Онлайн чтение книги Робин Гуд Robin Hood
V

Марианна и Мод уже месяц жили в замке Барнсдейл, и к прежнему образу жизни они должны были вернуться только полностью восстановив свои силы: читатель, вероятно, помнит, что обе молодые женщины стали матерями.

Робин Гуд не мог долго выносить отсутствие любимой супруги. В одно прекрасное утро он с частью своих людей обосновался в Барнсдейлском лесу. Уильям, который, естественно, последовал за своим атаманом, вскоре заявил, что подземное убежище, наспех сооруженное в окрестностях замка, куда лучше убежища в Шервудском лесу, и если в нем чего-то и не хватает для удобства обитания, то это с лихвой возмещается близостью к поместью Барнсдейл.

Итак, Робин и Уильям были чрезвычайно довольны переменой жилья, и еще двое наших старых знакомцев разделяли их чувства. Этих молодых людей звали Маленький Джон и Мач Кекл, сын мельника. Робин скоро заметил, что они оба постоянно и без видимых поводов отлучаются и ночью и днем. Это стало таким частым явлением, что Робин решил выяснить его причины; он расспросил кого мог, и ему рассказали, что его двоюродная сестра Уинифред очень любит прогулки, а потому просила Маленького Джона показать ей самые живописные уголки Барнсдейлского леса. «Прекрасно, — сказал Робин, — с Маленьким Джоном все ясно, а что же Мач?» Ему ответили, что мисс Барбара, разделяя интерес сестры к красотам природы, хотела вместе с нею погулять по окрестностям, но Маленький Джон проявил достойную всяческих похвал осторожность и заявил девушке, что ответственность за одну женщину и так достаточно велика, и потому он не может согласиться взять с собой двух и принять на себя сопряженные с этим обязательства. Вследствие этого Мач предложил спою защиту мисс Барбаре, и мисс Барбара согласилась. И теперь обе парочки бродили по лесу, по самым тенистым и таинственным его уголкам, и, ведя беседы Бог весть о чем, забывали полюбоваться красотами природы, на которые они пришли смотреть, и не обращали никакого внимания ни на старые корявые дубы, ни на раскидистые буки, ни на вековые вязы. И еще более странным было то, что обе парочки не только не уделяли должного внимания великолепию леса, но и постоянно уклонялись от торных троп, а потому встречались только у ворот замка, когда на вечернем небе проступали первые звезды.

Эти ежедневные прогулки объяснили Робину постоянное отсутствие обоих его товарищей.

Однажды вечером, после жаркого дня, когда подул освежающий ветерок, Марианна и Мод, об руку с Робином и Уиллом, вышли подышать душистым лесным воздухом на поляну, Уинифред и Барбара составили им компанию, а Маленький Джон и его неразлучный Мач следовали за сестрами как тени.

— Здесь хоть дышать можно, — сказала Марианна, подставляя ветру побледневшее лицо, — мне кажется, что в комнатах недостает воздуха, и мне не терпится снова очутиться в лесу.

— Значит, в лесу жить приятно? — спросила мисс Барбара.

— Да, — ответила Марианна, — там много солнца и света, много тени, много листьев и цветов!

— Мач говорил мне вчера, — продолжала Барбара, — что Шервудский лес намного красивее, чем Барнсдейлский; наверное, это просто чудо какое-то, ведь и здесь у нас есть прелестные места.

— Значит, Барбара, вы считаете, что Барнсдейлский лес очень красив? — спросил Робин, пряча улыбку.

— Очарователен, — живо ответила девушка, — здесь есть просто волшебные уголки.

— И какая же часть леса больше всего привлекает ваш взор, сестрица?

— Я не могу точно ответить на ваш вопрос, Робин. Однако, кажется, мне особенно запомнилась одна долина, равную которой вы вряд ли найдете в старом Шервудском лесу.

— И где же она находится?

— Далеко отсюда; но вы никогда не видели более свежего, тихого и благоуханного уголка. Представьте себе, братец, большую лужайку, а вокруг зеленые склоны, на вершине которых растут разные деревья. Листва их в солнечном свете кажется волшебной: то перед вашими глазами изумрудный занавес, то многоцветная драпировка. Трава похожа на зеленый ковер, и на нем нет ни складки. Под деревьями и по склонам растут красные, лиловые и золотистые цветы, на дне оврага журчит прозрачный ручеек — вот такой оазис есть в Барнсдейлском лесу. И потом, — продолжала девушка, — в этом райском уголке так тихо, а воздух там так чист, что сердце переполняет радость. В жизни я не видела такого восхитительного места.

— И где же эта волшебная долина, Барбара? — наивно спросила Уинифред.

— А разве вы не вместе всегда гуляете? — смеясь, спросил Робин.

— Да, конечно, — ответила Уинифред, — но только мы вечно теряем друг друга… я хотела сказать часто… точнее, иногда. И вообще, я хочу сказать, что Маленький Джон ошибается дорогой, и мы остаемся одни; мы ищем друг друга, но я уж не знаю, как это получается, однако только нам никогда не удается друг друга найти, пока мы не вернемся в замок. Но я вас уверяю, что все это происходит по чистой случайности.

— Конечно, по чистой случайности, кто же думает иначе? — насмешливо откликнулся Робин. — А потому, отчего вы краснеете, Барбара? А вы почему опустили глаза, Уинифред? Поглядите-ка, ни Джон, ни Мач ничуть не смущены, они-то хорошо знают, что вы сами не заметили, как заблудились в лесу.

— Бог ты мой, да, — ответил Мач, — и, зная любовь мисс Барбары к уединенным и тихим местам, я и отвел ее в ту долину, которую она вам описала.

— Придется предположить, что Барбара очень наблюдательна, — заметил Робин, — если она с первого раза запомнила все, о чем нам сейчас рассказывала. Но скажите, Барбара, не встретилось ли вам в этом Барнсдейлском оазисе, как вы изволили назвать открытую Мачем долину, чего-либо более привлекательного, чем пестрые листья, зеленая трава, говорливый ручеек и яркие цветы?

Барбара покраснела.

— Не знаю, о чем вы говорите, братец.

— Да неужели? Я надеюсь, Мач лучше поймет меня. Ну-ка, Мач, скажите честно, не забыла ли Барбара рассказать нам об одном интересном случае, происшедшем во время вашего пребывания в этом земном раю?

— О каком случае, Робин? — сказал, чуть улыбаясь, молодой человек.

— Мой скромный друг, — ответил Робин, — а вы знали о том, что двое молодых людей, влюбленных друг в друга, ходили одни в прелестный уединенный уголок, о котором так тепло вспоминает Барбара?

Мач сильно покраснел.

— Так вот, — продолжал Робин, — двое хорошо знакомых мне молодых людей несколько дней тому назад посетили этот зеленый рай. Придя на цветущий берег прелестного ручейка, они сели рядышком. Сначала они любовались природой, слушали пение птиц и несколько минут сидели молча; потом молодой человек, которому уединенность места и легкий трепет, пробегавший по телу его спутницы, придали смелости, взял ее белые ручки в свои. Девушка не подняла на него глаза, она просто покраснела, и этого ее спутнику было достаточно. И тогда голосом, который звучал для девушки слаще пения птиц и нежнее шелеста ветерка, юноша сказал ей: «В целом мире нет никого, кого бы я любил так, как вас; и лучше мне умереть, чем потерять вашу любовь; если вы согласитесь стать моей женой, я буду счастливейшим из смертных». Скажите-ка, Барбара, — с улыбкой спросил Робин, — вы не знаете, благосклонно ли девушка приняла просьбу своего поклонника?

— Не отвечайте на нескромные вопросы, Барби! — воскликнула Марианна.

— Ответьте вы за Барбару, Мач, — предложил Робин.

— Вы задаете нам очень странные вопросы, — ответил Мач, которому казалось, что Робин присутствовал при его объяснении с Барбарой, — и я совершенно не могу понять зачем.

— Клянусь честью, Мач, — сказал Уильям, — мне кажется, что Робин сказал чистую правду; во всяком случае, если судить по вашему смущенному виду и яркому румянцу моей сестрицы, вы и есть влюбленные из той долины. О Боже, Барбара, меня называют Красным Уиллом из-за цвета волос, а тебя скоро будут называть Красной Барби, потому что щеки твои так и пылают. Ведь правда, Мод?

— Сэр Уильям, — весьма недовольно сказала Барбара, — если бы я могла до тебя дотянуться, я с удовольствием вырвала бы клок твоих мерзких волос!

— Ты бы имела на это право, если бы они росли на другой голове, — ответил Уильям, взглянув на Мача, — а голова твоего брата не твое достояние, у нее свой собственный хозяин, ведь так, Мод?

— Да, Уилл, но я вас никогда за волосы не таскала.

— Ну, и до этого дойдем, дорогая женушка!

— Никогда, — со смехом ответила Мод.

— Так значит, Мач, вы не хотите говорить, что ответила девушка?

— Если вы эту девушку где-нибудь случайно встретите, Робин, нужно будет у нее самой спросить.

— Не премину. А вы, Маленький Джон, разве не знакомы с одним любезным молодым человеком, который очень любит оставаться наедине с некоей очаровательной особой?

— Нет, Робин, но если вы хотите познакомиться с этой влюбленной парочкой, я постараюсь ее найти, — простодушно ответил Маленький Джон.

— Мне пришла в голову одна мысль, Джон, — со смехом вмешался Уилл. — Эту парочку, о которой говорил Робин, вы прекрасно знаете, и готов биться об заклад, что тот парень, о ком идет речь, это мой двоюродный брат, а девушка — прелестная особа, что идет с ним рядом.

— Это неправильная мысль, Уилл, — ответил Джон, — речь идет не обо мне.

— И правда, я не тот след взял, — согласился с улыбкой Уилл, — о вас речь идти не может, брат: вы же никогда не были влюблены.

— Прошу прощения, — спокойно возразил великан, — но я давно и всем сердцем люблю одну красивую, очаровательную девушку.

— А-а! — воскликнул Уилл. — Маленький Джон влюблен, это что-то новенькое!

— А почему бы и нет? — добродушно спросил Джон. — Мне думается, в этом нет ничего необыкновенного.

— Конечно, мой храбрый друг; я люблю, чтобы все вокруг были счастливы, а счастье — это любовь. Но, клянусь святым Павлом, я хотел бы познакомиться с дамой вашего сердца.

— С дамой моего сердца? — воскликнул молодой человек. — Но кто же это может быть, как ни ваша сестра Уинифред, братец Уилл? Ваша сестра, которую я с детства люблю, как вы любите Мод, как Мач любит Барбару!

Искреннее признание Джона было встречено взрывом всеобщего смеха; все стали поздравлять Уинифред, а девушка с нежным упреком смотрела на своего жениха.

— Видите, Мач, — вновь заговорил Робин, — рано или поздно, но истина всплывает. Я правильно угадал в вас героя сцены, происшедшей в Барнсдейлском лесу.

— Так вы были ее свидетелем? — спросил Мач.

— Да нет, догадался, а точнее, вспомнил собственные впечатления. Год назад со мной случилось то же самое: Марианна увлекла меня…

— Как, это я вас увлекла? — воскликнула молодая женщина. — Это вы сделали, Робин, и если бы я тогда могла хотя бы предположить, что вы так будете обращаться со мной после свадьбы…

— То что бы вы сделали, Марианна? — прервала ее вопросом Барбара.

— Я бы вышла замуж раньше, — ответила молодая женщина, улыбаясь Робину.

— Вот ответ, который должен, я надеюсь, подтолкнуть вас к признанию, тем более что вы и так его невольно сделали, шалунья Барби. Давайте говорить откровенно, ведь здесь только свои. Скажите нам, что вы любите Мача, а Мач нам признается в том же.

— Да, признаюсь! — взволнованно воскликнул Мач. — И громко скажу: я люблю всей душой Барбару Гэмвелл. И скажу всем, кто хочет знать: ее глаза для меня — это свет дня, а голос — сладостное пение птиц. Я предпочту ее общество радостям пиршества и упоению танцами на майском лугу; за ее улыбку, за нежный взгляд и пожатие белой ручки я готов отдать все сокровища мира; я ей предан душой и телом и скорее сам попрошу шерифа Ноттингема меня повесить, чем доставлю ей хоть какую-нибудь неприятность. Я люблю эту белокурую девочку, друзья мои, и молю ежечасно Небо благословить ее. Если она разрешит мне защищать ее и принести в дар мою преданность и мое имя, я обещаю ей счастье и нежную любовь.

— Ура! — закричал Уилл, подбрасывая в воздух шапку. — Прекрасно сказано! Сестричка, вытрите ваши прелестные глазки, и — я вам это разрешаю — подставьте поцелуям вашего славного жениха свои розовые румяные щечки. Если бы я был не храбрым парнем, а нежной девушкой и если бы уши мои услышали столь приятные признания, я бы уже оказался в объятиях своего жениха. Разве ты бы не так сделала, Мод? Ведь так, правда?!

— Да нет же, Уилл, скромность…

— Мы здесь в кругу семьи, и, следовательно, незачем стесняться столь естественных поступков. Я уверен, Мод, что ты тоже так думаешь. Если бы я был Мачем, а ты — Барби, ты бы уже была в моих объятиях и поцеловала бы меня от всего сердца.

— Я склоняюсь на сторону Уильяма, — сказал Робин, лукаво улыбаясь. — Барбара должна дать нам доказательства своих чувств к Мачу.

Девушка вошла в середину веселого круга и робко произнесла:

— Я искренне верю в любовь Мача, я очень ему благодарна, и должна признаться, что и я…

— …что и ты любишь его, как он тебя, — живо добавил Уилл. — Тебе сегодня, видимо, трудно говорить, сестрица; я тебя уверяю, мне меньше времени понадобилось, чтобы объяснить Мод, как я сильно ее люблю. Правда, Мод?

— Да, правда, Уилл, — ответила молодая женщина.

— Мач, — уже серьезно продолжал Уильям, — я отдаю вам в жены милую Барбару, у нее доброе сердце, и вы будете с ней счастливы. Барби, любовь моя, Мач — порядочный человек, храбрый сакс, надежный, как сталь; он не обманет твоих надежд и всегда будет любить тебя.

— Всегда! Всегда! — говорил Мач, беря свою невесту за руки.

— Поцелуйте свою будущую жену, друг Мач, — предложил ему Уилл.

Молодой человек повиновался и, несмотря на притворное сопротивление мисс Гэмвелл, коснулся губами ее разрумянившихся щек.

Баронет согласился на замужество дочерей, и тут же был назначен день этих двух свадеб.

На следующее утро Робин Гуд, Маленький Джон и Красный Уилл, а с ними еще человек сто веселых братьев расположились на поляне под большими деревьями в Барнсдейлском лесу, как вдруг появился молодой человек, проделавший, казалось, неближний путь, и, подойдя к Робину, сказал:

— Мой благородный хозяин, у меня для вас есть добрые новости.

— Прекрасно, Джордж, — ответил Робин, — рассказывайте скорее, в чем дело.

— А дело в том, что его преосвященство епископ Херефордский с двумя десятками слуг собирается сегодня проехать по Барнсдейлскому лесу.

— Прекрасно! Новость и в самом деле добрая. А не знаешь ли ты, в каком часу его преосвященство собирается оказать нам честь своим присутствием?

— Около двух часов, атаман.

— Превосходно! А как ты узнал о поездке его преосвященства?

— Один из наших людей был в Шеффилде, и там ему сказали, что епископ Херефордский собирается посетить аббатство Сент-Мэри.

— Ты славный малый, Джордж, и я благодарю тебя за то, что в голову тебе пришла такая прекрасная мысль — известить меня о поездке его преосвященства. Ребята, — продолжал Робин, — слушать внимательно мою команду! Сейчас мы с вами славно посмеемся. Красный Уилл, ты возьмешь два десятка человек и пойдешь с ними наблюдать за дорогой, которая проходит около замка твоего отца. Ты, Маленький Джон, возьмешь столько же людей и пойдешь к дороге, проходящей по северному краю леса. А вы, Мач, с остальными отправляйтесь к восточному краю. Я же устроюсь на большой дороге. Мы не должны упустить его преосвященство, я хочу его пригласить на королевский пир; мы угостим его на славу и счет выставим соответственный. Ну а ты, Джордж, выбери лань поудачнее и косулю пожирнее, и пусть они будут главным угощением на моем столе.

Когда все три его помощника со своими отрядами ушли, Робин приказал своим людям нарядиться пастухами (на случай переодеваний у лесных братьев был целый склад разнообразной одежды), а сам надел неприметную блузу. После этого над костром подвесили лань и косулю, в костер подбросили сухого хвороста, и скоро мясо зашипело на огне, распространяя вокруг соблазнительный запах.

Около двух часов, как и предупреждал Джордж, епископ Херефордский и его свита показались на той дороге, которую занимал Робин и переодетые пастухами лесные братья.

— Вот и добыча на подходе, — смеясь, сказал Робин, — ну-ка, друзья веселые, полейте жаркое жиром: наш сотрапезник явился.

Епископ и его свита продвигались быстро, и скоро вся эта компания оказалась рядом с пастухами.

Увидев гигантский вертел, медленно вращавшийся над костром, прелат гневно воскликнул:

— Это еще что? Негодяи, что это значит?

Робин Гуд поднял глаза, поглядел на епископа с непонимающим видом и ничего не ответил.

— Вы слышите меня, негодяи? — повторил епископ, — я спрашиваю, кому вы готовите такое великолепное угощение?

— Кому? — переспросил Робин, великолепно изображая из себя глупца.

— Да, кому? Олени в этом лесу принадлежат королю, и вы отъявленные наглецы, раз осмелились посягнуть на них. Отвечайте на мой вопрос: кому предназначена эта дичь?

— Нам, ваше преосвященство, — со смехом ответил Робин Гуд.

— Вам, болваны?! Вам?! Хорошенькие шутки! Я думаю, вы не станете убеждать меня, что эта прорва мяса предназначена в пищу вам?!

— Я сказал правду, ваше преосвященство, мы очень проголодались, и, как только мясо прожарится, сядем есть.

— Из какого вы имения? Кто вы?

— Мы простые пастухи, пасем стада. А сегодня нам захотелось оглохнуть от грудой и поразвлечься. Вот мы и убили двух прекрасных косуль, которых вы видите.

— Ах вот как, поразвлечься хотели! Честный ответ! А скажите-ка мне, кто разрешил вам охотиться на королевскую дичь?

— Никто.

— Ах, никто, презренный! И вы надеетесь спокойно съесть так нагло украденную вами добычу?

— Безусловно, ваше преосвященство, но если и вы согласитесь ее отведать, мы будем польщены такой честью.

— Ваше предложение оскорбительно для меня, дерзкий пастух, и я с негодованием отвергаю его. Вы разве не знаете, что браконьерство карается смертной казнью? Ну, хватит пустых слов. Сейчас вы будете препровождены в тюрьму, а оттуда на виселицу.

— На виселицу?! — воскликнул Робин, всем своим видом изображая отчаяние.

— Да, мой мальчик, на виселицу!

— Но у меня нет желания быть повешенным, — жалобно простонал Робин Гуд.

— Убежден в этом; но это не столь важно, ты и твои товарищи заслуживаете петли. Ну же, придурки, собирайтесь и идите за мной, нет у меня времени с вами разговаривать.

— Простите, ваше преосвященство, тысячу раз простите, ;мы согрешили по неведению, будьте снисходительны к несчастным беднякам, они достойны жалости, а не осуждения.

— Несчастные бедняки, которые едят такое славное жаркое, не заслуживают жалости. Вы, молодчики, лакомитесь королевской дичью; хорошо, очень хорошо! Мы вместе предстанем перед королем и посмотрим, дарует ли его величество вам прощение, в котором отказываю я.

— Ваше преосвященство, — умоляюще сказал Робин, — у нас ведь есть жены, дети, будьте милосердны, заклинаю вас слабостью женщины и невинностью детей; что с ними станется без нас?

— Меня не волнуют ваши жены и дети, — жестко сказал епископ. — Схватить этих негодяев, — приказал он, повернувшись к сопровождавшим его людям, — а если они попробуют скрыться, убить без пощады.

— Ваше преосвященство, — сказал Робин Гуд, — позвольте дать вам добрый совет: возьмите назад эти несправедливые слова, от них веет насилием, и нет в них христианского милосердия. Поверьте мне, куда благоразумнее принять мое предложение и разделить с нами трапезу.

— Я запрещаю вам обращаться ко мне! — гневно воскликнул епископ. — Солдаты, схватить этих разбойников!

— Не подходить! — закричал Робин Гуд громовым голосом. — Или, Божьей Матерью клянусь, вы в этом раскаетесь!

— Хватайте этих подлых рабов! — повторил епископ. — Не щадите никого!

Слуги прелата бросились на лесных братьев, и, если бы Робин не затрубил в рог, пролилась бы кровь, но по этому сигналу с разных сторон появились остальные разбойники: предупрежденные о том, что епископ уже здесь, они понемногу подтянулись к этому месту.

И первое, что они сделали, — разоружили людей епископа.

— Ваше преосвященство, — сказал Робин епископу, который онемел от страха, поняв, в чьи руки он попал, — вы были неумолимы, и мы тоже будем безжалостны. Что мы сделаем с человеком, который хотел отправить нас на виселицу? — обратился он к своим товарищам.

— Одеяние, которое он носит, заставляет меня смягчить строгость приговора, — спокойно ответил Маленький Джон, — не надо причинять ему страданий.

— Вы проявили себя как честный человек, храбрый лесник.

— Вы полагаете, ваше преосвященство? — с прежней невозмутимостью отозвался Маленький Джон. — Ну что же, я окончу свои миролюбивые речи: вместо того чтобы подвергать страданиям ваши душу и тело и жечь вас на медленном огне, мы просто отрубим вам голову.

— Просто отрубите голову? — еле слышно прошептал епископ.

— Да, готовьтесь к смерти, ваше преосвященство.

— Сжальтесь надо мной, Робин Гуд, заклинаю вас! — стал умолять епископ. — Дайте мне хоть несколько часов, я не хочу умереть без покаяния…

— Ваша прежняя заносчивость сменилась смирением; но оно меня не трогает. Вы сами себя приговорили: готовьте вашу душу предстать перед Господом. Маленький Джон, — добавил Робин, делая своему другу условный знак, — проследи, чтобы все произошло с подобающей случаю торжественностью. Соблаговолите следовать за мной, ваше преосвященство, сейчас вы предстанете перед судом.

Полумертвый от страха епископ, шатаясь, поплелся за Робин Гудом.

Когда они дошли до Дерева Встреч, Робин Гуд усадил своего пленника на поросший травой пригорок и приказал одному из своих людей принести воды.

— Не угодно ли вам, ваше преосвященство, освежить лицо и руки?

Хотя епископа подобное предложение и удивило, он подобострастно согласился. Когда омовение было закончено, Робин продолжил:

— Не окажите ли вы мне любезность разделить со мной трапезу. Я собираюсь пообедать, потому что не могу вершить правосудие натощак.

— Я пообедаю, раз вы этого требуете, — покорно ответил епископ.

— Я не требую, ваше преосвященство, а прошу.

— Тогда я соглашаюсь удовлетворить вашу просьбу, сэр Робин.

— Ну, что ж, прошу за стол, ваше преосвященство.

И с этими словами Робин отвел своего гостя в пиршественный зал, то есть на поросшую цветами лужайку, где все уже было приготовлено к трапезе.

Стол ломился от яств, радуя взор, и это зрелище направило мысли священнослужителя в более радостную сторону. Он ничего не ел со вчерашнего дня, а потому почувствовал, что очень голоден, и от запаха дичи у него потекли слюнки.

— Прекрасно поджаренное мясо, — сказал он, усаживаясь за стол.

— И очень вкусное, — добавил Робин, выбирая для гостя кусок получше.

К середине обеда епископ забыл все свои страхи, а к десерту уже видел в Робине просто приятного сотрапезника.

— Дорогой друг, — сказал он, — вино у вас восхитительное, оно согрело мне сердце; только что я был болен, обеспокоен, опечален, а теперь я спокоен и радостен.

— Рад слышать от вас такие слова, ваше преосвященство, потому что это похвала моему гостеприимству. Обычно мои сотрапезники бывают довольны тем, как их здесь принимают. Однако наступают неприятные минуты, когда нужно платить по счету: все любят брать, но никто не любит давать.

— Это правда, истинная правда, — подтвердил епископ, даже не догадываясь, о чем идет речь. — Да, так оно и есть на самом деле. Пожалуйста, налейте мне еще, мне кажется, что у меня огонь в жилах. Ах, знаете ли, любезный хозяин, вы здесь живете очень счастливо.

— Потому-то нас и называют веселыми лесными братьями.

— Ах, да, верно, верно. А теперь, сударь… не знаю вашего имени… позвольте попрощаться с вами: мне нужно продолжить путь.

— Совершенно справедливо, ваше преосвященство. Расплатитесь по счету, прошу вас, и выпейте на дорожку.

— Заплатить по счету?! — проворчал епископ. — . Разве я в харчевне? Я думал, что я в Барнсдейлском лесу.

— В харчевне, ваше преосвященство, я хозяин заведения, а люди вокруг — мои слуги.

— Как, это все ваши слуги? Но их, по меньшей мере, человек сто пятьдесят — двести.

— Да, ваше преосвященство, это не считая отсутствующих. Вы же понимаете, что с таким количеством челяди мне приходится взимать с гостей как можно большую плату.

Епископ тяжело вздохнул.

— Дайте счет, — сказал он, — и отнеситесь ко мне как к другу.

— Как к вельможе, любезный гость, как к знатному вельможе, — весело ответил Робин. — Маленький Джон, — позвал он. — Представьте счет его преосвященству епископу Херефордскому.

Прибежал Джон. Прелат взглянул на него и рассмеялся.

— Ну и ну! — воскликнул он. — Маленький?! И это маленький?! Да это же целая жердь! Ну ладно, любезный казначей, давайте ваш счет!

— Не стоит, ваше преосвященство, скажите, куда вы кладете деньги, и я рассчитаюсь с собой сам.

— Наглец! — воскликнул епископ. — Я запрещаю тебе запускать руку в мой кошелек!

— Я хотел избавить вас от труда считать деньги, ваше преосвященство.

— Труд считать деньги! Вы думаете, что я пьян? Пойдите принесите мой сундук с вещами, я дам вам золотой.

Маленький Джон и не подумал повиноваться приказу прелата; он открыл сундук и нашел в нем кожаный мешочек. Джон вытряхнул его: в нем было триста золотых.

— Дорогой Робин, — радостно закричал Джон, — благородный епископ заслуживает благодарности: он нас сделал богаче на триста золотых!

Епископ Херефордский, полузакрыв глаза, слушал эти радостные восклицания Джона, не понимая их смысла, а когда Робин сказал ему: «Ваше преосвященство, мы благодарим вас за щедрость» — он и вовсе смежил веки и пробормотал нечто нечленораздельное, так что Робин сумел разобрать лишь:

— Аббатство Сент-Мэри, немедленно…

— Он хочет уехать, — сказал Джон.

— Прикажи подать ему лошадь, — ответил Робин.

По знаку Джона один из лесных братьев подвел епископу оседланного коня, на голове которого красовались цветы.

Сонного епископа с трудом посадили в седло, привязали, чтобы он не свалился, ибо падение могло бы стать роковым для него, и и сопровождении своих людей, возвеселившихся духом от вина и хорошей еды, он отбыл по дороге, ведущей в аббатство Сент-Мэри.

Несколько человек из лесных братьев, по-дружески смешавшихся с людьми прелата, проводили их до ворот обители.

Само собой разумеется, позвонив в привратный колокол, они пустили лошадей галопом и скрылись в лесу.

Не будем даже и пытаться описать изумление и ужас, охватившие святую братию при виде епископа Херефордского: лицо его пылало, походка была неустойчива, а одежда пребывала в страшном беспорядке.

На следующий день достойный священнослужитель чуть не сошел с ума от стыда, бешенства и унижения; он много часов провел в молитвах, прося Господа простить его прегрешения и защитить от презренного Робин Гуда.

По просьбе оскорбленного епископа настоятель вооружил полсотни человек и предоставил их в распоряжение гостя. И вот, кипя сердцем от гнева, епископ во главе своего маленького войска двинулся на розыски знаменитого разбойника.

А Робин Гуд в этот день решил своими глазами убедиться, каковы дела сэра Ричарда Равнинного, и потому шел в одиночестве по тропинке, которая должна была вывести его на большую дорогу. Тут его внимание привлек стук копыт множества лошадей; он поспешил в том направлении, откуда доносился шум, и оказался лицом к лицу с епископом Херефордским.

— Робин Гуд! — воскликнул епископ, мгновенно узнав его. — Это Робин Гуд! Сдавайтесь, изменник!

Понятно, что у Робина не было ни малейшего желания поступить согласно приказу. Он был окружен со всех сторон и не мог ни защищаться, ни позвать на помощь лесных братьев; тем не менее он бесстрашно проскользнул между двумя всадниками, которые делали вид, что хотят преградить ему путь, и быстрее лани побежал к маленькому домику, видневшемуся в четверти мили от места его встречи с епископом.

Солдаты поскакали за ним вдогонку, но ехать напрямик они не могли и потому добрались до дома, где Робин явно хотел скрыться, позже, чем он.

Дверь хижины была открыта. Робин вошел и принялся закладывать чем попало окна, несмотря на крики старушки, сидевшей за прялкой.

— Не бойтесь ничего, матушка, — сказал Робин, заложив окна и дверь, — я не вор, а попавший в беду человек, которому вы можете помочь.

— Как помочь? И кто вы? — спросила старушка не очень-то успокоенным тоном.

— Я изгнанник, матушка, зовут меня Робин Гуд; меня преследует епископ Херефордский, покушаясь на мою жизнь.

— Как? Вы Робин Гуд?! — воскликнула крестьянка, молитвенно складывая руки. — Благородный и великодушный Робин Гуд? Да будет благословен Господь за то, что он позволил мне, бедной женщине, оплатить свой долг щедрому изгнаннику. Посмотрите на меня внимательно, мой мальчик, вспомните тех, кого вы облагодетельствовали, и, может быть, вы меня узнаете. Года два назад вас привел сюда случай или, вернее, как с благодарностью скажу я, благое Провидение. Я была одна, больна и без средств; я только что потеряла мужа, и мне оставалось лишь умереть. Ваши ласковые слова утешили меня, вернули мне мужество, силы и здоровье. На следующий день от вас пришел посланец и принес мне припасы, одежду и деньги. Я спросила его, кто мой благодетель, и он ответил: «Его зовут Робин Гуд». С этого дня я поминаю вас во всех своих молитвах. Мой дом — ваш дом, моя жизнь принадлежит вам, располагайте мной как своей служанкой.

— Спасибо, матушка, — сказал Робин Гуд, сжимая дрожащие руки старушки. — Я прошу вашей помощи не потому, что боюсь опасности, а потому, что не желаю напрасного кровопролития. С епископом полсотни людей, и, как видите, борьба невозможна, я один.

— Если ваши враги найдут вас, они вас убьют, — сказала старушка.

— Не беспокойтесь, матушка, до этой крайности дело не дойдет. Мы придумаем, как этого избежать.

— Избежать? Говорите, дитя мое, я вас слушаю.

— Не поменяетесь ли вы со мной одеждой?

— Поменяться с вами одеждой? — воскликнула старушка, — боюсь, что эта хитрость не удастся; как вы превратите женщину моего возраста в молодого кавалера?

— Я так переодену вас, матушка, — ответил Робин, — что мы сможем обмануть солдат, ведь они, может быть, не знают моего лица. Вы сделаете вид, что пьяны, а его преосвященство епископ Херефордский так торопится схватить меня, что увидит только платье.

Превращение свершилось быстро. Робин надел серое платье и чепец старой женщины и помог ей натянуть свои штаны, куртку и сапоги. Потом он старательно убрал седые волосы старушки под свою изящную шляпу и опоясал ее своим оружием.

Когда солдаты подскакали к двери хижины, переодевание было закончено. Они стали колотить в дверь, потом один из них предложил ее вышибить задними копытами своей лошади.

Епископ отнесся к этой мысли благосклонно. Всадник развернул лошадь и, чтобы заставить ее пятиться, уколол ее копьем. Но это произвело на бедное животное действие совершенно обратное тому, которое он ожидал: лошадь встала на дыбы и выбросила его из седла. Падение солдата (а он летел со скоростью стрелы) имело печальные последствия. Епископ, подошедший поближе, чтобы в тот миг, когда упадет дверь, преградить дорогу Робин Гуду, если тот попытается бежать, получил сильнейший удар шпорой в лицо.

Боль привела старика в такую ярость, что, ни на секунду не задумавшись о несправедливости и жестокости такого деяния, он поднял посох, который носил в руке как символ своего пастырского достоинства, и добил им несчастного, распростертого на траве у ног взбунтовавшейся лошади.

Пока он предавался этому доблестному занятию, дверь хижины внезапно отворилась.

— Сомкнуть строй! — повелительно воскликнул епископ. — Сомкнуть строй!

Всадники беспорядочно толклись перед дверью.

Епископ стал спешиваться, но при этом одной ногой споткнулся об окровавленное тело солдата и головой вперед влетел прямо в открытую дверь. Всеобщее замешательство, последовавшее за этим происшествием, как нельзя лучше послужило планам Робина. Оглушенный и задыхающийся епископ едва различил человека, стоявшего неподвижно в самом темном углу комнаты.

— Схватить негодяя! — закричал он своим солдатам, указывая на старушку. — Заткнуть ему рот кляпом, привязать к лошади, вы мне жизнью за него отвечаете; если он сбежит, я вас всех повешу без всякого милосердия.

Солдаты бросились на человека, на которого с такой яростью указывал их предводитель, и, не найдя, чем заткнуть пленнику рот, завязали ему лицо попавшимся им под руку большим платком.

Отважный до дерзости Робин Гуд дрожащим голосом умолял пощадить пленника, но епископ оттолкнул его и вышел из хижины, испытывая огромное удовлетворение от того, что видит своего врага со связанными руками и ногами на спине лошади.

Жестоко страдая и почти ослепнув от раны, рассекшей ему лицо, его преосвященство снова сел на коня и приказал своим солдатам следовать за ним к разбойничьему Дереву Встреч, на самой высокой ветви которого он хотел вздернуть Робина. Достойный епископ жаждал показать разбойникам, какая ужасная участь их ожидает, если они будут продолжать вести тот же образ жизни, что и их презренный атаман.

Как только всадники скрылись в чаще леса, Робин Гуд вышел из хижины и побежал к Дереву Встреч. Проходя через одну поляну, он заметил, хотя и довольно далеко от себя, Маленького Джона, Красного Уилла и Мача.

— Посмотрите-ка туда, на поляну, — сказал Джон друзьям, — к нам приближается какое-то странное существо, прямо колдунья старая, да и только. Клянусь Пречистой Девой, если бы я думал, что у этой старой чертовки враждебные намерения, я бы в нее всадил стрелу.

— Да твоя стрела в нее и не попала бы, — смеясь, сказал Уилл.

— Почему это, позволь узнать?! Ты что, сомневаешься в моей меткости?

— Ничуть, но если эта женщина, как ты полагаешь, колдунья, она твою стрелу в полете остановит.

— Черт возьми, — проговорил Мач, все это время пристально следивший за необыкновенной фигурой, — я склоняюсь к мнению Маленького Джона: эта особа мне кажется очень странной: роста она огромного и ходит не так, как обычно ходят женщины, а делает просто какие-то невероятные скачки; она меня страшит, и если вы позволите, Уилл, мы посмотрим, настолько ли сильны ее колдовские чары, как это представляется с виду.

— Не надо поступать легкомысленно, Мач, — ответил Уилл, — это жалкое создание носит женское одеяние и, следовательно, требует к себе уважительного отношения, да и я сам, вы это знаете, женщине вреда причинять не могу. Ну кто вам сказал, что эта уродина колдунья? Не следует судить по внешнему виду; часто кожура у плода грубая, а мякоть превосходная. Несмотря на смешной вид, эта старушка, может быть, добрая женщина и благочестивая христианка. Пощадите ее и, чтобы вам это было проще сделать, вспомните приказ Робина: он запретил нам всякие враждебные и даже просто неуважительные действия по отношению к женщинам.

Маленький Джон сделал вид, что натягивает тетиву и собирается пустить стрелу в предполагаемую колдунью.

— Стойте! — раздался сильный повелительный голос. (Трое молодых людей удивленно вскрикнули.) — Я Робин Гуд, — добавил человек, так долго занимавший их внимание; назвав свое имя, Робин сорвал с головы чепец, почти целиком скрывавший его лицо. — Меня, значит, совсем нельзя было узнать? — спросил он, подходя к товарищам.

— Вы были просто уродом, друг мой, — ответил Уилл.

— А зачем вам понадобилось такое малоприятное переодевание? — спросил Мяч.

В нескольких словах Робин рассказал друзьям о том, какое неприятное происшествие с ним приключилось.

— А теперь, — закончил он свой рассказ, — подумаем о том, как мы будем защищаться. Но для начала надо бы раздобыть мне какую-нибудь одежду. Мач, дорогой, сделайте мне одолжение, сбегайте поскорее к нам на склад и принесите мне что-нибудь подходящее. А вы, Джон и Уилл, за это время соберите к Дереву Встреч всех, кто сейчас в лесу. Торопитесь, ребята: я обещаю вам, что мы с лихвой отплатим епископу Херефордскому за все неприятности, которые он нам причиняет.

Маленький Джон и Уилл скрылись в лесу в противоположных направлениях, а Мач пошел за одеждой для Робина.

Через час, одетый в живописный костюм лучника, Робин стоял поддеревом Встреч.

Джон привел шестьдесят человек, а Уилл — сорок.

Робин спрятал своих людей в густой поросли, со всех сторон окружавшей поляну, а сам уселся под высоким деревом, на котором его преосвященство хотел его повесить.

Не успел он все это проделать, как послышался стук копыт: епископ появился в сопровождении всего своего отряда.

Когда солдаты доскакали до середины поляны, в чистом воздухе разнеслось звонкое пение рога, листва молодых деревьев задрожала и из-за этой зеленой изгороди появились вооруженные до зубов люди.

Лесные братья возникли мгновенно и по знаку своего предводителя, которого епископ пока не видел, изготовились к бою; епископ оцепенел от страха, с ужасом огляделся и тут заметил молодого человека в красной куртке, отдающего приказы и командующего отрядом разбойников.

— Кто этот человек? — указывая на Робина, спросил епископ у солдата, который ближе всего стоял к пленнику, привязанному к лошади.

— Этот человек — Робин Гуд, — дрожащим голосом ответил пленник.

— Это Робин Гуд? — воскликнул епископ. — Тогда кто же ты, презренный?

— А я просто женщина, ваше преосвященство, бедная старуха.

— Горе тебе, мерзкая колдунья! — выведенный из себя закричал епископ. — Горе тебе! Ну же, ребята, — сказал он, обращаясь к отряду, — вперед, не бойтесь ничего; пробейтесь мечами через ряды этих подонков; вперед, храбрецы, вперед!

Храбрецы, по-видимому, сочли, что приказ напасть на разбойников отдать легче, чем выполнить; ни один из них не двинулся с места.

По знаку Робина лесные братья наложили стрелы и дружно, все как один, подняли луки; меткость их была столь известна и ее так боялись, что солдаты епископа не только не подумали нападать, но как можно ниже пригнулись в седлах.

— Долой оружие! — крикнул Робин Гуд. — Развяжите пленника!

Солдаты повиновались приказу разбойника.

— Матушка, — сказал Робин Гуд старухе, уводя ее с поляны, — возвращайся домой, а завтра я пришлю тебе награду за доброе дело. Иди скорее, сегодня у меня нет времени отблагодарить тебя как следует, но помни, что моя признательность тебе велика.

Добрая старушка поцеловала руки Робин Гуд и ушла в сопровождении одного из лесных братьев.

— Господи, смилуйся надо мной! Смилуйся! — причитал епископ, ломая руки.

Робин Гуд подошел к своему врагу.

— Добро пожаловать, ваше преосвященство, — сказал он ласково, — разрешите поблагодарить вас за то, что вы пришли. Я вижу, что мое гостеприимство так очаровало вас, что вы еще раз решили от души повеселиться.

Епископ тяжело вздохнул и в отчаянии взглянул на Робина.

— Вы, кажется, чем-то опечалены, ваше преосвященство? — осведомился Робин. — У вас какое-то горе? Вы не рады снова видеть меня?

— Не могу сказать, что я доволен, да и вряд ли это возможно в моем положении. Вы ведь догадываетесь, зачем я сюда явился, и, естественно, с чистой совестью отомстите мне, потому что видите во мне противника. И все же вот что я хочу вам сказать: позвольте мне уехать, и я никогда, ни при каких обстоятельствах не буду пытаться причинить вам вред; позвольте мне уехать с моими людьми, и вам не придется отвечать перед Богом за смертный грех, каковым является покушение на жизнь служителя святой Церкви.

— Я ненавижу убийство и насилие, ваше преосвященство, — ответил Робин Гуд, — и мои каждодневные действия это доказывают. Я никогда не нападаю, а довольствуюсь тем, что защищаю свою жизнь и жизнь тех храбрых людей, которые мне доверились. Если бы в сердце моем, ваше преосвященство, было хоть малейшее чувство ненависти к вам или жажда мести, вас бы ждала та же участь, какую вы уготовили мне. Но это не так, и я никогда не мщу за зло, которое мне не сумели причинить. Итак, я верну вам свободу, но с одним условием.

— Говорите, сударь, — учтиво ответил епископ.

— Вы дадите мне обещание уважать мою независимость, свободу моих людей и поклянетесь мне, что никогда в будущем ни при каких обстоятельствах не будете способствовать посягательству на мою жизнь.

— Я ведь по своей собственной воле обещал не причинять вам никакого зла, — тихо ответил епископ.

— Обещание для человека без совести мало что значит, ваше преосвященство; я хочу, чтобы вы поклялись.

— Клянусь святым Павлом, что не буду мешать вам жить так, как вы сами того хотите.

— Прекрасно, ваше преосвященство, теперь вы свободны.

— Тысячу раз благодарю вас, Робин Гуд. Прикажите собрать моих людей: они разошлись и уже братаются с вашими.

— Повинуюсь, ваше преосвященство, через несколько минут солдаты будут на лошадях. А пока не угодно ли вам будет в ожидании отъезда что-нибудь выпить?

— Нет, нет, я ничего не хочу, — поспешил ответить епископ, который пришел в ужас только оттого, что услышал это опасное предложение.

— Вы ведь уже давно ничего не ели, ваше преосвященство, и ломтик пирога…

— Ни кусочка, любезный хозяин, ни одного кусочка!

— Тогда кубок вина?

— Нет, нет, сто раз нет!

— Так вы не хотите разделить со мной ни еды, ни питья, ваше преосвященство?

— Я не голоден и не испытываю жажды; я хочу только уехать отсюда. Не пытайтесь задержать меня здесь далее, умоляю вас.

— Пусть исполнится ваша воля, ваше преосвященство. Маленький Джон, — обратился к другу Робин, — его преосвященство желает нас покинуть.

— Его преосвященство в том полностью волен, — насмешливо ответил Джон, — сейчас я ему представлю счет.

— Счет?! — удивился епископ. — Что вы этим хотите сказать? Ведь я не пил и не ел.

— О, это ничего не значит, — спокойно ответил Джон, — с той минуты, как вы попадаете на постоялый двор, вы несете расходы. Ваши люди голодны, просят снабдить их припасами, а ваши лошади уже поели, да и нельзя же, чтобы из-за вашего воздержания мы тоже были обречены голодать только потому, что вы не хотите ни есть, ни пить. Мы просим заплатить людям, обслуживавшим людей и животных.

— Возьмите, что сочтете нужным, — нетерпеливо ответил епископ, — и отпустите меня.

— А кошель на прежнем месте? — спросил Маленький Джон.

— Вот он, — ответил епископ, указывая на кожаный мешочек, подвешенный к ленчику седла его лошади.

— Мне кажется, что он тяжелее, чем был в ваш первый приезд, ваше преосвященство.

— Думаю, что тяжелее, — ответил епископ, прилагая отчаянные усилия, чтобы казаться спокойным, — в нем и денег гораздо больше.

— Я в восторге, ваше преосвященство; могу я спросить, сколько же монет в этом прелестном кошельке?

— Пятьсот золотых…

— Превосходно! Как это великодушно с вашей стороны явиться сюда с такими деньгами! — насмешливо заметил молодой человек.

— Но, — запинаясь, проговорил епископ, — я надеюсь, мы эти деньги поделим? Вы же не посмеете отнять у меня все, ограбить меня!

— Ограбить?! — презрительно переспросил Маленький Джон. — Какое слово вы сказали? Вы, значит, не понимаете, какая разница существует между грабежом и тем, чтобы забрать у человека то, что ему не принадлежит? Вы выманивали эти деньги обманом и ложью, вы взяли их у тех, кто в них нуждался, а я хочу их вернуть им. Согласитесь, ваше преосвященство, что я вас не граблю.

— Мы называем наши действия лесной философией, — смеясь, сказал Робин Гуд.

— Весьма сомнительная философия с точки зрения закона, — возразил епископ. — Поскольку защищаться я не в состоянии, придется подчиниться всем вашим требованиям. Берите кошелек.

— У меня к вам есть еще одна просьба, ваше преосвященство, — продолжал Джон.

— Какая? — обеспокоенно спросил епископ.

— Нашего духовника сейчас нет в Барнсдейле, — ответил Джон, — и, поскольку мы давно были лишены его благочестивых наставлений, мы хотим просить вас, ваше преосвященство, отслужить для нас мессу.

— Как вы смеете обращаться ко мне с такой нечестивой просьбой! — воскликнул епископ. — Я предпочту смерть такому святотатству!

— А ведь это ваш долг, ваше преосвященство, — заметил Робин, — во всякое время помогать людям служить Господу; Маленький Джон прав, вот уже несколько недель мы не имели счастья слушать мессу, и мы не можем упустить счастливый случай, который нам сегодня представился; соблаговолите, прошу вас, выполнить нашу законную просьбу.

— Это было бы смертным грехом, преступлением, и я должен быть готов к тому, что десница Господня покарает меня, если я совершу подобное святотатство! — ответил епископ, багровый от гнева.

— Ваше преосвященство, — торжественно проговорил Робин, — мы с христианским смирением почитаем божественные символы католической веры, и, поверьте мне, в стенах ни одного из ваших огромных соборов вы никогда не встретите более благочестивой паствы, чем в Шервудском лесу.

— Я могу верить вашим словам? — с большим сомнением спросил епископ.

— Да, ваше преосвященство, и вы скоро убедитесь в их полной правдивости.

— Ну что ж, мне хочется поверить вам: проводите меня в часовню.

— Пойдемте, ваше преосвященство.

Робин в сопровождении епископа направился к высокой изгороди, расположенной неподалеку от Дерева Встреч. Там в небольшой лощине был сооружен земляной алтарь, прикрытый слоем мха и украшенный цветами. На нем с большим вкусом было разложено все необходимое для службы, и его преосвященство пришел в восторг от такой природной ризницы.

Эти две сотни человек с непокрытыми головами, коленопреклоненные, благочестиво молящиеся и устами и сердцем, являли собой весьма трогательное зрелище.

После мессы лесные братья горячо поблагодарили епископа, и тот, в высшей степени удивленный их скромным поведением во время службы, не мог удержаться от желания задать Робину множество вопросов о том, как он и его люди живут в старом лесу.

Пока Робин любезно отвечал на его расспросы, лесные братья накрыли для солдат обильную трапезу, и Мач самолично наблюдал за приготовлениями к самому утонченному пиршеству, которое когда-либо устраивалось под лесными сводами.

Сам того не заметив, епископ подошел с Робином к пирующим и с завистью взглянул на них — при виде всеобщего веселья остатки его дурного настроения улетучились.

— Неплохо ваши люди проводят время, — сказал Робин, показывая епископу на нескольких особенно прожорливых солдат.

— Они и вправду едят с большим аппетитом.

— Они, вероятно, очень проголодались, наше преосвященство. Уже два часа, и я сам с удовольствием бы перекусил. Не угодно ли и вам без всяких церемоний отобедать?

— Спасибо, любезный хозяин, спасибо, — ответил епископ, стараясь оставаться глухим к настойчивым просьбам своего желудка. — Я ничего не хочу, решительно ничего, хотя я и немного голоден.

— Не следует насиловать свою природу, ваше преосвященство, от этого страдают ум и сердце и теряется здоровье. Давайте-ка сядем на этом зеленом ковре; вам подадут, и вы съедите хотя бы кусок хлеба, если так уж боитесь задержаться.

— Я всенепременно обязан вам повиноваться? — спросил епископ с плохо скрытой радостью.

— Я не принуждаю вас, ваше преосвященство, — лукаво ответил Робин, — и если вам не хочется вместе со мной отведать этого прекрасного пирога из дичи и чудесного вина из этой бутылки, то тогда, прошу вас, воздержитесь, потому что насильно есть еще вреднее для желудка, чем отказываться от пищи в течение нескольких часов.

— О, я свой желудок не насилую, — смеясь, ответил епископ, — аппетит у меня завидный, и поскольку я уже давно голоден, то приму ваше любезное приглашение и окажу честь вашему столу.

— Тогда прошу к столу, ваше преосвященство, и приятного аппетита!

Епископ Херефордский хорошо пообедал; вино он любил, а то вино, которое подливал в его кубок Робин Гуд, было таким крепким, что к концу трапезы его преосвященство совершенно опьянел; к вечеру достойный священнослужитель вернулся в аббатство Сент-Мэри в таком состоянии, что благочестивая братия снова преисполнилась негодования и ужаса.