Кань, недвижность — Гэнь, [1493] Движенье — Кань, недвижность — Гэнь…  — В старых китайских трактатах «кань» и «гэнь» — названия гадательных триграмм, формой напоминавших воду (волны) и гору; символы движения и неподвижности.

вот сущего законы.

Вино дает простор стиху,—

когда пишу, я пьян.

Я волю неба знать хочу

и таинство рождений,

Узрев зимой в цветенье слив

начало света — Ян.

² За мясо принимать плоды,

хожденье — за езду.

Когда в душе царит покой,

неспешно сам иду.

Исток Единый ты постиг —

и верный путь постигнешь.

Мудрец талант свой осмеет

хоть в первом он ряду.

Чиновный муж эпохи Хань

шел на покой со славой,

Мудрец в эпоху Тан досуг

предпочитал труду.

Бамбук зеленый, синь воды,

принадлежат всем людям.

Могу ли слыть я бедняком?

Какую жизнь веду!

Пусть неприметны       рыбы, птицы и звери,

Судьбы живого       извечно в наших руках.

«Птица летящая       снизится, если захочет,

Лишь пожелает —       взлетает, парит в облаках.

Вправо летит,       когда захочется — вправо,

Крылом поведет —       влево влечет ее взмах.

Глупые твари       не следуют предначертанью

И оттого       беспомощно бьются в силках».

Ведомо людям:       сами себе мы на горе

Губим животных,       невинных преследуем птах.

Птицу накормишь —       получишь сторицей за милость, [1495] Птицу накормишь — // получишь сторицей за милость…  — В одной из китайских дотанских новелл пересказана история о некоем Ян Бао, который в детстве подобрал раненного совой желтого воробья. Мальчик выходил птицу, и она прожила у него более года. Однажды воробей исчез, а ночью Ян Бао явился отрок в желтой одежде, назвался посланцем богини-матери, которого Ян Бао спас, и дал ему четыре кольца из нефрита. Сам Ян Бао и потомки его жили в чести и славе.

Сам уцелеешь,       если щадишь черепах. [1496] Сам уцелеешь, если щадишь черепах.  — В древности в Китае некий военачальник увидел на берегу реки рыбаков, поймавших белую черепаху, он выкупил ее и отпустил на волю. Позднее, когда враги разбили его войско, он бросился в реку и стал тонуть; тут появилась белая черепаха, вынесла его на другой берег и спасла от погони.

Вот наставленье       всем, кто стремится к добыче,

Ставит силки,       ставит ловушки в лесах.

¹ На стольный град напали злодеи,

лютый разбойный сброд.

Велик урон, государь опечален,

тревогой объят народ.

Как ждет дождя сухая земля,

люди с надеждой ждут,

Кто́ подымет карающий меч,

рать устремит вперед.

На берегах четырех морей

грядущего ждут властелина.

Почти погасли Девять Небес [1497] Девять Небес — символическое обозначение столицы в китайской литературе.,—

снова светоч взойдет.

Люди разумные в давние дни

не наживали врагов.

Зачем причины для битвы искать,

губить человеческий род?

² Повсюду копья, повсюду щиты,

злоба затмила свет.

Страх в убежища гонит людей,

бегут, спасаясь от бед.

Бегут, прижимая к сердцу детей,

доверясь лишь небесам,

Пытаются ближних своих спасти.

Увы! Спасения нет.

Придет ли родившийся в год свиньи, [1498] …родившийся в год свиньи…  — Намек на основателя династии Сун, китайского полководца Чжао Куан-иня, родившегося в год свиньи; здесь — символ воцарения достойного и справедливого государя.

дарует ли мир земле?

Пора отдохнуть боевым коням

впервые за много лет.

Истоки судьбы замыкают круг,

начало идет за концом,

Сущность Великая правит всем,

упадком сменяя расцвет.

В земле вбирает он дождь, росу,

влагу почвенных вод,

Под золотыми лучами солнца

цветок превращается в плод.

Сердце его — священный сосуд,

в нем прохладный напиток,

Наглухо этот сосуд закрыт,

пыль туда не войдет.

Все мы предпочитаем кокос

даже зеленым арбузам.

Вместе с кокосом лиловый тростник

сладок с похмелья, как мед.

Хороший орех — природный черпак,

несущий небесную влагу,

Этою влагой жажду свою

в зной утоляет народ.

Круг — не круг, квадрат — не квадрат,

возможно, и не овал,

Однако землю и небеса

этот сосуд вобрал.

Снаружи белого слой двойной —

высший предел простоты,

Внутри желтизна и точка видна,

цвет этой точки ал.

Пока не возник Великий Предел [1499] Великий предел — См. сноску 606.

хаос еще царил,

Потом расширенье возникло, простор —

в слиянии Двух Начал [1500] Два начала — инь и ян, см. там же..

Потом явилось пернатое диво,

и Золотой Петух

Сопровождая сияющий диск,

в небе крыла распластал.