Онлайн чтение книги Когда людоед очнется L'Absence de l'ogre
51

Кроме книги Болодино Лола принесла бутылку и три бокала. Один она протянула садовнику

— Я не большой любитель шампанского, мадам Лола.

— Постарайся, Ромен, это ритуал, а не дегустация.

Третий бокал она поставила на фамильный склеп Жибле де Монфори и произнесла тост:

— За тебя, Юпитер.

Ромен последовал ее примеру:

— За тебя, сынок.

Они помолчали.

— Вы думаете, он так уж любил пузырьки, мадам Лола?

— Да нет. Не его вина, что всегда находилась женщина, готовая угостить его шампанским.

Лола с наслаждением вдохнула аромат штокроз, от ночной росы ставших еще душистее. А потом объявила, что у нее набралась целая тачка вопросов насчет теплицы. Ромен пустился в долгие, не слишком внятные объяснения, но ей все же удалось разобраться, что к чему.

Давным-давно было известно, что Луи-Гийом — необыкновенный ботаник. Один из сорвиголов, бросавших вызов океанам, лихорадкам, туземным тесакам и голландским мечам, чтобы принести в дар человечеству необычные растения, которые таит в себе планета. Известно, что растения, подобно людям, могут быть более или менее благотворными. И также ведомо, что некоторые, особые виды растений бывают смертоносными.

Брэд Арсено знал об этом от матери, страстно преданной садоводству и ботанике. Ирен Морен успела посвятить сына в тайны кизила, легенды кипарисов, смокв, кедров, аукумеи, гевеи, — словом, во все секреты зеленого царства. Побывав в теплице, Брэд объяснил Ромену, что красивое дерево с густыми ветками, звездчатыми листьями и белыми пахучими цветами далеко не безобидно. Дерево Cerbera odollam, известное от Индонезии до Индии, несмотря на смешное название понго-понго, данное ему малайцами, таит в своих семенах смертельный яд, который очень трудно распознать. Чтобы скрыть его вкус, достаточно подмешать его к острому блюду. От этой отравы погибли тысячи людей, в том числе множество женщин. Их сердца остановились, по-видимому, самым естественным образом. Убийцы были трусами, но не глупцами. Они доверяли понго-понго устранение супруги, ставшей им в тягость: слишком старой, слишком толстой, слишком влюбленной в другого, а то и невестки, недостаточно богатой или неспособной рожать мальчиков. Это дерево распахивало врата загробного мира и закрывало их быстро и бесшумно.

Тогда Брэд предостерег Ромена. Но Ромен только плечами пожал. Некоторые были господами пряностей, а он — всего лишь господин теплицы. Он владеет ключом от нее. И считает себя ее хранителем. Там, на небесах, Луи-Гийом Жибле де Монфори рассчитывает на него. От его сада и так мало что осталось. И речи не может быть о том, чтобы вырвать еще одно растение, разобрать цветник, а уж тем более срубить дерево. Редкое дерево, привезенное издалека и так давно. Пусть и опасное, но что ни говори, не такое опасное, как тигр. Надо просто держаться от понго-понго подальше, и оно никому не навредит.

— К тому же ты не читал книгу Болодино.

— Нет. Болодино знал о дереве?

— Он, как и ты, узнал от Брэда. Наконец-то мне удалось поймать его по телефону. Благодаря понго-понго Болодино обнаружил, что у него в руках сенсационная история, интересная любому читателю.

— Выходит, сестра Маргарита тоже знает?

— Скажем, она, как и ты, закрывала на это глаза. Не надо срубать понго-понго. Не следует разрушать творение Луи-Гийома. А ведь именно это дерево сделало ботаника убийцей.

— В самом деле?

— Это догадка Болодино. Он утверждает, что мало-помалу ревность испепелила сердце Луи-Гийома. Дворянин, который приносил свои знания на алтарь жизни, сбился с пути. Он вдруг вспомнил, что в каждом райском саду кроется ядовитая змея. Я прочту тебе отрывок из дневника Луи-Гийома, который он вел во время своего великого путешествия с Бугенвиллем:

— Семенами Луи-Гийом отравил своего соперника Аршамбо?

— Ну конечно. И, как он рассчитывал, Аршамбо умер незаметно. У него не было обычных симптомов отравления, известных в те времена. Современники, разумеется, решили, что у него сдало сердце. То же случилось и с Юпитером. История повторилась. Но на сей раз умер один из Жибле де Монфори.

— По-вашему, выходит, это я виноват в смерти Юпитера?

— Мы все виноваты. Даже если отраву подложила Хатч. Она усвоила привычку утолять жажду, голод и прочие потребности Юпитера. Анализы содержимого желудка ничего не дали. Поскольку, чтобы обнаружить этот специфический яд, нужно знать, что искать.

— А мадам Хатчинсон знала, что скрывается в теплице?

— Полагаю, она читала американский перевод «Господина пряностей». Хатч хотела знать все, что касается «Толбьяк-Престиж». В знании она видит животворный сок, и она права. Я преподнесу свою версию майору Дюгену и его команде. Очень надеюсь, что они найдут для нее наилучшее применение. В целом я им доверяю.

— Значит, мадам Хатчинсон входила в мою теплицу, чтобы украсть семена понго-понго, а я ничего не заметил.

— Ты уверен, что ничего не заметил?

Для храбрости он пригладил себе бачки:

— Сказать по правде, я знал, что кто-то взломал дверь…

— И что же?

— А то, что я постарался забыть об этом. Живя в саду, перестаешь прислушиваться к тому, что делается в мире.

— Да, я понимаю.

— Скважина немного погнулась. Вот я ее и заменил, не поднимая шума. Я подумал, что туда наведывались художники. У них чудные идеи, но вникать в них мне не хотелось. Все эти безобразники были влюблены в сад Луи-Гийома. Все мечтали насладиться его красотой и покоем. Он привлекал их еще больше оттого, что сестра Маргарита запрещала в него входить.

— Ты подумал, что, как и все другие деревья, Cerbera odollam навсегда сохранит свою тайну, будет дышать себе потихоньку и никогда никому не причинит зла. Это тебе пришло в голову сделать фальшивую этикетку? Bulua clempendris? Разве не так?

— Или Culua belendris, я и сам не помню.

— Какая разница.

— Я подумал, что пока у этого дерева нет имени, оно безопасно. Ваши глаза полны слез, Лола.

— Как и твои.

— Только я не умею плакать. А вы вот-вот расплачетесь.

И Лола расплакалась. Горячие слезы лились откуда-то изнутри и скатывались у нее по щекам посреди темных остатков сада Луи-Гийома. Она достала из сумки платок и спросила:

— Тебе неприятно, что я плачу?

— Да нет, мне неприятно, что я не могу плакать вместе с вами. Я воспитан в те времена, когда мужчины не плакали. Разве что на войне. Понимаете, мои слезы сдерживает прочная плотина воспитания.

— Понимаю. Но когда мы допьем бутылку, ты расплачешься.

— Обещаете?

— Обещаю.

— Как жаль, что Брэд не может составить нам компанию. Мы могли бы исполнить ритуал вместе с ним.

— Я рассчитываю повторить его вместе с Брэдом.

— Правда?

— Да, но только с бутылкой газировки.

— Так-то оно лучше, Лола. А с вашей подругой-блондинкой и ее собакой вы будете исполнять ритуал?

— Это не так просто.

— Почему?

— Зигмунд не любит гулять по ночам, а с Ингрид дурно обошлась животворная сила второго дыхания.

— Вы бы мне рассказали, что к чему.

Проще простого, подумала Лола, берясь за бутылку шампанского. Впереди весенняя ночь, она ласкает и баюкает нас ароматами своих пряностей и наших воспоминаний. Она приносит нам облегчение.

— Непременно, потому что лучше страдать от угрызений совести, чем от сожалений, Ромен.

— Вы так считаете?

— В общем-то да. А в отношении любви я просто уверена…