Онлайн чтение книги Райский сад The Garden of Eden
Глава двадцать шестая

Они оделись на пляже. Дэвид взял сумку с купальными принадлежностями, и они вскарабкались по крутой тропинке вверх, к сосновому лесу, туда, где оставили старенький автомобиль. Дэвид сел за руль, и к наступлению ранних вечерних сумерек они вернулись в гостиницу. В машине Кэтрин сидела спокойно, и прохожим могло показаться, что они просто возвращаются после полуденного купания с одного из диких пляжей. Когда они оставили машину на подъездной аллее, боевых кораблей уже не было видно, и море за кронами сосен было синее и тихое. Вечер был хороший и свежий, как утро.

Они вошли в гостиницу. Дэвид занес сумку с вещами в кладовую и бросил ее там.

– Дай мне вещи, – сказала Кэтрин. – Их надо просушить.

– Извини, – сказал Дэвид. Он повернулся, вышел из кладовой и прошел в дальнюю комнату, где работал. Войдя в комнату, он открыл чемодан с рукописями. Стопка тетрадей с рассказами исчезла. Вместе с ними исчезли четыре пухлых конверта с газетными вырезками, присланные из банка. Тетради с зарисовками об их путешествии были в целости и сохранности. Он закрыл и запер чемодан, перерыл все ящики в шкафу, перетряхнул все в комнате. Он не верил, что рассказы могли исчезнуть. Он не мог поверить, что она способна уничтожить их. На пляже он вдруг подумал, что она могла бы это сделать, но мысль показалась невероятной, и он сам себе не поверил. Он был спокоен, осмотрителен и сдержан, каким его учили быть в случае опасности, чрезвычайных обстоятельств или катастрофы. Но трудно было предположить, что такое могло произойти.

Он все еще надеялся, что это просто страшная шутка. С замершим, похолодевшим сердцем он снова открыл чемодан, перерыл его, запер и еще раз обыскал комнату.

Не было ни опасности, ни чрезвычайных обстоятельств. Произошла катастрофа. Нет, не может быть. Наверное, она просто спрятала бумаги где-нибудь – в кладовой, в спальне или у Мариты в комнате. Не могла же она на самом деле все уничтожить. Он этого не заслужил. Он все еще не верил в случившееся, но одна мысль об этом вызвала приступ тошноты. Он вышел из комнаты и запер дверь.

Девушки сидели в баре. Марита, едва взглянув на него, сразу поняла, что произошло. Кэтрин, не поворачиваясь, следила за ним в зеркало.

– Где ты их спрятала? – спросил Дэвид.

Она отвернулась от зеркала и посмотрела на него.

– Не скажу, – ответила она. – Я о них позаботилась.

– Лучше скажи, – сказал Дэвид. – Они очень нужны мне.

– Нет, не нужны, – сказала она. – Никчемные были рассказики. Я их терпеть не могла.

– Ну, а тот, про Кибо? – спросил Дэвид. – Ты ведь полюбила Кибо. Неужели не помнишь?

– Он тоже должен был погибнуть. Я хотела вырвать рассказ про Кибо, но не нашла его. Впрочем, какая разница, ты же сказал, что он умер.

Дэвид видел, как Марита посмотрела на Кэтрин, отвернулась и снова посмотрела на нее:

– Где ты их сожгла?

– И тебе я ничего не скажу, – сказала Кэтрин. – Ты с ним заодно.

– Ты сожгла их вместе с вырезками? – спросил Дэвид.

– Не скажу. Ты говоришь со мной точно полицейский или учитель в школе.

– Скажи, дьяволенок. Я только хочу знать.

– Я за них заплатила, – сказала Кэтрин. – Благодаря моим деньгам ты мог писать.

– Знаю, – сказал Дэвид. – Это было очень великодушно с твоей стороны. Где ты сожгла их, дьявол?

– Я ничего ей не скажу.

– Хорошо. Скажи только мне.

– Пусть она уйдет.

– Мне действительно лучше уйти, – сказала Марита.

– Вот и хорошо, – сказала Кэтрин. – Ты здесь ни при чем, наследница.

Дэвид сел на высокий табурет напротив Кэтрин. Она следила в зеркало, пока Марита не вышла.

– Где ты сожгла их? – повторил Дэвид. – Теперь можешь сказать.

– Она бы не поняла, – сказала Кэтрин. – Поэтому я попросила ее уйти.

– Знаю, – сказал Дэвид. – Где ты их сожгла?

– В железном ящике с дырочками, в котором мадам сжигает мусор, – сказала Кэтрин.

– Все сгорело?

– Да. Я подлила немного керосина из бидона, который взяла в сарае. Вспыхнуло высокое пламя, и все сгорело. Я сделала это ради тебя, Дэвид, ради всех нас.

– Не сомневаюсь, – сказал Дэвид. – Значит, все сгорело?

– О да. Можно пойти взглянуть, если хочешь, но нет нужды. Бумага прогорела до золы, и я перемешала ее палкой.

– Пойду посмотрю, – сказал Дэвид.

– Но ты вернешься? – спросила Кэтрин.

– Конечно.

Она сожгла их в ящике для мусора, сделанном из старой цилиндрической канистры для бензина, продырявленной в нескольких местах. Золу она перемешала ручкой от метлы, которой и раньше пользовались для этой цели. Бидон с керосином действительно стоял в каменном сарае. В ящике Дэвид нашел несколько обуглившихся кусочков знакомой зеленой обложки от тетрадей, клочки обгоревших газетных вырезок и два почерневших куска розовой бумаги, оставшихся от бланка службы по рассылке вырезок «Ромейке». На одном из них он мог разобрать строчку «Провиденс, Род-Айленд». Золу тщательно перемешали, но если бы у него хватило терпения внимательно перебрать обгоревшие тетради, то наверняка нашлись бы еще уцелевшие клочки. Он разорвал на мелкие кусочки розовую бумажку с надписью «Провиденс, Род-Айленд» и бросил их назад в железный ящик, который поставил вертикально на землю. Дэвид подумал, что никогда не был в Провиденс на Род-Айленд. Он поставил палку на место в каменный сарай, где стоял и его гоночный велосипед, которому надо было бы подкачать шины, прошел через пустую кухню и вернулся в бар к Кэтрин.

– Убедился, что все так, как я сказала? – спросила Кэтрин.

– Да, – сказал Дэвид. Он облокотился на стойку.

– Наверное, достаточно было сжечь только газетные вырезки, – сказала Кэтрин. – Но я решила уничтожить все подчистую.

– Да, ты постаралась, – сказал Дэвид.

– Теперь ты можешь спокойно работать над повестью о нашем путешествии, и тебе ничто не помешает.

– Конечно, – сказал Дэвид.

– Хорошо, что ты рассуждаешь здраво, – сказала Кэтрин. – Ты даже не представляешь себе, какие они были плохие. Я должна была доказать тебе.

– Разве нельзя было сохранить хотя бы рассказ про Кибо? Он же тебе нравился.

– Я же сказала, что пыталась найти рассказ. Но если хочешь написать заново, я могу повторить его слово в слово.

– Любопытно получится.

– Действительно любопытно. Увидишь. Могу пересказать тебе его прямо сейчас. Начнем, если хочешь.

– Нет, – сказал Дэвид. – Не сейчас. Может быть, ты его запишешь?

– На бумаге у меня ничего не получается. Ты же знаешь. А пересказать могу в любой момент. Ведь другие рассказы тебе ни к чему? Они были совсем никудышные.

– Все-таки зачем ты это сделала?

– Чтобы помочь тебе. Ты поедешь в Африку и напишешь все заново. Теперь ты стал взрослым и сумеешь во всем разобраться. Природа не могла сильно измениться. Впрочем, лучше бы ты написал что-нибудь об Испании. Ты говорил, что природа там напоминает Африку, но зато в Испании говорят на нормальном языке.

Дэвид налил себе виски, отыскал бутылку минеральной воды и долил немного в стакан. Он вспомнил тот день и то место в долине по дороге в Ле-Гро-дю-Руа, когда они набрали в бутылки такой же минеральной воды и как…

– Давай не будем говорить о писательстве, – сказал он Кэтрин.

– Но я хочу, – сказала Кэтрин. – Только о настоящей, нужной работе. У тебя так хорошо получалось, пока ты не начал писать эти рассказы. Отвратительнее всего было читать о грязи, о мухах, о жестокости и зверствах. Ты, похоже, просто погряз в них. А эта ужасная сцена бойни в кратере и бессердечность твоего отца?

– Можно сейчас не говорить об этом? – спросил Дэвид.

– Нет, я буду говорить, – сказала Кэтрин. – Я хочу, чтобы ты понял, почему я должна была их сжечь!

– Напиши все, что хочешь сказать, – сказал Дэвид. Я бы предпочел тебя не слышать.

– На бумаге у меня ничего не получится, Дэвид.

– Получится.

– Нет. Но я могу пересказать их кому-нибудь, кто сможет записать, – сказала Кэтрин. – Если бы ты относился ко мне получше, ты бы сам записал. Если бы ты любил меня, то был бы рад помочь.

– У меня только одно желание – убить тебя, – сказал Дэвид. – И я не делаю этого только потому, что ты – сумасшедшая.

– Ты не смеешь так говорить со мной, Дэвид.

– Неужели?

– Нет. Не смеешь. Не смеешь. Слышишь?

– Слышу.

– Тогда запомни, ты не смеешь говорить мне такое. Не смеешь говорить такие гадости.

– Слышу, слышу, – сказал Дэвид.

– Не смеешь. Я не потерплю. Я разведусь с тобой.

– Буду только рад.

– Тогда я останусь и не дам тебе развода.

– Тоже неплохо.

– Я сделаю с тобой все, что захочу.

– Уже сделала.

– Я убью тебя.

– Наплевать, – сказал Дэвид.

– Даже в такую минуту ты не способен выражаться как джентльмен.

– Интересно, что сказал бы джентльмен в такую минуту?

– Что он сожалеет.

– Ладно, – сказал Дэвид. – Я сожалею… Я сожалею, что встретил тебя. Я сожалею, что женился на тебе.

– Я тоже.

– Заткнись, будь добра. Расскажи это кому-нибудь другому, кто сможет изложить все на бумаге. Я сожалею, что твоя мать встретила твоего отца и они зачали тебя. Я сожалею, что ты родилась и выросла. Я сожалею обо всем, что мы делали вместе, – и плохом, и хорошем…

– Неправда.

– Ладно, – сказал он. – Заткнусь я. Я не собираюсь произносить речей.

– Тебе просто жаль самого себя.

– Возможно, – сказал Дэвид. – Но, черт возьми, дьяволенок, зачем тебе понадобилось их сжигать? Мои рассказы?

– Я должна была, Дэвид, – сказала она. – Жаль, если ты не понимаешь.

На самом деле он все понял еще раньше, и его вопрос, теперь это было ясно, был чисто риторическим. Он не любил пустых фраз, не доверял фразерам, и ему стало стыдно за свою слабость. Он неторопливо пил виски с содовой, думая о том, как ошибаемся мы, считая, что, поняв, можно все простить, и постарался внутренне собраться, как в былые времена, когда вместе с механиком и каптенармусом проверял перед вылетом самолет, его мотор и вооружение. Тогда в этом не было необходимости, потому что они и так превосходно делали свое дело, но для него это был способ не думать о предстоящем и, как ни сентиментально это звучит, хоть как-то утешало. Сейчас это было необходимо, потому что он искренне был готов убить Кэтрин. Ему было стыдно за последовавшую за этими словами тираду. Но все сказанное было правдой, и теперь нужно было взять себя в руки на случай, если он вдруг начнет терять контроль над собой. Он налил еще виски, добавил минеральной воды и стал смотреть, как поднимаются и лопаются крошечные пузырьки воздуха. «Чтоб ее черти взяли», – подумал он, но вслух сказал:

– Извини, я погорячился. Конечно же, я понимаю.

– Очень рада, Дэвид, – сказала она. – Утром я уезжаю.

– Далеко?

– В Андай, а оттуда в Париж, чтобы найти художников для книги.

– Вот как?

– Да. По-моему, надо ехать. Мы и так потеряли много времени, а сегодня мне столько удалось сделать, что не хочется сбавлять темп.

– Как ты поедешь?

– На «бугатти».

– Не стоит ехать одной.

– Но я хочу.

– Не стоит, дьяволенок, поверь мне. Я не отпущу тебя.

– А поездом можно? Есть поезд прямо до Байонна. А там или в Биаррице я могу взять напрокат машину.

– Давай поговорим об этом утром.

– Но я хочу сейчас.

– Тебе не следует ехать, дьяволенок.

– Я поеду, – сказала она. – И ты меня не остановишь.

– Я только думаю о том, как тебе лучше добраться.

– Нет. Неправда. Ты не хочешь, чтобы я ехала.

– Если подождешь немного, мы можем поехать вместе.

– Я не хочу ехать вместе. Я хочу поехать завтра на машине. Если ты против, я поеду поездом. Ты не можешь помешать мне уехать на поезде. Я уже достаточно взрослая, а быть твоей женой еще не значит быть твоей рабой или твоей собственностью. Я еду, и ты меня не остановишь.

– Ты вернешься?

– Думаю, да.

– Понятно.

– Ничего тебе не понятно, но это не важно. План очень разумный и правильный. Из него уже ничего не выбросишь…

– В мусорную корзину, – подсказал Дэвид, но тут же вспомнил о самообладании и сделал глоток виски. – Хочешь в Париже посоветоваться со своими адвокатами? – спросил он.

– Если понадобится. Обычно я с ними советуюсь. Раз у тебя нет адвокатов, это еще не значит, что другим возбраняется их иметь. Или ты хочешь обратиться к моим?

– Нет, – сказал Дэвид. – К черту твоих адвокатов.

– Как у тебя с деньгами?

– С деньгами все в порядке.

– Нет, правда, Дэвид? Рассказы, должно быть, немало стоили. Мне это не давало покоя, но я свои обязательства помню. Я все выясню и сделаю что положено.

– Что-что?

– Сделаю все, что положено.

– И что же положено?

– Я оценю их стоимость и перечислю на твой счет в два раза больше.

– Вот это щедрость, – сказал Дэвид. – Ты всегда была бессребреницей.

– Я хочу быть справедливой, Дэвид, и рассказы, возможно, стоят намного больше, чем их могут оценить.

– И кто же назначит цену?

– Найдется кто-нибудь. Есть же люди, знающие цену всему.

– Кто же?

– Ну, не знаю, Дэвид. Наверное, такие, как редактор журнала «Атлантик мансли», или «Харперз», или «Нувель ревю франсэз».

– Пойду-ка пройдусь немного, – сказал Дэвид. – С тобой все в порядке?

– Все, если не считать того, что меня гложет вина за причиненное тебе зло, и я должна это как-то компенсировать, – сказала Кэтрин. – Мне надо в Париж еще и поэтому. Не хотелось говорить тебе.

– Не будем считаться, – сказал Дэвид. – Итак, ты хочешь поехать поездом?

– Нет. Я хочу ехать на машине.

– Ладно. Поезжай на «бугатти». Только будь осторожна и на горной дороге не гони.

– Я поведу машину так, как ты учил меня, буду думать, что ты рядом, и стану болтать с тобой, рассказывать разные истории и еще фантазировать о том, как я спасла тебе жизнь. Это моя любимая тема. Рядом с тобой дорога покажется мне короче и легче, а скорость – не такой большой. Я чудесно доеду.

– Хорошо, – сказал Дэвид. – Не бери в голову. Если не сумеешь выехать рано утром, заночуй в Ниме. В отеле «Император» нас еще не забыли.

– Я думаю доехать до Каркасона.

– Нет, дьяволенок, лучше не надо.

– А вдруг я встану пораньше и доберусь до Каркасона? Я поеду через Арль и Монпелье и не стану терять время на остановку в Ниме.

– Если выедешь поздно, остановись в Ниме.

– Ребячество какое-то, – сказала она.

– Я поеду с тобой, – сказал он.

– Нет, пожалуйста. Мне важно справиться самой. Это действительно так. Мне незачем тебя обманывать.

– Пусть так, – сказал он. – Но я должен ехать.

– Ну пожалуйста, не надо. Не бойся за меня. Я поведу машину осторожно и прекрасно доберусь без остановок.

– Нельзя, дьяволенок. Сейчас рано темнеет.

– Не волнуйся. Ты – прелесть, что отпускаешь меня. Ты мне все позволял. И ты простишь меня, если я сделаю что-нибудь не так. Я буду очень тосковать по тебе. Я уже тоскую. В следующий раз поедем вместе.

– У тебя сегодня был трудный день, – сказал Дэвид. – Ты устала. Разреши мне хотя бы проверить твою «бугатги». Я проеду до города и обратно.

Проходя мимо двери в комнату Мариты, он остановился и сказал:

– Хочешь покататься?

– Да, – ответила она.

– Тогда пошли.