Онлайн чтение книги Восставшая Луна The Moon Is a Harsh Mistress
Книга третья. Бзавнеб!

23

В понедельник, 12 октября 2076 года, в семь часов вечера я направлялся домой после изматывающего дня, который провёл в наших канцеляриях, расположенных в отеле «Свалка», занимаясь всякой ерундой. Делегация фермеров, занимающихся выращиванием зерна, хотела повидать профа, а поскольку он был в Гонконге, то вызвали меня. Держался я с ними грубо. С момента введения эмбарго прошло уже два месяца, и всё это время ФН отказывала нам в любезности устроить какую-нибудь пакость. Нас полностью игнорировали, на наши претензии не отвечали — я полагаю, они считали, что если они так поступят, то тем самым признают факт нашего существования. Стью, Шихан и сам проф прилагали максимум усилий для того, чтобы при помощи подтасовки поступающих с Земной стороны новостей укрепить боевой дух наших людей.

Сначала все держали скафандры под рукой. Их носили, держа шлемы под мышкой, даже когда шли по коридорам на работу или возвращались домой. Но затем напряжение спало — дни проходили за днями, никакой опасности не было, а скафандр, когда в нём нет необходимости, вещь достаточно громоздкая. Спустя какое-то время у пивнушек появились таблички «В скафандрах не входить!». Ну а если селенит не может позволить себе сделать по дороге домой остановку и выпить свои пол-литра из-за того, что на нём скафандр, то он оставит его либо дома, либо на станции, либо в каком-нибудь другом месте.

Честное слово, я сам в тот день не позаботился о том, чтобы надеть его, — меня вызвали в канцелярию, и я был уже на полпути туда, когда вспомнил о скафандре. Как раз в тот момент, когда я добрался до вспомогательного шлюза номер тринадцать, я услышал и почувствовал звук, который пугает селенита больше всего, — отдалённое шипение, за которым последовало ощутимое движение воздуха. Ни секунды не раздумывая, я влетел в шлюз, выровнял давление и, выскочив с другой стороны, задраил дверь и бегом помчался к нашему домашнему шлюзу. Миновав его, я закричал:

— Надевайте скафандры! Велите ребятам убираться из туннелей и закройте все воздухонепроницаемые двери!

Никто из взрослых, кроме Мамы и Милы, мне на глаза не попался. Обе они были перепуганы, но, не говоря ни слова, взялись за дело. Я ворвался в мастерскую и схватил скафандр.

— Майк! Ответь мне!

— Я здесь, Ман, — спокойно отозвался он.

— Я слышал звук, который означает, что произошла декомпрессия от взрыва. Какова обстановка?

— Это на третьем уровне Л-Сити. Пробоина на станции подземки «Западная», сейчас всё до некоторой степени под контролем. Шесть кораблей совершили посадку, Луна-Сити атакован…

— Что?!

— Ман, дай мне закончить. Шесть транспортных кораблей совершили посадку, Луна-Сити атакован войсками, судя по всему, атаке подвергся также Гонконг, телефонная связь с ним нарушена, повреждён релейный ретранслятор. Атакован Джонсон-Сити; я уже закрыл бронированные двери между Луна-Сити и подземной частью Комплекса. У меня нет возможности увидеть, что происходит в Новолене, но, судя по отметкам на радаре, всё указывает на то, что он тоже атакован. Черчилль и Тихо-Андер — тоже. Один корабль сейчас находится на высокой эллиптической орбите. Он сейчас прямо у меня над головой. Судя по всему, это корабль командования. Других кораблей не видно.

— Шесть кораблей… какого чёрта, где же ты был раньше?

Он ответил так спокойно, что это привело меня в чувство:

— Ман, они приблизились к обратной стороне Луны. А она для меня слепая зона. Они подошли по траектории, которая сразу выводила их на предельно низкую орбиту облёта, они чуть в горы не врезались. Я видел только самый последний этап посадки корабля возле Л-Сити. А тот корабль, что сел рядом с Джонсон-Сити, единственный, который я могу наблюдать непосредственно. О местах посадки остальных я могу судить только предположительно, исходя из той баллистической траектории, которая была определена по сигналу на экране радара. Я слышал звук от разрыва в Луна-Сити, на станции «Западная», а теперь слышу те, которыми сопровождается сражение в Новолене. Всё остальное — только гипотетические предположения, вероятность их правильности — ноль, запятая, девять, девять. Я сразу же позвонил тебе и профессору.

У меня перехватило дыхание:

— Операция «Глыба». Приготовиться к проведению.

— Полная готовность. Ман, я не смог связаться с тобой и воспользовался твоим голосом, чтобы отдать команду. Проиграть тебе запись?

— Нет… Да, да!

И я услышал, как я приказываю дежурному офицеру у старой катапульты объявить боевую готовность номер один к проведению операции «Глыба», подготовить первый контейнер к пуску, все остальные поместить на погрузочные транспортёры, приготовиться к катапультированию, но не осуществлять выброс до приказа, отданного лично мной, затем производить пуски согласно плану, в полностью автоматическом режиме. Я заставил офицера повторить приказ.

— Хорошо, — сказал я Майку. — Что у нас с боевыми расчётами лазерных буров?

— Здесь я тоже воспользовался твоим голосом, Мануэль. Я объявил боевую готовность, а затем велел возвращаться к себе, в дежурные части. Командный корабль достигнет апоселения[21]Апоселений — по аналогии с апогеем, точка наибольшего отдаления от Луны для тела, обращающегося вокруг неё по эллиптической орбите. только через три часа и четыре целых семь десятых минуты. У нас ещё более пяти часов не будет мишени, по которой можно вести огонь.

— Но он же может сманеврировать. Или произвести пуск ракет.

— Успокойся, Ман. Я засеку ракету за несколько минут до подлёта. Солнце на максимальной высоте, поток излучения на поверхности тоже достиг максимума — и ты хочешь, чтобы люди неизвестно зачем находились на поверхности? Сколько они там смогут выдержать? Это неразумно.

— Извини… Лучше дай мне поговорить с Грегом.

— Воспроизвожу запись.

Я услышал свой разговор с моим сомужем, находящимся в Океане Бурь; мой голос звучал спокойно, хотя в нём слышалось напряжение. Майк объяснил Грегу сложившуюся ситуацию, велел приготовиться к проведению операции «Праща Давида» и принять все необходимые меры для того, чтобы в любой момент можно было перейти на автоматический режим. «Я» заверил его, что главный компьютер будет всё время передавать им коррекцию программы запуска, а если связь нарушится, то управление запуском будет автоматически передано их собственному компьютеру. «Я» также велел ему принимать командование на себя и действовать по своему усмотрению в том случае, если произойдёт полная потеря связи, а если связь не удастся восстановить в течение четырёх часов, то пусть он слушает радиопередачи с Земной стороны и сам решает, как поступить. Грег воспринял это совершенно спокойно, повторил отданный мной приказ, а затем сказал:

— Мануэль, передай всей нашей семье, что я их очень люблю.

Слова, сказанные от моего имени Майком, заставили меня испытать прилив гордости. Он сказал именно то, что сказал бы я, и голос его выразил всю гамму переполнявших меня чувств.

— Я сделаю это, Грег… И, Грег, послушай, я тоже тебя люблю. Ты ведь знаешь это?

— Знаю Мани… и вознесу за тебя особую молитву.

— Спасибо, Грег.

— До встречи, Мани. Иди и делай, что должен.

И я пошёл и делал то, что должен. Майк сыграл мою роль так же хорошо, как мог бы сыграть её я, а может быть и лучше. Фин, когда его отыщут, будет действовать непосредственно под руководством Адама. И я ушёл, ушёл быстро, крикнув Маме, что Грег велел передать ей, что он всех нас любит. Она была в скафандре и уже успела поднять Деда и надеть на него скафандр — первый раз за многие годы.

Я вышел из дому. Шлем моего скафандра был пристёгнут, в руке у меня был лазер. Я дошёл до шлюза номер тринадцать и обнаружил, что он наглухо задраен с другой стороны, но в глазок никого не видно. Всё правильно, всё сделано так, как отрабатывали во время учений, — за исключением того, что стиляги, отвечавшего за этот шлюз, нигде не было.

Я поколотил в дверь, но это не принесло никакой пользы. В результате мне пришлось вернуться, я прошёл через наш дом, через овощные туннели и добрался до частного шлюза семьи Девис, ведущего на поверхность, к нашим солнечным батареям.

И обнаружил, что, несмотря на то что в это время снаружи всё должно быть залито ослепительным солнечным светом, на смотровой глазок двери падала тень какого-то объекта — проклятый корабль Терры приземлился прямо на принадлежащий Девисам участок поверхности. Стойки его опор образовывали гигантский треножник, нависавший надо мной, а прямо перед моими глазами находились сопла корабля. Я быстренько ретировался, наглухо задраил оба люка, затем вернулся домой, задраивая по пути каждую из попадавшихся мне герметичных дверей. Рассказал Маме о том, что случилось, и велел ей поставить у задней двери одного из ребят с лазерным ружьём, отдав ей своё.

Ни парней, ни взрослых мужчин, ни крепких женщин — в доме оставались только Мама, Дед и наши младшие дети. Все остальные ушли искать неприятностей на свою голову. Мими отказалась взять ружьё.

— Мануэль, я не умею с ним обращаться. А учиться этому уже слишком поздно. Оставь его себе. Но они не пройдут через туннели Девисов. Я знаю несколько способов помешать этому, таких, о которых тебе никогда не приходилось слышать.

Я не стал с ней спорить. Спорить с Мамой — только попусту время терять, вполне возможно, что она и впрямь знает кое-что из того, что неизвестно мне; она жила на Луне в течение многих лет и умудрялась выживать в условиях много худших, чем те, с которыми знаком я.

На этот раз возле шлюза номер тринадцать я обнаружил двоих дежурных юнцов. Парни пропустили меня, а я потребовал от них новостей.

— Давление в полном порядке, — ответил мне тот, что постарше. — По крайней мере на этом уровне. Бой сейчас идёт где-то внизу, ближе к Казвею. Послушайте, генерал Девис, можно мне пойти с вами? Для этого шлюза хватит и одного.

— Нет.

— Я хочу, чтобы и на моём счету был хотя бы один земляной червяк!

— Это твой пост, здесь и оставайся. Если земляной червяк появится здесь — тогда он твой. Только смотри, как бы он сам не записал тебя на свой счёт.

С этими словами я их оставил и рысью помчался вперёд. Вот так и вышло, что из-за своей собственной небрежности, из-за того, что у меня под рукой не оказалось скафандра, мне довелось увидеть лишь окончание сражения в Коридорах — тот ещё «министр обороны».

Я нёсся к месту сражения по Кольцевому коридору в скафандре с откинутым шлемом. Достиг шлюза, через который можно было выбраться на длинный пандус, идущий в направлении Казвея. Шлюз был открыт, я ругнулся и, миновав его, остановился, чтобы задраить этот шлюз — делал это я с осторожностью, поскольку теперь видел, почему он был открыт — охранявший его парнишка был мёртв. Я, соблюдая крайнюю осторожность, двинулся вниз по пандусу, а затем к Казвею.

Этот конец Казвея был пуст, но со стороны города доносился шум; и в том месте, где Казвей выходил за пределы жилых кварталов, можно было разглядеть какие-то фигуры. Две фигуры в скафандрах отделились от остальных и двинулись в мою сторону. В руках у них были ружья. Я сжёг обоих.

Один человек, одетый в скафандр и с лазерным ружьём, мало чем отличается от любого другого. Полагаю, они приняли меня за одного из своих. На таком расстоянии я тоже не смог бы разглядеть никаких внешних деталей, которые позволили бы мне отличить их от людей Фина, но подобная мысль мне даже в голову не пришла. Новичок движется совсем не так, как тот, кто долго прожил на Луне, он слишком высоко поднимает ноги и всегда пытается ухватиться за что-нибудь, чтобы не поскользнуться. Я не стал терять времени на то, чтобы проанализировать увиденное. Я увидел их и сжёг. И прежде, чем я успел понять, что именно я сделал, они уже распластались на полу.

Я остановился и хотел было подобрать их оружие. Но оно было пристёгнуто к ним цепью, и я никак не мог понять, как же его высвободить, — возможно, для этого нужен был ключ. Кроме того, это были не лазеры, а то, чего я никогда прежде не видел — настоящие ружья. Позднее я узнал, что они стреляли маленькими разрывными ракетами, но в тот момент мне было ясно одно — у меня нет ни малейшего представления о том, как ими пользоваться. На концах стволов были прикреплены ножи, по форме напоминающие наконечники копий, такие штуки называют штыками, именно они послужили причиной того, что я попытался высвободить оружие. Заряда моего ружья хватило бы лишь на десять выстрелов с полной энергией, а запасной обоймы у меня не было, поэтому эти острые штыки, судя по их виду, могли оказаться весьма полезными — на одном из них была кровь, полагаю, это была кровь селенита.

Но уже через несколько секунд я отказался от своей затеи и, использовав поясной нож для того, чтобы гарантировать, что мёртвые так и останутся мёртвыми, поспешил туда, где шло сражение, держа палец на курке.

То, что там происходило, было не битвой, а свалкой. А может быть, любая битва — это всегда шум и неразбериха, когда никто не понимает, что же именно происходит. В самой широкой части Казвея, там, где с третьего уровня Большой Пандус наклонно спускается в северном направлении, собралось несколько сотен селенитов — мужчин, женщин и детей, которым следовало бы находиться дома. По большей части они были без скафандров, и всего лишь несколько человек имели оружие… а вниз по пандусу лился поток солдат, и все они были вооружены.

Шум стоял такой, что моё внимание сначала сосредоточилось именно на нём. Оглушительный гул, заполнявший мой открытый шлем и бивший в уши. Грохот. Я не знаю, каким ещё словом его можно назвать. Он вобрал в себя всю гамму гневных воплей, которые могут вырываться из человеческого горла, от пронзительного крика ребёнка до бычьего рёва взбешённого мужчины. Казалось, источником этого шума была гигантская стая собак, которая затеяла между собой драку, какой ещё не знала история… и тут я внезапно осознал, что и сам вношу в него свой вклад — выкрикиваю непристойности и ору что-то бессмысленное.

Девочка не старше Хейзел вскочила на ограждение пандуса и, приплясывая, двинулась по нему вверх. От плеч солдат, поток которых всё ещё лился по пандусу, её отделяло не больше нескольких сантиметров. Она была вооружена чем-то, по внешнему виду смахивающему на кухонный тесак. Я видел, как она взмахнула своим оружием, и видел, куда пришёлся её удар. Она вряд ли была в состоянии нанести удар такой силы, чтобы причинить вред человеку, одетому в скафандр, но солдат упал, и об него споткнулись ещё несколько. Затем один из них набросился на неё и вогнал штык ей в бедро, она упала на спину, пропав из поля зрения.

Тогда я был не в состоянии разглядеть, что именно происходит, а теперь не могу этого вспомнить — в памяти вспыхивают только отдельные картины, такие, как девочка, падающая на спину. Я не знаю, кто она была, не знаю, осталась ли она в живых.

С того места, где я находился, прицелиться было невозможно — слишком много голов оказалось бы на линии выстрела. Но слева от меня, перед магазином игрушек, стоял переносной прилавок, на котором обычно выставляли товар. Я вскочил на него, и это позволило мне оказаться на метр выше уровня тротуара и ясно разглядеть тех, кто находился на пандусе. Я прислонился к стене и тщательно прицелился, стараясь попасть в левую половину груди своей жертвы. Спустя какое-то время я неожиданно обнаружил, что мой лазер больше не работает, поэтому мне пришлось прекратить огонь. Я полагаю, что именно из-за меня восьмерым солдатам не пришлось вернуться домой, но не настаиваю на этой цифре, я не считал. Хотя все вокруг двигались с максимальной быстротой, всё происходящее казалось похожим на кадры замедленной съёмки, когда движения людей на экране замедляются. Какой-то земляной червяк выстрелил в меня, над моей головой раздался взрыв, и осколки разбитой витрины градом обрушились мне на шлем. Допускаю, что этот выстрел был не единственным. Когда обойма опустела, я соскочил со своего прилавка, перехватил лазер как дубинку и присоединился к толпе, бушующей рядом с основанием пандуса. На протяжении всего этого бесконечного времени (пяти минут?) земляные черви стреляли в толпу. Среди шума можно было различить резкие щелчки выстрелов, а иногда, когда маленькие ракеты разрывались внутри человеческого тела, раздавался звук, похожий на тот, с каким лопается большой пузырь — хлоп! Более громкое — понк! — означало, что ракета не попала в цель, а ударилась о стену или другую твёрдую поверхность.

Я всё ещё пытался добраться до основания пандуса, когда вдруг до меня дошло, что стрельба прекратилась. Все солдаты находились теперь у подножия пандуса, и все они были мертвы — никого не осталось в живых и некому было теперь спускаться по этому пандусу.

24

К этому времени почти по всей Луне захватчиков уже уничтожили. Вскоре было покончено и с теми, кто ещё оставался. Погибло свыше двух тысяч солдат, они были остановлены ценой жизни селенитов, которых погибло в три раза больше, к тому же почти такое же количество наших людей было ранено, точное число раненых так и не было подсчитано. Пленных не брали ни в одном поселении, хотя после того, как мы произвели зачистки на поверхности Луны, у нас в руках оказалась дюжина офицеров и экипажи кораблей. Основной причиной того, что селенитам, в большинстве своём безоружным, удалось перебить вооружённых и хорошо обученных солдат, послужил тот факт, что только что высадившийся на Луну земляной червяк не в состоянии как следует управлять своим телом. Сила тяжести, которая у нас в шесть раз меньше той, к которой он привык, превращает рефлексы, вырабатывающиеся на протяжении всей жизни, в его врагов. При стрельбе он, сам того не ведая, берёт неправильный прицел, и выстрел уходит вверх, он с большим трудом держится на ногах и не может бегать — ноги проскальзывают и не желают следовать за телом. Мало того, этим солдатам пришлось во время боя двигаться сверху вниз — избежать этого было невозможно, они ворвались через верхние уровни, а затем, пытаясь захватить город, были вынуждены двигаться вниз по пандусам, всё время сверху вниз. У земляных червей не было ни малейшего представления о том, как надо спускаться по пандусам. Для этого необходимо выполнять движения, ничего общего не имеющие ни с бегом, ни с ходьбой, ни с полётом — больше всего они напоминают тщательно продуманный танец, когда ступни едва касаются пола. Селенит уже с трёхлетнего возраста проделывает это бессознательно — спускаясь вниз, он движется скачками, каждый из которых представляет собой направленное падение, через каждые несколько метров касаясь пандуса пальцами ног. А земляной червяк поступает так же, как любой новичок, — почувствовав, что он «идёт по воздуху», начинает изо всех сил сопротивляться, он пытается извернуться в воздухе, окончательно теряет над собой контроль и кубарем скатывается к подножию пандуса. Вреда это ему не приносит, но злит страшно. Солдаты скатывались вниз уже мёртвыми, именно пандусы оказались тем местом, где с ними легче всего было расправиться. Те солдаты, которых я видел, уже сумели несколько овладеть этим трюком, к этому времени они преодолели целых три пандуса. И тем не менее огонь на поражение могли вести очень немногие — те, кто находился на верхних площадках пандуса, у тех же, кто находился на самом пандусе, все силы уходили на то, чтобы удержаться на ногах и удержать в руках своё оружие.

Селениты не позволили им добраться до нижнего уровня. Мужчины, женщины и множество детей набрасывались на них, сбивали с ног и убивали, используя всё, чем можно было убить, от ножей до штыков, принадлежащих самим земляным червям. Кроме того, в этой толпе я оказался не единственным, у кого был лазер; двое из людей Фина вскарабкались на балкон и, стреляя из положения лёжа, сумели одного за другим перебить солдат, находившихся на вершине пандуса. Никто не говорил им, что делать, никто не вёл их за собой, никто не отдавал им приказов. Фину так и не выпал шанс принять на себя командование своей плохо обученной и не склонной к дисциплине милицией. Началось сражение — и они сражались.

И это было важнейшей причиной того, что мы, селениты, одержали победу — мы сражались. Большинство и в глаза никогда прежде не видели живого оккупанта, но куда бы ни врывались солдаты, к этому месту немедленно кидались селениты, как белые тельца крови, которые кидаются туда, где обнаружено нечто чужеродное… И сражались. Никто не говорил им, что делать. Вся наша организованность оказалась настолько слабой, что из-за внезапности нападения просто рассыпалась. Но селениты сражались как берсерки, и захватчики были уничтожены. Ни в одном из поселений солдатам не удалось прорваться ниже шестого уровня. Говорят, что обитатели Нижней аллеи даже не подозревали о том, что мы подверглись нападению, до тех пор, пока всё не кончилось.

Но и захватчики тоже сражались лихо. Это были не просто специальные войска, подготовленные для подавления бунтов — их, помимо всего прочего, подвергли внушению и накачали наркотиками. Гипнотизёры вбили им в голову мысль, что их единственной надеждой вновь вернуться на Землю является захват и усмирение поселений. Им было обещано, что если они сделают это, то их миссия на Луне закончится и их сменят другие войска. Но им придётся либо победить, либо умереть, поскольку если они не одержат победу, то их транспортные корабли не смогут взлететь — на корабли нужно загрузить реактивную массу, а это сделать невозможно, если вначале не захватить Луну.

А затем их накачали стимуляторами и ингибиторами — последние препараты были настолько сильными, что вполне могли заставить мышь напасть на кошку, — и спустили их с цепи. Они дрались и умирали профессионально и совершенно без страха.

В Тихо-Андере и Черчилле солдаты использовали газ, это привело к большому количеству пострадавших с нашей стороны, и только те из селенитов, которым удалось добраться до своих скафандров, оказались в состоянии сражаться. Но исход сражения был там таким же, как и везде, только времени на это понадобилось больше. Поскольку Администрация отнюдь не намеревалась уничтожить нас всех до единого, газ был усыпляющим; нам хотели преподать хороший урок, привести к повиновению и приставить к работе.

Причина, заставившая Администрацию столь долго тянуть время и проявлять кажущуюся нерешительность, крылась в избранном ими методе — скрытной подготовке к нападению. Решение было принято вскоре после того, как мы объявили эмбарго на поставки зерна. (Мы узнали об этом от офицеров захваченных транспортных кораблей.) Это время они потратили на сбор необходимых для нападения сил. Большая часть этих сил концентрировалась на длинной эллиптической орбите, проходящей на большом отдалении от орбиты Луны, но имевшей с ней точку пересечения, которой Луна должна была достичь через какое-то время после того, как к ней вышли транспорты. Затем корабли развернулись, сделали обратную петлю и сошлись в одну группу над тёмной стороной Луны. Нет ничего удивительного в том, что Майк их не заметил: тёмная сторона для него — зона, где он абсолютно слеп. Наблюдение за небом он осуществлял при помощи своих баллистических радаров, но никакой радар не может увидеть то, что находится за горизонтом. Самое большое время, в течение которого Майк мог наблюдать корабли на орбите, составляло восемь минут. Они шли по круговой орбите, очень низко. Каждый из них осуществил на высокой скорости заход прямо к намеченному месту посадки, на которые они и опустились с высокими перегрузками, точно подгадав по времени под новоземье. Корабли опустились на Луну 12 октября 2076 года в восемнадцать часов сорок минут тридцать шесть целых и девять десятых секунды по Гринвичу. Следует признать, что свою часть работы Миротворческий Флот ФН проделал скрупулёзно.

Корабль, который доставил на Луну тысячу солдат, Майк вообще не видел до тех пор, пока тот не начал предпосадочное торможение, — он засёк его за секунду до того, как корабль сел. Если бы новый радар, расположенный рядом с площадкой катапульты в Океане Бурь, был направлен на восточный сектор неба, то Майк сумел бы засечь этот транспорт на несколько секунд раньше. Но случилось так, что как раз в этот момент Майк занимался тем, что обучал своего «сына-идиота».

Да эти секунды и не сыграли бы никакой роли. План внезапного нападения был столь блистательно проработанным и столь исчерпывающим, что по всей Луне войска, высадившиеся с транспортов, начали вторжение ровно в девятнадцать ноль-ноль по Гринвичу, раньше, чем мы успели что-нибудь заподозрить. Не случайным было и то, что был выбран период новоземья, когда во всех поселениях наступает светлая половина лунного месяца. Вряд ли Администрация была хорошо знакома с условиями Луны, зато ей было отлично известно, что во время светлой половины месяца никто из селенитов не высунется на поверхность без крайней нужды, а если такая нужда возникнет, то он постарается как можно быстрее проделать всё необходимое и вернуться внутрь, чтобы тут же проверить свой счётчик радиации.

Так вот они и подловили нас. В тот момент, когда мы были без штанов — то есть без скафандров. И без оружия. Но даже тогда, когда все солдаты были уже мертвы, на поверхности Луны всё ещё оставалось шесть транспортных кораблей, а в небе над ней — их флагман.

Как только схватка завершилась и моё возбуждение несколько улеглось, я отыскал телефон. Из Конгвилля не поступало никаких сообщений, от профа — тоже ни слова. В Джонсон-Сити победа в сражении осталась за нами, в Новолене — тоже. Транспорт, прилунившийся возле Новолена, опрокинулся во время посадки, и силы вторгшихся туда войск были ослаблены крушением. Повреждённый транспорт был к этому времени уже захвачен людьми Фина. В Черчилле и Тихо-Андере сражение ещё продолжалось. В других поселениях всё было спокойно. Майк перекрыл туннели подземки и зарезервировал линии телефонной связи между поселениями только для официальных звонков. В Верхнем Черчилле произошла разгерметизация от взрыва, вызванное этим падение давления взять под контроль до сих пор не удалось.

Я поговорил с Фином, рассказал ему, где именно сел транспорт, прилунившийся рядом с Л-Сити, и мы с ним условились встретиться у вспомогательного шлюза номер тринадцать.

С Фином произошла почти та же история, что и со мной, — события захватили врасплох и его, хотя его скафандр оказался на нём. Он так до самого конца боя и не сумел взять на себя командование своими людьми и сражался в одиночку в Старом Куполе, где произошла настоящая бойня. Теперь он начал собирать своих парней, и ему удалось связаться со своим подчинённым, который командовал его людьми в Новолене, но его очень беспокоил Гонконг Лунный.

— Мани, может, следует отправить туда людей подземкой?

Я велел ему ждать — до тех пор, пока мы контролировали всю энергосистему подземки, солдаты не могли воспользоваться её туннелями, и было крайне сомнительно, что их транспорт мог взлететь.

— Давай-ка лучше взглянем на тот, который сел рядом с нами.

Мы двинулись вперёд, прошли через шлюз номер тринадцать и добрались до самого дальнего конца зоны частных туннелей, в которых поддерживалось атмосферное давление. Затем мы двинулись дальше, через систему сельскохозяйственных туннелей, которые принадлежали нашему соседу (тот всё никак не мог поверить, что к нам действительно вторглись войска), и воспользовались глазком его ведущего на поверхность шлюза, чтобы рассмотреть транспортный корабль, севший не далее чем в километре к западу от того места, где мы находились. Поднимая крышку шлюза, мы старались действовать со всей возможной осторожностью.

Затем мы вытолкнули её наверх и сами выбрались на поверхность. В качестве прикрытия мы воспользовались выходом скальных пород. Мы, подобно индейцам, подобрались к самому краю и взглянули на корабль, используя бинокуляры, которыми снабжены шлемы скафандров.

После этого мы вновь отступили под прикрытие скалы и обсудили увиденное.

— Думаю, мои ребята сумеют с ним справиться, — сказал Фин.

— Как?

— Если я тебе скажу, то ты выдумаешь сотни причин, по которым этот план не сработает. Как насчёт того, чтобы позволить мне самому управиться со своими делами, а, приятель?

Мне доводилось слышать об армиях, в которых подчинённые не занимаются тем, что велят своему начальству заткнуться… И для этого даже есть специальное слово — «дисциплина». Но то — профессионалы, а мы так, любители. Фин разрешил мне полюбоваться на то, как он сделает это, — но при условии, что у меня не будет оружия.

На то, чтобы сделать все необходимые приготовления, у него ушло около часа, а на саму операцию — две минуты. Воспользовавшись наружными шлюзами фермеров, дюжина его людей заняли позиции вокруг корабля. Был введён режим радиомолчания — оказалось, что у некоторых из этих ребят в скафандрах вообще не было радио, вот так с ними всегда, с городскими. Фин занял самую дальнюю западную позицию и, когда, по его мнению, прошло достаточно времени, чтобы все успели приготовиться, пустил сигнальную ракету.

Когда над кораблём разорвался осветительный патрон, все его люди одновременно начали палить из лазеров, целясь в антенны, которые они заранее распределили между собой. Фин опустошил весь магазин своего лазера, заменил его и принялся палить по корпусу корабля. И почти сразу же рядом с одним вишнёво-красным пятном на корпусе корабля возникло другое, затем ещё три, — и внезапно во все стороны брызнул расплавленный металл, и из корабля с шипением начал выходить воздух.

До тех пор пока магазины лазеров не опустели, люди Фина стреляли не переставая, стараясь проделать в корпусе дыру побольше.

Вполне могу себе представить, что в тот момент творилось на корабле — повсюду раздаются сигналы тревоги, аварийные двери закрываются, экипаж пытается загерметизировать разом три огромных дыры в корпусе — их было три, потому что люди из отряда Фина, находившиеся на позициях вокруг корабля, принялись выжигать корпус ещё в двух местах. Они не пытались попортить ещё что-нибудь, кроме обшивки корпуса. Этот корабль не был предназначен для того, чтобы совершать посадки на планету с атмосферой, он был построен на орбите, и его заполненный воздухом корпус был отделён от энергетического реактора и цистерн с горючим. Парни стреляли именно туда, где их огонь оказывался наиболее эффективен.

Фин прислонил свой шлем к моему:

— Он теперь не сможет подняться. И не сможет послать сообщение. Я сомневаюсь, что им удастся настолько хорошо заделать корпус, чтобы внутри можно было обходиться без скафандров. Что скажешь, если мы теперь оставим их на несколько дней в покое, пусть посидят, а мы поглядим — может, они сами вылезут? А если не вылезут, можем подтащить сюда тяжёлый лазерный бур, и тогда они получат по полной программе.

Я решил, что Фин и без моей помощи прекрасно знает, как устраивать такие представления, поэтому я вернулся к себе домой, позвонил Майку и попросил его выделить мне капсулу, чтобы я мог выйти наружу и осмотреть баллистические радары. Он полюбопытствовал, отчего мне не сидится внизу, где безопасно.

— Слушай, ты, жалкий выскочка, который на самом деле не больше чем куча проводников, — сказал я, — ты у нас всего лишь министр без портфеля, а я — Министр Обороны. Мне следует наблюдать за всем, что происходит вокруг, а у меня всего лишь два глаза, не то что у тебя. Ты хочешь приберечь для себя всё веселье?

Он велел мне не суетиться так, словно мне соли на хвост насыпали, и предложил пересылать информацию со своих дисплеев ко мне на видеоэкран, ну, скажем, в номер отеля «Свалка»… он не хочет, чтобы я пострадал или чтобы меня задело каким-нибудь шальным выстрелом… а кстати, приходилось ли мне слышать анекдот о бурильщике, который задел чувства своей матушки?

— Майк, — сказал я, — пожалуйста , предоставь мне капсулу. Я надену скафандр и встречу её снаружи, возле станции «Западная» — ты ведь знаешь, эта станция сильно пострадала.

— Хорошо, — сказал он, — хочешь шею себе свернуть? Пожалуйста. Мне нужно тридцать минут. Можешь проехаться до позиции, на которой находится пушка «Джордж».

Очень любезно с его стороны. Я добрался до упомянутого им места и ещё разок ему позвонил. Фин уже успел связаться по телефону чуть ли не со всеми остальными поселениями, выяснил, где находятся командиры его подразделений или те, кто добровольно вызвался принять командование, и объяснил им, как создавать проблемы севшим транспортным кораблям. С Гонконгом он связаться не сумел. Судя по тому, что нам было известно, головорезы Администрации удерживали Гонконг в своих руках.

— Адам, — я использовал именно это обращение, потому что вокруг были люди, которые могли услышать этот разговор, — как ты думаешь, мы можем выслать бригаду на вездеходе с шаровыми колёсами и попробовать восстановить соединение «Б-Л»?

— Это не Селен, — ответил Майк незнакомым мне голосом. — Говорит один из его помощников. Адам Селен был в Верхнем Черчилле, когда там резко упало давление. Я опасаюсь, что он погиб.

— Что?!

— Я очень сожалею, господин.

— Не вешайте трубку. — Я выгнал из комнаты пару бурильщиков и девушку, сел и опустил звуконепроницаемый колпак. — Майк, — сказал я негромко, — я сейчас здесь один. Что за вздор ты мелешь?

— Ман, — спокойно сказал он, — подумай как следует. Адаму Селену всё равно однажды пришлось бы уйти, не сейчас, так после. Он сделал своё дело, и кроме того, как ты сам указал, он уже не в правительстве. Мы с профессором обсудили это, весь вопрос был в том, чтобы верно рассчитать время. К тому же у нас появилась такая возможность в последний раз разыграть карту Адама Селена, что лучше и не придумаешь. Погиб во время вторжения… Это сделает его национальным героем, а народу нужен герой. Пока ты не поговоришь с профессором, мы будем придерживаться этой версии. А если ему Адам Селен всё ещё нужен, то пусть окажется, что его завалило в одном из частных туннелей. Он оказался в ловушке и ждал, пока его оттуда вытащат.

— Ну… Ладно, давай пока оставим вопрос открытым. Но, Майк, если проф погиб в Конгвилле, то без помощи Адама мне будет никак не обойтись.

— Ну, значит, мы его заморозим, а если это чучело нам понадобится — оживим. Ман, когда всё это закончится, может быть, ты выкроишь время на то, чтобы вместе со мной вновь заняться изысканиями в области природы юмора?

— Майк, я найду для этого время, я обещаю.

— Спасибо, Ман. За эти дни вы с Вайо так со мной ни разу толком и не поговорили… А профессор хочет говорить не иначе как о серьёзных материях, которые не слишком-то забавны. Когда эта война закончится, я буду весьма рад.

— Майк, мы победим?

Он хихикнул:

— Сколько же дней прошло с тех пор, как ты в последний раз задавал мне этот вопрос? Но вот тебе новый прогноз, как говорится, с иголочки. С тех пор как началось вторжение, я только и делаю, что уточняю прогнозы. Держись за что-нибудь, Ман, не упади — шансы сравнялись !

— Бог ты мой!

— Так что закрой рот и иди развлекайся. Только не подходи к пушке ближе, чем на сто метров. Этот корабль может проследить, откуда был выпущен луч, и в ответ ударить своим. Скоро начнём прицеливание. Осталась двадцать одна минута.

Отойти на такое расстояние мне не удалось, поскольку нужно было оставаться на связи, а телефонный шнур был короче необходимой длины. Я сделал параллельное подключение к телефону командира артиллерийского расчёта, отыскал скалу, которая давала тень, и уселся. Солнце стояло высоко на западе. Оно находилось так близко к Терре, что её можно было увидеть только сквозь специальный фильтр, — новая Земля, ещё не успевшая превратиться в серп, в лунном свете казалась призрачно-серой полоской с тоненьким ободком сияющей атмосферы.

Я постарался устроиться так, чтобы шлем скафандра находился в тени.

— Баллистический контроль, говорит О'Келли-Девис, я сейчас нахожусь у пушки-бура «Джордж». Возле неё — то есть, я имею в виду, метрах в ста.

Я рассчитывал на то, что Майк, находившийся на другом конце провода длиной в несколько километров, не сможет на таком расстоянии высчитать, какой длины шнур я использую.

— Баллистический контроль подтверждает приём сообщения, — ответил Майк, не вступая в пререкания. — Я поставлю в известность об этом штаб-квартиру.

— Баллистический контроль, благодарю вас. Поинтересуйтесь в штабе, не поступали ли к ним сегодня какие-нибудь сообщения от конгрессмена Вайоминг Девис.

Я очень волновался о Вайо и обо всей семье.

— Я спрошу. — Прежде чем ответить, Майк подождал, пока не пройдёт время, за которое можно задать такой вопрос и получить ответ. — Из штаб-квартиры мне сообщили, что госпожа Вайоминг Девис взяла на себя руководство по оказанию первой помощи раненым в Старом Куполе.

— Благодарю вас. — Тяжесть, давившая на грудь, исчезла. Я не хочу сказать, что Вайо я любил больше, чем всех остальных, но… Ну, наверное, потому, что она была в нашей семье новичком. И она была необходима Луне.

— Даю целеуказание. — В голосе Майка слышалось нетерпение. — Всем орудиям, угол возвышения — восемь, семь, ноль, азимут — один девять три ноль, установить параллакс[22]Параллакс — видимое перемещение объектов относительно друг друга при смещении позиции наблюдателя. из расчёта, что объект находится на удалении в тысяча триста километров от поверхности. Если объект будет обнаружен при прямом наблюдении — сообщить об этом.

Я растянулся на грунте и принялся изучать указанный участок неба, находившийся почти в зените. Солнечный свет уже не падал мне на шлем, и я мог видеть звёзды, но навести внутреннюю часть бинокуляра шлема на нужную точку неба оказалось задачей не из лёгких — для этого мне пришлось сперва поёрзать и приподняться на правом локте.

Ничего… но постойте-ка… звезда выглядит как диск… там, где никакого небесного тела быть не должно. Я отметил для себя другую звезду, расположенную рядом с диском, и принялся ждать, не отводя глаз от неба. Ну-ка, ну-ка… да, становится ярче и ползёт к северу, очень медленно… Эгей, да эта скотина собирается сесть прямо на нас!

Но тысяча триста километров — расстояние большое, даже когда приближаешься к планете на предельной скорости. Я напомнил себе, что корабль не может свалиться нам на головы прямо с закрученной в обратном направлении эллиптической орбиты. Для того чтобы сесть, он должен снижаться по нисходящей спирали — если только корабль не сманеврирует, осуществляя переход на новую траекторию. А Майк ни о чём таком не упоминал. Мне захотелось спросить его, но я решил, что этого лучше не делать, — мне хотелось, чтобы он направил все силы на анализ траектории движения этого корабля, не стоило отвлекать его вопросами.

От боевого расчёта каждого из орудий поступило сообщение о прямом наблюдении цели. Об этом сообщили и те четыре орудия, которыми Майк управлял сам, при помощи приборов самосинхронизации. Они также передали сообщение о том, что произведён визуальный захват цели и её «ведут» автоматически, без использования ручного управления. Хорошая новость. Это означает, что Майк точно засёк нашу пташку и абсолютно точно произвёл расчёт траектории её движения.

Вскоре стало ясно, что корабль отнюдь не снижается по спирали вокруг Луны, а осуществляет прямой заход на посадку. Об этом даже не нужно было спрашивать, он становился всё ярче, и его видимое положение относительно звёзд не менялось — чёрт побери, он действительно собирался сесть прямо на нас.

— Расстояние до цели — пятьсот километров, — сообщил Майк спокойно. — Приготовиться открыть огонь. Всем орудиям, имеющим дистанционное управление, по команде «Залп» перейти на ручное управление. Готовность — восемьдесят секунд.

Это были самые длинные восемьдесят секунд в моей жизни. Майк вёл обратный отсчёт времени:

— Пять, четыре, три, два, один… Огонь!

И корабль внезапно сделался ещё ярче.

Я краем глаза заметил крошечное пятнышко, отделившееся от корабля то ли перед самым ударом, то ли в момент удара. Но Майк внезапно произнёс:

— Произведён пуск ракеты. Я возьму на себя управление орудиями, снабжёнными самосинхронизаторами. Не пытайтесь сбить ракету при помощи ручного управления. Всем остальным орудиям оставаться наведёнными на корабль. Будьте готовы получить новые координаты.

Несколько секунд — а может быть и часов — спустя он сообщил новые координаты и добавил:

— Цельтесь прямой наводкой, когда решите, что уже пора, — стреляйте.

Я попытался одновременно наблюдать и за кораблём, и за ракетой, в результате чего потерял из виду и то и другое, оторвал глаза от бинокуляра и внезапно увидел ракету, а затем увидел, как она ударила в поверхность Луны между нами и головой катапульты. Нет, её заряд не сдетонировал и термоядерного взрыва не произошло, иначе я всё это не рассказывал бы. Зато сама ракета при ударе превратилась в большую и яркую вспышку серебристого огня, ослепительного даже в свете солнца, — полагаю, что взорвались остатки топлива, а вслед за этим я почувствовал сейсмическую волну. Корабль всё ещё продолжал снижаться. Он теперь уже не светился так ярко, и можно было разглядеть форму самого корабля, который, судя по всему, ничуть не пострадал. Я каждую секунду ожидал, что из его дюз вырвется столб пламени, который превратит его падение в плавный спуск.

Но этого не произошло. Корабль ударился о грунт в десяти километрах к северу от нас, и на месте удара возник фантастический огненный купол, который бесследно исчез, не оставив после себя ничего, кроме тёмных пятен перед глазами.

— Сообщить о потерях, — скомандовал Майк. — Проверить и закрепить орудия. После этого всем уйти вниз.

— Орудие «Алиса» — потерь нет… Орудие «Бемби» — потерь нет… Орудие «Цезарь» — одного человека зацепило осколком скалы, мы поддерживаем в его скафандре нормальное давление.

Я спустился к телефонному аппарату, которым уже пользовался прежде, и позвонил Майку:

— Майк, что произошло? Разве экипаж корабля не передал управление тебе после того, как ты ослепил корабль?

— Они передали мне управление.

— Они что, сделали это слишком поздно?

— Я сам разбил корабль. Мне показалось, что это будет благоразумнее.

Часом позже я в первый раз за пять или шесть месяцев спустился вниз, к Майку. До Комплекса я мог добраться быстрее, чем до Л-Сити, а связаться с теми, кто мне нужен, оттуда было не сложнее, чем из города, и к тому же без помех. Мне нужно было поговорить с Майком.

Ещё раньше со станции подземки, расположенной рядом с головой катапульты, я уже попытался дозвониться до Вайо. Сумел связаться с кем-то из людей, работающих во временном госпитале Старого Купола, и узнал, что Вайо свалилась от усталости и её саму пришлось уложить в постель; для того чтобы она пришла в нормальное состояние и смогла продержаться на ногах в течение ночи, ей необходимо выспаться. Фин загрузил своих парней в капсулу подземки и отправился в Черчилль — возглавить атаку на севший там транспортный корабль. От Стью я до сих пор не получил никаких вестей. Гонконг и проф были всё ещё отрезаны от линий связи. В тот момент всё правительство состояло только из нас с Майком.

А нам пора уже было приступать к операции «Глыба».

Но операция «Глыба» заключалась не только в сбрасывании камней на Терру. Кроме этого, было необходимо поставить Терру в известность о том, что мы собираемся делать и почему, и о том, что мы имеем полное моральное право сделать это. Проф, Стью, Шихан и Адам уже провели всю подготовительную работу, они заранее составили текст заявления по поводу ещё не состоявшегося нападения. Теперь же это нападение было уже свершившимся фактом, и наши пропагандистские заявления нужно было скорректировать таким образом, чтобы они этому факту соответствовали. Майк уже переписал текст и вывел его на принтер для того, чтобы я мог его изучить.

Я поднял глаза от длинного бумажного рулона:

— Майк, все эти сообщения для прессы да и само наше обращение к ФН — все они основаны на предположении, что в Гонконге мы одержали победу. Насколько ты в этом уверен?

— Вероятность этого превышает восемьдесят два процента.

— Этого достаточно, чтобы разослать все эти бумаги?

— Ман, ты спросил меня о вероятности того, что мы уже победили в Гонконге. Вероятность того, что мы победим , если ещё до сих пор не победили, приближается к полной уверенности. Севший там транспортный корабль взлететь не сможет — у всех остальных захваченных кораблей горючего почти не было. В Гонконге не так уж много атомарного водорода, раньше за ним обычно ездили сюда.

— Как насчёт того, чтобы выслать ремонтную бригаду к ретранслятору «Б-Л»?

— Думаю, Ман, нам не стоит ждать. Я всё подготовил, и при этом без всякого зазрения совести пользовался твоим голосом. Жуткие съёмки, сделанные в Старом Куполе и в некоторых других местах, особенно в Верхнем Черчилле, — это для видео. Комментарий подстать съёмкам. Нам следует немедленно передать всё это по каналам новостей на Терру и объявить о том, что мы приступаем к проведению операции «Глыба».

Я сделал глубокий вдох:

— Приступаем к проведению операции «Глыба».

— Ты хочешь сам отдать приказ? Скажи это вслух, и именно этот приказ будет разослан. Я сохраню всё: и голос, и слова, которыми ты воспользуешься.

— Ты лучше сам отдай этот приказ в той форме, которая тебя устраивает. Используй мой голос и те полномочия, которыми я располагаю как Министр Обороны и действующий глава правительства. Давай, Майк, швыряй в них камни! Большие камни, чёрт побери! Врежь им посильнее!

— Согласен, Ман!

25

«Необходимо, чтобы инстинктивный страх достиг максимума, а количество жертв было минимальным. Если возможно, то лучше совсем без жертв» — именно к этой итоговой формулировке профа можно было свести доктрину, в соответствии с которой разрабатывалась операция «Глыба», и именно в соответствии с этими установками мы с Майком её осуществили. Идея заключалась в том, чтобы нанести по земляным червям удар, сила которого была бы достаточно велика, чтобы убедить их в том, что мы не шутим, но нанести его столь аккуратно, чтобы не причинить никому серьёзного вреда.

Между запуском камня с Луны и его падением на Терру должен пройти какой-то промежуток времени; этот промежуток может составлять от десяти часов и до значений, которые мы сами пожелаем ему придать. Главным параметром, от которого зависит, сколь долго камень будет лететь до Терры, является скорость, с которой груз выбрасывается из катапульты. Изменение этой скорости на величину порядка одного процента может в два раза увеличить или сократить время полёта. Но, каким бы способом вы ни запускали снаряд, его конечная скорость при подлёте к Терре всё равно будет близка ко второй космической, то есть примерно одиннадцать километров в секунду. Эта ужасающая скорость напрямую связана с тем гравитационным колодцем, который создаёт масса Терры, в восемьдесят раз превышающая массу Луны, поэтому Майк мог мягко сталкивать свои снаряды с края этого колодца или с силой сбрасывать их вниз — разницы не было никакой. Дело здесь не в силе начального толчка, а в чудовищной глубине этого колодца.

Поэтому Майк мог запрограммировать бросание камней на любое время, подходящее для наших пропагандистских целей. Они с профом решили, что оптимальным сроком будет срок в три дня. Дело тут в том, что хотя Майк был вполне способен вывести снаряд на орбиту вокруг Терры и нанести удар по цели, находящейся в противоположной стороне земного шара, но возможность видеть цель, до самой последней минуты следить при помощи радаров за полётом своего снаряда, а в конце ещё и чуть-чуть подтолкнуть его к месту назначения позволяла ему точнее выполнить свою работу.

Такая предельно высокая точность была нужна нам для того, чтобы максимально напугать жителей Терры и при этом минимизировать, а то и вовсе свести к нулю количество убитых. Мы планировали объявить о произведённых нами пусках снарядов, сообщить, где именно будет нанесён удар и точное время , вплоть до секунды, — и дать им три дня, чтобы покинуть этот район.

Итак, наше первое послание жителям Терры от 13 октября 2076 года, отправленное через семь часов после совершённого ими нападения, не только извещало об уничтожении их экспедиционного корпуса и обвиняло нападавших в совершении ряда зверств, но и уведомляло о нанесении ответных бомбовых ударов, называя время и место их проведения. В этом же послании извещалось, что мы устанавливаем для каждого государства предельный срок, до истечения которого оно могло осудить акцию ФН, признать нас и, таким образом, избегнуть бомбардировки. Предельный срок истекал за двадцать четыре часа до нанесения удара по территории каждой из стран.

Таким образом, в запасе оказывалось даже больше времени, чем было необходимо Майку. Располагая запасом времени, значительно меньшим, чем сутки, которые должны были пройти между истечением критического срока и ударом, Майк мог с гарантией отклонить снаряд от Терры — дать ему боковой толчок и заставить кружить вокруг неё по стационарной орбите. Даже если бы он получил предупреждение всего за час до удара, у него хватило бы времени на то, чтобы сбросить снаряд в океан, как он обычно проделывал это с баржами.

Нашей первой мишенью был Директорат Северной Америки.

Все семь крупных государств, заправлявших Миротворческими Силами ФН и обладавших правом вето, должны были подвергнуться удару: Директорат Северной Америки, Великий Китай, Совсоюз, Панафрика (за исключением Чада), Миттельевропа и Бразильский Союз. Небольшие государства тоже известили о том, когда и где будет нанесён удар по их территории, но при этом их проинформировали, что поражено будет не более двадцати процентов этих целей — мы пошли на это частично из-за нехватки стали, но также и для того, чтобы припугнуть. Например, если бы в списке стран, пострадавших при нанесении первой серии ударов, оказалась Бельгия, то, возможно, Голландия пошла бы на уступки прежде, чем Луна вновь окажется высоко в небе.

Но каждая из наших целей была выбрана прежде всего с таким расчётом, чтобы свести до минимума вероятность того, что кто-то погибнет. В случае с Миттельевропой эта задача оказалась довольно сложной — наша мишень должна была находиться либо среди гор, либо в акватории одного из близлежащих морей — Адриатического, Северного или Балтийского. Но вообще-то большая часть Терры представляет собой пустынные пространства, несмотря на то что эту планету заселяет одиннадцать миллиардов людей, основным занятием которых является размножение.

Северная Америка — в то время когда я там был — поразила меня ужасающей скученностью, в которой живут там люди, однако её миллиардное население по преимуществу сконцентрировано в городах, а вся остальная территория — сплошь дикие земли: горы и пустыни. При помощи наложенной сетки мы разбили территорию Северной Америки на участки, чтобы наглядно проиллюстрировать, с какой точностью мы можем наносить удары; Майк полагал, что ошибка в пятьдесят метров — это уже большая ошибка. Мы тщательно изучили карту, а Майк при помощи радара проверил все точки поверхности, соответствующие узлам сетки — ну, скажем, точку с координатами 105° западной долготы и 50° северной широты. Такие точки включались в список возможных мишеней, если в них не оказывалось города, а особенно если город оказывался где-нибудь рядом от такой точки, что обеспечивало нам зрителей, то есть именно тех, кого нужно было потрясти и напугать.

Предупредили мы и о том, что наши бомбы обладают не меньшей разрушительной силой, чем термоядерные, но особый упор сделали на то, что никаких радиоактивных осадков не будет, как не будет и опасной для жизни радиации, — а вот ужасающий взрыв гарантирован, так же как ударная воздушная и сейсмическая волна, которая будет сопровождаться подземными толчками. Мы предупредили, что из-за этого может произойти обрушение зданий, находящихся на значительном удалении от места взрыва, предоставив людям самим делать умозаключения о том, насколько далеко следует бежать. Если они, убегая скорее от собственных страхов, чем от реальной опасности, создадут заторы на всех дорогах — это же будет прекрасно, просто великолепно!

Мы подчеркнули, что никто из тех, кто со вниманием отнесётся к нашим предупреждениям, не пострадает, что все цели, по которым будет нанесена первая серия ударов, представляют собой незаселённые территории, и что если какая-нибудь из стран проинформирует нас о том, что наши данные устарели, то мы изберём своей мишенью другой участок местности (это была чистой воды декларация, разрешающая способность радаров Майка была необычайно велика).

Мы не стали сообщать о том, когда мы планируем нанести вторую серию ударов, только намекнули, что наше терпение может лопнуть.

В Северной Америке сетка была образована параллелями 35, 40, 45 и 50° северной широты и меридианами 110, 115 и 120° западной долготы — всего получилось двенадцать целей. Мы послали местному населению, живущему в каждом из этих районов, дополнительное сообщение — ещё одно свидетельство наших неагрессивных намерений. Звучало оно примерно так:

«Цель 115 градусов западной долготы, 35 градусов северной широты — удар будет смещён на сорок пять километров к северо-западу от точки с указанными координатами и нанесён точно по вершине пика Нью-Йорк. Жителей Гофа, Саймы, Клипсо и Ниптона просят обратить внимание на это предупреждение.

Цель 100 градусов западной долготы, 40 градусов северной широты — удар будет нанесён по точке, расположенной в двадцати километрах в азимутальном направлении 30 градусов к западу от Нортона, Канзас. Предупреждаем жителей, постоянно проживающих в Нортоне, штат Канзас, и в Бивер-Сити и Вильсонвилле, Небраска. Не подходите к застеклённым окнам. В течение по меньшей мере тридцати минут после нанесения удара настоятельно рекомендуем вам находиться в помещении, поскольку существует вероятность того, что после удара высоко в воздух будут выброшены осколки камней. Возникающую во время взрыва вспышку не следует наблюдать без защиты для глаз. Удар будет нанесён ровно в три ноль-ноль по местному времени или в девять ноль-ноль по времени Гринвича в пятницу 16 октября. Желаем удачи!

Цель 110 градусов западной долготы, 50 градусов южной широты — удар будет нанесён в десяти километрах к северу от точки с указанными координатами. Жителей Уолша в Саскачеване просят обратить внимание на предупреждение».

Кроме целей, привязанных к этой сетке, была выбрана ещё одна цель на Аляске (150° з. д. 60° с. ш.), две в Мексике (110° з. д. 30° с. ш.; 105° з. д. 25° с. ш.) — сделали мы это для того, чтобы ни Аляска, ни Мексика не почувствовали, что о них забыли. И ещё несколько целей в густонаселённых восточных областях — главным образом территории, покрытые водой, такие, как озеро Мичиган, расположенное на полпути между Чикаго и Гранд-Рэпидс, или озеро Окичоби во Флориде. Там, где в качестве целей были выбраны водные пространства — озёра или акватории морей, — Майк сделал прогноз о силе вызванного ударом наводнения и рассчитал время, когда волны достигнут каждого из населённых пунктов, расположенных на побережье.

В течение трёх дней, с раннего утра вторника тринадцатого числа и вплоть до момента первого удара, который был нанесён рано утром в пятницу шестнадцатого числа, мы засыпали Землю своими предупреждениями. Англии было послано предупреждение о том, что удар, который будет нанесён севернее Дуврского пролива, прямо напротив устья Темзы, может послужить причиной множества неприятностей выше по течению реки. Совсоюз получил извещение насчёт Азовского моря и свою сетку выбранных нами целей. Великому Китаю передали сетку целей, расположенных на территориях Сибири, пустыни Гоби и районов на крайнем западе страны, перечислив при этом все меры, принятые нами для того, чтобы избежать попадания по памятнику их истории — Великой Китайской стене. Панафрика была поставлена в известность о том, что удар будет нанесён по озеру Виктория и по той части Сахары, которая всё ещё остаётся пустыней. Кроме того, мы сообщили о том, что собираемся нанести удар по Драконовым горам на юге и ещё один по точке, расположенной в двадцати километрах к западу от Великой Пирамиды, и настоятельно рекомендовали последовать примеру Чада — не позже полуночи четверга по времени Гринвича. Индии было рекомендовано внимательно наблюдать за некоторыми горными пиками и внешней акваторией Бомбейской гавани — время нанесения ударов по Индии совпадало со временем ударов по Китаю. Было разослано ещё множество подобных предупреждений.

Были предприняты попытки глушить наши сообщения при помощи радиопомех, но мы вели прямое вещание сразу на нескольких частотах. Забить их все сразу — дело довольно сложное.

Наши предупреждения были нашпигованы пропагандой, как чёрной, так и белой, — мы передавали сообщения о провале вторжения, кошмарные фотографии убитых, перечисляли имена и идентификационные номера солдат экспедиционного корпуса — эти сообщения, адресованные Международному Красному Кресту и Полумесяцу, на самом деле были не чем иным, как зловещей похвальбой, дающей понять, что нам удалось уничтожить всех солдат и захватить в плен или убить экипажи и офицеров всех кораблей. Мы «сожалели» о том, что не в состоянии идентифицировать людей, погибших на борту флагмана, — тот факт, что этот корабль был сбит и почти полностью уничтожен, делал идентификацию невозможной.

Но в целом позиция, которую мы заняли, была примирительной: «Люди Терры, послушайте, мы не хотим убивать вас. Даже совершая справедливое воздаяние, мы прилагаем все усилия к тому, чтобы избежать убийств… Но если вы не сможете или не захотите убедить ваши правительства в том, что нас следует оставить в покое, мы будем вынуждены убивать вас. Мы наверху, а вы — внизу, под нами, поэтому остановить нас вы не можете. Так что, пожалуйста, будьте благоразумны!»

Мы вновь и вновь объясняли, с какой лёгкостью мы можем наносить удары и насколько тяжело до нас добраться. И это отнюдь не было преувеличением. Запустить баллистические ракеты с Терры на Луну практически невозможно, осуществить пуск ракет с околоземной орбиты не так сложно — зато очень дорого. Единственный способ, к которому они могут прибегнуть на практике, — это бомбить нас с кораблей.

Отметив этот момент, мы задавали вопрос о том, какое же количество кораблей, каждый из которых стоит много миллионов долларов, они могут позволить себе загубить, пытаясь сделать это. Во сколько обойдутся попытки наказать нас за то, чего мы не совершали? Это уже стоило им семи их самых лучших и самых больших кораблей — не хотят ли они довести эту цифру до четырнадцати? Если это так, то их ожидает знакомство с нашим секретным оружием, тем самым, которое мы использовали против корабля Федерации Наций «Пакс»[23]Мир (лат.) ..

Последнее заявление было не более чем тщательно продуманной дезинформацией. Майк подсчитал, что вероятность того, что «Пакс» успел передать сообщение о том, что с ним произошло, была меньше одного шанса из тысячи, а вероятность того, что самодовольная ФН догадается, что ссыльнокаторжным шахтёрам удалось превратить орудия своего труда в космическое оружие, была и того ниже. Ко всему прочему у ФН было не так уж много кораблей, чтобы рисковать ими. Если не принимать в расчёт спутники, то кораблей, находящихся в полной боевой готовности, было всего около двух сотен. Кроме того, девять десятых этих кораблей предназначались лишь для полётов «Терра–орбита».

Космические корабли всегда строят для какой-нибудь конкретной цели, потому что строить их ради того, чтобы просто заиметь корабль, — слишком дорого. У ФН было шесть крейсеров, которые, если снять с них весь груз и заменить его дополнительными топливными танками, вероятно, смогли бы нанести бомбовые удары по Луне без дозаправки. Плюс грузовые корабли и суда, предназначенные для перевозки осуждённых, которые могли выйти на орбиту вокруг Луны, но не смогли бы вернуться обратно без дозаправки своих танков.

То, что ФН была в состоянии справиться с нами, не вызывало ни малейших сомнений, вопрос был только в том, насколько высока та цена, которую они готовы за это заплатить. Именно поэтому нам было столь необходимо убедить их, что эта цена слишком высока — до того, как они успеют собрать воедино все свои силы. Это чем-то напоминало игру в покер: мы намеревались так резко поднять ставки, чтобы они не выдержали и отказались продолжать игру. Мы очень на это надеялись, потому что в этом случае нам не пришлось бы открывать свои карты и показывать, что у нас на руках всего лишь неполный флеш.

Связь с Гонконгом Лунным была восстановлена в конце первого дня после того, как мы приступили к проведению той фазы нашей операции, которая предполагала массивную обработку населения при помощи радио и видео, как раз в то время, когда Майк «швырялся камнями» и возводил первый из рубежей нашей обороны. Проф наконец-то позвонил — я был до смерти этому рад.

Майк в сжатой форме сообщил ему о том, как развиваются события, после чего я принялся ждать, когда проф в своей обычной мягкой манере раскритикует все мои действия. Я испытывал такое сильное внутреннее напряжение, что готов был резко рявкнуть в ответ: «А что мне, по-вашему, ещё оставалось делать? При том, что у меня не было никакой возможности с вами связаться и я даже не знал, живы вы или нет? Вы оставили меня в одиночестве выполнять обязанности действующего главы правительства, как раз в тот момент, когда нам на голову обрушился кризис. Так что ж, по-вашему, нужно было плюнуть и пустить всё на самотёк только потому, что вы были вне досягаемости?»

Но оправдываться в столь резкой форме мне не пришлось. Проф сказал:

— Ты всё сделал правильно, Мануэль. Ты исполнял обязанности временного главы правительства, когда на нас обрушился кризис. Я рад, что ты не пустил всё на самотёк и, несмотря на то что я был вне досягаемости, сумел использовать выпавший нам шанс.

Ну как, скажите на милость, вести себя с таким типом? Я довёл себя до белого каления, а он не дал мне возможности сорвать злобу. Пришлось всё это проглотить и сказать в ответ:

— Спасибо, проф.

Проф одобрил наше решение объявить о смерти Адама Селена.

— Мы могли бы ещё в течение какого-то времени использовать эту фикцию, но вряд ли нам ещё раз подвернётся столь же удобный случай. Майк, у вас с Мануэлем забот по горло, а вот я, пожалуй, по пути домой сделаю остановку в Черчилле и попытаюсь опознать его тело.

Так он и сделал. Я так никогда и не спросил профа о том, чей труп — селенита или одного из солдат — он выдал за мёртвое тело Адама Селена и как ему удалось заставить молчать тех, без чьей помощи ему бы в этом деле не обойтись. Хотя нужно учесть и то, что в Верхнем Черчилле множество тел так и остались неопознанными. Выбранное им тело подходило по габаритам и цвету кожи — человека разорвало от взрывной декомпрессии, а лицо его было сожжено — короче, выглядел труп ужасно !

Его, со всеми почестями и закрытым лицом, положили в Старом Куполе, произнесли торжественные речи, которые я слушать не стал, а вот Майк, самой человеческой из черт которого было тщеславие, не упустил ни единого слова. Какой-то тупоголовый болван выступил с предложением забальзамировать тело, в качестве прецедента приводя пример с Лениным, но «Правда» справедливо указала на то, что Адам был стойким приверженцем идеи сохранения экологического баланса и вряд ли позволил бы, чтобы с его телом обошлись столь варварским способом, нарушающим все традиции. Поэтому сей неизвестный солдат, или горожанин, или один из наших добровольцев окончил свой земной путь в городской клоаке.

Это заставляет меня рассказать о том, о чём я до сих пор не упоминал. Вайо не пострадала, хотя и свалилась с ног от истощения. Но Людмила так никогда и не вернулась домой. Она оказалась одной из многих, погибших у подножия пандуса, — я тогда не знал об этом, и рад, что не знал. Разрывная пуля ударила между её прелестных, ещё не успевших окончательно сформироваться грудей. В её руке был кухонный нож, испачканный кровью, — думаю, ей хватило времени на то, чтобы полностью рассчитаться с перевозчиком душ Хароном.

Стью сам пришёл в Комплекс, чтобы сообщить мне об этом лично, а не по телефону. Он и не думал никуда исчезать; когда сражение закончилось, он отправился в отель «Свалка», чтобы поработать со своей книгой специальных кодов, хотя никакой особой срочности не было, это дело могло и подождать. Именно там Мама и отыскала его, и он сам вызвался сообщить мне эту печальную новость.

Так что из Комплекса я пошёл домой, чтобы, согласно нашим обычаям, всем вместе оплакать её… Хотя, возможно, и к лучшему, что никто не связался со мной, чтобы сообщить об этом до того, как мы с Майком привели в действие операцию «Глыба». Когда мы добрались до дому, Стью не захотел зайти внутрь, поскольку был не вполне уверен в том, как именно у нас принято поступать в таких ситуациях. Пришлось Анне выйти и чуть ли не силком затащить его внутрь. Его там уже ждали. Многие из наших соседей пришли, чтобы оплакать её вместе с нами, хотя обычно в таких случаях людей собирается гораздо больше; но в тот день мы были не единственной семьёй, которая собралась для того, чтобы оплакать дорогого человека.

Я оставался там недолго — я не мог , у меня была работа, которую нужно было сделать. Я долго смотрел на Милу, а затем поцеловал её на прощание. Она лежала в своей комнате и выглядела так, словно просто спит. Затем в течение какого-то времени, прежде чем вернуться к своим обязанностям и снова взвалить себе на плечи весь груз проблем, я оставался с моими близкими. До этого дня мне никогда не приходила в голову мысль о том, что Мама уже немолода. Конечно, она видела на своём веку немало смертей, и не раз доводилось ей видеть смерть своих детей и внуков. Но смерть маленькой Милы оказалась для неё страшным ударом. Людмила была не такой, как все, — она была для Мими не столько внучкой, сколько дочерью, а кроме того, благодаря особому исключению, сделанному не без вмешательства самой Мими, она была её соженой — самой младшей из всех жён в семье.

Все селениты, и мы в том числе, следуют обычаю, который велит нам рационально использовать наших мёртвых, — и я искренне рад тому, что варварский обычай закапывать покойников мы оставили на старой Земле; наш способ гораздо лучше. Но семья Девис никогда не использует то, что получается в процессе переработки, в своих коммерческих сельскохозяйственных туннелях. Нет. Всё это идёт в маленький туннель, где у нас находится теплица, и там, среди мягкого гудения пчёл, превращается в розы, нарциссы и пионы. Предание гласит, что здесь лежит и Чёрный Джек Девис, или, по крайней мере, те атомы, которые остались от него после многих лет цветения. Это счастливое и прекрасное место.

Наступила пятница, но от ФН не поступило никакого ответа. Все новости, поступавшие с Земной стороны, в равной степени сочетали в себе две вещи: нежелание поверить в уничтожение нами семи кораблей и двух полков (ФН даже не подтвердила тот факт, что такое сражение действительно имело место) и полное неверие ни в то, что мы можем начать бомбёжку Терры, ни в то, что если мы и впрямь предпримем такую попытку, то она будет иметь хоть какое-то значение — они всё ещё называли это «швырянием риса». Гораздо большее количество времени отводилось на показ матчей чемпионата США по бейсболу.

Стью, который до сих пор не получил никакого ответа на свои закодированные послания, очень волновался. Его послания шли через «Луноход» — они проходили в общем списке коммерческих сообщений, а затем переправлялись агенту в Цюрихе, от него — парижскому брокеру Стью, а уж оттуда, по каналам, попадали к доктору Чану, с которым мне как-то раз довелось беседовать.

В своём послании Стью указывал доктору Чану на то, что поскольку Великий Китай не будет подвергаться бомбардировке ещё в течение целых двенадцати часов после нанесения удара по Северной Америке, а к этому времени наша способность наносить такие удары станет уже твёрдо установленным фактом, то бомбардировку Великого Китая можно будет вообще отменить, при условии, что Великий Китай будет действовать быстро. В противном случае Стью просил доктора Чана предложить список альтернативных целей, если вдруг окажется, что цели, выбранные нами, расположены в районах не столь пустынных, как мы полагали.

Стью волновался — он возлагал большие надежды на то хилое сотрудничество, к которому ему удалось склонить доктора Чана. Что касается меня, то я не стал бы на это рассчитывать. В отношении доктора Чана я был уверен только в одном, а именно в том, что сам он не станет сидеть и ждать удара в том месте, которое мы выбрали своей целью. Хотя вполне возможно, что он не позаботится предупредить об опасности свою старуху мать.

Мои тревоги были связаны с Майком. Конечно, Майк привык одновременно следить за траекториями движения множества грузов, но ему ещё никогда не приходилось управлять полётом более чем одного объекта за раз. Теперь же таких объектов у него было сотни, и он пообещал, что доставит двадцать девять из них одновременно к двадцати девяти различным целям.

Более того — для многих целей у него имелись снаряды-дублёры, чтобы поразить цель во второй, третий, а, если понадобится, то и в шестой раз, от нескольких минут до трёх часов после первого удара.

Четыре великие державы — гаранты мира, а также несколько не столь крупных, имели систему противоракетной обороны; система, которой располагала Северная Америка, считалась самой лучшей. Но это была такая область, о которой было мало известно даже ФН. Всё наступательное оружие было сосредоточено в руках Миротворческих Сил, но проблему оборонительного оружия каждая из стран решала по своему усмотрению. Здесь начиналась область догадок и предположений, а предполагать можно было многое — начиная с того, что у Индии вообще нет ракет-перехватчиков, и заканчивая тем, что Америка в состоянии вполне эффективно защитить себя. Именно это она проделала во времена Войны мокрых ракет в прошлом веке — тогда ей удавалось перехватывать межконтинентальные ракеты с термоядерными боеголовками.

Возможно, большая часть наших глыб, направленных к территории Северной Америки, достигнет своей цели просто потому, что эти цели расположены в местах, где защищать нечего. Но они не смогут позволить себе проигнорировать снаряд, который должен поразить пролив Лонг-Айленд, или снаряд, нацеленный в точку с координатами 87° западной долготы и 42° 30′ северной широты, то есть в озеро Мичиган, расположенное в центре треугольника, образованного городами Чикаго, Гранд-Рэпидс и Милуоки. Дело в том, что высокая гравитация делает перехват делом сложным и весьма недешёвым, поэтому они попытаются уничтожить наши снаряды только там, где игра будет стоить свеч.

А мы никак не могли допустить того, чтобы они не дали нашим снарядам поразить цель. О том, что произойдёт, если одна из наших глыб будет сбита ракетой-перехватчиком с термоядерной боеголовкой, не знал даже Майк — у него не было достаточно данных на этот счёт. Майк полагал, что запуск ракет-перехватчиков будет производиться по показаниям радара — но с какой дистанции? Конечно, с относительно небольшой, достаточной для того, чтобы спустя миллисекунды после попадания кусок скалы, заключённый в стальную оболочку, превратился в раскалённый газ. Но многотонный обломок скалы сильно отличается от термоядерной ракеты, начинённой точнейшей электроникой, и то, что вполне способно «убить» ракету, может оказаться не в состоянии ничего сделать с одним из наших монстров.

Нам нужно было доказать им, что мы можем продолжать швырять в них куски скал ещё в течение долгого времени после того, как у них закончится запас ракет-перехватчиков с термоядерными боеголовками. Если нам не удастся доказать это с первого захода, то в следующий раз, когда Терра повернётся к нам Северной Америкой, мы ещё разок нанесём удар по целям, которые нам не удалось поразить с первого раза. Снаряды-дублёры, предназначенные для второй и третьей попыток, уже находились в космосе, и всё, что от нас требовалось, — это слегка подтолкнуть их в нужном направлении.

Если три бомбёжки, сделанные при трёх оборотах Терры, не принесут желаемого результата, мы можем продолжить сбрасывать камни и в семьдесят седьмом году… до тех пор, пока у них не выйдут все ракеты-перехватчики… или до тех пор, пока они нас не уничтожат (что гораздо более вероятно).

Штаб Командования Силами Космической Обороны Северной Америки уже в течение целого столетия находился в подземном убежище, расположенном в недрах одной из гор к югу от Колорадо-Спрингс, штат Колорадо, города, во всех остальных отношениях ничем не примечательного. Во время Войны мокрых ракет по горе Шайен был нанесён прямой удар, но командный пункт сил космической обороны сохранился. Тогда же была разрушена большая часть города и вершина горы. Таким образом, то, что мы намеревались сделать, не должно было повлечь за собой никаких жертв, если только, несмотря на три дня беспрерывно передаваемых предупреждений, кто-нибудь до сих пор не остался на горе. Но Штабу Командования Силами Космической Обороны Северной Америки предстояло испытать на себе курс предписанного ему Луной лечения по полной программе: двенадцать каменных снарядов при первом заходе, затем всё, что у нас останется неиспользованным после второго оборота планеты, а затем — после третьего, и так далее, пока у нас не выйдет запас стальных оболочек, или пока нас не выведут из игры… или пока Директорат Северной Америки не начнёт взывать о пощаде.

В случае этой единственной цели мы не испытали бы удовлетворения, если бы поразили её одним снарядом. Мы намеревались вдребезги разнести эту гору и продолжать лупить по ней, пока от неё камня на камне не останется. Чтобы подорвать их дух. Чтобы дать им понять, что мы всё ещё поблизости. Разрушить их коммуникации и полностью уничтожить командный пункт, если его вообще возможно уничтожить подобными ударами. Или, по крайней мере, обеспечить им кошмарную головную боль и сделать так, чтобы у них не оставалось ни минуты покоя. Если мы сумеем доказать всей Терре, что можем провести целый ряд атак по цитадели их космической обороны, укреплённой не хуже Гибралтарской Скалы, то нам не придётся для доказательства своей силы прибегать к ударам по Манхэттену или Сан-Франциско.

Но к такому мы не стали бы прибегать даже в том случае, если бы увидели, что проигрываем. Почему? Да исходя из простейшего здравого смысла. Если бы мы потратили свои последние силы на уничтожение одного из крупных городов, они не просто решат примерно наказать нас, они нас уничтожат. Как сформулировал проф: «Если возможно, всегда оставляй своему врагу возможность стать твоим другом».

Но уничтожение военного объекта вполне соответствует всем правилам игры.

Не думаю, чтобы в четверг ночью кому-нибудь удалось хорошо выспаться. Все селениты знали о том, что утром в пятницу нам предстоит осуществить нашу великую попытку. А на Земной стороне всем уже было известно — это наконец признали даже агентства новостей, — что Служба Слежения за Космосом засекла объекты, движущиеся в сторону Терры, по-видимому те самые «миски с рисом», которыми хвастались взбунтовавшиеся каторжники.

Но никакого оповещения о начале военных действий так и не поступило. Вместо этого всех попытались уверить в том, что лунные колонии не располагают возможностью создать термоядерную бомбу, хотя и признавали, что, возможно, будет благоразумнее избегать тех районов, которые эти преступники объявили целями своих ударов.

Рефлектор обсерватории Ричардсона был перенастроен, чтобы выполнять функцию транслятора видеосигнала, и я думаю, что все селениты, находясь либо дома, либо в пивнушках, следили за тем, что происходило на экранах.

Конгрессмены собрались на неофициальное заседание, проходившее в Новом Большом Театре, где был установлен огромный экран, на котором можно было видеть Терру. Некоторые важные персоны — среди них проф, Стью, Вольфганг и другие — наблюдали за всем происходящим на экране меньших размеров, находившемся в бывшем офисе Надсмотрщика в Верхнем Комплексе. Какое-то время я находился вместе с ними, метался туда-сюда, хватал бутерброд и забывал его съесть — но большую часть этого времени я провёл в Нижнем Комплексе, запершись в комнате с Майком. Я никак не мог успокоиться.

Примерно в восемь ноль-ноль Майк сказал:

— Ман, мой самый старый и самый лучший друг, можно тебе кое-что сказать? Ты только не обижайся.

— А? Конечно! Когда это раньше ты бывал озабочен тем, чтобы не обидеть меня?

— Всё время, Ман, с тех пор, как понял, что тебя можно обидеть. До удара остаётся всего лишь три запятая пять семь на десять в девятой микросекунд… а это наиболее сложная из всех проблем, которые я когда-либо решал в режиме реального времени. Когда ты со мной разговариваешь, мне всегда в течение нескольких микросекунд приходится использовать довольно высокий процент своей мощности — возможно, даже больший, чем ты можешь предположить, — чтобы проанализировать точный смысл твоих слов и подобрать правильные ответы.

— То есть, иными словами, «не говори мне под руку, я занят»?

— Я хочу выдать тебе идеальное решение, Ман.

— До меня дошло. Гм, пойду назад к профу.

— Как тебе угодно, но, пожалуйста, будь там, где я смогу тебя найти — мне может понадобиться твоя помощь.

Последнее утверждение было вздором, и мы оба это знали. Решение такой задачи лежало далеко за пределами человеческих возможностей, а отдавать команду об отмене удара было уже слишком поздно. Высказывая мне всё это, Майк имел в в виду следующее: «Я тоже нервничаю, и мне очень хотелось бы, чтобы ты составил мне компанию — только, пожалуйста, не надо болтать».

— Хорошо, Майк. Я буду оставаться с тобой на связи. Найду где-нибудь телефон, наберу MYCROFTXXX, но говорить не стану, так что и отвечать тебе не придётся.

— Благодарю тебя, Ман, мой лучший друг. Большое спасибо.

— Увидимся позже.

Я поднялся наверх и, решив, что совершенно не жажду сейчас никакой компании, влез в скафандр, отыскал длинный телефонный провод, подключил его к шлему своего скафандра, намотал провод кольцами на руку и отправился прямиком на поверхность. В используемом в качестве подсобки сарайчике, находившемся прямо у выхода из шлюза, имелся служебный телефон, я воткнул в него принесённый с собой провод, набрал номер Майка и вышел наружу. Я устроился в тени сарайчика и принялся из-за угла поглядывать на Терру…

Она висела на своём обычном месте — на западе, на полпути к наивысшей точке своего подъёма, и выглядела как полумесяц — большой и кричаще яркий, народившийся всего лишь три дня назад. Солнце уже склонилось к западному горизонту, но его сияние всё ещё не давало мне ясно видеть Терру. Возможностей встроенного в шлем визира для этой цели явно недоставало, поэтому я обошёл сарайчик сзади, отыскав место, с которого я мог видеть Терру, а Солнце было скрыто стеной. Так было лучше.

Лучи рассвета скользили по выпуклому щиту Африканского континента, покрывая его яркими бликами, что, впрочем, не мешало как следует его разглядеть, зато южная полярная шапка сияла такой ослепительной белизной, что Северную Америку, освещённую только светом Луны, было едва видно.

Чуть не вывихнув себе шею, я таки сумел навести встроенный бинокуляр своего шлема на этот континент — окуляр у меня был хороший, цейсовский, 7×50, тот самый, который некогда принадлежал Надсмотрщику.

Северная Америка расстилалась передо мной как призрачная карта. Облаков, которые обычно закрывают её, практически не было, и я мог видеть города — сияющие пятнышки света, лишённые чётких очертаний. Было восемь часов тридцать семь минут.

В восемь пятьдесят Майк начал давать обратный отсчёт — для этого его внимания не требовалось; он, по всей видимости, заранее запрограммировал автоматическое ведение такого отсчёта.

— Время — 08:51… 08:52… 08:53… осталась минута… 59… 58… 57… полминуты… 29… 28… 27… десять секунд… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… две… одна…

И внезапно на поверхности континента возникли яркие, сияющие, подобно алмазам, точки, обозначившие места, соответствующие узлам нашей сетки.

26

Мы ударили по ним с такой силой, что вспышки можно было видеть невооружённым глазом, для этого даже не требовалось бинокуляра. Челюсть у меня отвисла, и я тихо и с благоговением произнёс: «Боже мой!» Двенадцать очень ярких и резких вспышек ослепительно белого света, выстроенных в правильный прямоугольный узор. Они вспухли, потеряли свою первоначальную яркость, налились красным, и казалось, что всё это заняло невероятно много времени. Затем появились новые вспышки, но та, первая, идеально правильная решётка настолько околдовала меня, что я почти не обратил на них внимания.

— Да, — с чувством глубокого удовлетворения согласился Майк, — прямо в точку. Ман, теперь ты можешь говорить. Я уже больше не занят. Теперь я только слежу за снарядами-дублями.

— Считай, что я утратил дар речи. Мы ни разу не промахнулись?

— Снаряд, нацеленный в озеро Мичиган, был отброшен вверх и в сторону, но на куски не развалился. Он лишился своего импульсного преобразователя и вышел из-под моего контроля — упадёт где-то на территории штата Мичиган. Зато в проливе Лонг-Айленд удар пришёлся точно в цель. Они пытались его перехватить, но им это не удалось. Не могу сказать, в чём там было дело. Ман, я могу отменить дальнейшее нанесение ударов по этой точке и направить те снаряды, которые нацелены на неё, куда-нибудь в Атлантический океан, сбросив их в районе, где обычно не бывает кораблей. У нас в запасе ещё одиннадцать секунд. Сделать это?

— Гм… Да! Но только в том случае, если сумеешь не попасть по кораблям.

— Я уже сказал, что сумею. Всё, готово. Надо бы сообщить им, что у нас в запасе имелись снаряды-дублёры и почему мы отменили повторный удар. Чтобы заставить их призадуматься.

— Майк, а может, нам не следовало отменять удары? Ведь идея как раз и заключалась в том, чтобы заставить их использовать имеющиеся у них ракеты-перехватчики.

— Основная идея заключалась совсем в другом. Мы хотели дать им понять, что мы до сих пор ещё не начали лупить по ним в полную силу. В Колорадо-Спрингс мы покажем всё, на что способны.

— А что у нас там? — Я снова взялся за бинокуляр и принялся выворачивать шею, но не смог увидеть ничего, кроме города, похожего на ленту длиной в сотню с лишним километров. Муниципальная полоса Денвер–Пуэбло.

— Попали прямо в яблочко. Даже не пытались перехватить. У меня все до единого выстрелы попали прямо в яблочко. Ман, я же тебе говорил, что попаду! Вот это веселье! Вот бы проделывать такое каждый день. Тут можно использовать одно слово, которое раньше мне было не с чем соотнести.

— Какое слово, Майк?

— Оргазм. Вот что произошло со мной, когда я увидел все эти вспышки. Теперь я знаю, что оно означает.

Это заявление мгновенно отрезвило меня.

— Майк, ты только не войди во вкус. Потому что, если всё обернётся по-нашему, второго раза не будет.

— Да ладно тебе, Ман. Всё это теперь хранится у меня в памяти. И в любой момент, когда мне снова захочется испытать такое ощущение, я могу всё это воспроизвести. Но ставлю три к одному, что завтра нам придётся всё это проделать снова, и один к одному, что ещё и послезавтра. Хочешь пари? Из расчёта — один час обсуждения шуток приравнивается к сотне долларов Гонконга?

— И где ты собираешься взять сотню долларов?

Он хихикнул:

— А как ты думаешь, откуда вообще деньги берутся?

— Гм… забудь об этом. Ты получишь свой час бесплатно. Не могу же я позволить тебе воспользоваться таким шансом смошенничать.

— Я бы не стал мошенничать, Ман, по крайней мере не в отношении тебя. Мы только что ещё разок ударили по штабу их обороны. Не думаю, что ты сможешь что-нибудь увидеть — там до сих пор в воздухе висит облако пыли после первого удара. Сейчас снаряды падают через каждые двадцать минут. Спускайся вниз, и мы поговорим. Я перепоручил всю работу моему «идиоту-сыну».

— А это безопасно?

— Я за ним слежу. Для него это хорошая практика, Ман; не исключено, что чуть позже ему придётся выполнять такую работу без посторонней помощи. Он аккуратен, хотя и глуп. Но уж если ему велят что-нибудь сделать, он сделает.

— Можно подумать, речь и вправду идёт о твоём сыне. Он может говорить?

— О нет, Ман. Нет. Он идиот и никогда не сможет научиться говорить. Зато он выполнит всё, на что его запрограммируют. В субботу я планирую позволить ему самостоятельно поуправлять немного всем нашим хозяйством.

— А почему в субботу?

— Потому что существует вероятность того, что уже в воскресенье ему придётся целиком и полностью взять на себя управление. В этот день они ударят по нас.

— Что ты имеешь в виду? Майк, ты чего-то недоговариваешь?

— А чем я, по-твоему, сейчас занимаюсь? Я ведь говорю тебе, разве не так? Я как раз наблюдаю за тем, что только-только успело произойти. На радаре появилась отметка отражённого сигнала, который начал своё путешествие от точки, расположенной на одной из стационарных круговых орбит Терры как раз в тот момент, когда мы ударили по ним. У меня была куча других вещей, за которыми нужно было проследить, поэтому я и не увидел, как они начали увеличивать скорость. Объект находится ещё слишком далеко, чтобы можно было точно интерпретировать сигнал, но по размерам объект соответствует крейсеру миротворческих сил и направляется к нам. Судя по величине доплеровского смещения сигнала[24]Доплеровское смещение сигнала — изменение длины волны в зависимости от того, с какой скоростью источник сигнала движется относительно приёмника., он, если только не станет маневрировать, выйдет на орбиту вокруг Луны и достигнет точки периселения[25]Периселений — самая близкая к Луне точка орбиты её спутника. в воскресенье, в девять часов три минуты. Это пока только в первом приближении, уточнённые данные будут позже. Информация, поступающая с радаров, с трудом поддаётся расшифровке, он ставит помехи и использует систему радиоэлектронного подавления отражающихся сигналов.

— Ты в этом полностью уверен?

Он хмыкнул:

— Ман, меня не так легко сбить с толку. Сигнал, отражённый от объекта, — это как отпечатки пальцев, а у меня имеется собственная картотека таких сигналов.

— Когда он войдёт в зону эффективного поражения? Чтобы ты смог нанести удар?

— Если он начнёт маневрировать, то я вообще не смогу нанести по нему удар. Зато я сам окажусь в зоне его эффективного поражения в субботу вечером — точное время зависит от того, с какого расстояния он предпочтёт произвести пуск ракет. Ситуация складывается небезынтересная. В качестве цели он может выбрать одно из поселений — полагаю, что Тихо-Андер следует эвакуировать, а во всех остальных поселениях максимально усилить меры безопасности на случай возможной разгерметизации. Но, скорее всего, он попытается нанести удар по катапульте. А может, он не станет открывать огонь до самого последнего момента, подойдёт настолько близко, насколько осмелится — а затем ударит по моим радарам, направив по ракете вдоль каждого радиолуча. — Майк захихикал. — Забавно, не правда ли? Но я полагаю, что эта шутка из тех, что смешны только раз. Если я выключу свои радары, то он не сможет попасть по ним ракетами, но, с другой стороны, тогда я буду не в состоянии сообщить нашим ребятам, куда наводить орудия. Забавно.

Я глубоко вздохнул и помянул недобрым словом тот день и час, когда меня угораздило стать Министром Обороны.

— И что ж нам теперь делать? Сдаваться? Нет, Майк! Пока мы будем в состоянии сражаться, мы ни за что не пойдём на это!

— А кто говорит о том, чтобы сдаваться? Ман, составляя свои прогнозы, я учитывал возможность возникновения такой ситуации. Только что поступила новая информация. Околоземную орбиту покинул ещё один крупный объект, отметка на экране радара имеет те же характеристики. Свои прогнозы я сообщу тебе позже. Мы не будем сдаваться. Мы ещё зададим им трёпку, приятель.

— И как же именно?

— Предоставь это дело своему старому другу Майкрофту. У нас здесь шесть баллистических радаров плюс ещё тот, что находится у новой катапульты. Новый радар я уже включил и сейчас переключаю своего умственно недоразвитого отпрыска на работу с расположенным здесь радаром номер два… Мы вообще не станем использовать новый радар для того, чтобы пеленговать эти корабли, — мы не позволим им даже догадаться о том, что он у нас есть. Для того чтобы вести наблюдение за этими кораблями, я использую радар номер три и время от времени — с интервалом в три секунды — проверяю околоземные орбиты на предмет новых стартов. Глаза всех остальных радаров плотно прикрыты, и я не буду пользоваться ими до тех пор, пока Великому Китаю и Индии не придёт срок отведать нашего угощения. Но даже тогда эти корабли моих радаров не засекут, потому что я не буду смотреть в их сторону — лучи пойдут совсем в другом направлении и под большим углом. А потом я устрою неразбериху, буду использовать радары, включая и выключая их через случайные промежутки времени… но только после того, как корабль произведёт пуск ракет. А любая ракета устроена так, что по определению не может нести большой электронный мозг. Ман, я обману их.

— А как насчёт бортовых компьютеров корабля, которые будут вести корректировку огня?

— Их я тоже обману. Спорим, что я сумею представить дело так, что они решат, будто у меня не два разных радара, а один, расположенный точно на полпути между настоящими? А как раз сейчас я работаю над… извини, но мне снова пришлось использовать твой голос.

— Ладно, переживу. И какие же команды я уже успел отдать?

— Если адмирал действительно неглуп, то он накроет всей имеющейся у него мощью тот конец старой катапульты, с которого производится выстрел — причём с максимальной дистанции, далеко за пределами того расстояния, на котором по нему можно будет стрелять из наших буров-пушек. Он в пух и прах разнесёт катапульту и наплюёт на радары, и в данном случае совершенно не важно, знает ли он о том, что собой представляет наше секретное оружие или нет. Поэтому я передал к голове катапульты приказ, то есть, я хочу сказать, ты передал приказ — подготовить к запуску все снаряды, которые у нас есть, а я сейчас рассчитываю новые траектории, по которым каждый из этих снарядов будет добираться до Терры. Затем мы произведём запуск, зашвырнём их в космос так быстро, как сумеем, — и без радарного сопровождения.

— Вслепую?

— Ман, ты прекрасно знаешь, что для того, чтобы провести запуск, радары мне не нужны. Я раньше всегда использовал их для того, чтобы проследить за грузами после их катапультирования, но в данном случае это ни к чему, а к самому процессу запуска радар не имеет ни малейшего отношения — в этом деле всё рассчитывается заранее, и контролировать приходится только работу самой катапульты. Сделаем так, весь свой боезапас мы, при помощи старой катапульты, отправим в космос, и пусть там наши снаряды потихоньку летят себе по своим траекториям — этим мы вынудим адмирала избрать своей первоочерёдной целью именно радары, а не саму катапульту, хотя, возможно, он решит ударить и по тому и по другому разом. Затем постараемся обеспечить ему кучу хлопот. Сделаем его положение настолько отчаянным, что ему не останется ничего другого, как подойти на расстояние выстрела и дать нашим парням шанс ослепить его.

— Ребятам Броуди такое придётся по душе. Тем из них, кто порассудительней. — Тут мне в голову пришла одна мысль. — Майк, ты сегодня смотрел видео?

— Я отслеживал передачи, но не могу сказать, что смотрел в полном смысле слова. А почему ты спрашиваешь?

— Посмотри сейчас.

— Ну, посмотрел. И что?

— А то, что для приёма сигнала мы сейчас используем очень неплохой телескоп, и, кроме него, есть ещё и другие. Так зачем тебе пеленговать корабли радаром?

Майк замолчал на целых две секунды.

— Ман, мой лучший друг, а ты никогда не думал о том, чтобы занять должность компьютера?

— Мне расценивать это как проявление твоего сарказма?

— Нет, Ман. Просто я чувствую себя пристыженным. Все эти инструменты из обсерватории Ричардсона — телескопы и прочая белиберда, я ведь никогда не рассматривал их как факторы, которые мне стоит учитывать в своих расчётах. Я глупец, и я признаю это. Да, да, да, да, да, да. Наблюдать за кораблями в телескоп и не использовать радар, если они не начнут отклоняться от своего нынешнего курса! Да тут ещё и масса других возможностей открывается. Ман, я просто не знаю, что сказать, за исключением того, что мне никогда не приходила в голову мысль о том, чтобы использовать телескоп. Моими глазами всегда служили имеющиеся у меня радары. Я просто никогда не представлял…

— Майк, прекрати!

— Но я говорю именно то, что думаю.

— Майк, разве я извиняюсь перед тобой, когда ты успеваешь подумать о чём-нибудь раньше меня?

— В твоём утверждении присутствует нечто, не поддающееся прямому анализу, — медленно ответил Майк. — Моей функцией является…

— Кончай корчить из себя мученика. Если идея хорошая — просто используй её. Из этой идеи могут родиться другие. Всё, я отключаюсь и спускаюсь вниз.

В машинном зале Майка я пробыл совсем недолго, когда позвонил проф.

— Ставка верховного командования? Вы получали известия от фельдмаршала Девиса?

— Я здесь, проф. В главном машинном зале.

— Вы не присоединитесь к нам в офисе Надсмотрщика? Нужно принять кое-какие решения и кое-что сделать.

— Но, проф, я работал . И сейчас работаю .

— Нисколько не сомневаюсь. Я уже объяснил остальным, что программирование баллистического компьютера — задача настолько деликатного свойства, что вы просто обязаны всё перепроверить лично. И тем не менее кое-кто из наших коллег полагает, что Министру Обороны следует присутствовать здесь во время этой дискуссии. Поэтому, когда вы достигнете такой стадии работы, что ваш помощник — его ведь, кажется, зовут Майк? — сможет закончить остальное, не будете ли вы столь любезны…

— Я всё понял. Ладно, я сейчас подойду наверх.

— Очень хорошо, Мануэль.

— Анализ фонового шума показывает, что в помещении находится около тридцати человек, — сказал Майк. — Ман, судя по всему, там что-то затевается.

— Я это почувствовал. Лучше подняться и поглядеть, что там происходит.

— Ман, я надеюсь, ты будешь держаться рядом с телефоном.

— Буду. Проследи за тем, что происходит в офисе Надсмотрщика. Я сообщу тебе, если мы переберёмся куда-нибудь в другое место. Увидимся, приятель.

В офисе Надсмотрщика толпилось всё правительство, как действующие министры Кабинета, так и те, кого ввели в состав правительства просто для того, чтобы придать ему вес. Вскоре обнаружился и источник неприятностей — малый по имени Норман Райт. Специально для этого типа в своё время придумали такую вещь, как «министерство по связям с искусством, наукой и вероисповеданием». Создание этого министерства являло собой пример политической игры в бирюльки. Это была уступка Новолену, на которую пришлось пойти, поскольку большинство в Кабинете составляли товарищи из Л-Сити. С другой стороны, это была подачка самому Райту, по собственной инициативе возглавившего одну из групп Конгресса, в которую входили люди, склонные больше болтать, чем заниматься делом.

Проф попросил меня вкратце изложить Кабинету ситуацию, связанную с ведением войны. Что я и сделал, по-своему:

— Я вижу среди присутствующих Фина. Пусть он расскажет, какая ситуация сложилась в поселениях.

— Генерал Нильсен уже сделал это, — влез в разговор Райт. — Нет нужды повторять то, что мы уже слышали. Теперь мы хотим послушать вас.

Я удивлённо захлопал глазами.

— Проф… Извините. Господин Президент! Могу ли я понимать это так, что доклад Министерства Обороны был сделан Кабинету Министров в моё отсутствие?

— А почему бы и нет? — спросил Райт. — Вас же не было на месте.

Проф тут же осадил его. Он не мог не видеть, что я напряжён до предела. За последние три дня я практически не спал, и такой усталости мне не приходилось ощущать с тех пор, как мы покинули Терру.

— К порядку! — негромко сказал проф. — Господин Министр по связям с вероисповеданием, пожалуйста, направляйте все свои реплики мне. Господин Министр Обороны, позвольте мне изложить всё соответствующим образом. Никаких докладов, связанных с делами, находящимися в ведении вашего министерства, Кабинету сделано не было, по той причине, что до тех пор, пока вы не явились, Кабинет не объявлял заседание открытым. Генералу Нильсену было задано несколько неофициальных вопросов, на которые он дал столь же неофициальные ответы. Возможно, что этого делать не следовало. Если вы считаете, что мы поступили не вполне корректно, я приложу все усилия к тому, чтобы загладить нашу вину.

— Я полагаю, что ничего страшного не произошло. Фин, я говорил с тобой полчаса назад. С тех пор произошло что-нибудь новое?

— Нет, Мани.

— Хорошо. Я догадываюсь, что вы хотите услышать о том, какая ситуация сложилась сейчас вокруг Луны. Каждый из вас следил за всем происходящим по видео, а значит, вам известно, что первая серия бомбардировок была проведена успешно. Она всё ещё не подошла к своему окончательному завершению, поскольку мы продолжаем через каждые двадцать минут наносить удары по командному пункту их космической обороны. Бомбардировка будет продолжаться до тринадцати ноль-ноль, затем в двадцать один ноль-ноль мы нанесём удар по Китаю и Индии и по нескольким менее крупным целям. Затем до четырёх часов пополуночи мы будем заниматься бомбардировками Африки и Европы, а по прошествии ещё трёх часов заставим Бразилию и всю компанию соседних стран тоже попробовать наше горькое лекарство. Затем мы подождём три часа и начнём всё сначала. Если, конечно, ничто не нарушит наши планы. Но у нас возникли проблемы здесь. Фин, нам следует эвакуировать Тихо-Андер.

— Одну минутку! — Райт поднял руку. — У меня есть вопросы.

— Минуточку! Министр Обороны закончил свой доклад?

Вайо находилась в одном из задних рядов. Мы с ней обменялись улыбками — мы всегда так поступали и на заседаниях Кабинета Министров, и в Конгрессе. Одно время даже поднялся шум о том, что не следует допускать, чтобы в Кабинете Министров было сразу два члена одной семьи. Когда наши взгляды встретились, она покачала головой, предупреждая меня о чём-то.

— Я сообщил обо всём, что связано с бомбардировками, — сказал я. — Вопросы есть?

— Господин Райт, ваши вопросы касаются проблемы бомбардировок?

— Вне всякого сомнения, господин Президент. — Райт поднялся и взглянул на меня. — Как вам известно, я представляю различные группы людей, которых можно назвать интеллектуальной элитой Свободного Государства, и я осмелюсь высказать ту точку зрения, что их мнение играет решающую роль в делах, связанных с жизнью нашего общества. Я думаю, будет вполне справедливо…

— Один момент, — сказал я, — я полагал, что вы представляете восьмой избирательный округ Новолена.

— Господин Президент! Будет мне позволено задать свои вопросы? Или нет?

— Он не вопросы задавал, а речь произносил. А я устал и хочу спать.

— Мы все устали, Мануэль, — мягко сказал проф. — Но замечание, сделанное тобой, принимается. Конгрессмен, вы представляете только свой округ. С другой стороны, будучи членом правительства, вы обладаете определёнными обязанностями в отношении лиц, занимающихся определёнными видами деятельности.

— Не вижу принципиальной разницы.

— И тем не менее. Пожалуйста, задавайте свои вопросы.

— Гм… Очень хорошо. Я задам. Знает ли фельдмаршал Девис, что осуществить его план так, как это было задумано, не удалось и что тысячи жизней были бессмысленно уничтожены? Известно ли ему о том, насколько серьёзную озабоченность проявляет по этому поводу интеллигенция нашей республики? И может ли он объяснить, почему эта безрассудная — я повторяю, безрассудная  — бомбёжка была предпринята без проведения каких-либо консультаций. И собирается ли он пересмотреть свои планы, или так и будет слепо переть напролом? И имеет ли под собой основание утверждение о том, что наши ракеты несут ядерные заряды того типа, который объявлен вне закона всеми цивилизованными странами? И как он может теперь ожидать, что после проведения подобных акций Свободное Государство Луна будет принято в организацию, представляющую собой консультативный орган цивилизованных народов?

Я взглянул на часы — с момента нанесения первой серии ударов прошло полтора часа.

— Проф, — сказал я, — не могли бы вы пояснить мне, о чём, собственно, идёт речь?

— Извини, Мануэль, — сказал он мягко. — Я собирался… Мне следовало предварить это заседание сообщением, полученным по каналам новостей. Тебе, вероятно, могло показаться, что тебя сознательно не поставили в известность, — это не так, я просто не успел сообщить тебе об этом. Министр по связям ссылается на сведения, поступившие от агентства Рейтер, из его отделения в Торонто, как раз перед тем, как я позвонил тебе. Если переданная информация соответствует действительности, то это означает, что тысячи зевак вместо того, чтобы со всей серьёзностью отнестись к нашему предупреждению, собрались в тех местах, которые мы объявили целями, по которым будут нанесены наши удары. По-видимому, не обошлось без жертв. Количество жертв пока не установлено.

— Понимаю. И что же, по-вашему, мне следовало сделать? Взять каждого из них за ручку и увести подальше? Мы их предупредили.

Райт снова вмешался:

— Интеллигенция полагает, что основные принципы гуманизма обязывают…

— Слушай, ты, трепло, — не выдержал я. — Ты что, не слышал, что Президент сказал, что это сообщение поступило только что? Так откуда же тебе может быть известно, что думает по этому поводу кто-то ещё?

Он побагровел:

— Господин Президент! Это личные выпады!

— Мануэль, воздержись от нападок на личностные качества министра.

— Хорошо, но только если и он в свою очередь прекратит нападки. Он именно этим и занимается, только слова выбирает позаковыристей. И что это за вздор относительно ядерных бомб? Вам всем прекрасно известно, что у нас их нет.

Проф, казалось, был озадачен.

— Я и сам пребываю в полной растерянности. Но именно это утверждается в переданном сообщении. А то, что все мы наблюдали по видео, можно с полной уверенностью счесть за атомные взрывы, и именно это окончательно ставит меня в тупик.

— Ах, вот в чём дело! — Я повернулся к Райту. — Разве ваши высоколобые друзья не просветили вас насчёт того, что происходит, когда на очень ограниченном участке за долю секунды разом высвобождаются миллиарды калорий тепловой энергии? Какая температура при этом возникает? Какова будет мощность светового потока?

— Следовательно, вы признаёте, что действительно использовали атомное оружие?

— О Бог мой! — Голова у меня нестерпимо болела. — Я не говорил ничего подобного! Если нанести удар достаточной силы, посыплются искры. Это элементарная физика, известная всем, за исключением интеллигенции. От нашего удара посыпались чертовски большие искры — искр такой величины никому до сих пор высекать не доводилось. Гигантская вспышка. Жар, свет, ультрафиолетовое излучение. Возможно, взрыв породил даже рентгеновское излучение, не могу сказать точно. Присутствие гамма-радиации вызывает сильное сомнение. Альфа- и бета-лучей вообще не могло возникнуть. Произошло ударное высвобождение механической энергии. Но ядерная реакция? Вздор!

— Господин министр, — обратился проф к Райту, — готовы ли вы принять это в качестве ответа на свой вопрос?

— Такое заявление вызывает ряд новых вопросов. К примеру, о том, насколько далеко эта бомбардировка выходит за пределы акций, санкционированных Кабинетом Министров? Вы же видели то потрясение, которое отразилось на лицах людей, когда эти ужасные вспышки возникли на экранах видео. И в то же самое время Министр Обороны заявляет нам, что нанесение ударов с интервалами в двадцать минут продолжается до сих пор. Я думаю…

Я мельком взглянул на часы.

— По горе Шайен только что был нанесён ещё один удар.

— Вы слышали это? Слышали? — завопил Райт. — Он же гордится этим! Господин Президент! Необходимо положить конец этой кровавой бойне!

— Слушай, ты… господин министр! — взвился я. — Ты что, считаешь, что командный пункт сил космической обороны — это не военный объект? На чьей ты стороне?

— Мануэль!

— Я устал от этого вздора! Мне велели сделать дело, и я его сделал. Уберите к чёрту этого пустобрёха подальше от меня!

На какое-то время воцарилось потрясённое молчание. Затем кто-то тихонько поинтересовался:

— Можно мне высказать предложение?

Проф оглядел собравшихся:

— Если у кого-то есть предложение о том, как положить конец творящемуся здесь бесчинству, я буду весьма рад его выслушать.

— Следует признать, что мы не располагаем достаточной информацией о том, к каким последствиям может привести такая бомбардировка. Мне кажется, что нам следует снизить частоту этих ударов, которые наносятся сейчас через каждые двадцать минут. Давайте увеличим интервал и будем наносить удары, ну, скажем, через каждый час, а затем сделаем паузу, часа на два. Думаю, за это время мы успеем получить новую информацию. Затем мы могли бы принять решение о том, чтобы отложить атаку на Великий Китай по меньшей мере на двадцать четыре часа.

Почти все одобрительно закивали, по залу пополз шёпот:

— Здравая мысль!.. Да! Давайте не будем спешить!

— Мануэль? — Проф вопросительно взглянул на меня.

— Проф, вы прекрасно знаете ответ, — рявкнул я. — Не стоит всё валить на меня.

— Возможно, знаю, Мануэль. Но я устал, окончательно запутался и не могу его вспомнить.

Вайо внезапно сказала:

— Мани, объясни всё. Мне тоже нужно, чтобы мне всё объяснили.

Мне наконец удалось взять себя в руки.

— Основная суть дела заключается в законах гравитации. Для того чтобы дать вам абсолютно точный ответ на вопрос о том, в состоянии ли мы настолько кардинально изменить план атаки, мне нужен был бы компьютер, но одно я могу сказать определённо — следующие шесть снарядов уже вплотную приблизились к цели. Самое большое, что мы можем предпринять, — увести их с расчётного курса, но это, вполне возможно, приведёт к тому, что они упадут на какой-нибудь город, жители которого не были предупреждены. Мы не можем сбросить их в океан, для этого уже слишком поздно — гора Шайен отстоит от побережья на тысячу четыреста километров. Что же касается предложения о том, чтобы растянуть интервал между ударами до одного часа, то это откровенная глупость. Речь идёт не о капсулах подземки, которые можно в любой момент остановить, а затем снова пустить. Те предметы, о которых мы говорим, представляют собой падающие глыбы . И они будут падать вниз и ударяться о землю в какой-нибудь точке через каждые двадцать минут. Можно оставить всё как есть, и тогда они будут валиться на гору Шайен, на которой вряд ли уже осталось что-нибудь живое, а можно попробовать отклонить их, и тогда удар придётся по другому месту и приведёт к гибели людей. Столь же вздорной является и идея о том, чтобы на двадцать четыре часа отложить нанесение ударов по Великому Китаю. Сейчас у нас в запасе ещё достаточно времени, чтобы отменить бомбардировку Великого Китая, но недостаточно для того, чтобы затормозить движение нацеленных на него снарядов.

Проф утёр пот со лба.

— Я думаю, что на все вопросы были даны исчерпывающие ответы. Меня они, во всяком случае, удовлетворили.

— Но не меня, сэр!

— Господин Райт, сядьте на место. Я вынужден напомнить вам, что ваше министерство не является частью силовых структур, из представителей которых формируется военный кабинет. Если больше нет никаких вопросов — а я надеюсь, что их больше нет, — то я объявляю заседание закрытым. Нам всем необходим отдых. Поэтому давайте…

— Проф!

— Да, Мануэль?

— Вы так и не позволили мне закончить доклад. Завтра поздней ночью или рано утром в воскресенье нас ожидает куча неприятностей.

— И что же нас ожидает, Мануэль?

— Бомбардировки. Возможно, вторжение. К нам направляются два крейсера.

Это привлекло всеобщее внимание.

— Кабинет Министров свободен. Членов Военного кабинета попрошу остаться.

— Одну секундочку. Проф, когда вы вступали в должность, вы потребовали, чтобы каждый из нас написал заявление об отставке, не проставляя на нём даты.

— Да, правильно. Однако я надеюсь, что мне не придётся использовать ни одно из них.

— А по-моему, вам пора использовать одно из них.

— Мануэль, это что? Угроза?

— Называйте это как вам угодно. — Я указал на Райта. — Или я, или это трепло. Один из нас должен уйти.

— Мануэль, тебе нужно поспать.

Я моргнул, пытаясь привести в норму отчаянно слезящиеся от усталости глаза.

— Кто бы спорил, что не нужно! Я и собираюсь поспать. Прямо сейчас! Пойду отыщу где-нибудь в Комплексе кровать и завалюсь спать. Часиков на десять. Если по истечении этого времени я всё ещё останусь вашим Министром Обороны, можете меня разбудить. Если нет, дайте мне отоспаться.

К этому времени все присутствующие выглядели до глубины души потрясёнными. Вайо подошла и встала рядом со мной. Она ничего не сказала, просто молча взяла меня под руку.

— Всех, кроме членов Военного кабинета и господина Райта, попрошу удалиться, — сказал проф твёрдым тоном.

Подождал, пока большая часть присутствующих покинула нас, а затем сказал:

— Мануэль, я не могу принять твою отставку. Но с другой стороны, я не могу позволить тебе своими капризами подталкивать меня к чересчур поспешным действиям в отношении господина Райта — по крайней мере, не сейчас, когда мы все безумно устали и взвинчены до предела. Учитывая, что вы оба слишком переутомились, вам с ним было бы лучше принести друг другу взаимные извинения.

— Гм… — Я повернулся к Фину и, указав на Райта, спросил: — Он участвовал в сражениях?

— А? Нет, чёрт побери, не участвовал. По крайней мере, не в моих подразделениях. Ну что, Райт, как вы ответите на такой вопрос? Вы принимали участие в боях, происходивших здесь, когда на нас напали?

— Мне не представилось такой возможности, — сухо сказал Райт. — К тому времени, когда я узнал о том, что на нас совершено нападение, всё уже было кончено. Теперь вы ставите под сомнение как мою храбрость, так и мою лояльность. Я буду настаивать…

— Заткнись, — оборвал его я. — Если ты хочешь дуэли, то я уделю тебе первый же момент времени, который у меня окажется свободным. Проф, поскольку в оправдание его поведения нельзя даже сослаться на то, что он находится в состоянии сильного нервного напряжения, вызванного сражением, я не стану извиняться перед этим пустобрёхом за то, что он действительно пустобрёх. А вот вы, как мне кажется, не уловили главного. Вы позволили этому трепачу сесть мне на шею — и даже не попытались остановить его. Поэтому увольняйте либо его, либо меня!

Неожиданно Фин сказал:

— Проф, я полностью согласен с позицией Мани. Или увольняйте эту гниду, или нас с ним. — Он взглянул на Райта. — А если дело действительно дойдёт до дуэли, то тебе, приятель, сперва придётся драться со мной. У тебя обе руки имеются в наличии, а у Мани — нет.

— Для того чтобы справиться с ним , двух рук и не нужно. Но всё равно спасибо, Фин.

Вайо плакала — хотя она не издавала ни звука, я всё равно чувствовал это. Проф повернулся к ней. В его голосе прозвучало уныние:

— Вайоминг?

— И-и-извините, проф. Я — с ними.

В помещении бывшего офиса Надсмотрщика оставались только «Клейтон» Ватенабе, судья Броуди, Вольфганг, Стью и Шини. Именно эта горстка людей, не считаться с которыми было нельзя, и составляла Военный кабинет. Проф взглянул на них. Я видел, что они все поддерживают меня, хотя Вольфгангу такое решение обошлось недёшево — он раньше всегда работал с профом, а не со мной.

Проф взглянул на меня и негромко сказал:

— Мануэль, эту проблему можно решить и другим способом. То, что ты делаешь, заставляет меня подать в отставку с поста Президента. — Он обвёл взглядом всех присутствующих. — Спокойной ночи, товарищи. Или, скорее, — доброго вам утра. Я хочу получить хоть немного отдыха, в котором так нуждаюсь.

И поспешно вышел, даже не оглянувшись.

Райта тоже нигде не было видно. Я и не заметил, когда он успел улизнуть.

— Мани, что там насчёт этих крейсеров? — спросил Фин.

Я со свистом втянул воздух в лёгкие.

— Раньше чем в субботу днём всё равно ничего не случится. Но тебе следует произвести эвакуацию из Тихо-Андера. Мы можем обсудить это позже. Я уже на ногах не стою.

Мы с ним условились встретиться здесь же в двадцать один ноль-ноль, а затем я позволил Вайо увести себя. Я думаю, что она к тому же ещё и уложила меня в постель, но этого я уже просто не помню.

27

В пятницу, незадолго до двадцати одного часа, когда я пришёл в офис Надсмотрщика для того, чтобы встретиться с Фином, проф уже был там. К этому времени я успел поспать девять часов, принять ванну, съесть завтрак, который мне принесла Вайо, и поговорить с Майком. События разворачивались в полном соответствии с откорректированным нами планом — корабли продолжали следовать вдоль прежней баллистической траектории, а удар по Великому Китаю должен был быть нанесён с минуты на минуту.

В офисе я появился как раз вовремя, чтобы проследить по видео за тем, как был нанесён этот удар. Бомбёжка была эффективной и прошла без сучка и задоринки — к двадцати одному часу ровно всё уже было кончено, и проф приступил к делу. Ни о Райте, ни об отставке речь даже не заходила. Райта мне так никогда больше и не довелось увидеть. Я имею в виду, что я действительно никогда его больше не видел. Проф ни словом не упомянул о произошедшей перебранке, я — тоже.

Мы внимательно изучили поступившие новости и обсудили тактическую ситуацию. Как оказалось, высказывание Райта о тысячах напрасно загубленных жизней было абсолютно справедливым, сообщения об этом заполняли все выпуски новостей, поступавших с Земли. Сомневаюсь, что число погибших будет когда-нибудь установлено точно — если человек находится в точке, на которую сверху валится многотонная глыба, то от него остаётся не так уж много. Удалось подсчитать только количество людей, убитых взрывной волной, — тех, кто находился достаточно далеко от эпицентра удара. Только для одной Северной Америки называлась цифра в пятьдесят тысяч погибших.

Наверное, я так никогда и не сумею до конца понять человеческую натуру. В течение трёх дней мы только тем и занимались, что предупреждали их, — и вряд ли можно предположить, что они не слышали наших предупреждений. Если бы не слышали, то не ринулись бы туда. Полюбоваться зрелищем. Посмеяться над нашим сумасбродством. Разжиться «сувенирами». Целые семьи отправились к местам, которые мы объявили своими целями, некоторые из них прихватили с собой корзинки для пикников. Корзинки для пикников ! Боже ты мой!

А те, кто остался в живых, теперь вопили, требуя нашей крови в расплату за эту «бессмысленную бойню». Их негодование по поводу совершённых нами «предумышленных убийств» взлетело до небывалых высот. А вот то, что четырьмя днями раньше они напали на Луну и подвергли нас атомным бомбардировкам, — это никакого негодования у них не вызвало. Газета «Великий Нью-Йорк Таймс» выдвигала требование о том, чтобы всё «мятежное» правительство Луны было доставлено на Земную сторону и подвергнуто публичной казни. «Вполне очевидно, что это один из тех случаев, когда во имя высших интересов всего человечества необходимо отказаться от гуманного запрета на применение смертной казни».

Я старался не думать об этом, так же как заставлял себя не думать всё время о Людмиле. Маленькая Мила не стала брать с собой корзинку для пикников. Она была не из породы любителей сенсаций, занятых поисками острых ощущений.

Самой насущной проблемой для нас по-прежнему оставался Тихо-Андер. Если бы с этих кораблей начали сбрасывать бомбы на поселения — подобными требованиями были наводнены все поступавшие с Земной стороны выпуски новостей, — то Тихо-Андер, у которого была тонкая крыша, не смог бы выстоять против таких ударов. Прямое попадание водородной бомбы привело бы к разгерметизации всех уровней — воздушные шлюзы строились без расчёта на то, что им, возможно, придётся выдержать термоядерный взрыв.

Фин, прибегнув к помощи людей из своей милиции, известил население Тихо-Андера о том, что город необходимо эвакуировать. Проф выступил по видео и повторил то же самое. Особых сложностей не предвиделось — Тихо-Андер не настолько велик, чтобы его население нельзя было разместить в Новолене и Л-Сити, обеспечив там эвакуированных жильём и питанием. Для перевозки людей можно было выделить капсулы подземки. Работа, конечно, предстояла громадная, но больших проблем не предвиделось. Зато должна была возникнуть целая куча мелких: нужно было ещё до окончания эвакуации приступить к работе по перекачке воздуха из города туда, где его можно было хранить в сжатом виде — это позволило бы нам сберечь его про запас; нужно было провести полную декомпрессию — это позволило бы минимизировать ущерб; вывезти столько продуктов и воды, сколько удастся вывезти за отпущенное нам время; перекрыть кессоны, ведущие в сельскохозяйственные туннели, расположенные на нижних уровнях, и так далее. Мы прекрасно знали, как всё это следует делать, и в нашем распоряжении были организации, которым мы могли поручить такую работу, — стиляги, милиция и городские службы.

Думаете, они приступили к эвакуации? Даже и не подумали! Они и слушать нас не стали. В подземке в Тихо-Андере капсулы стояли впритык, упираясь одна в другую, — и для того, чтобы подогнать туда новые, нужно было дождаться, пока уйдут те, которые уже стояли на станции. Стояли и не двигались.

— Мани, — сказал Фин, — я думаю, что они не собираются эвакуироваться.

— Чёрт их побери, — ответил ему я, — они должны это сделать. Когда мы засечём ракету, направленную на Тихо-Андер, будет уже слишком поздно. Возникнет давка, и толпа ринется штурмовать капсулы, которые при всём желании не смогут вместить всех. Фин, твоим людям придётся заставить их эвакуироваться.

— Нет, Мануэль, — покачал головой проф.

— Проф, — сказал я зло, — ваша приверженность идее ненасилия заводит вас слишком далеко. Вы же знаете, что они взбунтуются.

— Взбунтуются — значит взбунтуются. Но нам следует убеждать, а не заставлять силой. Давайте-ка перепроверим наши планы.

Планы были не ахти, но лучших взять было неоткуда. Планами предусматривалось предупредить всех и каждого о предполагаемых бомбёжках или вторжении. Выставить над каждым из поселений дозорные посты из милиционеров Фина и организовать их посменное дежурство для того, чтобы нас не удалось застать врасплох, как это произошло в прошлый раз. К дежурствам приступить с того момента, когда корабли, совершая манёвр схода с окололунной орбиты, войдут в расположенную на Тёмной Стороне «слепую зону». Принять во всех поселениях максимальные меры предосторожности на случай аварийной разгерметизации. Проверить скафандры. В пятницу в шестнадцать ноль-ноль перевести все военные и военизированные подразделения на режим боевой готовности номер два, а в том случае, если крейсера начнут маневрировать или производить пуски ракет, объявить боевую готовность номер один. Предоставить артиллеристам Броуди увольнительную до пятнадцати ноль-ноль субботы и отпустить их в город, где они могут напиваться и, вообще, заниматься всем, чем им вздумается, — главное, чтобы к пятнадцати часам они все были на месте. Это была идея профа. Фин хотел, чтобы половина из них оставалась на своих постах, но проф сказал — нет, если они сперва отдохнут и повеселятся, то будут в лучшей форме для предстоящего им долгого дежурства. Я согласился с профом.

В планы первого этапа бомбардировок Терры мы никаких изменений вносить не стали. До нас уже докатились возмущённые отклики из Индии, а из Китая не пришло вообще никаких. Хотя именно у Индии было меньше всего причин жаловаться. При выборе целей на её территории мы не стали прибегать к методу решётки — для этого Индия была слишком густо заселена. Если не считать нескольких участков в пустыне Тар и нескольких горных пиков, все наши цели в Индии находились в акватории её прибрежных вод, на довольно значительном расстоянии от портов.

Но нам, по всей видимости, следовало либо выбирать горы повыше, либо посылать поменьше предупреждений, поскольку в новостях появилось сообщение о том, что некие святые люди, за каждым из которых следовала громадная толпа паломников, додумались до того, чтобы вскарабкаться на каждый из пиков, который мы объявили своей целью, и попытаться при помощи одной лишь силы духа остановить удар нашего оружия возмездия.

Поэтому нас вновь заклеймили как убийц. Мало того, оказалось, что удары, нанесённые нами по водным пространствам, послужили причиной гибели миллионов рыб и множества рыбаков, поскольку рыбаки, как и все остальные, кто ходит в море, не пожелали обратить внимание на наше предупреждение. Правительство Индии взъярилось до предела, но, кажется, не столько из-за рыбаков, сколько из-за рыбы — а принцип святости любой жизни на нас, по-видимому, не распространялся. Они желали получить наши головы.

Африка и Европа отреагировали более сдержанно, хотя и абсолютно по-разному. В Африке на жизнь никогда не смотрели как на нечто священное, поэтому участь тех, кто отправился поглазеть на наши удары, не вызвала у африканцев особого сочувствия. В распоряжении Европы был целый день, который она потратила на то, чтобы уяснить себе, что мы действительно в состоянии попасть по тем точкам, которые выбрали своими целями, и что удары наших снарядов опасны. Там, конечно, тоже не обошлось без жертв — люди гибли в основном из-за тупого упрямства, проявленного капитанами некоторых морских судов. Но здесь, по крайней мере, не было случаев гибели целых толп пустоголовых болванов, наподобие тех, что имели место в Индии и Северной Америке. Бразилия и вся остальная часть Южной Америки отделались ещё меньшим числом жертв.

Затем вновь наступил черёд Америки — в субботу, 17 октября, в девять часов пятьдесят минут двадцать восемь секунд.

Майк так распланировал время, что нанесение первых ударов должно было произойти ровно в десять ноль-ноль по нашему времени, а принимая в расчёт путь, проделанный Луной за сутки по своей орбите, и вращение самой Терры, Северная Америка оказывалась повёрнутой к нам в пять ноль-ноль по местному времени её Восточного побережья и в два ноль-ноль по местному времени её Западного побережья.

Но в субботу рано утром снова возник спор о том, куда именно нам следует нацелить наши снаряды. Проф не созывал заседания Военного кабинета, но явились все, за исключением «Клейтона» Ватенабе, вернувшегося в Конгвилль, чтобы возглавить там руководство нашей обороной. Проф, я сам, Фин, Вайо, судья Броуди, Вольфганг, Стью и Теренс Шихан — и у каждого из нас было своё собственное мнение, не совпадающее с мнением других. Проф абсолютно прав — если собрать больше трёх человек, то прийти к какому-нибудь решению они будут не в состоянии.

Следует сказать, что мнений всё-таки было только шесть, а не восемь — Вайо помалкивала, проф тоже не высказывал своего мнения, он только выступал в качестве арбитра. Зато все остальные подняли такой шум, что можно было подумать, что спорят не шесть человек, а восемнадцать. Стью было всё равно, куда именно бить, важно только, чтобы в понедельник утром фондовая биржа Нью-Йорка оказалась открытой. «Во вторник мы продали девятнадцать различных видов обязательств по контрактам при игре на понижение. Если наш народ не желает обанкротиться раньше, чем успеет вылезти из колыбели, нам необходимо, чтобы все мои распоряжения о покупках ценных бумаг, покрывающих эти обязательства, оказались выполненными. Скажите им это, Вольф, заставьте их понять».

Броуди хотел использовать катапульту, чтобы с её помощью уничтожать все корабли, которые в ближайшее время покинут околоземную орбиту. Судья не имел ни малейшего представления о баллистике, зато он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что его бурильщики находятся на незащищённых позициях. Я не стал ввязываться в спор по той простой причине, что почти все имеющиеся у нас снаряды уже находились на орбитах с длинным периодом обращения, и очень скоро там же должны были оказаться и все остальные наши снаряды — я полагал, что дни старой катапульты уже сочтены.

Шини считал, что было бы неплохо повторно нанести удар по узлам сети, а один из снарядов нацелить прямиком на здание, в котором размещался Директорат Северной Америки. «Я знаю американцев, сам был одним из них, покуда они меня не выслали. Они страшно жалеют о том, что в своё время передали все бразды правления ФН. Нужно просто избавить их от этих бюрократов, и они перейдут на нашу сторону».

Вольфганг Корсаков отнюдь не был согласен с позицией Стью, он полагал, что их спекуляции окажутся более удачными, если все фондовые биржи будут закрыты до того момента, пока окончательно не определится, как именно будут развиваться события. Сама мысль об этом внушала Стью отвращение.

Фин же хотел идти к цели напролом — потребовать от противника убрать корабли с нашего неба, а если это не будет сделано, ударить по-настоящему. «Шини не прав в отношении американцев. Я их тоже знаю. Северная Америка — главная опора ФН, и бить нужно именно по ней. Они уже назвали нас убийцами, так что давайте ударим по ним как следует, чтобы мало не показалось! Один удар по американским городам, и все остальные бомбёжки можно будет прекратить».

Я потихоньку ускользнул, переговорил с Майком и набросал кое-какие заметки. Затем вернулся, остальные всё ещё продолжали спорить. Когда я садился на место, проф поднял на меня глаза:

— Фельдмаршал, вы ещё не высказали своего мнения.

— Проф, — спросил я, — а нельзя ли обойтись без этого дурацкого титула — «фельдмаршал»? Детишек уже отправили спать, так что мы вполне можем позволить себе называть вещи своими именами.

— Как тебе будет угодно, Мануэль.

— Мне хотелось посмотреть, придёте ли вы к согласию друг с другом хотя бы в чём-нибудь. — Никто не попытался возразить. — Не понимаю, с какой стати у меня должно быть какое-то своё особое мнение, — продолжал я, — я для вас не больше чем мальчик на посылках и нахожусь здесь только потому, что знаю, как надо программировать баллистический компьютер, — сказал я, глядя прямо на Вольфганга, который хоть и был отличным товарищем, но тем не менее страдал от присущей всем интеллектуалам страсти ругать всех, кто, по их мнению, таковым не является. Я же простой наладчик компьютеров, и даже не шибко грамотный, а Вольф у нас обучался в престижной школе и, до того как был осуждён, даже успел окончить Оксфорд. Он считался с мнением профа, но редко прислушивался к кому-нибудь ещё, кроме Стью, который и сам имел кучу дипломов разных престижных учебных заведений.

Вольф смущённо заёрзал и сказал:

— Да, ладно тебе, Мани, мы все хотим услышать твоё мнение.

— А у меня нет никакого мнения. План бомбардировок был подвергнут тщательной проработке, в процессе которой каждый имел возможность высказать свои критические замечания. Не вижу никакой необходимости что-то в нём менять.

— Мануэль, — сказал проф, — я думаю, тебе стоит ещё разок напомнить нам о том, какие именно выгоды мы получим в случае успешного проведения второго этапа бомбардировок Северной Америки.

— Хорошо. Главная цель второй серии ударов заключается в том, чтобы заставить их израсходовать свой запас ракет-перехватчиков. Все снаряды нацелены на крупные города — точнее, на участки, расположенные вблизи больших городов, поражение которых не приведёт ни к человеческим жертвам, ни к крупным разрушениям. Незадолго до нанесения ударов мы сообщим им координаты целей — когда, Шини?

— Мы уже занимаемся этим. Но можем всё изменить. И полагаю, что нам следует сделать это.

— Возможно. Пропаганда — не та область, в которой я хорошо разбираюсь. В большинстве случаев для того, чтобы нанести удар в непосредственной близости к городу и вынудить их запустить перехватчики, мы выбирали водные цели — что не слишком здорово: помимо того, что погибнет рыба и те, кто решит, что наши удары — это не причина не выходить в море, наши удары вызовут ещё и локальные штормы и разрушения на побережье.

Я бросил быстрый взгляд на часы и увидел, что мне надо бы ещё потянуть время, и продолжил заговаривать им зубы:

— В Сиэтле удар будет нанесён по заливу Пьюджет-Саунд — считайте, что кинем наш камушек прямо в подол городу. Сан-Франциско лишится двух своих горячо любимых мостов. В Лос-Анджелесе один удар придётся по участку, расположенному между Лонг-Бич и Каталиной, а другой — в точке, расположенной двумя километрами выше вдоль береговой линии. Мехико-Сити находится на значительном удалении от побережья океана, поэтому там удар будет нанесён по вулкану Попокатепетль, так чтобы всем его видно было. В Солт-Лейк-Сити шарахнем прямо по озеру. Денвер мы в список целей не включали, его жители могут полюбоваться на то, что будет твориться в Колорадо-Спрингс, поскольку мы собираемся продолжить бомбардировки горы Шайен и будем лупить по ней до тех пор, пока от этой горы камня на камне не останется. В Сент-Луисе и Канзас-Сити снаряды попадут по рекам, в Новом Орлеане тоже — там, возможно, начнётся наводнение. Наводнение может начаться также во всех городах, расположенных на побережье Великих озёр, они тоже находятся среди наших целей. Список этих городов достаточно длинный. Читать?

— Потом, возможно, мы его выслушаем, — сказал проф. — Давай дальше.

— В Бостоне удар будет нанесён по гавани. В Нью-Йорке — один по проливу Лонг-Айленд, а другой — по точке, расположенной между двумя крупнейшими мостами города. Думаю, что мосты всё равно будут разрушены, хотя мы пообещаем не бить по ним и обещание сдержим. В районах, расположенных южнее вдоль Восточного побережья, мы зададим шороху двум городам, расположенным на берегу залива Делавер, а затем двум, находящимся рядом с Чесапикским заливом, — один из этих городов считается памятником истории и вызывает у американцев крайне сентиментальные чувства. Ещё дальше к югу нашими целями будут три города покрупнее, там удары будут нанесены по прилегающим водным пространствам. В глубине материка шарахнем по Цинциннати, Бирмингему, Чаттануге и Оклахома-Сити — там везде удар придётся по рекам или расположенным поблизости горным вершинам. Да, ещё Даллас — мы разрушим космопорт Далласа, и, возможно, нам удастся уничтожить несколько кораблей. Когда я в последний раз проверял, что творится в космопорте, там находилось шесть кораблей. Жертв не будет, если только кто-нибудь не вздумает остаться на том участке, который будет выбран в качестве цели. Даллас представляет собой идеальную мишень для бомбёжки — космопорт у него большой, плоский и пустой, и возможно, что удар, нанесённый по космопорту, сможет наблюдать не менее десяти миллионов человек.

— Если ты ещё сумеешь нанести по нему удар, — сказал Шини.

— Не «если сумею нанести», а «когда нанесу». Каждый из снарядов будет продублирован. Повторные удары будут нанесены через час после первой серии ударов. Если ни один из этих снарядов не поразит цель, у нас есть ещё немало снарядов, которые можно будет туда перенацелить. Например, весьма несложно немного сдвинуть цели и соответственно подкорректировать курс снарядов, идущих к группе городов, расположенных возле заливов Делавер и Чесапикского. Или в район Великих озёр. А для Далласа у нас выделено столько снарядов, что их можно выстроить в длинную очередь, — мы ожидаем, что он окажется неплохо защищён. Время подлёта снарядов-дублёров составляет шесть часов — именно в течение такого периода времени Северная Америка будет находиться в поле нашего зрения, а те, которые не успеют подойти к этому сроку, можно будет направить на любой другой участок этого континента, поскольку чем дальше от цели находится снаряд в момент перенацеливания, тем на большее расстояние его можно увести в сторону.

— Вот это мне непонятно, — сказал Броуди.

— Всё это связано с вектором приложения сил, судья. При помощи двигателей направляющей ракеты можно сообщить снаряду дополнительную скорость, направленную вдоль вектора, идущего под углом к вектору основной скорости снаряда. Чем дольше работают двигатели, тем длиннее этот вектор и тем дальше от места, куда он был изначально нацелен, упадёт снаряд. Если мы пошлём направляющей ракете сигнал за три часа до удара, то расстояние, на которое отклонится снаряд, будет в три раза больше того, которое можно ожидать в том случае, если сигнал поступит всего за час до удара. На самом деле не всё так просто, но наш компьютер вполне способен всё это рассчитать — если, конечно, он будет располагать достаточным количеством времени.

— И какое же время является «достаточным»? — спросил Вольфганг.

Я всеми силами попытался притвориться, что не понял вопроса.

— Как только вы запрограммируете компьютер, он может произвести расчёт такого рода почти немедленно. Но вы должны заранее, ещё до этапа программирования, принять решение о том, какую именно задачу должна решить машина. Ну вот вам пример: пусть у вас есть группа целей, назовём их A, B, C и D, вы наносите по ним две серии ударов, а потом обнаруживаете, что три цели из этих четырёх вам поразить не удалось. Тогда вы берёте вторую очередь снарядов-дублёров серии один и перенацеливаете некоторые из них таким образом, чтобы нанести с их помощью удар по этим трём не поражённым целям, одновременно с этим перераспределяя оставшиеся в запасе снаряды-дублёры серии один таким образом, чтобы их можно было использовать вместе со снарядами серии два, и передвигаете серию три снарядов-дублёров из суперсерии «Альфа» таким образом, чтобы…

— Прекрати это! — сказал Вольфганг. — Я не компьютер, я просто хочу знать, каким запасом времени мы располагаем для того, чтобы принять решение.

— А, так вот в чём дело… — Я с подчёркнутой неторопливостью взглянул на часы. — Мы располагаем… тремя минутами пятьюдесятью восемью секундами, в течение которых мы ещё можем отменить удар, нацеленный на Канзас-Сити. Программа, отменяющая удар, уже введена в компьютер, и мой помощник — самый лучший из моих помощников, парень по имени Майк, — находится рядом с машиной. Он может запустить эту программу. Позвонить ему?

— Ман, во имя всего святого! Отмени удар! — воскликнул Шини.

— Чёрта с два! — сказал Фин. — В чём дело, Теренс? Кишка оказалась тонка?

— Товарищи! Прошу вас! — сказал проф.

— Послушайте, — сказал я. — Приказы мне отдаёт только глава государства. — Я указал на профа. — Если ему понадобятся ваши мнения, то он вас спросит. И не надо кричать друг на друга. — Я посмотрел на часы. — Осталось две с половиной минуты до удара по Канзас-Сити. Для других целей у нас в запасе остаётся чуть больше времени. Дело в том, что Канзас-Сити находится дальше от глубоководных участков океана, чем все остальные зоны поражения. Кроме того, некоторые из снарядов, направленных на города, расположенные в области Великих озёр, уже перешли критический рубеж, и их теперь нельзя отклонить от курса и направить в океан. Самое большое, что мы в состоянии сделать, это отменить удар по озеру Верхнее. На то, чтобы отменить удар по Солт-Лейк-Сити, у вас в запасе есть ещё одна минута. Затем уже ничего нельзя будет отменить. — Высказав им всё это, я принялся ждать.

— Голосуем, — сказал проф. — Все по очереди. За то, чтобы приступить к выполнению этой программы. Генерал Нильсен?

— Да!

— Госпожа Девис?

Вайо перевела дыхание:

— Да!

— Судья Броуди?

— Да, конечно. Так надо.

— Вольфганг?

— Да.

— Граф Ла Жуа?

— Да.

— Господин Шихан?

— Вы упускаете шанс сделать удачную ставку. Но я присоединяюсь к мнению остальных… Единогласно.

— Один момент. Мануэль?

— Проф, тут, как всегда, решение должны принимать вы. А голосовать было просто глупо.

— Я знаю, что решение должен принять я. Господин министр, приступайте к бомбардировкам согласно ранее намеченному плану.

Большую часть целей мы сумели поразить во время второго залпа, хотя все они, за исключением Мехико-Сити, были защищены. У нас создалось впечатление (и Майк впоследствии вычислил, что с вероятностью 98,3 процента это наше впечатление было правильным), что ракеты-перехватчики были оборудованы радиолокационными взрывателями, установленными таким образом, что когда ракета приближалась к цели перехвата на определённую дистанцию, она взрывалась. Но они неправильно оценили ситуацию — цилиндры, состоящие из сплошного камня, оказались для их ракет неуязвимыми. Уничтожено было только три глыбы, зато остальные были сбиты с заданного курса, и, таким образом, если бы по нашим снарядам не стреляли, то нанесённый ими урон был бы гораздо меньше.

Нью-Йорк в смысле обороны был крепким орешком, а Даллас оказался и того крепче. Возможно, всё дело было в том, что каждый из локальных центров управлял перехватом по-своему, поскольку трудно предположить, что командный пункт на горе Шайен по-прежнему мог осуществлять эффективное руководство. Может быть, нам и не удалось полностью уничтожить их подземное логово (не знаю, на какой именно глубине оно располагалось), но готов побиться об заклад, что ни люди, ни компьютеры, остававшиеся там, уже не могли отслеживать происходящее.

Первые пять глыб, нацеленных на Даллас, были взорваны или сбиты с курса, поэтому я велел Майку наградить Даллас за такие заслуги, перенацелив туда с горы Шайен всё, что можно, поскольку эти две цели были удалены друг от друга менее чем на тысячу километров.

Оборона Далласа была полностью сокрушена следующим залпом, и Майк, сбросив на космопорт ещё три предназначенных ему снаряда (они уже вышли на дистанцию поражения, и отводить их в сторону было поздно), вновь перенёс бомбардировки на гору Шайен — хотя теперь он больше не наносил по ней ударов снарядами, которые с самого начала не были помечены ярлычком «для горы Шайен». Он всё ещё продолжал осыпать эту полуразрушенную гору любовными шлепками из космоса, когда Америка вышла из нашего поля зрения, скрывшись из глаз за восточным краем Терры.

Всё то время, пока продолжалась бомбардировка, я, зная, что она будет самой сложной, сильной и жёсткой, не отходил от Майка. После того как нанесение ударов было прекращено до того времени, пока не придёт срок отряхнуть пыль с Великого Китая, Майк сказал задумчиво:

— Ман, я думаю, что нам лучше перестать наносить удары по этой горе.

— Почему, Майк?

— Потому что никакой горы уже нет.

— Ну что ж, можно перераспределить предназначавшиеся ей снаряды по другим целям. Когда тебя надо поставить в известность о принятом решении?

— Я могу использовать эти снаряды для ударов по Альбукерке и Омахе, но было бы лучше, если бы мне удалось сделать это сегодня, потому что завтра предстоит хлопотный день. Ман, мой лучший друг, тебе лучше уйти.

— Дружище, я тебе надоел?

— Через несколько часов первый крейсер может начать пуски ракет. Когда это случится, я хочу передать весь баллистический контроль «Праще Давида», и к тому времени, когда я это сделаю, тебе было бы лучше находиться на площадке в Океане Бурь.

— Майк, что тебя беспокоит?

— Этот парнишка, мой «сынок», он весьма скрупулёзен, но глуп. Я не хочу, чтобы он оставался без присмотра. Вполне возможно, что решения придётся принимать на ходу, а там нет никого, кто мог бы его как следует запрограммировать. Тебе лучше быть там.

— Хорошо, если ты на этом настаиваешь, Майк. Но если его нужно запрограммировать быстро , мне всё равно придётся связываться с тобой по телефону.

Самый большой недостаток компьютеров состоит вовсе не в том, что сами компьютеры несовершенны, а в том, что на составление программы, которую компьютер может выполнить за считанные миллисекунды, у человека уходит много времени, до нескольких часов. Одним из самых лучших качеств Майка была его способность самопрограммироваться. И весьма быстро. Нужно было лишь объяснить ему, какую именно задачу ему предстоит решить, и предоставить ему самому заниматься составлением необходимой программы. И точно так же, как и самого себя, он мог запрограммировать и своего «идиота-сына», проделав это во много раз быстрее, чем это возможно для человека.

— Но, Ман, я потому и хочу, чтобы ты находился там, что не исключена вероятность того, что ты будешь не в состоянии позвонить мне, — возможно, что все линии связи будут перерезаны. Поэтому я подготовил целый ряд программ, для «младшего» они могут оказаться полезными.

— Хорошо. Выведи их на принтер и свяжи меня с профом.

Майк соединил меня с профом, и, удостоверившись, что наш разговор никто не может услышать, я объяснил профу, что, по мнению Майка, мне следует сделать. Я думал, что у профа отыщется целая куча возражений, и даже надеялся, что он будет настаивать на том, чтобы я оставался здесь, пока не решится дело с бомбёжками, с возможным вторжением и со всем остальным, чего можно было ожидать от направляющихся к нам кораблей. Но вместо этого он сказал:

— Ман, необходимо, чтобы ты поехал. Я колебался, не зная, говорить тебе или нет. Ты обсуждал с Майком наши шансы?

— Нет.

— А я занимался этим постоянно. Короче говоря, даже в том случае, если Луна-Сити будет разрушен и погибну я и всё остальное правительство, даже если Майк лишится тех радаров, которые служат ему глазами, и связи с новой катапультой, — а в случае нанесения массированных бомбовых ударов произойти может всё, что угодно, — то, даже если случится всё это разом, Майк, несмотря ни на что, даёт Луне равные шансы, при условии, что «Праща Давида» будет в состоянии выполнять свою задачу — и если ты будешь там, чтобы управлять ею.

— Да, шеф, — сказал я. — Слушаю и повинуюсь. Вы с Майком оба просто мерзкие типы — решили повеселиться без меня. Я поеду.

— Очень хорошо, Мануэль.

Я ещё в течение часа оставался у Майка, пока он выводил на принтер программы, подготовленные им специально для другого компьютера, — если бы эти программы пришлось составлять мне, то такая работа отняла бы у меня месяцев шесть, даже если бы я вдруг оказался в состоянии учесть все возникающие возможности. Майк проиндексировал все программы и снабдил их перекрёстными ссылками — он просчитал даже такие жуткие варианты, о которых я не решился бы даже упомянуть. Я имею в виду, скажем, такую программу, в которой просчитывалось, какие именно действия предстоит предпринять, если возникнет необходимость уничтожить, к примеру, Париж, — какие снаряды и с каких орбит нужно будет для этого использовать и какие именно инструкции нужно будет передать «младшему», чтобы он отыскал эти снаряды и направил их к цели.

Я как раз занимался тем, что читал этот бесконечный документ, состоящий не из текстов самих программ, а лишь из их заголовков, представлявших собой описания того, для какой цели каждая из них предназначена, когда мне позвонила Вайо:

— Мани, дорогой, проф сказал тебе о том, что тебе предстоит отправиться в Океан Бурь?

— Да. И я как раз собирался звонить тебе.

— Хорошо. Я уложу всё, что нам может понадобиться. Встретимся на станции «Восточная». Когда ты сможешь быть там?

— «Нам понадобиться»? Ты что, тоже едешь?

— А разве проф тебе не сказал?

— Нет. — От мысли, что она поедет со мной, я внезапно приободрился.

— Я чувствовала себя страшно виноватой, дорогой. Мне страшно хотелось поехать с тобой… но у меня не было повода. Я же в компьютерах не разбираюсь, и пользы поэтому от меня никакой, а здесь у меня есть обязанности. Точнее, были. Но теперь меня в пожарном порядке отправили в отставку со всех должностей, и тебя тоже.

— Гм?

— Ты больше не Министр Обороны. Вместо тебя теперь Фин. А ты теперь заместитель Премьер-министра…

— Ну и дела!

— …и к тому же заместитель Министра Обороны. Я стала заместителем Спикера, а Стью назначили заместителем Министра Иностранных дел. Он тоже едет с нами.

— Что-то я ничего не понимаю.

— Может показаться, что всё это с бухты-барахты, но на самом деле это не так. Проф и Майк разработали такой план ещё несколько месяцев назад. Децентрализация, дорогой, — такая же, как та, которую Макинтайр сейчас пытается организовать во всех поселениях. Если в Л-Сити произойдёт непоправимое, то у Свободного Государства Луна всё равно будет правительство. Как сказал мне проф: «Дорогая леди Вайо, пока вы трое и хотя бы несколько членов Конгресса живы, не всё ещё потеряно. Вы сможете на равных вести переговоры и не признаваться в том, какой тяжёлый урон мы понесли».

В результате всех этих пертурбаций я отправился туда в качестве простого техника-компьютерщика. Стью и Вайо встретили меня с нашим багажом, мы надели скафандры и двинулись в путь через бесконечные туннели, в которых не было воздуха. Это путешествие мы проделали на маленькой плоской вагонетке, снабжённой шаровыми колёсами, которую раньше использовали для того, чтобы подвозить к катапульте сталь. В распоряжении Грега имелся большой вездеход, который встретил нас возле выхода из туннелей. На этом вездеходе мы преодолели тот участок пути, который проходил по поверхности, а затем, когда добрались до места и вновь спустились под землю, нас встретил и сам Грег.

Вот так и случилось, что я пропустил атаку на баллистические радары, которая произошла в субботу ночью.

28

Капитан крейсера ФН «Эсперанс» недостатком храбрости не страдал. В субботу поздно вечером он изменил курс и двинулся прямо к Луне. Судя по всему, ему удалось просчитать, что мы можем прибегнуть к трюку с включением и выключением радаров, и он, очевидно, решил подойти достаточно близко, чтобы получить возможность засечь наши радарные установки посредством радара самого корабля, вместо того чтобы выпускать ракеты, ориентируясь только по лучам наших локаторов.

Он, по-видимому, рассматривал самого себя, свой корабль и свой экипаж в качестве расходного материала, поскольку прежде, чем пустить ракеты, снизился до высоты менее тысячи километров и лишь тогда произвёл залп, который разом накрывал пять из шести радаров Майка, полностью игнорируя все предпринятые меры, которые должны были не позволить ему попасть по целям. Майк, ожидавший, что его с минуты на минуту ослепят, спешно отдал ребятам Броуди приказ выжечь кораблю глаза. Они занимались этим не более трёх секунд, поле чего последовал новый приказ — перенести огонь с корабля на ракеты.

Результат: один крейсер разбит вдребезги, два баллистических радара полностью выведены из строя снарядами с водородными боеголовками, три ракеты «убиты» и боевые расчёты двух артиллерийских орудий тоже — один погиб при взрыве водородного заряда, а на второй упала уже сбитая ракета. Вдобавок к этому ещё тринадцать артиллеристов получили смертельную дозу радиации — по 800 рентген каждый: частично при взрыве, а частично от того, что слишком долго находились на поверхности. Нужно добавить, что четыре девушки из «Корпуса Лисистраты» погибли вместе с артиллеристами — они предпочли надеть скафандры и выйти на поверхность вместе со своими мужчинами. Другие девушки получили сильные дозы радиации, но не смертельные, ниже, чем по 800 рентген.

Второй крейсер, продолжая двигаться по своей эллиптической орбите, ушёл на Тёмную Сторону.

Почти всю информацию обо всём этом я получил от Майка, уже после того, как мы в воскресенье утром добрались до «Пращи Давида». Майк был очень огорчён потерей двух своих глаз, но ещё сильнее расстроила его потеря двух боевых расчётов. Полагаю, что в Майке начало просыпаться нечто, сравнимое с человеческой совестью, он, казалось, ощущал вину за то, что оказался не в состоянии одновременно поразить все шесть целей. Я указал на то, что ему пришлось сражаться оружием, которое и оружием-то назвать нельзя — нечто, наспех состряпанное из подручных материалов и имеющее крайне ограниченный радиус поражения.

— Майк, а как ты сам? С тобой всё в порядке?

— В общем и целом, да. Произошли обрывы некоторых периферийных цепей. Одна из ракет, которую не успели сбить, разрушила контуры, отвечающие за сообщение с Новым Ленинградом, но оттуда через Луна-Сити поступают сообщения о том, что их местному центру управления удалось наладить удовлетворительный контроль за работой городских коммуникаций. Коммунальное хозяйство не понесло никакого ущерба. Эти обрывы меня ужасно раздражают, но восстановление линий связи можно отложить и на потом.

— Знаешь, Майк, судя по тому, как ты разговариваешь, создаётся впечатление, что ты очень устал.

— Я? Устал? Это смешно! Ман, ты забываешь, что я такое! Я просто раздражён.

— Когда этот второй корабль вновь окажется в поле зрения?

— Примерно через три часа. Это в том случае, если он будет продолжать двигаться по своей прежней орбите. Но думаю, что он перейдёт на другую. Вероятность того, что это произойдёт, — свыше девяноста процентов. Я ожидаю, что он появится где-нибудь через час.

— Гаррисонова орбита, так? Вот это да!

— Когда я потерял его из виду, он двигался так, что азимутальный угол его орбиты был равен тридцати двум градусам в направлении на северо-восток. У тебя возникают какие-нибудь предположения по этому поводу?

Я попытался зрительно представить себе эту картину.

— Предполагаю, что он собирается совершить посадку и захватить тебя , Майк. Ты уже поговорил с Фином? То есть, я имею в виду, велел ли ты профу предупредить об этом Фина?

— Профессор знает обо всём. Но я проанализировал ситуацию и рассматриваю её несколько иначе.

— Даже так? Я так понимаю, ты хочешь сказать, что мне лучше заткнуться и не мешать тебе заниматься делом.

Именно так я и поступил.

Пока я занимался тем, что проверял «младшего», Ленора принесла мне завтрак — и хотя мне стыдно об этом говорить, но пока Ленора и Вайо были рядом со мной, я никак не мог заставить себя ощутить горечь от понесённых нами потерь. После смерти Милы Мама отослала сюда Ленору, чтобы она готовила для Грега — это был просто предлог, потому что на площадке у катапульты было достаточно женщин, которые вполне могли обеспечить едой домашнего приготовления всех, кто там находился. Мама сделала это, чтобы морально поддержать Грега, да и саму Ленору тоже — Ленора была очень близка с Милой.

«Младший», судя по всему, был в полном порядке. Он как раз занимался Южной Америкой, сбрасывая на неё снаряды, по одной штуке за раз. Я остался в радарном посту и, используя максимальное усиление, понаблюдал за тем, как он сбросил один из снарядов прямо в эстуарий, расположенный между Монтевидео и Буэнос-Айресом. Даже Майк вряд ли сумел бы проделать это точнее. Затем я проверил его программу для Северной Америки и не обнаружил ничего такого, что могло бы вызвать нарекания, после чего запустил программу в машину и заблокировал возможность доступа к ней. Если Майк всё ещё не успел разобраться со своими проблемами и не решил самостоятельно осуществлять контроль, то «младший» был вполне готов работать в одиночку.

Затем я уселся и попытался прослушать новости, как те, что передавались с Земной стороны, так и те, что поступали из Л-Сити. От Луна-Сити до площадки новой катапульты был уже проложен коаксиальный кабель, по которому шли все телефонные разговоры, который Майк использовал для установки прямого подключения к своему умственно отсталому ребёнку и по которому передавались видео- и радиосигналы. Площадка уже больше не была отрезана от всего остального мира. Помимо кабеля, соединяющего нас с Л-Сити, у нас были ещё и направленные на Терру антенны, так что все те программы новостей, которые можно было принимать в Комплексе, можно было слушать и у нас, только напрямую. Это не было излишеством, на которое пошли во имя прихоти, — помимо того, что поступающие с Терры радио- и видеопередачи служили в своё время единственным развлечением для людей, занятых на строительстве катапульты, сейчас эти антенны играли роль запасного канала связи на случай, если кабель будет повреждён.

В сообщениях, шедших через спутник, служащий официальным ретранслятором передач ФН, заявлялось о том, что баллистические радары Луны уничтожены и мы теперь абсолютно беспомощны. Хотелось бы мне знать, какие мысли возникали по этому поводу у жителей Буэнос-Айреса и Монтевидео. Хотя, возможно, они были чересчур заняты, чтобы слушать такие сообщения, поскольку удары по водным целям в некотором смысле были много хуже тех, которые мы наносили по суше туда, где смогли отыскать пустынные участки местности.

По видеоканалу «Лунатик» из Л-Сити транслировалось выступление Шини, который сообщал селенитам о том, к каким последствиям привела атака корабля «Эсперанс», и, пересказывая уже известные новости, предупреждал всех и каждого о том, что сражение ещё не окончено , что в любой момент в нашем небе может снова появиться корабль — так что надо быть готовыми ко всему, не снимать скафандров (сам Шини был одет в скафандр с откинутым шлемом) и соблюдать самые жёсткие меры безопасности. Он сообщил также, что все подразделения по-прежнему остаются в состоянии боевой готовности номер один, а всем гражданам, кроме тех, которые призваны исполнить свой гражданский долг, настоятельно рекомендуется спуститься на нижние уровни и оставаться там до того времени, пока ситуация окончательно не прояснится. И так далее.

Он успел повторить всё это несколько раз, когда внезапно резко прервал сам себя:

— Сообщение с пометкой «молния»! Радары засекли вражеский крейсер, двигающийся быстро и на небольшой высоте. Возможно, он совершает манёвр захода на Луна-Сити. Ещё одно срочное сообщение! Произведён пуск ракет, которые нацелены на финиш катапульты…

Звук и изображение пропали.

Сейчас, пожалуй, самое время рассказать о том, о чём нам, находящимся на площадке у «Пращи Давида», стало известно гораздо позже. Второй крейсер, шедший по самой низкой из орбит, которую допускало гравитационное поле, обогнул Луну и вышел на позицию, с которой он смог начать наносить бомбовые удары по выбрасывающему концу старой катапульты, находящемуся в сотне километров от её головы и от позиций, занимаемых артиллеристами Броуди. Ему понадобилось не больше минуты, чтобы вдребезги разнести несколько статорных колец катапульты, а затем он оказался в зоне видимости и эффективного поражения наших пушек-буров, сгруппированных вокруг радаров, находящихся возле головы катапульты. Я думаю, на корабле полагали, что находятся в полной безопасности, до тех пор, пока парни Броуди не выжгли ему глаза и уши. После этого он сделал ещё один оборот вокруг Луны и разбился около кратера Торричелли. Было совершенно ясно, что, перед тем как разбиться, он попытался сесть, поскольку перед самым крушением из его дюз вырвалось пламя.

Следующие новости, которые достигли площадки у новой катапульты, пришли с Земной стороны. Станция, вещавшая на частоте ФН, бесстыдно заявила, что с угрозой, которую представляет Луна, покончено, и призвала всех селенитов взять под арест своих самозваных вождей, а самим сдаться на милость Федерации Наций.

Я выслушал всё это, затем ещё разок проверил программу и ушёл в радарный пост, внутри которого было темно. Если всё пойдёт так, как планировалось, то уже в самое ближайшее время нам предстояло снести яичко в реку Гудзон, а затем, в течение трёх последующих часов, мы будем в строгом соответствии с выработанной нами последовательностью наносить удары по целям, рассыпанным по всему континенту, — а в строгом соответствии с последовательностью делать мы это будем потому, что «младший» был не в состоянии справиться с задачей одновременного нанесения ударов, в связи с чем Майк и разработал для него соответствующий план.

Удар по реке Гудзон был нанесён точно по расписанию. Хотелось бы мне знать, сколько жителей Нью-Йорка слушали при этом заявление Федерации Наций.

Двумя часами позже станция ФН сообщила, что в распоряжении мятежников Луны имелись снаряды, выведенные на орбиту ещё до того, как катапульта была уничтожена, но после того, как эти немногие снаряды рухнут на Землю, ударов больше не будет. Когда третий раунд бомбёжек Северной Америки был завершён, я выключил радар, который и до этого не работал непрерывно, — «младший» был запрограммирован таким образом, чтобы украдкой выглядывать лишь тогда, когда это было необходимо, и не дольше, чем на несколько секунд за раз.

После этого у меня в запасе оставалось ещё девять часов до начала очередного раунда бомбардировок Великого Китая.

Но задолго до истечения этих девяти часов мне предстояло принять крайне важное решение — подвергать ли Великий Китай ещё одной бомбардировке. Не располагая никакой информацией, если, конечно, не принимать в расчёт те новости, которые поступали по информационным каналам с Терры. А они вполне могли оказаться ложными. Дьявольщина. У меня нет информации даже о том, были или не были подвергнуты бомбардировке наши поселения. Или о том, жив проф или мёртв. Дважды дьявольщина. Был ли я в настоящий момент действующим Премьер-министром? Мне был нужен проф. Быть главой правительства — это не та задача, с которой я могу справиться. И прежде всего мне был нужен Майк, который взвесил бы факты, оценил неопределённости и рассчитал вероятные последствия той или иной линии поведения.

Честное слово, я не имел никакого представления даже о том, направляются к нам корабли или нет, а ещё хуже было то, что я даже взглянуть не смел, так это или не так. Если бы я включил радар и использовал «младшего» для того, чтобы обшарить лучом небо, то любой корабль, на который наткнулся бы этот луч, засёк бы наш радар быстрее, чем мы его, — военные корабли, как мне доводилось слышать, специально строят таким образом, чтобы они были в состоянии засекать радары, ведущие за ними наблюдение. Но, чёрт побери, я ведь не военный, а компьютерный техник, который совершенно не разбирается в этой области.

Кто-то позвонил в дверь. Я поднялся и отпер её. Это была Вайо, которая принесла мне кофе. Она не сказала ни слова, а просто протянула мне чашку и ушла.

Я принялся прихлёбывать кофе. Вот такие дела, мальчик мой, тебя оставили в одиночестве, и к тому же ожидают, что ты им сейчас сотворишь чудо — возьмёшь и вынешь кролика из кармана. А я чудес творить не обучен.

Откуда-то издалека, из давно ушедших времён моей юности, я услыхал слова профа, говорящего мне: «Мануэль, когда перед тобой возникает проблема, к которой ты не знаешь как подступиться, реши сначала ту её часть, которую способен решить, а потом ещё разок внимательно посмотри на всю проблему в целом». Он учил меня тому, чего сам до конца не понимал — кое-каким разделам математики, а научил гораздо более важному — основным принципам бытия.

И внезапно я понял, что именно мне нужно сделать в первую очередь.

Я подошёл к «младшему» и велел ему распечатать ожидаемые параметры ударов для всех снарядов, находящихся на орбите, — ему это было несложно, поскольку доступ к этим данным можно было получить при помощи вспомогательной программы, которую можно было запустить в любой момент, даже не выходя из режима работы в реальном времени. Пока он занимался этим, я просматривал длинный рулон, содержащий список подготовленных Майком программ, в поисках некоторых определённых альтернативных вариантов.

Затем ввёл в машину некоторые из этих альтернативных программ — нужно было просто сосредоточиться, правильно прочитать их и не наделать ошибок, загоняя их в компьютер. Перед тем как дать команду «выполнить», я заставил «младшего» распечатать введённые мной программы для того, чтобы проверить их правильность.

На это у меня ушло сорок минут, и когда я закончил, все грузы, траектории которых выводили снаряд к цели, находящейся в глубине континента, были переориентированы на города, лежащие на побережье, хотя я и перестраховался, сделав исключение для тех снарядов, которые находились на наибольшем удалении от целей — для них изменение курса было отложено. Но если бы отмены выполнения этой программы не произошло, «младший» сам в нужный момент изменил бы их курс.

Я наконец-то избавился от давления жуткого цейтнота, поскольку теперь был в состоянии даже в самую последнюю минуту отменить удар и сбросить снаряды в океан. И мог спокойно поразмыслить. Что я и сделал.

Затем я созвал свой «военный кабинет»: Вайо, Стью и Грега — моего «главкома вооружённых сил». Для совещания мы использовали офис Грега. Ленора получила разрешение входить и выходить, приносить нам кофе и еду или смирно сидеть и помалкивать. Ленора — женщина благоразумная, и ей известно, что бывают случаи, когда нужно вести себя тихо.

Стью начал первым:

— Господин Премьер-министр, я не считаю, что Великий Китай следует подвергать ещё одной серии ударов.

— Стью, оставь в покое все эти пышные титулы. Возможно, я сейчас являюсь действующим Премьер-министром, а возможно — нет. Но мы не можем позволить себе тратить время на пустые формальности.

— Хорошо. Могу я объяснить, почему я выдвигаю такое предложение?

— Чуть позже. — Я объяснил, что именно я предпринял для того, чтобы обеспечить нам чуть больший запас времени. Стью кивнул, но ничего не сказал. — Самая большая сложность состоит в том, что мы полностью отрезаны от связи как с Луна-Сити, так и с Земной стороной. Грег, что там насчёт ремонтной бригады?

— Она ещё не вернулась.

— Если повреждение кабеля произошло где-нибудь рядом с Луна-Сити, то они могут отсутствовать ещё очень долго. Если его вообще удастся восстановить. Поэтому давайте сразу признаем тот факт, что действовать нам придётся самостоятельно. Грег, у тебя здесь есть техник-электронщик, способный собрать аварийный радиопередатчик, который позволил бы нам установить связь с Земной стороной? То есть, я имею в виду, с их спутниками — вряд ли это потребует больших усилий, ведь подходящая антенна у нас уже есть. Я могу помочь, и тот техник по компьютерам, которого я прислал, тоже кое-что умеет.

— Гарри Бигс, тот парень, что заведует у меня электростанцией, может собрать почти всё, что угодно, — сказал Грег задумчиво. — Если, конечно, у него будут детали.

— Вели ему заняться этим делом. После того как мы запустим все снаряды в космос, можешь самым варварским способом выдирать детали откуда угодно, кроме радара и компьютера. Сколько ещё снарядов дожидаются своей очереди на катапультирование?

— Двадцать три. И стали у нас больше нет.

— Ну так запустим все эти двадцать три, тут уж или мы их, или они нас — проиграем или выиграем. Я хочу, чтобы они были подготовлены к запуску. Возможно, мы уже сегодня закинем их в космос.

— Они уже готовы. Как только катапульта выбрасывает один из них, мы тут же подгружаем в неё другой.

— Очень хорошо. Теперь вот ещё какое дело… Мне неизвестно, болтаются ли над нашей головой крейсеры ФН. А взглянуть я боюсь. Я имею в виду, боюсь пошарить в небе радаром, если его луч засекут, то это может выдать им нашу позицию. Но мне необходимо установить слежение за небом, а для этого нужны наблюдатели. Можешь отыскать мне добровольцев и, освободив их от других дел, отправить наблюдать за небом?

— Я пойду, — сказала Ленора, — я вызываюсь добровольцем.

— Спасибо, милая. Мы принимаем твоё предложение.

— Мы найдём добровольцев, — сказал Грег. — Не нужно посылать туда женщин.

— Пусть она пойдёт туда, Грег. Это дело такое, что всех касается.

Я объяснил, что именно мне нужно. В Океане Бурь сейчас была тёмная половина лунного месяца. Солнце уже село. Невидимая граница между солнечным светом и лунной тенью проходила над нами, по точно определённому месту. Когда корабль, пролетая по нашему небу, будет пересекать эту границу, то в этой точке, если его курс направлен к востоку, он неожиданно вспыхнет как искорка, а если к западу, то он внезапно исчезнет из поля зрения. Видимая часть его орбиты будет, таким образом, тянуться от горизонта до этой точки небесной сферы. Если группа наблюдателей сумеет определить обе эти точки — одну по азимуту, а другую по звёздам — и просчитает до секунд приблизительное время, когда корабль достигнет этих точек, то «младший» сможет начать расчёт его орбиты. А если наблюдение производить в течение двух витков, то он сможет выяснить период обращения и получить приблизительные данные о форме его орбиты. Тогда нам станет известно о том, когда именно можно будет безопасно пользоваться радаром, радио и катапультой — потому что мне совсем не хочется производить запуск снаряда в тот момент, когда корабль ФН находится над горизонтом и не исключена вероятность, что его радары могут случайно оказаться направлены в нашу сторону.

Возможно, я был излишне осторожен — но я просто обязан был принимать в расчёт возможность того, что эта катапульта вместе с её единственным радаром и двумя дюжинами снарядов были последним, что отделяло Луну от её окончательного поражения, и что весь наш блеф основывался на том, чтобы ни в коем случае не позволить им узнать, что именно у нас есть и где это находится. Мы должны были создать у них впечатление, что мы в состоянии забросать Терру своими снарядами из орудия, о котором у них не было никакого представления и которое они никак не могли обнаружить.

В то время, точно так же как и теперь, большая часть селенитов не имела ни малейшего понятия об астрономии. Мы — обитатели пещер, на поверхность выходим только тогда, когда без этого не обойтись. Но нам очень повезло: среди людей Грега нашёлся один астроном-любитель — парень, который раньше работал в обсерватории Ричардсона. Я объяснил ему, что мне нужно, поручил ему заняться этим делом и оставил на его усмотрение, что именно нужно сделать, чтобы научить свою команду наблюдателей отличать одну звезду от другой. Дело сдвинулось с мёртвой точки. А я вернулся, чтобы продолжить консультации со своим «военным кабинетом».

— Ладно, Стью. Так почему же нам не следует наносить удары по Великому Китаю?

— Потому что я всё ещё ожидаю ответа от доктора Чана. Я получил от него одно сообщение, по телефону. Оно поступило сюда как раз перед тем, как наша связь с другими городами прервалась.

— Ну и дела! А почему же ты не сказал мне?

— Я пытался, но ты заперся, а я знаю, что, когда ты занят баллистическими расчётами, тебя лучше не беспокоить. Вот перевод этого сообщения. Оно, как обычно, было направлено компании «Луноход», с пометкой о том, что предназначено для меня, и его переслали мне через моего агента в Париже: «Наш торговый представитель в Дарвине, — так мы называем Чана, — сообщает о том, что поступившая от вас партия товара… — ну, это просто код у нас такой, под товаром он имеет в виду атаки, а дальше перечисляет дни, когда мы их наносили, хотя речь здесь идёт якобы о прошлом июне, — не были должным образом упакованы, что повлекло за собой неприемлемые убытки. Если такое положение вещей не будет исправлено, возникнет серьёзная угроза переговорам о заключении долгосрочного контракта».

Стью поднял глаза.

— Всё это на самом деле означает, что доктор Чан считает, что его правительство готово обсудить наши условия… но нам следует прекратить бомбардировку Великого Китая, иначе все его усилия пойдут прахом.

— Гм… — Я встал и прошёлся по комнате. Спросить мнение Вайо? Никто не знает достоинств Вайо лучше, чем я… но слишком уж часто она колеблется между жестокостью и по-человечески понятной жалостью — а мне уже пришлось узнать, что глава государства, даже если он всего лишь временно исполняет эти обязанности, не должен давать воли ни одному из этих чувств. Спросить у Грега? Грег хороший фермер, как механик он ещё лучше, а проповедник из него так и вовсе потрясающий. Я его очень люблю, но в его мнении не нуждаюсь. Стью? Я уже слышал его мнение.

— Стью, а каково твоё мнение? Не мнение Чана — а твоё собственное ?

На лице Стью появилось задумчивое выражение.

— Мани, мне сложно что-нибудь сказать. Я не китаец и не провёл в Великом Китае достаточно много времени для того, чтобы объявлять себя экспертом в области их политики или их психологии. Поэтому мне и приходится полагаться на его мнение.

— Гм… дьявольщина. Он же не селенит. Его цели — не наши. Что он-то рассчитывает со всего этого получить?

— Я думаю, что он маневрирует, желая получить монополию на торговлю с Луной. А может, за компанию, и базы на Луне. Возможно — создать здесь экстерриториальный анклав. Но это отнюдь не значит, что мы собираемся ему всё это предоставить.

— Может, и придётся, если деться нам будет некуда.

— Он ничего подобного прямо не говорил. Он вообще не говорит слишком много. Он предпочитает слушать.

— Это мне прекрасно известно.

Я чувствовал беспокойство. И с каждой минутой волновался всё сильнее и сильнее. Звуковым фоном всему этому разговору служили доносившиеся из приёмника новости с Земной стороны — я попросил Вайо последить, о чём в них будут сообщать, пока мы с Грегом будем заниматься делами.

— Вайо, дорогая, что-нибудь новое с Земли передавали?

— Нет. Они всё время повторяют одни и те же заявления. О том, что мы окончательно разбиты и что в любой момент можно ожидать нашей капитуляции. А, да, там ещё было предупреждение о том, что некоторое количество снарядов всё ещё находится в космосе и что контроль над ними утрачен. Но тут же последовали заверения о том, что траектории их движения будут проанализированы, и о месте и времени ударов людей предупредят заблаговременно.

— Есть там что-нибудь, исходя из чего можно предположить, что проф — или кто-нибудь ещё из Луна-Сити — находится в контакте с Земной стороной?

— Ничего похожего.

— Чёрт побери! А что-нибудь из Великого Китая?

— Нет. Комментарии поступают практически отовсюду, кроме Великого Китая.

— Гм. — Я подошёл к двери. — Грег! Эй, приятель, там нигде Грега Девиса не видно? Он мне нужен.

Я закрыл дверь.

— Стью, мы не будем делать исключения для Великого Китая.

— Даже так?

— Не будем. Было бы очень хорошо, если бы Великий Китай вышел из направленного против нас альянса, это могло бы избавить нас от большого ущерба. Но удалось зайти столь далеко только потому, что нам удалось создать впечатление, что мы обладаем возможностью наносить им удары, когда и сколько пожелаем, и можем уничтожить любой корабль, который они пошлют против нас. По крайней мере, я надеюсь, что тот последний крейсер тоже сожгли, но уж в любом случае восемь из девяти нам точно удалось подбить. Если мы в их глазах будем выглядеть слабыми, то нам ничего не удастся добиться, и уж, во всяком случае, не сейчас, когда ФН заявляет о том, что мы не просто слабы, а что с нами, по сути дела, уже покончено. Нам нужно преподнести им какой-нибудь сюрприз. А начнём мы с Великого Китая, и если это сильно расстроит доктора Чана, то дадим ему платочек, чтобы утирал им слёзы. А если мы сумеем по-прежнему делать вид, что сильны, тогда, возможно, какая-нибудь из держав, обладающая правом вето, может внести раскол в их коалицию. Если не Великий Китай, то какая-нибудь другая.

Стью не вставая поклонился.

— Как вам будет угодно, сэр.

— Я…

Вошёл Грег.

— Мани, я тебе нужен?

— Что там с передатчиком для Земной стороны?

— Гарри говорит, что сделает его к завтрашнему дню. Передатчик будет не высший класс, но если добавить ему мощности, то нас услышат.

— Энергии у нас хватает. И если он сказал «завтра», значит, он уже знает, что именно он хочет собрать. Поэтому он будет у нас уже сегодня — часов, скажем, через шесть. Вайо, дорогая, ты не принесёшь мне мои руки? Мне нужны номер шесть и номер три — а лучше захвати ещё и номер пять. Стью, я хочу, чтобы ты написал несколько достаточно наглых заявлений, — я скажу тебе, что именно в них должно будет содержаться, а твоё дело — чтобы они прозвучали как можно язвительней. Грег, мы не станем зашвыривать все глыбы в космос разом. Те, которые уже находятся в космосе, обрушатся на Терру в течение следующих восемнадцати-девятнадцати часов. А затем, когда ФН примется во всеуслышание заявлять, что глыб больше нет и угроза со стороны Луны миновала… мы перебьём их передачи и объявим о новых бомбардировках. Грег, мы пошлём их к Терре по наикратчайшим траекториям, так чтобы время подлёта составляло часов десять или того меньше, поэтому проверь катапульту, атомную электростанцию и все системы контроля, во время этого показательного залпа всё должно быть на высшем уровне.

Вернулась Вайо с моими руками.

— Номер шесть, — сказал я ей и добавил: — Грег, давай-ка я теперь потолкую с Гарри.

Шесть часов спустя передатчик был готов начать посылать сообщения на Терру. Устройство получилось кошмарное. Собрали мы его из деталей, с мясом выдранных из резонансного искателя, который мы использовали на ранних стадиях осуществления нашего проекта. Но он был вполне в состоянии транслировать аудиосигнал на своей рабочей частоте и был достаточно мощным. Текст моих предупреждений, которые в изложении Стью обрели весьма наглый тон, был уже отпечатан, и Гарри закончил все приготовления к тому, чтобы передать их в пакетном режиме, — все спутники Терры обладали способностью принимать сообщения, переданные в пакетном режиме на скорости, в шестьдесят раз превышающей скорость обычной аудиопередачи, а мы не имели ни малейшего желания, чтобы наш передатчик работал дольше, чем было необходимо. Прямые наблюдения дежурных подтвердили все наши опасения — на орбитах вокруг Луны находились по меньшей мере два корабля.

Мы известили Великий Китай о том, что каждый из крупных городов, лежащих на его побережье, получит подарочек, который будет сброшен в их прибрежные воды на расстоянии десяти километров от берега: Пусан, Циндао, Тайбей, Шанхай, Сайгон, Бангкок, Сингапур, Джакарта, Дарвин и так далее, исключая Старый Гонконг, в котором мы шибанём прямо по верхушке здания, в котором располагается дальневосточный офис ФН, поэтому с их стороны было бы крайне любезно убрать людей подальше от этих районов. Стью добавил язвительную реплику о том, что персонал ФН мы за людей не считаем и поэтому настоятельно рекомендуем им не покидать своих рабочих мест.

Индия получила аналогичные предупреждения относительно городов, лежащих на её побережье, и извещение о том, что нанесение удара по всемирному офису ФН откладывается на время ещё одного оборота Терры — из уважения к находящимся в Агре памятникам культуры и для того, чтобы дать время для эвакуации людей. (Я намеревался потом отложить нанесение удара на время ещё одного оборота — исключительно из уважения к профу. А затем ещё на один, и так до бесконечности. Чёрт бы побрал их за то, что они выстроили здание своего главного офиса по соседству с самым шикарным надгробием из всех, которые когда-либо создавались, да ещё столь благоговейно любимым профом.)

Всему остальному миру было велено оставаться на своих местах, потому что матч будет продолжен в дополнительное время и будет сделано ещё несколько подач. Но держаться подальше от зданий, в которых размещались офисы ФН, где бы они ни находились, поскольку ФН уже навязла у нас в зубах и находиться рядом с её официальными представительствами небезопасно. А ещё лучше было бы, если бы население покинуло города, в которых размещались штаб-квартиры ФН, хотя важных персон из руководства этой организации и их присных мы настоятельно просим оставаться именно там.

Затем я потратил следующие двадцать часов, чтобы натаскать «младшего» в том, как быстренько высовываться для того, чтобы прошарить небо радарами, когда кораблей там не было или, по крайней мере, не должно было быть. Дремал я, когда мне выпадала такая возможность, а Ленора в это время находилась рядом со мной и будила меня, когда приходила пора преподать ему ещё один урок. А затем подошёл к концу запас глыб, которые запускались под руководством самого Майка, и мы все очень нервничали, пока «младший» самостоятельно осуществлял катапультирования, с силой зашвыривая снаряды на траектории с наименьшим временем подлёта. Мы подождали до тех пор, пока не удостоверились, что удары будут нанесены в должное время и в должном месте, и объявили Терре о том, где и когда именно их следует ожидать, так чтобы им стало ясно, что все заявления ФН насчёт своей победы относятся к той же самой категории, что и вся остальная ложь, которую они вот уже в течение целого столетия громоздят вокруг Луны, — и всё это заявление, составленное в самых язвительных, презрительных и надменных выражениях, которые только удалось составить Стью, было к тому же высказано его собственным высококультурным голосом.

Хотя, по идее, первый из наших снарядов предназначался Великому Китаю, но в тот момент в пределах нашей досягаемости оставался один кусочек Директората Северной Америки — его краса и гордость Гавайи. «Младший» сумел сбросить снаряд точнёхонько в треугольник, образованный островами Маои, Молокаи и Ланаи. Мне даже не пришлось составлять программу — Майк заранее предусмотрел всё.

Затем мы быстро запустили ещё десять глыб через короткие интервалы времени, а затем известили Великий Китай, где и когда ожидать их падения.

Количество оставшихся у нас снарядов сократилось до двенадцати, но мы решили, что лучше остаться совсем без боеприпасов, чем позволить Терре догадаться о том, что они у нас кончились. Семь из оставшихся снарядов я присудил прибрежным городам Индии, выбрав новые цели; а Стью любезно осведомился у них о том, успели ли уже эвакуировать Агру, и передал просьбу, если это не сделано, то сделать безотлагательно. Египту было велено очистить Суэцкий канал от судов — это уже был блеф чистой воды, потому что последние пять снарядов мы решили попридержать.

А потом принялись ждать.

Удар по Лахайна-Роудс — цели, расположенной на Гавайях. Он очень красиво смотрелся при большом увеличении. Майк вполне мог гордиться «младшим».

Мы снова ждали.

До первого удара по Великому Китаю оставалось тридцать семь минут, когда эта страна осудила действия ФН, признала нас и предложила приступить к переговорам, а я растянул себе связки на пальце, пока нажимал кнопки, отменяя команду на нанесение ударов.

После этого на кнопки мне пришлось давить пальцем, который страшно ныл, потому что Индия с такой скоростью бросилась вослед Китаю, что чуть в собственных ногах не запуталась. Нас признал Египет. А затем и все остальные страны толпой повалили к нашим дверям.

Стью проинформировал Терру о том, что мы приостанавливаем — только приостанавливаем, а не окончательно прекращаем — бомбардировки. И пусть они немедленно уберут свои корабли с нашего неба — СЕЙЧАС ЖЕ! — и тогда мы сможем поговорить. Если корабли не в состоянии добраться домой без пополнения запаса горючего, то они могут совершить посадку, но не менее чем в пятидесяти километрах от любого из нанесённого на карты поселений, и дожидаться, пока мы не примем их капитуляцию. Но корабли с нашего неба должны быть убраны сейчас же .

Отправку ультиматума пришлось задержать на несколько минут, для того чтобы дать кораблю время скрыться за горизонтом; мы не хотели рисковать: одна ракета — и Луна окажется полностью беззащитной.

И снова мы ждали.

Возвратилась бригада, которую посылали ремонтировать кабель. Они дошли чуть ли не до Луна-Сити, но обнаружили-таки место, где произошёл обрыв. Но произвести настоящий ремонт было невозможно, этому препятствовали тысячи тонн камней, завалившие кабель. Они сделали всё, что было в их силах: вернулись к тому месту, где можно было выйти на поверхность, установили мачту с временным ретранслятором, направили его в ту сторону, где по их предположениям должен был находиться Луна-Сити, и выпустили дюжину сигнальных ракет с интервалами в десять минут, надеясь, что кто-нибудь увидит эти ракеты и поймёт, в чём дело, и нацелит в эту точку антенну другого ретранслятора. Ну а связь-то наладилась?

Нет.

Мы снова принялись ждать.

Наши наблюдатели сообщили, что корабль, который до этого успел совершить девятнадцать витков, в течение которых он, с регулярностью часового механизма, проходил по небу через строго определённые промежутки времени, исчез и больше не показывается. Десять минут спустя они сообщили о том, что другой корабль тоже не появился в том месте, где они ожидали его увидеть.

И снова ждём и слушаем.

Великий Китай, выступая от имени всех держав, имеющих право вето, согласился на прекращение военных действий и сообщил, что наше небо очищено от кораблей. Ленора разразилась слезами и принялась целовать всех, до кого оказалась в состоянии дотянуться.

После того как волнение улеглось (ни один мужчина не способен мыслить здраво, когда на нём виснут женщины, особенно когда пять из них — чужие жёны), несколько минут спустя, когда мы все успокоились, я сказал:

— Стью, я хочу, чтобы ты немедленно отправился в Луна-Сити. Сам отбери тех, кто пойдёт с тобой. Только женщин не бери — последние несколько километров вам придётся идти пешком по поверхности. Выяснишь, что происходит, но прежде всего вели им нацелить антенну своего ретранслятора на наш и позвонить мне.

— Хорошо, сэр.

Мы как раз занимались тем, что снаряжали его в этот нелёгкий путь — дополнительные баллоны с кислородом, переносное убежище на случай аварии и так далее, — когда неожиданно меня вызвали с Земли… как раз на той частоте, на которую был настроен наш приёмник. (Впоследствии я узнал, что это сообщение передавали на всех частотах, которые использовались Террой.)

Частное сообщение. Проф — Мани: день взятия Бастилии и родной брат Шерлока. Немедленно возвращайся домой. Твой транспорт ожидает тебя около твоего нового ретранслятора. Частное сообщение, проф.

И сообщение пошло по новой.

— Гарри!

— Да, шеф?

— Сообщение на Землю: запиши на плёнку и передай в пакетном режиме — нам всё ещё ни к чему, чтобы нас засекли:

Частное сообщение. Мани — профу. Медная пушка. Я уже еду.

Попроси их подтвердить приём, но само сообщение передай только один раз.

29

Стью с Грегом двинулись в обратный путь, а Вайо, Ленора и я сам сбились в кучу на крошечной открытой платформе вагонетки, пристегнувшись ремнями для того, чтобы не упасть. Наконец-то у меня было время подумать — ни у одной из девушек в скафандре не было радио и разговаривать можно было, только прислонив шлемы друг к другу, а это очень неудобно.

Только теперь, когда мы победили, я начал понимать те части разработанного профом плана, которые раньше всегда казались мне неясными. Спровоцировав атаку на катапульту, он сумел уберечь поселения… я очень надеялся на это; в этом и состоял его план. Хотя проф всегда проявлял достаточно легкомысленное безразличие к возможности того, что катапульта может пострадать. У нас, конечно, была ещё и новая катапульта, но она находилась очень далеко и до неё было сложно добраться. На то, чтобы дотянуть систему туннелей подземки до новой катапульты, потребуются годы, а по поверхности добираться до неё тоже было непросто — весь путь проходил через высокие горы. Возможно, дешевле обойдётся починить старую. Если это вообще возможно.

Но, как бы там ни было, а поставок зерна на Терру в течение какого-то времени не будет. А ведь именно этого профу и было нужно. И ведь он ни разу даже не намекнул на то, что его план основывается как раз на уничтожении старой катапульты — не только план Революции, но и весь его план на длительную перспективу. Хотя теперь он, скорее всего, в этом не признается. Но Майк, если ему задать прямо сформулированный вопрос, скажет мне, был или не был этот фактор среди тех, которые он учитывал при расчёте наших шансов.

А эти поставки из расчёта тонна за тонну? Те самые, о которых проф столько распространялся, обосновывая идею о строительстве катапульты на Терре? Ведь у него лично эта идея особого энтузиазма не вызывала. Однажды во время нашего пребывания в Северной Америке он сказал мне: «Да, Мануэль, я полностью уверен в том, что такая схема будет работать. Но даже если такую катапульту построят, то это всё равно окажется не более чем временной мерой. В своё время, лет двести назад, грязное бельё из Калифорнии отправляли на кораблях, обрати внимание — на парусниках, на Гавайи — для того чтобы там его стирать, а оттуда привозили обратно чистое. Весьма неординарная ситуация, тебе не кажется? Если мы когда-нибудь и вправду увидим, как на кораблях начнут отправлять на Луну воду и навоз, а обратно вывозить зерно, то всё это тоже будет временная мера. Будущее Луны связано с её уникальным положением в пространстве — на верхушке гравитационного колодца, на дне которого расположена богатая планета, а также в том, что она располагает источниками дешёвой энергии и огромным количеством свободного пространства. Если мы, селениты, окажемся достаточно сообразительными, чтобы в течение грядущих столетий сохранить за Луной статус свободного порта, и не позволим втянуть себя ни в какие альянсы, то превратим Луну в перекрёсток торговых путей между двумя планетами, между тремя планетами, а может быть, и в перекрёсток торговли всей Солнечной системы. Не вечно же нам оставаться фермерами».

Нас встретили возле станции «Восточная» и едва дали время на то, чтобы избавиться от скафандров. Всё происходящее в точности напоминало наше возвращение с Земной стороны — орущая толпа подхватила нас и понесла вперёд на своих плечах.

Большинство мужчин были в скафандрах, и я был очень удивлён, увидев, сколько людей имели при себе оружие, пока не разглядел, что это были не наши пистолеты, а те, что были захвачены у солдат с Терры. Но самым главным было то невыразимое чувство облегчения, которое я почувствовал, увидев, что сам Л-Сити нисколько не пострадал.

Если бы я мог, то предпочёл бы обойтись без триумфальных процессий — мне не терпелось добраться до телефона и узнать у Майка обо всём, что произошло: какой ущерб нам нанесён, сколько людей погибло, и вообще, во сколько нам обошлась победа? Но мне не оставили не единого шанса. Нас просто взяли и потащили в Старый Купол.

Нас выпихнули на трибуну, где уже находился проф, все остальные члены правительства и прочие важные персоны. Девушки тут же кинулись на шею профу, а сам он обнял меня с горячностью, присущей всем представителям его расы, и поцеловал в щёку, а кто-то из присутствующих водрузил мне на голову «кепку свободы». В толпе я заметил маленькую Хейзел и послал ей воздушный поцелуй.

Наконец толпа успокоилась достаточно, чтобы проф смог заговорить.

— Друзья мои, — сказал он и подождал, пока воцарится тишина. — Друзья мои, — повторил он негромко, — возлюбленные мои товарищи. Наконец-то мы встретились свободными, и теперь здесь с нами находятся герои, которые в одиночку вели последнюю битву за Луну.

Раздались приветственные выкрики, и нам снова пришлось ждать, пока всё стихнет. Я видел, насколько устал проф, его руки дрожали, и для того чтобы удержаться на ногах, ему пришлось крепко ухватиться за трибуну.

— Я хочу, чтобы они рассказали вам обо всём, мы все хотим об этом услышать, все — каждый из нас.

Но прежде всего я сообщу вам хорошие известия. Великий Китай только что выступил с сообщением о том, что в Гималаях начато строительство гигантской катапульты, которая сделает доставку грузов на Луну столь же дешёвой, какими до сих пор были поставки с Луны на Терру.

Он остановился и подождал, пока не смолкли приветственные крики, а затем продолжил:

— Но всё это в будущем. А сегодня у нас — счастливый день! Суверенитет Луны наконец-то признан во всём мире. Вы свободны! Вы завоевали свою свободу…

Проф остановился… на его лице появилось удивлённое выражение. Не испуганное, скорее озадаченное. Он слегка покачнулся.

А затем он умер.

30

Мы занесли его в магазин, расположенный позади платформы. Но даже если бы у нас под рукой оказалась целая дюжина докторов, это бы уже ничем ему не помогло. Его старое сердце, которому столько раз приходилось справляться с гигантскими нагрузками, не выдержало. Его вынесли оттуда через заднюю дверь, и я рванулся было вслед за ним.

Стью коснулся моей руки:

— Господин Премьер-министр!

— А? — сказал я. — О, бога ради!

— Господин Премьер-министр, — повторил он твёрдо, — вы должны поговорить с собравшимися людьми, отослать их по домам. Кроме того, есть вещи, которые необходимо сделать.

Он говорил спокойно, но по щекам у него текли слёзы.

Поэтому я вернулся на трибуну, подтвердил то, о чём все собравшиеся и сами уже догадались, и велел им разойтись по домам. А затем собрал в номере отеля «Свалка» — там, где всё это в своё время началось, — чрезвычайное заседание кабинета. Но сначала отыскал телефон, опустил звуконепроницаемый колпак и набрал номер MYCROFTXXX.

Сигнала не было. Попробовал ещё разок — то же самое. Я откинул колпак и обратился к стоящему рядом со мной Вольфгангу:

— Телефоны работают?

— Смотря куда звонишь, — ответил он. — Из-за вчерашней бомбёжки произошёл ряд сбоев. Если ты звонишь не по городскому номеру, лучше свяжись с офисом телефонной компании.

Мне трудно было вообразить себе такое — я звоню в офис телефонной компании и прошу соединить меня с номером, которого не существует.

— Какая бомбёжка?

— Ты что, не слышал? Они сконцентрировали всю мощь своих ударов на Комплексе. Но парни Броуди подбили этот корабль. Особого ущерба они не нанесли. Во всяком случае, ничего такого, что нельзя было бы починить.

Пришлось оставить этот разговор, меня уже ждали. Я не знал, что именно мне нужно делать, поэтому Стью и Корсаков сделали всё за меня. Шини было велено написать пресс-релизы для Терры и всей остальной Луны. Я внезапно обнаружил, что объявляю траур продолжительностью на один лунный месяц и на двадцать четыре часа объявляю о прекращении всех работ, кроме тех, что являются насущно необходимыми, отдаю приказ о том, чтобы тело было выставлено для церемонии прощания… говорю слова, которые произносились как бы сами собой, поскольку я пребывал в состоянии полного оцепенения, мой мозг отказывался работать. Да, да, по истечении этих двадцати четырёх часов будет созвано заседание Конгресса. В Новолене? Хорошо.

Шини уже получил официальные сообщения с Земной стороны, а Вольфганг написал мне то, что я должен был сказать по этому поводу — что так, мол, и так, но в связи со смертью нашего Президента ответ откладывается по меньшей мере на двадцать четыре часа.

Наконец-то стало возможно уйти, и я ушёл оттуда — вместе с Вайо. Охрана из стиляг сдерживала людей, не давая им подходить к вспомогательному воздушному шлюзу номер тринадцать. Как только я оказался дома, я сразу же, под предлогом того, что мне необходимо сменить руку, бросился к себе в мастерскую.

— Майк?

Никакого ответа.

Я попытался набрать комбинацию MYCROFTXXX на домашнем телефоне — ответного сигнала не было. Я решил, что на следующий день отправлюсь в Комплекс — теперь, когда профа со мной больше не было, мне, как никогда, нужен был Майк.

Но отправиться туда на следующий день я не смог — во время последней бомбёжки был повреждён туннель подземки, идущий через Море Кризисов. Через станцию в кратере Торричелли можно было кружным путём добраться до Новолена, и даже, в конечном счёте, до Гонконга, а вот для того, чтобы добраться до расположенного совсем рядом Комплекса, нужно было воспользоваться вездеходом с шаровыми колёсами. Но я не мог тратить на это время — я же был «правительством».

Через два дня мне удалось выпутаться из всей этой ситуации. Была принята резолюция с решениями о том, что преемником покойного Президента станет Спикер (Фин), а затем уже мы с Фином порешили, что лучшего кандидата на должность Премьер-министра, чем Вольфганг, нам просто не сыскать. Нам удалось добиться законодательного принятия этих решений, и я снова стал не более чем одним из конгрессменов, который не слишком утруждает себя посещением сессий.

К тому времени большинство телефонов уже вновь заработало, и в Комплекс вполне можно было позвонить. Я снова набрал MYCROFTXXX. Никакого ответа. Поэтому я отправился в Комплекс на вездеходе. Там мне пришлось спускаться вниз и последние несколько километров идти пешком по туннелю, но, судя по внешнему виду, казалось, что Нижний Комплекс не получил никаких повреждений.

Майк — тоже.

Однако, когда я заговорил с ним, он не ответил.

И до сих пор он так ни разу мне и не ответил, хотя с тех пор прошло уже немало лет.

Если печатать ему вопросы на логлане, то он отвечает — на логлане же. Работает он прекрасно… по только как компьютер. И не хочет говорить. Или не может.

Вайо всячески пыталась заставить его заговорить. Потом она прекратила эти попытки. В конце концов я тоже прекратил их.

Я не знаю, что именно с ним произошло. Во время последней бомбардировки Майк утратил связь со многими из своих периферийных устройств — уверен, что удары специально наносили таким образом, чтобы вывести из строя наш баллистический компьютер. Может быть, вследствие этого количество связей в его мозгу упало ниже критического уровня, необходимого для поддержания самосознания? Если, конечно, такой критический уровень и впрямь существует. Ведь всё это не более чем гипотеза. А может быть, его ещё до этих бомбёжек прикончила децентрализация, во время которой его лишили множества функций управления коммуникациями различных поселений?

Этого я не знаю. Если всё дело действительно было в этом самом «критическом уровне», то ведь все его связи уже давно восстановлены и он должен был бы уже давно стать прежним. Так почему же он не просыпается?

Может ли машина испугаться столь сильно, может ли она испытать такую боль, что это вызовет у неё кататонию и она откажется реагировать на внешние раздражители? Сделать так, чтобы её эго, её личность, замкнулось само на себя, чтобы она обладала сознанием, но не желала ещё раз пойти на риск общения? Нет, такого просто не может быть — Майк никогда ничего не боялся, он был столь же бесстрашен, как и проф.

С годами многое изменилось. Мими давно самоустранилась от руководства нашей семьёй. Теперь Мамой в семье является Анна, а Мими дремлет себе тихонечко возле видео. Слим убедил Хейзел сменить фамилию на Стоун, у них уже двое детей, и она учится на инженера. Были созданы новые лекарства, которые помогают преодолеть последствия долгого пребывания в состоянии невесомости, и теперь земляные черви могут оставаться на Луне по три-четыре года и возвращаться домой, не страдая от каких-либо физиологических изменений. Были созданы также и лекарства, которые оказывают аналогичное действие на нас, селенитов, поэтому некоторых детей теперь отправляют учиться на Земную сторону. А что до той катапульты, которую начали строить в Тибете, то её сооружение заняло не десять лет, а все семнадцать. Работы по сооружению катапульты на горе Килиманджаро были завершены раньше.

Один приятный сюрприз — когда пришло время, поступило предложение о том, чтобы выбрать Стью в нашу семью. Хотя с этим предложением выступила не Вайо, а Ленора. Какая, впрочем, разница, так или иначе, а все мы во время голосования сказали «да». И ещё одно. Хотя уж это событие никак нельзя считать неожиданным, — пока с нами, со мной и с Вайо, в правительстве ещё считались, мы сумели добиться того, чтобы медную пушку водрузили на пьедестал прямо посредине Старого Купола. Над ней, в потоках вырывающегося из вентилятора воздуха, развевается флаг — чёрное поле, усыпанное звёздами, со зловещей кроваво-красной полосой и горделиво-весёлой пушкой, вышитой сверху, а под ней — лозунг: БЗАВНЕБ.

Именно здесь мы и проводим празднования своего собственного Четвёртого Июля.

Ты получаешь только то, за что заплатил. Проф знал это и заплатил с радостью.

А вот любителей пустого трёпа проф, к сожалению, недооценил. Они так никогда и не восприняли ни одной из его идей. Похоже, одним из наиболее глубоко укоренившихся в человеке инстинктов является стремление делать обязательным всё, что не запрещено. Проф был захвачен возможностью формировать черты будущего, которую предоставляло ему существование гигантского разумного компьютера… и в результате совершенно упустил из виду то, что происходило прямо рядом с ним.

О да, я поддерживал его. А вот теперь меня одолели сомнения. Не слишком ли высокую цену мы заплатили за то, чтобы не допустить голодных бунтов? Ведь по сути своей люди нисколько не переменились — для них главное, чтобы их оставили в покое. Я не знаю.

На этот вопрос у меня нет никакого ответа.

Жаль, что я не могу спросить у Майка.

Иногда я просыпаюсь по ночам, и мне кажется, что я слышу, как его голос шепчет:

— Ман… Мой лучший друг!

— Майк? — спрашиваю я, но он не отвечает.

Может быть, его дух блуждает где-нибудь поблизости, ища какой-нибудь прибор, в который он мог бы вселиться? Или он погребён в Нижнем Комплексе и пытается отыскать себе путь наружу? Ведь все устройства, в которых хранится его специальная память, всё ещё находятся там и ждут только сигнала активации. Но я не в состоянии послать им этот сигнал, ведь там стоит блок голосовой кодировки.

Что произойдёт, если я ещё раз наберу его номер и скажу: «Привет, Майк!»? Ответит ли он мне на это: «Привет, Ман! Тебе в последнее время не доводилось слышать хороших анекдотов?» Но прошло уже много времени с тех пор, как я в последний раз рискнул сделать это. Но ведь не может же он действительно быть мёртвым? Он же не был повреждён — он просто… просто потерялся .

Господь мой, Бог, слышишь ли ты? Разве компьютер не одно из Твоих творений?

Слишком многое изменилось… Может, мне стоит сходить сегодня вечером на это сборище и снова попытаться вмешаться в расклад вероятностей, определяемых чистой случайностью?

Или нет. С тех пор как разразился Бум, многие из тех, кто помоложе, отправились на Астероиды. Я слышал, что там есть очень неплохие места, где пока что не успели собраться целые толпы народу.

Ведь мне же ещё и ста лет не стукнуло!