Онлайн чтение книги Смерть призрака
Глава 17. Ненатянутая нить

— Себастиан Квирини? Ну как же, мой дорогой, у него были чудесные гравюры!

Бэлл подняла глаза, и взгляд ее на мгновение избавился от того безразлично усталого выражения, которое Кэмпион в последнее время с таким огорчением замечал.

Они сидели перед камином в гостиной, все еще топившимся, несмотря на то что погода уже не была холодной.

В этом огне содержался какой-то противовес несчастью, вновь постигшему дом.

Кэмпион и инспектор, вместе пришедшие к выводу, что мистера Поттера не стоит беспокоить, пока в этом не возникнет крайняя необходимость, навестили Бэлл с целью получения некоторых сведений.

— Мне представляется, что это сохранялось до известной степени в тайне, — продолжила она, — поэтому и вы не должны ее особенно разглашать. Макс раскопал в Париже, на распродаже «Общества старого искусства», около пятнадцати обветшалых досок Квирини. Как вы знаете, это был весьма старый бизнес. Они торговали античными предметами, так же как и картинами, и содержание их запасников в Центре годами оставалось нетронутым и неучтенным. Но в связи с предстоящим сносом здания они вывернули свои фонды, и там обнаружилось все виды произведений искусства. Как бы там ни было, в то время это было воспринято как сенсация. Это случилось довольно давно… Впрочем, мы отклонились от темы. Макс очень выгодно купил эти работы Квирини, совсем почерневшие, покрытые спекшимся слоем чернил, а некоторые и почти совсем разрушенные. Он сумел расчистить одну или две из них и тогда лишь установил, кому они принадлежат.

Оутс выглядел слегка недоумевающим, и Кэмпион объяснил:

— Это довольно массивные самшитовые доски, на которых художник вырезает свой рисунок для будущей гравюры. Они сильно различаются по размерам и толщине. Гравюра создается путем печатания под давлением изображения на бумаге очень высокого качества или на шелке. Рисунок на доске покрыт при этом специальными чернилами или тушью. Миссис Поттер растворяла старый слой чернил и вновь печатала эти гравюры. Я прав, Бэлл?

Старая леди кивнула.

— Клэр была весьма искусна в такого рода реставрационных работах, — подтвердила она, и глаза ее увлажнились. — Она была исключительно терпелива и усердна. Гравюры на дереве печатать не очень сложно, вы знаете, но эта работа требует большой тщательности. Максу будет не хватать бедной Клэр.

Веки инспектора заметно дернулись.

— А она много оказывала ему услуг, мэм?

— О, очень много, — Бэлл покачала головой, как бы подытоживая многостороннюю деятельность Клэр Поттер. — Она работала много и тяжело. Ей поручалась масса всевозможных не слишком оглашаемых работ в художественном бизнесе. — Она слабо улыбнулась инспектору и добавила: — Это были всяческие услуги, требовавшие как абсолютной преданности, так и умения. Видите ли, Макс хотел реставрировать все эти вещи Квирини полностью и только после этого собирался устроить выставку и, быть может, основать некоторую моду на них. Ведь в этом нуждаются многие произведения искусства. Клэр почти закончила эту работу. Она ее делала около двух лет.

— Двух лет? — заинтересовался инспектор.

— О да! Это длительная работа, вы знаете, а некоторые доски были в таком плохом состоянии! Ей приходилось с ними столько возиться!

Оутс метнул взгляд на Кэмпиона.

— Она не держала эти доски в студии?

— Все доски? — спросила Бэлл. — О нет, дорогой. Они были слишком громоздки и слишком драгоценны. Обычно какую-то их часть приносил мальчик, и он же забирал уже готовые. Я частенько его видела — это такой забавный небольшой подросток. Мне бы хотелось, чтобы дети никогда не работали!.. Доски были всегда завернуты в зеленый чехол. Клэр обычно ждала его с уже упакованными и готовыми к отправке досками. Она как-то особенно щепетильно к ним относилась. Никто не должен был прикасаться к ним, кроме нее. Я вспоминаю, как однажды в студии, когда очередная упаковка только что прибыла, я попыталась ее распаковать, чтобы помочь ей, но она буквально набросилась на меня. Бедная Клэр! Это было настолько не похоже на нее, что я просто поразилась. Она была исключительно добросовестная. Доски всегда были тщательно упакованы. Они стояли в ряд на стеллаже в своем неизменном чехле. Макс платил ей очень мало, но она никогда на это не жаловалась. — Бэлл вздохнула с грустью и перевела взгляд на свои маленькие пухлые руки.

— Она была всегда исключительно внимательна ко мне, — сказала она и неожиданно добавила: — И этот несчастный беспомощный дурачок тоже. Теперь некому будет смотреть за ним. Она одна о нем заботилась. Так его жалко! Так ужасно безнадежно жалко!

Они помолчали, но вскоре появилась Лайза с посланием от донны Беатрис.

Эта достойная леди, посчитав, что ее временно затмили более важные проблемы, попросту решила отлежаться в постели, руководствуясь древним принципом, гласящим, что если личность не в состоянии приковать внимание к своим восхитительным качествам, то она хотя бы может выразить досаду.

Тоном, сильно смахивающим на ворчание, Лайза сообщила, что донна Беатрис просит к себе Бэлл.

— Отказалась от еды, — сказала Лайза. — И будет отказываться, покуда вы к ней не придете. Я могу не заходить к ней до вечера?

— О нет, — вздохнула Бэлл, поднимаясь с места. — Бедняжка! И, как бы прося прощения за Беатрис, она посмотрела на Кэмпиона. — Беатрис такая истеричка! Все это так дурно на нее влияет! И видимо, не понимает, что выглядит неприятной для других.

Бэлл вышла из гостиной, и Лайза поплелась за ней. Кэмпион и инспектор остались одни.

— Она никогда никому не позволяла распаковывать эти блоки, всегда делала это сама! — произнес инспектор, вытаскивая блокнот. — А Макс платил ей гроши, но она никогда на это не жаловалась! Она оказывала ему массу услуг, конфиденциальных услуг! И что же вы по этому поводу думаете?

— Я думаю, — медленно проговорил Кэмпион, — что более чем вероятны Помощь и потакание Макса алкогольной слабости миссис Поттер в течение довольно долгого времени — месяцев или даже лет. Он недоплачивал ей, но поддерживал в получении порочного наслаждения… А когда подвернулся случай, ему оказалось совсем просто ее отравить. Это было так просто, что он не сумел воспротивиться искушению!

Оутс шумно втянул воздух.

— Похоже, что так, — согласился он. — Но если так, то мы ни за что его не возьмем! Если ее труп способствовал укрыть убийцу, то что же нам остается? Между парой таких досок, завернутых в бумагу и ткань, можно скрыть достаточно объемистый пакет, содержащий, скажем, плоскую полпинтовую флягу, не так ли?

— О, разумеется! Это достаточно изобретательно, Оутс!

— Гнусная изобретательность, — подтвердил инспектор. — Но ведь все же это догадки! Вещественности им очень не хватает. Я, конечно же, повидаюсь с мальчишкой… И вот что еще я узнал: Рэнни сказал мне, что в день убийства после полудня миссис Поттер выходила из дому, и он сам принял для нее посылку в зеленом чехле, обвязанную ремнями, из галереи Салмона и поставил ее у порога домика Поттеров. Но почему мальчишка снова пришел вечером? Вот что я собираюсь выудить у парня, не трогая Фастиена, который должен оставаться последним звеном в этой связке. Пойдемте отсюда, Кэмпион, нам еще предстоят дела, а здесь больше пока нечего оставаться.

Очередная встреча Кэмпиона с инспектором состоялась в следующий полдень в его непротопленном кабинете в Скотланд-Ярде.

Оутс приветствовал своего молодого приятеля с несколько большим воодушевлением, чем обычно.

— Я повидал парнишку, — сказал он, приступая к делу без всяких предисловий. — Перехватил его в галерее до прихода остальных служащих. Это странноватый маленький тип по фамилии Грин.

— Я, кажется, видел его там однажды.

— Ах, так? О, конечно же, вы же мне рассказывали. Это довольно забавный ребенок. Он не очень-то рад своей работенке, я полагаю. Правда, он этого не говорил… Кэмпион…

— Да?

— Я думаю, вы правы…

— Неужели? Как вы к этому пришли?

Оутс хлопнул рукой по растрепанной записной книжке, в которую заносил свои заметки.

— Мальчик подтверждает показания всех остальных. Он обычно уносил и приносил эти зеленые матерчатые посылки через нерегулярные интервалы. Большей частью он возвращался в галерею из Бейсуотера по вечерам, поскольку это последняя из его обязанностей, а дорога неблизкая. Было, кстати, две одинаковых упаковки: два матерчатых чехла и два комплекта ремней. Видимо, одна упаковка всегда дожидалась его в доме Поттеров, когда он приносил другую.

— А он когда-нибудь присутствовал при их паковке в галерее? — спросил Кэмпион.

— Нет. Я специально поинтересовался этим. Он даже толком не знал, что в них содержится. У Фастиена есть привычка напускать таинственность на дела фирмы. Он, очевидно, хотел внушить ребенку, что сам является чем-то вроде гения художественного мира, великим магнатом, держащим в своих руках все нити, пусковые механизмы и прочее в том же духе. Эти упаковки просто передавались Грину Фастиеном. Грин в тот четверг пришел в час ленча, оставил одну из упаковок и забрал у Рэнни другую. Это смещение обычного времени произошло потому, что он должен был на вокзале Виктория встретить поезд в 5.58 и забрать несколько рисунков из Парижа. Эти рисунки были выполнены на шелке, и их должны были увидеть какие-то клиенты. Когда он вернулся в галерею после ленча, Макс послал за ним и объяснил, что он днем отнес в упаковке вложенные туда по ошибке не те предметы и что, после того как он выполнит свою миссию на вокзале Виктория, он должен прямо оттуда снова отправиться в студию и забрать упаковку обратно. Вы следите за изложением?

Кэмпион кивнул. Его глаза за стеклами очков были полузакрыты.

— Когда мальчик добрался до вокзала, оказалось, что рисунки не прибыли. Это заняло у него около двадцати минут, не более, как он считает. После этого он направился в студию и прибыл туда около семи. Лайза вручила ему упаковку, и он привез ее обратно в галерею… — Инспектор сделал паузу и посмотрел на друга. — Когда он туда доехал, Макс его ждал. Мальчик удивился, увидев его, и еще больше удивился, когда тот, спросив его, видел ли он миссис Поттер, и узнав, что нет и что ему вручила упаковку Лайза, дал ему пару шиллингов. После этого парнишка направился домой. И это все, что он смог рассказать мне.

— Чрезвычайно… — отметил Кэмпион.

— Интересно… — добавил инспектор, все еще сверявшийся со своими заметками. — Ах, да, еще одна малюсенькая деталь! Я спросил мальчика, догадывался ли он, что находится в упаковках. Он ответил, что нет, но потом, когда мы разговорились, я заметил, что он что-то недоговаривает, и он мне признался. Дело в том, что примерно три недели назад он уронил эту мерзкую упаковку на эскалаторе метро. Он не смел и думать о том, чтобы распаковать её и проверить, все ли в ней цело. Ему оставалось лишь в страхе и унынии просто ее поднять. И тогда он успокоился, обнаружив, что вроде бы все цело, но что зеленая ткань упаковки вдруг сделалась совершенно мокрой. Я хотел было еще что-то выудить у него, он решительно ничего больше не смог сказать.

Кэмпион встал.

— Итак, мы оказались правы, — сказал он.

— Да, — ответил Оутс. — Мы открыли, как это свершилось, но все же мы не знаем ничего. Не правда ли, возмутительная ситуация?

— Что же, всего этого недостаточно для ареста?

— Недостаточно? Для ареста вообще нет никаких оснований.

Инспектор тоже встал и подошел к окну.

— Еще одна неразрешимая тайна, вот о чем говорят мои записи, — произнес он. — За всю мою практику я запомнил лишь один случай убийства, когда полиция не знала, кого ей подозревать. А здесь мы даже не знаем, зачем его вызывать и какие вопросы задавать. Он полностью нас обвел. Пока мы обсуждали вопрос о том, была ли покойница отравлена или нет, он спокойно отмывал свою бутыль в умывальной комнате галереи.

— Если бы только Поттер не вымыл еще раньше тот стакан, — заметил Кэмпион.

Оутс задумался.

— Я не уверен, что это что-нибудь изменило бы, — произнес он наконец. — Конечно, я согласен, что этот факт выглядит как вмешательство провидения на стороне злых сил, но что из этого? Предположим, что Поттер среагировал бы как обычный нормальный человек, обнаружив свою жену в столь неестественной позе. Взглянув на нее, он понял бы, что она мертва, вызвал бы врача и рассказал ему о ее пристрастии к виски. Гарантирую, что в девяноста девяти случаях из ста медик установил бы сердечную недостаточность и алкогольное отравление, и мы ничего открыть для себя не сумели бы. И остается лишь удивляться тому, что мы еще как-то умудрились с самого начала присутствовать при анализе всей этой истории.

Мистер Кэмпион еще переваривал всю эту тираду, когда инспектор заговорил вновь.

— Ничего! — сказал он. — Ровным счетом ничего, что можно было бы ему предъявить! Он ускользнул от нас.

— Так что же вы собираетесь делать дальше? Прекратить это расследование?

— Господи Боже, ни в коем случае! — инспектор изобразил возмущение. — Вам следовало бы больше быть в курсе полицейских процедур! Мы будем принюхиваться, как старый терьер, к выдохшемуся следу. Мы станем писать множество неодобрительных писем из одной инстанции в другую. Мы будем по секрету всем рассказывать о деталях расследования и постепенно, потихоньку, от недели к неделе, все более грустно будем думать об этом нераскрытом случае. Но потом, конечно, случится что-нибудь еще, и мы снова начнем суетиться и топтаться вокруг.

Перед глазами Кэмпиона проплыло молодое несчастное лицо Дакра, лежавшего в маленькой раздевалке при мастерской Лафкадио, промелькнула сутулая фигура мистера Поттера, склонившегося над своей женой, он вспомнил Бэлл в маленькой кухоньке Поттеров, теребящую обручальное кольцо на пальце…

— Вы могли бы хотя бы заняться поисками мотива убийства, — с горечью заметил он. — Разве вы можете так его оставить?

— Мотивы преступления и сомнительные сопутствующие обстоятельства не являются достаточным поводом для обвинения, — сердито парировал инспектор. — Этого еще более недостаточно, чем та мешанина из догадок и подозрений, которую мы с вами тут напекли. Кроме того, в этой истории может и не быть никакого мотива.

— Что вы имеете в виду?

В этом вопросе Кэмпиона как бы кристаллизовался тот страх, которому он до этого не давал овладеть своим сознанием.

— Вы знаете, что я имею в виду. Ничего достаточно убедительного, никакого нормального мотива…

Мистер Кэмпион пристально изучал узор ковра.

— Вы предполагаете… — начал он.

— Послушайте, — оборвал его инспектор, — я допускаю помутившийся разум, но вы так же хорошо, как и я, знаете, что когда малый в зрелом возрасте, имеющий положение в обществе, вдруг становится убийцей, то в этом есть какая-то очевидная ненормальность! И чем он изощреннее, тем позднее мы сможем его схватить.

— И вы полагаете, что теперь мы ничего не можем предпринять? — безжизненным голосом спросил Кэмпион.

— Нет, — ответил инспектор. — Нет, мой мальчик, он слишком чист пока. Мы должны подождать.

— Подождать? Господи Боже, чего же еще?

— Следующего шага, — ответил Оутс — Он на этом не остановится. Они никогда не останавливаются. Но вот в чем вопрос, кто же следующий вызовет его досаду?