Онлайн чтение книги Нескромные сокровища
Глава двадцать шестая. Десятая проба кольца. Болонки

Мангогул немедленно же перенесся к Гарии; по своей привычке говорить в одиночестве, он так рассуждал сам с собой: «Эта женщина всякий раз ложится спать со своими четырьмя комнатными собаками; либо сокровища ничего не знают об этих животных, либо ее сокровище кое-что расскажет мне о них; ведь, слава богу, всем известно, что она любит своих собак до обожания».

Оканчивая этот монолог, он очутился в вестибюле Гарии. Он уже предчувствовал, что она отдыхает в своей обычной компании. Это были: маленькая болонка, датский дог и два мопса. Султан вынул табакерку, задал себе две понюшки испанского табаку и приблизился к Гарии. Она спала, но собачонки, у которых слух был насторожен, услыхали какой-то шум, залаяли, и она проснулась.

– Молчите, детки, – сказала она им таким нежным тоном, что можно было заподозрить, будто она говорит со своими дочками. – Спите, не тревожьте меня и самих себя.

В свое время Гария была молода и красива; у нее были любовники соответствующего ранга, но они исчезли еще скорее, чем прелести. Чтобы утешиться в своем одиночестве, она ударилась в какую-то причудливую роскошь, и ее лакеи были самыми элегантными в Банзе. Время шло, она все старилась. Годы вызвали у нее реформу; она ограничила свой штат четырьмя собаками и двумя браминами и сделалась образцом чопорности. В самом деле, ее не могло коснуться даже самое ядовитое жало сатиры, и уже более десяти лет Гария мирно наслаждалась репутацией добродетели и своими животными. Было известно, что Гария испытывает повышенную нежность к болонкам, и нельзя было заподозрить, что ее хватит на долю браминов.

Гария повторила свою просьбу животным, и они имели любезность послушаться. Тогда Мангогул коснулся рукой своего перстня, и престарелое сокровище начало рассказывать о своем последнем приключении. Его первые похождения происходили так давно, что оно едва о них помнило.

– Удались, Медор, – сказало сокровище хриплым голосом. – Ты меня утомляешь. Я предпочитаю Лизетту, я нахожу ее более нежной.

Медор, которому был незнаком голос сокровища, продолжал свое дело. Но Гария, просыпаясь, сказала:

– Убирайся же, маленький негодяй, – ты мне не даешь отдохнуть. Иногда это и хорошо, но сейчас, право, слишком.

Медор удалился, Лизетта заняла его место, и Гария опять заснула.

Мангогул, приостановивший на несколько минут действие кольца, снова повернул алмаз, и древнее сокровище, глубоко вздохнув, продолжало болтать.

– Ах, как я огорчено смертью большой левретки! Это была прелестнейшая в мире маленькая женщина, самое ласковое создание, она не переставала меня забавлять. Сколько ума и нежности! Вы настоящие животные по сравнению с ней! Этот негодяй убил ее… Бедная Зензолина! Как только подумаю о ней, слезы навертываются на глаза… Я думало, что моя хозяйка умрет от огорчения. Два дня она ничего не пила и не ела. У нее в голове мутилось. Судите о ее горе. Ни духовник, ни друзья, ни болонка не смели ко мне приближаться. Прислужницам был отдан приказ под страхом увольнения не допускать супруга в ее апартаменты. «Это чудовище лишило меня Зензолины, – восклицала она. – Пусть он не приходит, я больше не желаю его видеть».

Мангогул, которого брало любопытство узнать обстоятельства смерти Зензолины, усилил магнетическое действие перстня, потерев его о полу своего камзола, затем направил его на Гарию. Сокровище продолжало:

– Лишившись первого мужа, Рамадека, Гария влюбилась в Сендора. Этот молодой человек был высокого рода, беден, но обладал одним качеством, которое очень нравится женщинам и которое после болонок было всего более по вкусу Гарии. Нищета победила отвращение Сендора к возрасту и собакам Гарии. Двадцать тысяч экю годового дохода примирили его с морщинами хозяйки и с необходимостью терпеть болонок. Он женился на ней.

Он льстил себя надеждой, что возьмет верх над животными благодаря своим талантам и любезности и ему удастся навлечь на них опалу с первых же дней его царствования. Но он ошибся. Через несколько месяцев, считая свое положение упроченным, он решился поставить на вид хозяйке, что собаки в кровати для него далеко не такая приятная компания, как для нее, что смешно иметь больше трех псов и что допускать на брачное ложе больше одного зараз значит превратить это ложе в конуру.

«Советую вам, – ответила Гария сердитым тоном, – обращаться и впредь ко мне с подобными речами. В самом деле, как это к лицу несчастному гасконскому дворянину, которого я извлекла из конуры, негодной для моих собак, изображать из себя неженку! Вероятно, вам специально душили простыни, мой милый, когда вы жили в меблирашках. Знайте же раз навсегда, что собаки гораздо раньше вас вступили в обладание моим ложем, и вы можете убираться отсюда, если не желаете разделять его с ними».

Декларация была очень определенной, и собаки остались хозяевами положения. Но вот однажды ночью, когда мы все спали, Сендор, повернувшись, нечаянно толкнул ногой Зензолину. Левретка, не привыкшая к такому обращению, укусила его в ляжку, и хозяйка была тотчас же разбужена криками Сендора.

«Что с вами, сударь? – спросила она его. – Можно подумать, что вас режут. Вам приснилось что-нибудь?»

«Меня терзают ваши собаки, сударыня, – отвечал он. – Ваша левретка только что выела у меня кусок ляжки».

«Только и всего! – заметила Гария, переворачиваясь на другой бок. – Стоит шуметь из-за таких пустяков!»

Задетый этими словами, Сендор спрыгнул с кровати, поклявшись, что он не ляжет на нее, пока оттуда не будет изгнана свора. Он прибег к помощи их общих друзей, чтоб добиться изгнания псов, однако все они потерпели неудачу в этих серьезных переговорах. Гария им отвечала, что Сендор – ветрогон, которого она извлекла с чердака, где он жил с мышами и крысами; что ему не подобает разыгрывать привередника; что он спал все ночи напролет; что она любит своих собак; что они ее забавляют; что она привыкла к их ласкам с самого раннего детства, и что она решила не расставаться с ними до самой смерти.

«Передайте ему еще, – продолжала она, обращаясь к посредникам, – что если он не покорится моей воле, он будет об этом жалеть всю жизнь; что я уничтожу дарственную запись, которую сделала на его имя, и прибавлю эти деньги к сумме, какую оставлю на содержание моих дорогих деток».

– Между нами говоря, – прибавило сокровище, – этот Сендор был, конечно, круглым дураком, раз он воображал, что ради него сделают то, чего не могли добиться двадцать любовников, духовник, исповедник и целая серия браминов, которые даром потратили на это свою латынь. Между тем, всякий раз как Сендор встречался с нашими животными, на него находили приступы ярости, которые он с трудом сдерживал. Однажды несчастная Зензолина попалась ему под руку. Он схватил ее за ошейник и вышвырнул в окно; бедное животное разбилось насмерть. Ну и задали же тогда шуму. Гария с пылающим лицом, с глазами, полными слез…

Сокровище собиралось повторить уже рассказанное им раньше, ибо сокровища охотно впадают в повторения, но Мангогул пресек его речь. Однако молчание не было продолжительным. Решив, что болтливое сокровище уже сбито со следа, государь вернул ему способность речи, и пустомеля, разразившись смехом, продолжало как бы припоминая:

– Между прочим, я забыло вам рассказать, что случилось в первую брачную ночь Гарии. Много смешного приходилось мне видеть на моем веку, но ничто не может с этим сравниться. После торжественного ужина супругов ведут в их апартаменты; все удаляются, кроме горничных, которые раздевают госпожу. Вот она раздета. Ее укладывают в кровать, и Сендор остается наедине с ней. Заметив, что более проворные, чем он, болонки, мопсы и левретка завладевают его супругой, он сказал:

«Позвольте мне, сударыня, немного отстранить этих моих соперников».

«Мой милый, делайте, что сможете, – отвечала Гария, – а у меня, право, не хватает мужества их прогнать. Эти зверушки так привязались ко мне, и уже давно у меня нет другой компании, кроме них».

«Может быть, – продолжал Сендор, – у них хватит любезности уступить сегодня место, которое подобает занимать мне».