Выйдя из такси, Лёня предложил зайти в павильон «24 часа», взять чего-нибудь домой и в дорогу, чтобы утром перед самолётом перекусить на скорую руку. Час пик давно миновал, но народу, несмотря на поздний час, в магазине было много, потому что вместо трёх продавцов за прилавком моталась одна смертельно усталая пожилая женщина. Люди в очереди даже не возмущались, видя, что она делает всё, что в её силах. Стоять в такой очереди друзьям не улыбалось, и они развернулись к выходу, как вдруг за спиной услышали радостный женский возглас:
– Саша! Лёня!
– Это ещё кто? – проворчал Саша, которому разговаривать с женщиной сейчас хотелось в последнюю очередь, после выпить, покурить и ещё шестидесяти двух процессов эстетической, интеллектуальной и физиологической природы.
– Оля! – не скрывая слёз радости, закричали друзья, обернувшись и узнав свою одноклассницу, считавшуюся в своё время, как сейчас сказали бы, секс – символом школы, хотя о каком сексе в то время могла идти речь, когда умы и души были поражены духовностью и диссидентством.
«А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за запахом…», – вспомнилось Саше то время. Вспомнилось, как он вымолил у Оли Пономарёвой (или Пономаренко? Вот те раз, подумал Саша, что с мозгами делается?) клятву, что она дождётся его из армии. А она, такая умница, клятву дать дала, но не сдержала. Саша ей потом сто раз был благодарен, что она его не дождалась. Правда он жил с тихой ноющей болью в душе, но эта боль чудесным образом не позволяла его чувствам закоснеть в череде сексуальных связей, отличающихся исключительной бездуховностью.
– Ты как? – спросил Саша с искренним участием.
– Нормально, – ответила Оля.
– Как Валентин? – в последний момент успел вспомнить Саша имя её мужа.
– Не знаю, – равнодушно ответила Оля. – Мы ведь с ним разведены. Уже пять лет.
– Так ты теперь одна? – спросил Лёня.
– Сейчас, – горько усмехнулась Оля, – развестись – то мы развелись, а разъехаться не можем.
– Так и живёте вместе? – ужаснулся Саша.
– Так и живём, – вздохнула Оля и сделала с очередью ещё один шаг к кассе. – Вам что-нибудь взять? – вполголоса спросила она.
– Водки и закуски какой-нибудь, мы ведь завтра уезжаем, – сказал Саша трагически, выгреб из кармана горсть денег и, не считая, дал их Ольге.
– Куда? – спросила она, женским сердцем почувствовав, что речь идёт о серьёзном жизненно важном шаге человека, которого она любила.
– Далеко и надолго, – ответил Саша заодно сразу и на следующий вопрос.
– А чего вы развелись? Если не секрет, – спросил Лёня, когда они вышли из магазина. Он чувствовал, что Оле просто не терпится на что-нибудь пожаловаться – на жизнь, на бывшего мужа.
– Тварь он, скотина и негодяй, – как-то привычно и обыденно сказала Оля.
– Непонятно, – Лёня даже остановился. – Так можно про каждого из нас сказать. Это ничего не объясняет. Что ты ему конкретно инкриминировала?
«Действительно, – подумал Саша, – каждый из нас обязательно когда-нибудь что – нибудь наверняка сделал такое, за что его любимая женщина может так назвать. Запереть, например, квартиру, и запилиться пить пиво со случайными знакомыми, забыв про то, что она оставила ключи дома. Или, например, – но про плохое сейчас не думалось, и Саша оставил эту безнадёжную затею.
– Бабник он, – с отстоявшейся безнадёжностью сказала Оля, как говорят о тяжело, неизлечимо больных людях.
– Может быть, это только твои подозрения, – попытался Лёня воскресить в Оле былые чувства к Валентину. – Какие-то неясные догадки, слухи.
– Слухи, – горько повторила Оля, – догадки?…Я прихожу домой, а он там трахается с какой-нибудь.
– С одной или с разными? – уточнил Лёня.
– С разными, – с безразличной усталостью сказала Оля.
– Это хорошо, – обрадовался Лёня.
Саша и Оля удивлённо на него посмотрели.
– Да, – сказал Лёня. – Если с разными, значит это просто секс. В хорошем смысле этого слова, – пояснил он Оле. А если с одной, то это любовь. Это уже сфера чувств, это всё другое, – он махнул рукой, с омерзением отметая сферу чувств с их пути.
– Слушайте, мальчики, пойдёмте ко мне, посидим, – предложила Оля.
– А этот, твой бывший как же? – спросил Лёня, которому, как человеку совестливому, всегда было тягостно общаться с мужьями своих знакомых женщин.
– Да ну его, – в сердцах сказала Оля, – что я в свою квартиру гостей что ли привести не могу?
– А он приводит гостей? – осторожно спросил Лёня.
– Конечно, только я уже к этому привыкла и не обращаю никакого внимания, мы же теперь чужие люди, Осторожно, здесь ступенька, – предупредила она, открыв дверь в мрачный тёмный подъезд.
Единственная лампочка горела на третьем этаже, и в её призрачном свете Оля казалась Саше загадочной и призрачной.
«Милая», – думал он, – как же тебе, наверное, плохо жить с нелюбимым мужем, терпеть его ежедневное хамство. Наверное, плачешь ночами. Что я могу сделать для тебя? Я отдам тебе ключи от моей квартиры, пока её не продал риэлтер. А риэлтеру я позвоню из-за границы и запрещу продавать квартиру, вообще, пусть Оля живёт там всё время, сколько захочет, хоть вечно. Я потом, может быть, вернусь на Родину, мало ли как судьба сложится, и мы с ней будем жить в моей квартире. Но не распишемся, не – е-ет, мы обвенчаемся». Мысли Саши, расторможенные виньяком в гостинице «Москва» и водкой в каком-то тёмном ресторане на Никитских, текли плавно, мягко огибая житейские трудности и тут же находя им библейски простые решения – «он вошёл к ней, и она приняла его в лоно своё».
– Оля, – проникновенно сказал Саша, стараясь выудить из кармана ключи от своей квартиры, чтобы вручить ей.
– Тсс, – приложила Оля палец к губам и приникла ухом к двери, вся превратившись в слух.
«Иван Сергеевич Тургенев на тетеревином току в окрестностях Спасского – Лутовиного», – с умилением подумал Саша, глядя на сосредоточённое лицо Оли, на её руки, сжимающие ручки сумки, как цевьё охотничьего ружья.
– Оля, возьми, – протянул Саша ключи.
Но в это время Ольга тихо приоткрыла дверь и, как рысь, неслышными прыжками скрылась в глубине квартиры, откуда тут же раздался пронзительный женский крик, перешедший в хриплый стон, что-то с грохотом упало на пол и долго с металлическим звоном каталось по нему.
Друзья решительно зашли в квартиру, предполагая, что на Ольгу напал её муж, и, с готовностью дать отпор распоясавшемуся хулигану, открыли дверь в комнату. Разведённый муж Ольги в это время ставил на вращающийся круг радиолы большую виниловую пластинку. Он оглянулся на вошедших и кивком предложил им сесть за стол, стоящий в углу большой полупустой квадратной комнаты. Мягкий квадрафонический звук заглушил взвизги, доносящиеся из смежной комнаты.
– Валентин, – протянул он руку Лёне.
– Леонид, очень приятно, – сказал Лёня. – Это мой друг, Саша, – представил он Валентину Сашу, который, казалось, весь превратился в слух, настолько его захватила мелодия.
– Что это за вещь? – спросил Саша, с трудом приходя в себя.
«Я выхожу замуж в следующий понедельник». Ансамбль «Поль, Питер и Мэри», – сказал Валентин, довольный произведённым эффектом.
– Никогда не слышал об этой группе, – мужественно признался Саша, чем окончательно завоевал серце Валентина.
– Эта музыка на любителя, – сказал он, разливая по разнокалиберным рюмкам остатки водки.
Из соседней комнаты с визгом выскочила полуодетая девушка, но, увидев незнакомых мужчин, ойкнув и стараясь прикрыть сразу все места, опять скрылась за дверью, где кровожадная Ольга продолжила экзекуцию.
– Мы – школьные друзья Ольги, – объяснил Лёня их появление в квартире.
Валентин равнодушно кивнул, прислушиваясь, то ли к песне, то ли к крикам, доносящимся из соседней комнаты, и выпил. Песня закончилась.
– Можно ещё раз её поставить? – спросил Саша, направляясь к радиоле.
– Я сам, – сказал Валентин, предупреждая Сашу, чтобы он, не дай Бог, чего – нибудь там тронул. – Эта машина не любит чужих рук.
Радиола представляла собой сооружение из трёх блоков, накрытых большими прозрачными колпаками, под которыми были видны большие вакуумные лампы усилителя с бронзовыми охлаждающими радиаторами, причудливая архитектура движущихся колёсиков, тяг и переключателей проигрывателя, напоминающая шедевры восемнадцатого века – Золотого века механики. Валентин произвёл сложную манипуляцию, и в комнате снова зазвучала полюбившаяся Саше мелодия.
– Как называется эта вещь? – спросил он Валентина.
– «Я выхожу замуж в следующий понедельник», – терпеливо пояснил Валентин.
Лёня в это время попытался передвинуть стол, за которым они пили на середину комнаты.
– Не трогай его! – крикнул Валентин, и Лёня испуганно замер, держась за стол, как будто тот собирался улететь. – У него три ноги, он поэтому и стоит в углу.
Лёня заглянул под стол и убедился, что Валентин не солгал, четвёртый угол стола опирался на стопку краеугольных книг, составлявших идеологический, теоретический и духовный фундамент советской власти – трёхтомник Ленина, серый кирпич «Истории КПСС», антология «Молодость моя – комсомол», труды Циолковского, Мичурина и учебник физики Пёрышкина и Крауклиса.
Из-за двери опять появилась девушка, и вид её был ужасен, растрёпанные волосы не могли скрыть набухающий синяк под глазом, правый рукав платья был почти оторван и едва держался на трёх нитках. Она с трудом сдерживала рыдания.
– Раиса, – с холодной вежливостью сказал Валентин, – разве ты не видишь, у меня гости. – Тебе, по-моему, уже пора домой.
– Она трусы спрятала, сука-а-а, – заревела в голос Раиса.
– Может, нам уйти? – спросил Лёня, разливая, меж тем, водку.
– Ольга, – чуть повысил голос Валентин, – отдай ей трусы. Это уже пошло, – сказал он, апеллируя к гостям. Те, в знак согласия, кивнули.
– Где она их оставила, пусть там и возьмёт. Не хватало, чтобы я ей ещё и трусы помогала одевать. Хватит с меня других забот. Ишь, приспособилась, только я на работу, а она тут как тут. Паску-уда! – бросилась Ольга на Раю, но та успела спрятаться за Валентина, который стоял, как статуя командора, с рюмкой в руке. Он загородил рукой рюмку и примирительно сказал:
– Оля, сейчас не время выяснять ваши отношения. У тебя, конечно, могут быть претензии к Раисе, но постарайся быть выше этого. Ну, что тебе, действительно, трудно, что ли отдать ей трусы?
– А вот это она видела?! – крикнула Ольга с побелевшими от ярости глазами и показала такой неприличный жест, что Лёня от смущения тут же наполнил рюмки и женщинам.
– Извини, – тихо сказал Саша Валентину, – а можно поставить ту песню?
– Какую?
– Ну, ту, которую сначала слушали?
– «Я выхожу замуж в следующий понедельник»?
– Во, точно, эту, – обрадовался Саша, услышав знакомое название.
– Чего ты к ней привязался? – искренне удивился Валентин. – У меня таких вещей знаешь сколько? – с этими словами он открыл буфет, и тот, вместо посуды был под завязку набит виниловыми пластинками. – Полторы тысячи без малого, – гордо сказал Валентин. – Хочешь «Лэд Зеппелин», «Кровь, пот и слёзы», «Роллинг стоунс», «Дорс», Далида, Джони Холидей, Элвис? Здесь всё, что душа пожелает.
– Вот ту, что сначала слушали, как её?
– «Я выхожу замуж в следующий понедельник»! – теряя терпение, сказал Валентин. – Он что, действительно мудак или притворяется?
– У него был сегодня тяжёлый день, – извинился за Сашу Лёня. – День принятия решения.
– Пойдём домой. Завтра рано вставать, – сказал Саша Лёне шёпотом.
– Куда я пойду? Ты слышал, Рая сказала, что на ней нет трусов, – горячим шёпотом ответил Лёня.
– Может, врёт, – с надеждой сказал Саша.
– Девушки этим не шутят, – веско возразил ему Лёня, и Саша согласно кивнул. – Ну, с отъездом, – сказал Лёня, и все выпили.
Начались танцы.
Саша увлечённо копался в пластиках, все они были в идеальном состоянии, в двойных полиэтиленовых пакетах. Некоторые пластинки, перед тем как поставить их на диск, Валентин покрывал специальным составом, чтобы снять пыль. Саша попробовал встать с пола, но оказалось, что без посторонней помощи сделать это трудно, пол за вечер очень сильно раскачался, и Саша с него всё время соскальзывал.
Валентин довел пьяного Сашу до туалета и, прислонив его к двери, ушел обратно к столу.
Дверь в туалет оказалась закрытой изнутри.
Саша постучал.
– Кто там? – спросил Лёня из-за двери.
– Это я, твой лучший друг, Саша, – ответил Саша.
– Чего надо? – спросил Лёня.
Саша попытался жестом объяснить двери, что ему надо.
– Не понял, – сказал Лёня из-за двери.
– Писать хочу. Пусти.
– Извини, друг, я с дамой.
– Писаете? – изумился Саша.
В туалете, оклеенном обложками и разворотами журналов «Пентхаус» и «Плейбой» вперемешку с винными этикетками, Лёня темпераментно трахался с Раисой, Саша же своими вопросами мешал, отвлекая от дела.
– Лёнь, вы скоро там? – спросил Саша из-за двери.
– Ну, затрахал совсем, – сказал Лёня девушке, ища сочувствия. – Писать, писать. Маньяк какой-то.
Девушка что-то неразборчиво простонала и нечаянно зацепила проржавевший проволочный спуск унитаза. Тот заурчал, спуская воду..
Потом Саша увидел себя в магазине. Там стояла длинная очередь за пластинками. Из очереди его окликнули. Это был Игорь. «Очередь всех уравнивает, – подумал Саша. – Вот Игорь, например, замминистра, большой человек. А убили его, и стоит в очереди, как миленький».
Игорь улыбался Саше и приглашал встать перед собой.
– Ты какую пластинку хочешь купить? – спросил его Игорь.
«А что это за очередь такая?» – запоздало испугался Саша и очутился в подсобке магазина, где мужчина в чёрном костюме сортировал пластинки, нюхал их и, протухшие, с отвращением бросал в помойное ведро. «Надо будет потом когда-нибудь заглянуть в это ведро, – подумал Саша, – может, по ошибке что-нибудь хорошее выкинул».
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления