Онлайн чтение книги Везунчик Джим Lucky Jim
Глава 15

— Давайте сначала проверим окна, — предложил Диксон, обозрев темный дом. — Незачем афишировать наш приезд — вдруг Уэлчи уже вернулись. Наверняка вернулись — они не любят допоздна развлекаться.

— Разве им не надо будет подождать Бертрана — все-таки они на машине?

— Может, они на такси. В любом случае я нарываться не хочу.

Они прокрались во двор, налево от дома. В темноте какая-то штуковина ловко саданула по голени, Диксон шепотом выругался. Кристина хихикнула, явно прижимая ладони ко рту. За несколько минут глаза успели привыкнуть к темноте; Диксон задействовал и пальцы и идентифицировал штуковину как водопроводный кран в фанерном коробе, расколотом и расшатанном либо только что, либо неумелой парковкой. Диксон промурлыкал пару тактов песенки про Уэлча и сказал Кристине:

— Порядок. Вон у них французское окно. Попробуем — может, открыто.

На цыпочках, оглушительно шурша прошлогодними листьями, Диксон прокладывал путь. Так и знал: даже шпингалеты не задвинуты. Диксон заколебался — старшие Уэлчи небось уже дома, и возможно ли, чтоб Уэлч не имел какого-нибудь имбецильского хобби вроде высматривания зеленых человечков или медитаций по системе йогов — одним словом, требующего сидения в темной комнате? С ужасом вообразил масштабы и продолжительность гримасы святого недоумения при виде Диксона и Кристины, бесшумно материализующихся из мрака.

— Открыто? — в самое ухо спросила Кристина. Шепот у нее был совсем девчачий — проявились «телефонные» характеристики.

— Вроде да.

— Тогда чего мы стоим?

— Сейчас. Ага, вот оно. — Диксон чуть надавил на раму, отодвинул портьеру и шагнул в комнату. Остальные портьеры были плотно задернуты, комната напоминала герметично закрытый резервуар. Диксон вытянул руки и пошел, и шел до тех пор, пока неопознанный предмет не добавил ему по ушибленной голени. Необъяснимым образом Кристина и Диксон повели себя как при первом ударе. Диксон двигался по стенке, наконец нащупал выключатель.

— Я включу свет? Вы не против?

— Не против.

— Секунду.

Диксон щелкнул выключателем и инстинктивно отвернулся. Комнату залил свет. Отворот буквально бросил Диксона к Кристине. Они смотрели друг на друга, улыбаясь и моргая; их лица были на одном уровне. Ее улыбка уступила место смущению. Глаза сузились, губы шевельнулись; она повела плечами. Диксон отступил на шаг, а потом очень медленно, чтобы Кристина успела, если пожелает, тоже отступить, обнял ее. Она дышала как-то в себя, без выдохов, и выдохнула, только когда он сомкнул объятие. Несколько секунд он целовал ее, не прижимая к себе; губы у нее были сухие, скорее твердые, нежели податливые, и очень теплые. Наконец она сделала шаг назад. При ярком свете она казалась почти призрачной, помещенной в комнату посредством фотомонтажа. А Диксон словно бежал со всех ног к автобусу, у цели же едва не был сбит машиной. Он только и сумел выдавить: «Мне очень понравилось» — да и то с какой-то явной наигранностью.

— Приятно слышать.

— Ради этого стоило слинять с бала.

— Да. — Она отвернулась. — О, нам повезло. Интересно, кто здесь такой заботливый.

На круглом столике стоял поднос с чашками, оплетенной бутылью и печеньем. Диксона начинало покачивать и потряхивать; при виде подноса он ожил. Теперь можно пробыть с Кристиной еще минимум четверть часа.

— Кто бы это ни был, спасибо ему.

Через минуту они уже сидели рядышком на кушетке.

— Лучше пей из моей чашки, — сказала Кристина. — Незачем им знать, что ты тут был. — Она налила кофе, отпила чуть-чуть и передала чашку Диксону.

Этот жест Диксон расценил как особую форму близости, венчающую вечер, даже как некий ритуал. Ему вспомнилась греческая — а может, латинская — цитата на тему, что даже Бог не в силах аннулировать исторический факт. Славно было считать цитату относящейся и к историческому факту питья из ее чашки. Он протянул ей тарелку с печеньем, и она взяла две печенки, чем навела Диксона на мысль о Маргарет. Маргарет ни за что не стала бы есть в «такой момент» — куда как легкий способ продемонстрировать, что выходишь из ряда вон, — и с этой же целью всегда пила черный кофе. Зачем? Ее что же, в сон клонило все время? Вроде нет. Диксон обнаружил, что думает о Маргарет без страха; ощущение ему понравилось — он почти обещал себе послать Гор-Эркарту коробку «Балканского собрания» (двадцать пять штук, смесь — «русская императорская») за непреднамеренное отвлечение Маргарет, в результате которого удался план с такси. Затем оставил эти фантазии, опознав в них желание бежать мысли о продолжении с Кристиной, о необходимости выжать максимум из своего преимущества — если, конечно, он хочет удержать позиции. Они сидели так по-домашнему, уютненько, а сердце между тем у Диксона прыгало. В то же время брезжила надежда, и все устойчивее: да, у него нет карты этих вод, однако многократно подтверждено: именно тот, кто плавает без карты, обычно дальше всех и заплывает.

— Ты мне ужасно нравишься, — сказал Диксон.

В ее ответе и теперь слышался хруст крахмального воротничка:

— Не может быть. Ты слишком плохо меня знаешь.

— Достаточно, чтобы не сомневаться в своих чувствах.

— Мне приятно, что ты так говоришь, только имей в виду: ты знаешь мало, а на самом деле и знать особо нечего. Насчет духовных глубин — это не ко мне.

— Не верю. Впрочем, даже если и так — это ничего не меняет. Мне хватит и того, что я успел узнать.

— Предупреждаю: до добра это не доведет.

— Да почему?

— Во-первых, потому что я не умею с мужчинами.

— Ой, Кристина, только не надо прибедняться. Девушка с твоими данными может любого заполучить.

— Я уже говорила: мужчины, которым я нравлюсь, надолго не задерживаются. А я ищу, ищу — и все что-то не то…

— Чепуха. Вокруг полно адекватных мужчин. Даже в нашей преподавательской с полдюжины найдется. По крайней мере пара-тройка. Ну, как минимум…

— Вот видишь. Я права.

— Ладно, не будем об этом. Лучше скажи, на сей раз ты долго прогостишь?

— Несколько дней. У меня отпуск.

— Отлично. Когда мы сможем сходить куда-нибудь?

— Джим, не глупи. Как это я с тобой куда-то пойду?

— Обыкновенно, Кристина. Скажешь, дядя Джулиус позвал. Насколько я понял, он всегда тебя подстрахует.

— Хватит, Джим. Это неправильно. Мы оба несвободны.

— На эту тему будем заморачиваться, когда получше друг друга узнаем. Пока рано.

— Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Я здесь в гостях, меня Бертран пригласил, и я — его де… В общем, я с ним. Неужели ты не понимаешь, как это было бы гадко с моей стороны?

— Не понимаю — потому что Бертрана терпеть не могу.

— Сути дела это не меняет.

— Еще как меняет. Типам вроде него я не уступаю. Принципиально.

— Предположим. А как же Маргарет?

— Да, Кристина, в проницательности тебе не откажешь. Только Маргарет не имеет на меня никаких прав.

— Разве? А ведет себя, будто имеет.

Диксон задумался. Тишина стала пронзительной. Диксон повернулся, посмотрел Кристине прямо в лицо и сказал уже мягче:

— Слушай, Кристина. Давай поставим вопрос иначе. Ты бы хотела пойти со мной? Если бы не было ни Бертрана, ни Маргарет? Ну, хотела бы?

— Ты же знаешь, что да, — сразу ответила Кристина. — А почему, ты думаешь, я позволила умыкнуть себя с бала?

— Да, действительно…

Диксон взглянул на нее, она ответила взглядом. Ее подбородок был слегка вздернут, рот приоткрыт. Диксон обнял ее одной рукой за плечи и склонился к аккуратной белокурой головке. Теперь они целовались откровеннее. Диксону казалось, его бросили в темное, наполненное испарениями ущелье, где воздух слишком тяжел, отчего кровь разжижается и пульс редкий, вялый. Кристина дрожала; в контакте с его телом были только ее плечи. И грудь — одна, ибо Кристина сидела боком — вжималась в его солнечное сплетение. Диксон выпростал руку, положил ладонь ей на другую грудь. Дрожь сразу унялась. Рот больше не получал отклика, Кристина замерла у Диксона в руках. Он понял, передвинул ладонь ей на голое плечо и отпустил ее. Ее улыбка вызвала головокружение куда более сильное, чем поцелуй.

Диксон молчал, и Кристина сама заговорила:

— Хорошо, я с тобой встречусь, хоть это и подло. Куда пойдем?

Диксон почувствовал себя человеком, которому прямо на церемонии вручения ордена «За заслуги» сообщают, что он также выиграл в лотерею миллион.

— В городе есть довольно уютная гостиница. Мы могли бы там поужинать.

— Нет, на вечер лучше не будем планировать, если ты не против.

— Почему?

— Просто не будем, и все. А то ужин повлечет за собой спиртное, а я…

— А что плохого в спиртном?

— Ничего. Только давай пока не будем пить вместе. Пожалуйста.

— Как скажешь. А на чай ты согласна?

— На чай согласна. Когда?

— Понедельник подойдет?

— Нет, в понедельник не могу: Бертран пригласил гостей, хочет меня познакомить. Давай во вторник.

— Во вторник так во вторник. В четыре часа. — Он стал объяснять, как добраться до гостиницы, и почти уже объяснил, когда послышался знакомый — и нарастающий — грохот автомобиля. — Господи, это они! — Диксон инстинктивно перешел на шепот.

— Что будешь делать?

— Подожду, пока дойдут до парадной двери, и выскочу в окно. А ты за мной закроешь.

— Ладно.

Автомобиль зашуршал по подъездной аллее.

— Ты дорогу к гостинице запомнила?

— Не волнуйся, буду в четыре как штык.

Они подошли к окну и обнимались, пока мотор, вдоволь нагрохотавшись, не замолк, а шаги не стихли.

— Кристина, спасибо за восхитительный вечер.

— Спокойной ночи, Джим. — Она прижалась к нему; последовал короткий поцелуй. Вдруг она отскочила и со словами «подожди секунду» бросилась к своей сумочке.

— В чем дело?

Кристина вернулась и сунула ему фунтовую купюру:

— Это за такси.

— Не ставь меня в неловкое по…

— А ты не спорь — сейчас Уэлчи явятся. Там небось уже на кругленькую сумму накапало.

— Но…

Она запихнула деньги ему в нагрудный карман, хмурясь, поджимая губы и левой рукой отмахиваясь от возражений, — точно так же тетка совала маленькому Диксону яблоки и сласти.

— У меня, кажется, доходы повыше твоих, — сказала Кристина, подтолкнула Диксона к окну, и в этот самый момент едва ли не за дверью раздался голос, пронзительный, как у маньяка. — Скорее. До вторника. Спокойной ночи.

Диксон выскочил, успел поймать воздушный поцелуй, пока Кристина закрывала окно. Потом обрушилась портьера. Небо несколько прояснилось, дорогу видно. Диксон поспешил к шоссе. Никогда в жизни он не был таким усталым.