Онлайн чтение книги Плащ и шпага
19. Что бывает за стеной

В ту минуту, как Коклико пустился бежать дальше, держась поближе к стене, Югэ заметил вдали свет факелов гнавшегося за ними отряда полиции. Шум голосов уже доходил к нему. Он отпустил руки и упал без шума на мелкий песок аллеи. Прежде всего он осмотрелся кругом. Всюду — мертвая тишина, только ветер шумел голыми ветками. Подумав с минуту, он вступил в пустынную аллею, перешел через лужайку, в середине которой тихо журчал прозрачный фонтан, и вдали в смутной тени з террасой, на которой стояли на на мраморных подножьях белые призраки нескольких статуй, увидел величественную массу отеля, широкий фасад которого и крыльцо с двойным всходом слабо выделялись из мрака.

— Черт возьми! — сказал он себе, — я как-будто узнаю этот отель.

Он вошел в скрытую аллею, которая вела прямо к террасе. Не прошел он ещё половины этой аллеи, как увидел, что навстречу ему идет женщина в светлом платье, раздвигая ветки и ступая неслышными шагами, как ящерица в траве.

— Это вы, Паскалино, спросила она слегка дрожащим голосом.

— Не знаю, я ли Паскалино, но знаю хорошо, что вы мне нужны, чтобы выбраться отсюда, — отвечал Монтестрюк.

Незнакомка слабо вскрикнула и пустилась бежать. В три прыжка Югэ догнал её и принял в свои объятия полубесчувственную от страха.

— Ах! Я умираю! — прошептала она.

— Нет еще! — сказал он, целуя её в шею.

Незнакомка очнулась и, смягчаясь, продолжала:

— А я приняла было вас за вора, как легко можно иногда ошибиться!

Она поглядела на него сбоку, желая рассмотреть в темноте лицо и усы, коснувшиеся её шеи. Не совсем ещё придя в себя, она опиралась на его руку.

— Где я? — спросил Югэ.

— У принцессы Мамьяни.

— У принцессы Мамьяни! Ты просто очаровательна, а если хочешь доказательств, то вот они.

И он опять поцеловал её, но в этот раз уже в обе щеки.

Субретка скорчила скромную мину и прошептала, улыбаясь:

— Однако не следовало бы, может быть, доказывать мне это так близко.

— А если ты хочешь, чтобы я перестал, прекрасная Хлоя, проводи меня поскорее к принцессе.

— Так вы знаете, как меня зовут? Ну теперь я понимаю, отчего сейчас…

— Хочешь, чтобы я опять начал?

— Нет, пожалуйста! Скажите мне только, кто вы такой?

Югэ взял её за руку и вывел из под зеленого свода аллеи.

— Посмотри-ка на меня!

— Граф де Монтестрюк! — воскликнула она.

— Он самый. Что же, теперь ты проводишь?

Субретка ответила легким поклоном и пошла прямо к террасе.

— Вот приключение! — говорила она. — Признайтесь, однако, граф, ведь я хорошо сделала, что пошла сегодня вечером гулять по саду?

— Я очень благодарен за это Паскалино.

Хлоя покраснела и, ускорив шаги, отперла маленькую дверь бывшим у неё в кармане ключом.

Пока все это происходило в саду принцессы Мамьяни, Коклико полетел было сначала птицей, спасаясь от дозора, но лишь только он обогнул стену, за которой исчез Югэ, и оглянулся кругом, чтобы решить, куда бежать дальше, как вскрикнул от удивления, узнав отель принцессы.

— Черт возьми! Как случай то славно распорядился! Значит, мы здесь на своей почве, ну тут и останемся!

В эту минуту он увидел тряпичника с плетушкой за спиной и с фонарем в руке, только что вышедшего на эту улицу. Он кинулся прямо к нему.

— Сколько ты хочешь, приятель за все твое добро?

— За все?

— За все.

— Да вы, видно, лакомка! — отвечал тряпичник, поставив плетушку на столбик. Три экю и шесть ливров. Может быть, слишком дорого?

— Согласен на три экю! Поскорей только давай сюда казакин и крючок!

Тряпичник, находя сделку выгодной, не стал терять времени и в одно мгновение снял свое заплатанное платье, а Коклико надел его поверх своей одежды. В каких-нибудь три минуты переодевание было закончено. Тряпичник ушел, позвякивая в руке своими тремя экю, а Коклико улегся у столбика, положив плетушку рядом. Как раз было пора: два солдата из дозора выбегали из-за угла.

— Эй! Ты с фонарем! Ты ничего не видал? — спросил один из них, толкнув Коклико ногой.

— Чего не видал? — спросил тоже Коклико, протирая глаза, будто его только что разбудили.

— Двух бегущих мошенников!

— А! Этих то? Да, видел! Незнаю, точно ли они мошенники, но у ребят ноги то куда как прытки: они бежали, что твои зайцы, один даже чуть не упал на меня, споткнувшись.

— А куда же они побежали?

— А вот туда! — отвечал Коклико, указывая именно в противоположную сторону. Э! Да они, должно быть, теперь далеко ушли… На набережной, чего доброго!

— Ну, так значит попались: там есть наши.

— Я так и думал, — сказал себе Коклико.

Оба солдата побежали к реке, а новый тряпичник закрыл глаза:

— Ну! Теперь не мешает и заснуть.

Мы оставили Югэ у маленькой двери, ключ от которой, был в кармане предусмотрительной Хлои. Она ввела Монтестрюка в длинную галерею, в конце которой в дверную щель виднелся свет.

— Подождите здесь, — сказала она, — я сейчас вернусь, не знаю, нет ли кого у принцессы. Стойте смирно.

Хлоя исчезла в потайную дверь, скрытую в деревянной обделке стены. Югэ осмотрелся кругом. В темноте он мог различит портьеры, портреты на стенах, зеркала в позолоченных рамах — все признаки богатства и роскоши: судьба привела его, значит, к даме с зелеными глазами. Но вздыхая от глубины души, он не мог не подумать, какой странный случай его привел опять к принцессе. Точно сама судьба толкала её к нему, и каждый раз в самую критическую минуту его жизни.

Вдруг в той стороне, где виднелась полоска света, растворились настеж двери и принцесса появилась в ярком свете соседней комнаты, быстро идя с протянутыми руками. Он пошел к ней навстречу.

— Вы! Вы! У меня, в такой поздний час? Какими судьбами? — спросила она, уводя его за собой.

Он очутился в огромной комнате, освещенной полсотней свечей и с широкими, стеклянными дверьми прямо на террасу. По мебели разбросаны были плащи, тюники, платья, кружева. Принцесса все ещё держала Югэ за руку и смотрела на него с беспокойством и восхищением.

— Надеюсь, что не несчастье какое-нибудь? — продолжала она. Вы были в саду… зачем? Сейчас мне послышались выстрелы. Ведь не в вас стреляли, не правда ли?

— Напротив.

И, раскрыв плащ, Югэ показал ей, что он весь пробит пулями.

— Ах, Боже мой! — сказала она, сложив руки.

— Не пугайтесь: в меня только целили, но не попали. Вы говорили о несчастьи? Не совсем так, но меня преследуют… и сильно преследуют, а в конце может быть и арест!

— Что вы! Под каким предлогом? Что вы такое сделали, в чем обвиняют вас?

Хлоя вошла перепуганная.

— Ах, я не знаю, право, что это такое. Там офицер из дозора и с ним четверо солдат, они выломали двери: офицер требует, чтобы его допустили осмотреть отель, уверяет, что сюда спрятался какой то обвиняемый, которого приказано схватить. Я едва успела убежать. Он идет вслед за мной.

В соседней комнате действительно послышались шаги.

— Скорее туда, — сказала принцесса, толкая его в следующую комнату: там моя спальня. Спрячьтесь в алькове. Клянусь, они не пойдут туда искать вас. А ты, Хлоя, скорее к туалету!

Югэ исчез. Принцесса стала перед Хлоей, которая схватила первое платье, готовясь подать ей.

Постучались в дверь.

— Войдите, — сказала принцесса.

Появился офицер со шпагой наголо.

— Это что значит? — спросила она высокомерно.

Увидев её, офицер снял шляпу.

— Извините, что я вхожу к вам ночью, но у меня есть приказ об аресте и я должен его исполнить.

— Очень хорошо! — возразила принцесса, — но какое может быть, хотела бы я узнать, между вашим приказом и моим отелем? Уж не меня ли вы явились арестовать?

— О, нет! Но одного господина, за которым мы гнались и который, по всей вероятности, скрылся именно сюда, под вашу крышу.

— А! А какое преступление совершил этот господин?

— Граф де Монтестрюк дрался на дуэли, что против законов и высочайших указов. И мало того, что он ранил, быть может, смертельно одного капитана, проливавшего кровь на службе его величества, но ещё ранил двух или трех солдат, посланных схватить его, и, следовательно, оказал неуважение правосудию. Убийство и бунт — вот его преступления. Тут дело идет о его жизни, так как его величество прежде всего повиновения его воле.

— А почему вы думаете, что граф де Монтестрюк спрятался в этом доме?

— На стене вашего сада нашлись свежие следы: наверху есть царапины от шпор. Я приказал внимательно осмотреть сад.

— Без моего разрешения?

— Дело было спешное: он мог ускользнуть от нас, а мне он непременно нужен и я добьюсь своего!

— Какое усердие! Можно подумать, право, что тут замешано немножко и ненависти.

— Да, я и в самом деле ненавижу графа де Монтестрюка.

— Его? А за что? Что он вам сделал?

— Мне то — ровно ничего, и я его даже не знаю.

— Ну?

— Но раненный им на дуэли капитан, может быть, не вынесет раны, а он отец мне. Не по крови, но я привязан к нему, как сын, узами вечной благодарности. Я обязан ему спасением жизни.

Принцесса Мамьяни вздрогнула: она имела дело не с простым солдатом, которого можно прогнать или подкупить, но с беспощадным врагом. Если отыщут Югэ, он пропал. Перед ней стоял высокий бледный молодой человек с выражением печали и решимости на лице. Виднелись следы долгой, мужественно вынесенной борьбы и какая то роковая печать страдания от самой колыбели.

Офицер помолчал с минуту, как бы подавленный жгучими воспоминаниями, принцесса смотрела на него внимательно.

— У меня было поручение в провинции, — продолжал он, — когда состоялась у них эта роковая дуэль. Как только я вернулся и узнал об исходе её, и всего какой-нибудь час назад мне донес нарочный о том, что произошло между графом де Монтестрюком и дозором. Я взял в руки все дело.

Только он кончил, появился солдат и, стукнув по ковру прикладом ружья, сказал:

— Поручик, я обошел весь сад и никого не нашел. Но наверное по нему прошел кто-нибудь всего несколько минут тому назад: на песке аллеи видны свежие следы сапог. Я проследил до первых ступенек террасы, а там следы пропали на плитах, но наверное кто то вошел в отель с террасы.

Поручик пристально посмотрел на принцессу и сказал:

— Вы слышите?

Положение становилось критическим. Принцесса ясно слышала тяжелое биение своего сердца и боялась, что офицер его тоже услышит. Взоры её блуждали по комнате и невольно скользили по двери, за которой скрылся Монтестрюк. Молчать дальше было опасно: волнение принцессы могло быть замечено офицером и тогда опасность очевидно усиливалась.

Хлоя подошла робко и, опустив глаза в замешательстве, сказала:

— Не угодно ли вам будет спросить у солдата не заметил ли он рядом со следами, которые довели его до террасы, других следов поменьше и в том же направлении, как будто двое шли рядом по саду?

— Правда, — отвечал солдат. — Два следа, один побольше, а другой поменьше, в самом деле идут рядом.

— Ну как ни совестно мне признаться, но я должна сказать, что это я оставила следы.

Принцесса вздохнула. Она охотно поблагодарила бы Хлою за вмешательство, но должна была притвориться удивленной.

— Вы? Что это значит?

— Я все расскажу, — продолжала субретка, не поднимая глаз и теребя пальцами конец ленты. Я сошла в сад, чтобы повидать кое-кого — я готова его и назвать, если прикажете, — и с ним вернулась в отель через маленькую дверь в галерее, открыв её вот этим ключом. Я едва смею просить о прощении, принцесса.

Все это было сказано с таким смущением и так натурально, что невозможно было не поверить: обмануться, впрочем, тем легче, что в нашем деле в признаниях служанки была наполовину правда.

— Я прощаю, — сказала принцесса, — именно за полную откровенность вашей неожиданной исповеди. Надеюсь, теперь господин офицер сам поймет, что его подозрение было совершенно неосновательно: искали следы беглеца, а нашли следы влюбленного. Сознайтесь, что в эти дела правосудию нечего мешаться!

Принцесса улыбнулась и начала шутить. Она ясно показала офицеру, что ему пора уйти. Тот ещё раздумывал, но вдруг, спохватясь, сказал:

— Я не могу не поверить искренности этого рассказа, но, к несчастью, на мне лежит суровый долг и я обязан его выполнить. Сад осмотрен, но сам отель ещё нет. Надо и его осмотреть.

— Пожалуй, — отвечала принцесса хладнокровно и решительно пошла к дверям, за которыми скрылся несколько минут назад граф де Монтестрюк, смело отворила их и продолжала, взглянув прямо в глаза офицеру:

— Здесь моя собственная комната. Можете войти, но когда я вернусь на родину во Флоренцию, я расскажу моим соотечественникам, как уважают в Париже права гостеприимства, которого ищут во Франции знатные дамы, и какую предупредительную вежливость здесь им оказывают.

Офицер призадумался.

— Что же вы не входите? — продолжала она. Вы сейчас застали меня за туалетом, который я готовлю для балета в Лувре. Немного позднее вы б ы меня застали в спальне, где все приготовлено для меня на ночь.

Слабый свет лампы в алебастровом шаре позволил поручику видеть через отворенную дверь поднятые занавески алькова, белую постель и разложенный на мебели ночной туалет. Он отступил на шаг назад.

— Итак, принцесса, вы никого не видели?

— Никого.

— Вы поклянетесь?

Принцессе показалось, что занавеска алькова колыхнулась, как будто невидимая рука готовилась приподнять её.

— Клянусь! — сказала она решительно.

— Я ухожу, — сказал офицер, кланяясь.

Теперь принцесса сама подошла к нему.

— Как вас зовут? Я хочу знать, по крайней мере, кого должна благодарить за такой деликатный поступок.

— Мое имя совершенно не известно, оно вам ничего не скажет: меня зовут Лоредан.

Он низко поклонился принцессе, подал знак своим людям идти за ним и вышел медленно, как бы оставляя неохотно дом, где он надеялся захватить убийцу своего отца.

Принцесса и Хлоя обе разом бросились к дверям, через которые вышел поручик. Наклонив голову вперед, они прислушивались к шуму удалявшихся шагов, сперва в передней, потом на лестнице. Не сводя глаз друг с друга, безмолвно, они считали, сколько ему ещё остается пройти, чтобы совсем уйти из дома. Шум все больше и больше слабел. Убедившись, что всякая опасность миновала, они облегченно вздохнули.

— Ах! — сказала Хлоя, — я до сих пор ещё дрожу. Я думала, что упаду, когда тот проклятый человек объявил, что станет осматривать весь дом!

— Знаешь, что без тебя он пропал бы! Ах! Я тебя никогда уж не отпущу, и выходи замуж, за кого хочешь!

Как только она отворила дверь из больших сеней послышался смешанный шум голосов.

— Что там еще? — спросила принцесса, пока Хлоя целовала ей руки. Кажется, опасности больше нет, а мне очень страшно! Пойди, посмотри, не задержало ли что-нибудь этого офицера. Если бы они взяли графа де Монтестрюка, я бы не пережила этого, понимаешь ли?

Хлоя быстро ушла. Оставшись одна, принцесса побежала в комнату, где был спрятан Югэ. Он только что раздвинул занавески, за которыми скрывался, она кинулась к нему.

— Ах! Спасен! Спасен! — вскрикнула она.

Слезы текли ручьями по её лицу.

— Признайтесь, вы хотели выйти, когда я поклялась, что никого не видела?

— Посмотрите сами, я уже вынул было шпагу! Они бы не взяли меня живым! Но подвергать вас необходимости лгать, вас и за меня!.. О! Эта мысль приводит меня в отчаяние!

— А мне что за дело? И как мало вы меня знаете! Я бы поклялась сто, тысячу раз, во всем, чего бы не потребовали, на евангелии, на распятии… не бледнея! Разве я не могла отступить перед чем бы то ни было, чтобы только вырвать вас у смерти?

В порыве страсти принцесса не помнила сама себя, глаза её сверкали, восторг сиял в её улыбке.

— Эта странная речь вас удивляет, — продолжала она, — и вы спрашиваете себя, быть может, отчего во мне столько усердия и столько огня?

— Да, отчего? — спросил он, не сводя с неё глаз.

Она схватила его за руку и увлекла в большую комнату перед спальней. При ярком огне свечей, освещавших её прекрасное лицо, бледная, взволнованная, подавленная страстью, но не опуская глаз, она сказала ему дрожащим голосом:

— Помните ли вы, как раз вечером, в замке в окрестностях Блуа, почти в ту самую минуту, когда ваша очарованная молодость готова была заговорить языком страсти с другой женщиной, вы вдруг почувствовали в темной галерее горячее дыхание уст, встретившихся с вашими?

— Как! Этот поцелуй?

— Я дала вам его… и ваши руки хотели схватить меня, но я убежала.

— Вы! Вы! Это были вы?

— Да, я! Ах! Я почувствовала, что этот связывает меня с вами навеки…какая я была тогда, такая же и теперь.

Ослепленный, очарованный, Югэ смотрел на это милое лицо, сиявшее огнем страсти. Зеленые глаза Леоноры сверкали. Он открыл рот, чтобы говорить, она положила ему руку на губы и продолжала:

— Ах! Не портите мне эту чудную минуту благодарностью! Я действую из одного эгоизма. Что сделали вы, чтобы внушить мне такую любовь? Ничего. Я полюбила вас с первой минуты, как увидела, сама не зная этого, не подозревая. Я думала, что это просто симпатия к вашей молодости и храбрости, потом любовь сказалась вдруг, внезапно. Я вся принадлежу вам. Я жила мыслями о вас, а между тем знаю, что вы мечтаете не обо мне!

Печаль разлилась по её лицу, огонь потух в глазах, и бессильная рука выпустила руку Югэ.

— Ах! Я безумная! — проговорила она.

Две слезы выкатились из её глаз; она уходила, он удержал её.

— За такую преданность можно отплатить только жертвой целой жизни! вскричал он. — Но чем она выше, беззаветнее, тем больше честь моя требует, чтоб я не употреблял эту преданность во зло. Нет! Я не могу принять от вас приют, не подвергая вас, быть может, таким же точно опасностям, какие грозят мне самому…

— Да, понимаю, — отвечала она с грустью. — Вам тяжело быть мне чем-нибудь обязанным! Вы не можете, вы не хотите быть мне благодарным, чтоб не похитить эту благодарность у другой! Вы хотите уйти от меня, уйти из этого дома, где мы с вами снова встретились. Убедитесь однако прежде, возможно ли это?

Она снова взяла его за руку и через целый ряд темных комнат привела привела в кабинет с одним окном, выходившим на главный фасад отеля. Она подняла занавеску и Югэ взглянул. У столбика спал тряпичник, а в нескольких шагах от проезда ходили взад и вперед два солдата из дозора.

— В этой стороне невозможно, не правда ли? — спросила принцесса. Посмотрим теперь в сад.

Они вошли в ту галерею, где уже был Югэ в первый раз, и по маленькой внутренней лестнице поднялись в башенку на углу отеля, откуда через слуховое окно видна была вся улица, вдоль которой тянулась стена сада. Двое часовых ходили с ружьем на плече.

— Поручик Лоредан отказался от осмотра отеля, — прибавила принцесса Мамьяни, — но не от надзора за ним. Попробуйте перепрыгнуть через эту стену! Разве вы хотите, чтобы та пуля, которая попадет в вас, поразила и меня в самое сердце?

— Что же делать? — вскричал он.

— Идти за мной! Слушаться меня! — отвечала она.

Она склонилась к нему, прижавшись к его груди, как будто уже чувствовала рану, о которой она говорила, и увлекла Югэ в ту комнату, где он сейчас скрывался. Биение её сердца, быстрые и тяжелые, отдались в нем, страсть овладела им и, наклонившись к пылающему лицу принцессы, он произнес:

— Я остаюсь!