Онлайн чтение книги Крылатые семена
Глава XIX

В конце лета Салли отправилась на побережье: она говорила всем, что давно обещала Мари отдохнуть когда-нибудь с ней вместе. Мари писала, что они с Дафной скоро вернутся домой, и если Салли сейчас не приедет к ним, их мечта — пожить недельку вместе у моря — так, верно, никогда и не осуществится.

— Поезжайте, поезжайте, мама, — уговаривала ее Эйли. — Я с ребятами переселюсь на это время к вам, так что вы можете не беспокоиться ни о ваших постояльцах, ни о Динни с Фриско.

— Было бы еще лучше, если бы ты сама поехала, детка, — сказала Салли, чувствуя угрызения совести при мысли о том, что истинная причина, побуждавшая ее отправиться в Котсло, неизвестна Эйли.

Об этом не может быть и речи, заявила Эйли. Ла кончает школу, и ему надо помочь заниматься, а Надя так пристрастилась к чтению, что ее приходится насильно выпроваживать на улицу. Но у Эйли было немало и других забот: она вела большую работу по оказанию помощи безработным, выступала на собраниях домашних хозяек по частным квартирам, делала все, что было в ее силах, чтобы оживить работу в Лиге борьбы за мир и демократию, и помогала членам союза официанток вести борьбу за лучшие условия труда.

Салли понимала, какое место занимает в жизни ее невестки эта работа, но не могла не думать о том, что Эйли бросила бы все и поспешила бы к Дафне, знай она, что ее дочь через две-три недели ждет ребенка.

Уезжая на побережье, Салли предполагала провести там несколько дней, а пробыла целый месяц. Вернувшись домой, она рассказала, что Дафна устроилась на работу в одном из курортных кафе и решила еще на некоторое время задержаться в Котсло. По правде говоря, призналась Салли внуку, Дафна наотрез отказалась расстаться с малюткой. Сначала она даже смотреть на него не хотела, все плакала и сокрушалась, почему у нее мальчик, а не девочка, — боялась, что сын будет похож на отца. Но мало-помалу в ней пробудилась нежность и жалость к малышу, и теперь она необычайно ласковая и заботливая молодая мать. И слышать не хочет о том, чтобы отдать ребенка на воспитание — хотя бы даже Салли или Мари. Словом, Мари разыскала какую-то славную старушку, которая будет жить с Дафной и нянчить малыша, пока та на работе.

— Единственное, что тревожит теперь Дафну, — говорила Салли с довольной улыбкой, — это что Эйли ничего не знает. «Мне кажется, мы плохо поступили с ней, бабушка, — призналась она мне. — Ведь мама такая добрая, она все понимает. Не стоило, конечно, говорить ей, пока она была убита горем после смерти папы. Но теперь уже нехорошо таиться от нее». И я, разумеется, согласна с Дафной, — заключила Салли. — Нужно все сказать Эйли.

— У Эйли и сейчас немало забот и огорчений, — задумчиво сказал Билл. — Один Дик чего стоит.

— Дик?

— Он никогда не заходит к ней. Совсем с нами порвал. Живет со своей женой у тестя — на даче в Лемингтоне. Как-то на днях Эйли поехала туда повидаться с Диком и вернулась страшно расстроенная — я ее такой никогда не видал. Она говорит… это даже трудно объяснить… Примерно неделю назад с рудника Голдн Стар уволили рабочих, а между тем до сих пор никто не знал, что они коммунисты. У Эйли возникли какие-то подозрения насчет Дика, насчет его участия в этом деле. Должно быть, она бросила ему в лицо это обвинение, а он стал все отрицать, но Эйли поняла, что он лжет и совесть у него нечиста. Потом он сам признался, что сказал Лэнгриджу, кто, по его мнению, «мутит народ» на руднике. И даже заявил, что будет и впредь так поступать. Он, видите ли, «обязан охранять интересы компании».

Салли ахнула. Этому трудно было поверить.

— Ты представляешь, что это значит для Эйли, — продолжал Билл. — Она сочла своим долгом сообщить все комитету, обвиняла себя в неосторожности. Ведь Дик, конечно, видел этих ребят на собраниях, у нас дома. Ты знаешь, как Эйли требовательна и беспощадна к себе. Я старался ее успокоить, но она считает себя виновной в том, что наших товарищей вышвырнули на улицу и занесли в черные списки; их теперь не возьмут ни на один рудник.

— Это просто ужасно! — вознегодовала Салли. — До чего же мне жаль Эйли!

— Какой же владелец рудника возьмет к себе рудокопа, который показал, что он умеет бороться за лучшие условия труда? — продолжал Билл. — В работе нашей коммунистической партии — и на приисках, да и в любом другом месте — нет ничего противозаконного, ничего, что нужно было бы скрывать. Единственное, что приходится держать в тайне — это кто у нас члены партии, иначе их сживут со света. Эйли и считает, что она должна работать еще упорнее, чтобы заставить людей понять это.

— У меня сердце разрывается, когда я смотрю на нее, — сказала Салли. — Ведь иной раз она делает по нескольку миль в день, разнося газеты и расклеивая листовки; прежде они это делали вместе с Томом, а она хочет, чтобы все было, как при нем, вот и взвалила на себя такую работу. Ты посмотри на нее — лицо пасмурное, глаза больные. Хорошо бы ей поехать к морю и пожить там немного с Дафной.

— Правильно! — подхватил Билл. — Пусть Дафна напишет ей о малыше. Это будет полезно для них обеих. Мы устроим это, бабушка, и спровадим Эйли туда в два счета!

Эйли уехала в конце месяца. Дафна прислала ей письмо — у нее будто бы неприятности, и она нуждается в ее помощи и совете. Салли сказала, что она будет очень рада, если Ла, Надя и Билл поживут у нее, а Билл пообещал Эйли заняться на это время ее общественными делами. Итак, Эйли уложила свой чемоданчик и дня через два пустилась в путь; теперь мысли ее были целиком заняты Дафной и той неведомой бедой, которая над ней стряслась.

А еще через несколько дней пришло письмо от Дафны, и Салли вздохнула с облегчением: теперь совесть уже не будет мучить ее из-за того, что ей приходится обманывать Эйли.

«Мама удивительная, необыкновенная! — писала Дафна. — Я встретила ее на вокзале и тут же ей все рассказала, и мы поплакали вместе, а потом пошли домой. Остальное сделал Томми. Сейчас мама влюблена в него не меньше, чем я. Она была очень растрогана, узнав, что я назвала его Томом, в честь папы. Он стал такой толстенький и веселый и все время пускает пузыри, совсем меня заплевал. Я ни за что не расстанусь с ним, и мама говорит, что она очень этому рада».

Эйли так посвежела и поправилась у моря, что, когда она вернулась домой, Салли и Билл поздравили друг друга с успехом своей затеи. Прежняя мягкая улыбка играла на ее губах, к ней снова вернулась способность радостно и светло смотреть на жизнь.

— Я хотела увезти Дафну с собой, — сказала Эйли. — Я бы нянчила малыша, пока она на работе. Но Дафна решила, что лучше подождать. Впрочем, она скоро приедет. Пусть никто не думает, что мы стыдимся нашего малютки.

— Да уж, пусть не думают! — фыркнула Салли, ощетинившись при одной мысли, что кто-то может вообразить себе такое. — Но ей, пожалуй, будет нелегко, когда все начнут пялить на нее глаза и судачить.

— Дафна очень изменилась, — сказала Эйли. — Она стала гораздо серьезней, у нее появилось чувство ответственности. Я знаю, что должна благодарить за это вас, мама, и Мари, и Билла. Это вы помогли ей с достоинством выйти из всех испытаний.

— Дафна хорошая девушка, — горячо отозвалась Салли. — Том мог бы гордиться ею.

— Верно? Верно, мама? — подхватила Эйли, и глаза ее засияли. — Я очень сердилась на Дафну временами. Но Том всегда говорил мне: «Наша Дафна еще выправится. У нее хорошая закваска».

Зимой Дафна с ребенком приехала домой; малыш был нездоров, и она очень беспокоилась за него.

Ла и Надя были поражены, когда им сообщили, что они теперь стали дядей и тетей. Как и ожидала Эйли, они немедленно принялись задавать вопросы. Совсем просто она объяснила им, что отец этого мальчика был ему не рад, и тогда Дафна не захотела с ним жить, и он уехал. Нет, они не были женаты, а некоторые люди считают, что это очень позорно, если незамужняя женщина родит ребенка.

— Но я думаю, — сказала Эйли, — и ваша бабушка того же мнения, что материнство всегда и во всех случаях — вещь священная. Что бы ни говорили другие, а мы будем любить этого малыша и заботиться о нем, верно?

Ла был уже достаточно взрослым мальчиком — он понял ее слова лучше, чем Надя.

— Будь покойна! — горячо сказал он.

А Надя воскликнула в полном восторге:

— Ты же знаешь, я всю жизнь просила тебя, мама, чтобы ты родила ребеночка! А ты даже и не подумала! Ну вот, теперь у нас будет ребенок Дафны, так что все в порядке.

Конечно, досужие языки заработали вовсю, когда Дафна вернулась домой с ребенком на руках. Это была хорошая пожива для сплетниц. Но Уолли О'Брайен уже покинул Калгурли, и хотя любителей посудачить нашлось немало, это не изменило отношения к Дафне. Народ на приисках всегда сочувствует девушке, «попавшей в беду из-за какого-то негодяя», как говорят в таких случаях.

А Дафна появлялась на улицах, счастливая и гордая, как всякая молодая мать, когда она выходит на прогулку с пухлым, розовым, курносым созданием, уложенным в коляску. Их были сотни — этих молодых матерей, везущих свои коляски и тележки по асфальтовой мостовой Боулдера или по пешеходным тропинкам в его окрестностях. Сын Дафны возлежал в коляске, такой же нарядный, как и другие малыши, под голубым пуховым одеяльцем с вышитым пододеяльником, на подушке с вышитой наволочкой. Он был не менее нарядно одет и не менее чисто вымыт, чем самый избалованный из своих сверстников, — словом, был такой же душка, как и все остальные.

Друзья и соседи кивали и улыбались Дафне, когда она проходила мимо. Если порой она и замечала постное выражение лица или ловила на себе осуждающий взгляд, это не задевало ее. Ведь она слышала на своем пути так много веселых, добродушных приветствий.

«Здравствуй, Дафна!» — говорили ей мужчины, а женщины останавливались поболтать.

«Поздравляю с возвращением! Ну, как твой малыш? Да он у тебя молодец, парень хоть куда! Скажи маме, что я загляну к ней на днях».

— Какие они все добрые! — воскликнула Дафна, рассказывая об этих встречах матери. — Я всегда так мало обращала внимания на этих людей, а они задерживаются со мной, переходят с другой стороны улицы, чтобы сказать что-нибудь приятное.

— Такой уж у нас народ на приисках, — сказала Эйли. — Это все рабочий люд, они много пережили сами и стараются поддержать человека в беде.

— Они еще потому так добры ко мне, что я твоя дочь, — задумчиво сказала Дафна. — Ведь все идут к тебе со своими тревогами и заботами, мама. Кому ты только не помогала!

— Вовсе не потому, — возразила Эйли. — Ты одна из них, и они всегда будут стоять за тебя горой.

— Я и не замечала раньше, как много горя и страданий вокруг. — Дафна задумалась, и нежное лицо ее омрачилось. — Эта несчастная миссис Янг ухаживает за мужем, который умирает от туберкулеза, а у самой, по ее словам, порок сердца и рак желудка. А старуха Колхун — ведь ей уже, верно, за восемьдесят — полуслепая, всю скрючило от ревматизма, а еще растит четверых детей, оставшихся после Мейбл. Вчера она сказала мне, что Джека бросила жена и он привел к ней своего сынишку, чтобы она за ним присматривала. «Но это же ужасно, миссис Колхун, — говорю я. — Можно ли так работать в вашем возрасте?» — «Какая разница, моя милая, — отвечает она. — Мне уж так мало осталось жить, что больше работы, меньше работы — не все ли равно».

Эйли нахмурилась.

— Надо зайти поглядеть — нельзя ли чем-нибудь помочь.

— А миссис Тюдор… — Эйли видела, что Дафне хочется поделиться тем, что вдруг открылось ей в жизни окружающих ее людей. — Ее единственный сын потерял рассудок, когда был на фронте, и теперь смеется идиотским смехом день и ночь! Она боится оставить его одного хотя бы на минуту. Уже невесть сколько лет почти не выходит из дому, все ухаживает за своим Полем, и сама стала как безумная — худая, страшная, словно привидение. А миссис Стаббс поехала на прошлой неделе в Кулгарди хоронить свою мать; вернулась домой и узнает, что муж лежит в больнице. Ему отрезало обе ноги — несчастный случай на руднике.

Эйли начинала опасаться, что горе и страдание, которые Дафна увидела вокруг себя, подействовали на нее слишком угнетающе.

— А про миссис Мак-Нэб ты забыла? — спросила она шутливо. — Она приходила сегодня утром жаловаться на неслыханное поведение коз миссис Колхун: они вечно залезают к ней в сад! А ее сыночек Фрэнки — это ее младший, она живет теперь с ним вдвоем — спутался, по ее словам, с какой-то жирной ленивой бабищей, у которой четверо детей! Муж этой особы того и гляди нагрянет домой из Вилуны, устроит скандал и посадит свою супругу и всех своих четырех сорванцов Фрэнки на шею! Миссис Мак-Нэб нисколько не сомневается, что именно так и будет.

— Вот беда! — Дафна рассмеялась, но взгляд ее был задумчив. — Как ты только можешь так держаться, мама, и быть веселой, я просто не понимаю!

— А что же еще остается делать? — смеясь, отвечала Эйли. — Надо ведь и пошутить порой, а главное — не терять надежды, иначе все эти страдания, которые видишь вокруг, придавят тебя к земле. Твой отец говорил, что он не может надивиться героизму простых людей. И потому, что кругом так много горя и мук и мы так мало можем сделать, чтобы облегчить их, я стараюсь смотреть вперед и призываю людей сплотиться, чтобы построить новую, лучшую жизнь.

— Ах, мамочка! — воскликнула Дафна. Взгляд ее светился любовью и тем особым чувством доверия, которое так окрепло между ними за последнее время. — Если бы я могла быть такой, как ты!